– Ты уверена, что мы идём правильно?
– Да. Мадемуазель никогда не ошибается с направлением, если побывала, где-то хоть раз.
– И как ты их понимаешь?
– У тебя, когда-нибудь, была собака?
– Нет. В Междустенье собак мало, и щенки все нарасхват. Мне так ни одного и не досталось.
– Бедненький! Почему же у вас собак мало? Вроде охотничье поселение.
– Отец говорил, вырождаются они – слишком близкие родственники, вот и дают слабое потомство.
– Вот чудаки! Поймайте несколько волчат, приручите, обращайтесь с ними ласково, вот вам и будет вливание свежей крови для пёсьего племени. Ведь, по сути, волк и собака это одно и то же животное, раз у них может быть общее потомство. Кстати с людьми та же история – если вы запрётесь от всего мира в своём Междустенье, то рано или поздно ваши женщины станут рожать одних уродов и дураков, не способных жить самостоятельно.
– Кого же тогда нам наловить? Люди в наших лесах не водятся.
Сато рассмеялась.
– Да, с людьми всё гораздо сложнее. Помнится, в обычаях иных народов было красть женщин соседних племён, чтобы сделать их своими жёнами. Это конечно варварство, но это тоже выход. Однако вам нужно нечто иное. Необходимо нарушить своё уединение и попытаться наладить связь с внешним миром.
– Твои бы слова, да нашему священнику в уши! Он-то наоборот всё твердит, чтобы мы из каньона нос не высовывали. Мир, дескать, там жестокий, за пределами Божьей горсти, то есть.
– Дурак он, этот ваш священник. Ох, как часто я такое видела! Умный, умный, а дурак! Впрочем, он старик и ему, конечно, свойственно сидеть на месте и забывать о том, чем жив род людской. Да, мир жесток и несправедлив. Да, в борьбе с ним легко свернуть себе шею. Но если от него прятаться, то жизнь самому тебе будет не в радость. Вы же люди, а не раки-отшельники. Впрочем, раки-отшельники тоже время от времени сбрасывают свои панцири, чтобы заняться любовью.
– Может, хватит на сегодня, или хотя бы подождём до вечера?
– Ах ты!..
Сато дала ему подзатыльник в притворном гневе.
– И это говорит мне мужчина? Или ты больше не можешь? Слабак!
– Я покажу тебе, какой я слабак!
С этими словами Стефан набросился на неё, повалил на траву и они принялись кататься на ней в шутливой борьбе, финал которой был вполне предсказуем.
– Гав! – раздалось вдруг рядом с ними. – Гав! Гав!
Стефан ещё не слышал, чтобы Монсеньор лаял. Кроме того, когда они с Сато сходились в любовном поединке, было ли это днём или ночью, умные собаки скромно удалялись, чтобы встать на стражу. Так было до сих пор, но не теперь.
Сейчас Монсеньор сидел на небольшом холмике рядом с поляной, где собрались было поразвлечься Сато и Стефан. Всем своим видом пёс, как бы старался напомнить хозяевам, что у них мало времени. Из-за его плеча на них с укоризной поглядывала Мадемуазель.
– Ладно, ладно! – сказала Сато, поднимаясь на ноги и поправляя одежду. – Вы правы! Вы все правы, нам надо спешить. Только позволю себе напомнить, так, между прочим, что каждый миг человеческой жизни, потерян навсегда, а любой неиспользованный шанс может быть последним!
Сказав это, она повернулась к Стефану спиной и зашагала вслед собакам, потрусившим впереди. Некоторое время они шли, сохраняя неловкое молчание. Затем Стефан, чтобы немного разрядить атмосферу, спросил:
– И всё-таки, как же ты понимаешь, что они говорят?
– Ты всё об этом? – произнесла Сато устало. – Говорю тебе, заведёшь щенка, вырастишь его сам, с маленького и научитесь вы понимать друг друга с полуслова, полугава и полувзгляда, как я вот с этими дворнягами.
– Так ты их вырастила?
– Нет, вообще-то это они меня вырастили.
– Как это?
– Они были моими няньками в те далёкие годы, когда дни Адама ещё не начались. Вот что – хватит об этом, а то я начинаю чувствовать намёки на мой преклонный возраст!
И она опять обиженно замолчала. Стефан понял, что если так пойдёт дальше, то они поссорятся. У него было мало опыта общения с женщинами, (Ларни была строптива, но не обидчива), поэтому он не знал, стоит ли сейчас молчать или сказать, что-нибудь, чтобы разрядить напряжённую атмосферу.
– Если вы так легко общаетесь, то спроси у них, долго ли нам ещё идти? – спросил он, гадая какую реакцию, может вызвать его вопрос.
– Мы уже обсуждали это, – ответила Сато задумчиво, имея в виду, что обсуждала этот вопрос с собаками. – Если будем и дальше идти в обход, как сейчас, то потеряем ещё день-полтора, а если пройдём коротким путём, то будем на месте часа через три или вообще никогда не дойдём до пещер семи братьев.
– Что значит, никогда не дойдём?
– А то и значит, что нас съедят по дороге. Короткий путь лежит под горой и проходит через старые гномьи шахты и тоннели. Гномов там сейчас нет, но зато водится много всяких хищных и прожорливых тварей. Собаки там уже бегали и остались живы, но ведь собаки бегают быстрее нас.
– Я бы рискнул! – храбро заявил Стефан и погладил рукоять демонического меча.
После давешнего нападения он решил его себе оставить. Сато при взгляде на этот клинок поморщилась и сказала, что предпочитает эльфийское оружие. Стефан удивился, так-как демоническое изделие было втрое острее, но спорить не стал, ведь у его подруги были большие нелады с соплеменниками.
– Ну что же, – глубокомысленно ответила Сато, – может ты и прав. Может, стоит рискнуть. В конце концов, Госпожа Судьба с равным успехом найдёт нас и на горе, и под горой.
– А как мы туда попадём?
– А вот так! Проще некуда.
Стефан взглянул в направлении, куда указывала Сато, и увидел в склоне горы отверстие. Как раз собаке пролезть.
– Это что, и есть ворота в царство гномов? – с сомнением спросил он.
– А ты ожидал, что здесь будут золотые створки высотой в два человеческих роста?
– Да нет, это я так, размышляю. Не застрять бы! Надеюсь не весь путь такой?
– Не весь. В некоторых местах можно подняться на четвереньки. Ха-ха! Он поверил! Не делай такие круглые глаза, я пошутила.
– А если я всё-таки застряну?
– Тогда я пошлю Монсеньора, он живенько обежит вокруг и куснёт тебя за зад. Вылетишь, как пробка!
– А если?..
– Никаких если! Ты со мной или нет? Если хочешь, то можешь остаться!
И тут Сато скользнула в нору, будто была ужом, а не человеком.
Он рассказал им все истории, которые десятки раз слышал от родителей и от соседей. Всё, что случилось до его рождения, чему он сам не был свидетелем, но что касалось его семьи, её недавней истории, а значит и его самого.
Толстый старик, его немолодая, но очень красивая жена и ещё пять женщин, таких же красивых, но гораздо моложе, от девятнадцати до двадцати двух – двадцати трёх лет, слушали его, открыв рты и распахнув глаза от удивления.
Они слушали, едва не позабыв о маленьких детях, что лежали и сидели на руках и о детях постарше, которые бегали вокруг. У старика дрожали губы. Он тайком смахивал слёзы, но они тут же набегали снова.
Старшая из женщин откровенно разрыдалась, когда Руфус рассказывал, как мама появилась полуобнажённая, вымазанная глиной и спасла от монстра Стефана, которому тогда было всего пять неполных лет. Спасла и едва не погибла сама, придавленная расстрелянным чудовищем.
Потом он рассказал про Ларни и про то, как мама и папа поженились, когда Ларни было два года. Рассказал про себя…
По всему было видно, что присутствующие здесь люди, (кроме маленьких детей), были когда-то знакомы с Марантой-воительницей и чем-то ей обязаны. Зная свою маму, Руфус не очень этому удивился.
Всё было бы хорошо, но… только он принялся излагать учение Инци, как его тут же прервали.
– Ты это, парень, брось! – заявил толстый старик. – Мы тут разных сказок наслушались. Вера вещь хорошая, но мы верим только в свои руки, ноги и голову, а во всякие там "инци" пусть верит тот, кого родители и руками, и ногами обидели. Голова вообще штука сложная, о ней лучше не судить. Ты расскажи лучше…
Руфус скрипнул зубами, но смолчал. Священник предупреждал, что донести истины, провозглашённые Инци до невежд, будет непросто, и действовать в лоб здесь нельзя, иначе они замкнутся и совсем не станут слушать или подымут его на смех. И то, и другое означало провал, а ведь сидящие перед ним люди, всерьёз заинтересовали его и даже начали нравиться. Значит, хотите подробностей? Будут вам подробности!
И Руфус подробно изложил историю исчезновения Стефана и Ларни, потом рассказал о своих голосах и видениях, и наконец, о том, что родители пошли выручать заблудившихся сестру и брата, оставив его дома одного, на попечение священника.
Услышав такие новости, всё общество взволновалось. Особенно был потрясён старик Порфирий. Он вскочил, несмотря на всю свою тучность и принялся бегать по комнате, бормоча при этом:
– Помочь! Помочь? Чем помочь? Может, дождёмся Дианы? Она что-нибудь придумает! Нет, нельзя Диане о Маранте говорить. Хоть и прошло много лет, кто знает, как она примет то, что Маранта жива? Лучше не рисковать.
– Тогда что же делать? – спросила хозяйка, заломив руки.
– Для начала надо отыскать это Междустенье, но кто туда пойдёт? Жаль, что сэра Галля тоже нет – вместе они уехали. Правда здесь есть немало хороших и храбрых ребят, но как им объяснить, зачем всё это нужно?
– Для разведки новых территорий в каньоне, – резонно заметила Альмери. – Столько лет живём бок-о-бок, а не знаем, что место, которое считается проклятым – обитаемо! Это Междустенье может стать хорошим союзником, если захочет с нами иметь дело, а то союзников у нас только и есть, что лагерь Золаса, который сейчас называют Золас-градом, а этого маловато против Торгового города, а он, сам знаешь, давно на нас зубы точит.
Руфус поймал себя на том, что голоса вокруг него звучали, как-то глухо, будто его уши были набиты сухим мхом. Потом он обнаружил, что его голова стала слишком тяжёлой и держать её на плечах трудновато. Чтобы не уронить, он положил её на руки и удивился тому, что вместо голосов теперь слышит шум леса, какой бывает поздней осенью, когда птичьи трели раздаются всё реже, и всё слышнее бывает песня ветра в кронах деревьев.
Проснулся он в чистой постели, в незнакомой, аккуратно прибранной, комнате. Его разбудило солнце. По-летнему яркое и тёплое, оно освещало комнату своими развесёлыми лучами даже сквозь зашторенные окна. Первое, что увидел Руфус, разлепив мутные от долгого сна глаза, была девушка, сидящая возле его кровати на табурете. Он сразу узнал её – это была одна из пяти молодых женщин, пришедших послушать его рассказ. Единственная, у которой на коленях не было ребёнка.
– Проснулся? – спросила она, улыбнувшись ему такой улыбкой, что в комнате стало, как будто ещё светлее. – Ты проспал двое суток, мы даже испугались и решили дежурить у тебя по очереди. Правда отец говорит, что это всё от усталости и что с тобой всё в порядке. Он ведь лекарь у нас, а ещё он здесь самый главный, хоть в последнее время многое уже без него решается. Ты, наверное, есть хочешь?
– Д-да, – проговорил Руфус и густо покраснел. – Только мне бы сначала…
После двух суток сна его мочевой пузырь готов был взорваться, и парень понимал, что если выход не будет найден прямо сейчас, то произойдёт катастрофа.
– Понятно! – сказала девушка, ничуть не смутившись. – Пройдёшь по коридору налево до конца. Там выход на задний двор, а уборная прямо напротив. Выйдешь, сам всё поймёшь. Как закончишь, приходи на кухню, она с другой стороны. Я пока соображу, что-нибудь из еды.
С этими словами она встала и вышла из комнаты. Руфус лихорадочно огляделся и сразу нашёл свою одежду, вычищенную, выстиранную и починенную во всех местах, где это требовалось. Он, как мог, натянул штаны, ругаясь сквозь зубы, и не попадая ногами в нужную штанину, и понял, что остальное надеть уже не успеет.
Коридор в пять шагов показался ему необыкновенно длинным, а дверь, выходящая на, залитый солнцем, задний двор, тугой и тяжёлой. Но вот она, наконец, заветная кабинка, одинаковая во всех мирах и во всех местах, где живут люди, до которых не дотянулся ещё изнеживающий прогресс. Он успел! От страшного напряжения мальчика бросило в пот, и даже голова закружилась, но облегчение было настолько сильным, что ему показалось – ещё немного и он взлетит в воздух, как мыльный пузырь!
Из кабинки Руфус выбрался почти счастливым. Его не смущало даже то, что он в незнакомом месте полуголый и босой может попасться на глаза кому-нибудь из хозяев. (У себя дома он почему-то ужасно стеснялся таких вещей и частенько вызывал этим смех у Ларни.)
Здесь же нашлась бочка с кристально чистой дождевой водой, стоявшая под углом крыши, и Руфус, не ожидая особого приглашения, с наслаждением умылся в ней. Вот теперь можно было принять приглашение той девушки и навестить кухню, о которой она ему говорила.
Он зашёл в спальню, где лежали его вещи, только лишь, чтобы взять рубашку, которую не только постирали и зашили, но даже выгладили. Хотел было для солидности обуть сапоги, но в доме было так тепло и чисто, что Руфус решил – в сапогах, предназначенных для хождения по лесу, он будет нелепо выглядеть.
Кухня нашлась именно там, где сказала девушка, и когда мальчик туда вошёл, выяснилось, что у его новой подруги уже всё готово, расставлено на столе и прикрыто от мух рушниками. Впрочем, последняя предосторожность была излишней, так-как во всей кухне не видно было ни одной мухи. Возможно, их отпугивали многочисленные пучки трав, развешанные под потолком, но задумываться над этим Руфус не стал, а сосредоточился на том, что было на столе.
– А, вот и ты, молодец, что так быстро! – приветствовала его девушка. – Садись вот сюда и ешь, пока всё горячее!
Когда рушники были сняты, то выяснилось, что "сообразила" она еды на десятерых взрослых мужиков, а десятилетнему парню такого количества провизии хватило бы на неделю. Здесь была и каша, и дымящиеся паром, щи, и вареники на большом деревянном блюде, и пироги нескольких сортов, и хлеб, и ватрушки, и баранки с кренделями, и парное молоко в полуведёрной крынке!
Руфус никогда не был обжорой, но сейчас испытывал волчий голод, а потому набросился на еду с похвальным рвением. Пока он уплетал за обе щеки все эти угощения, девушка сидела напротив и смотрела на него с улыбкой, подперев щёку кулачком.
Она не задавала вопросов, но и не отводила взгляд, что несколько смущало бедного Руфуса. На это было две причины – во-первых, редко кому нравится, когда на него пристально смотрят во время еды, а во-вторых, эта девушка казалась ему ослепительно красивой!
Парню далеко было ещё до возраста любви, и в женской красоте он понимал пока маловато, но сейчас ему казалось, что напротив него сидит и улыбается некая принцесса из детской сказки.
Наконец, когда Руфус наелся до отвала и уже собирался поблагодарить добрую хозяйскую дочку и встать из-за стола, она сказала негромко, словно самой себе:
– Вот бы мне такого братика!
А потом спросила вслух:
– Добавки хочешь?
От добавки Руфус отказался. Тогда она протянула ему руку и сказала:
– Давай знакомиться. Я – Мара, а ты Руфус, я знаю. Представляешь, меня назвали в честь твоей мамы! Правда раньше меня по-другому звали, но старое имя забылось вместе с прошлой жизнью.
– Как это? Как у тебя может быть, какая-то ещё прошлая жизнь?
– Очень просто – я приёмная дочь Альмери и Порфирия. В эту семью попала четырёх лет от роду. Они вырастили меня, как родную, и я за это им очень благодарна, но всё же я хотела бы увидеть свою настоящую мать, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Так она жива? Почему же тогда ты не с ней?
– Потому, что она хотела меня убить.
Руфусу показалось, что пол дрогнул у него под ногами. Священник говорил, что этот мир порой, не просто жесток, а необъяснимо безумно жесток.
– Только не спрашивай "от чего?", да "почему?", я сама ничего не знаю и почти ничего не помню. Помню из детства ощущение чего-то родного и тёплого, а потом это куда-то пропало, а на его месте появилась страшная седая старуха с ножом в руке. В общем, меня отбирали у неё несколько раз, а потом привезли сюда, где я и выросла.
– И теперь ты хочешь её увидеть?
– Да, хочу. Видишь ли, я знаю, где она живёт, это на полпути к Торговому городу, в месте известном под названием Золас-град. Я давно бы туда пошла, но одной в такой путь отправляться страшновато, а Диана меня с собой не берёт. Ты, как я понимаю, путешествуешь, может, возьмёшь меня с собой, когда захочешь идти дальше?
Руфус задумался. Сказать, что ему не льстило такое предложение, значило бы солгать, а лгать он не хотел, в особенности самому себе. Совершить путешествие в компании такой красавицы, пусть она почти вдвое старше его самого! Почувствовать себя мужчиной, способным защитить женщину, уберечь от опасности, а ещё обустроить ей жилище, пусть это в дороге будет просто шалаш или навес, и накормить тем, что сам добудешь на охоте…
– Эй, ты чего? О чём задумался?
Голос Мары вернул его к реальности. Руфус понял, что размечтался во время разговора и снова ужасно смутился.
– Если ты не можешь или не хочешь меня взять, то так и скажи. Ничего страшного, я как-нибудь сама…
– Нет, нет! Я буду только рад, если мы пойдём вместе, но я ещё не знаю, когда это будет и как. Для начала, я хотел бы здесь немного осмотреться, ведь я ещё ничего не видел, кроме железной комнаты, где просидел столько времени и этого дома, в котором большую часть времени спал. А потом, я должен рассказать людям об учении Инци, но меня пока не слушают…
– Расскажи об этом учении мне, я буду слушать!
Вот это было действительно здорово! У него теперь будет свой ученик! То есть ученица…
– Только вот за один вечер этого не расскажешь, – честно признался Руфус. – Не расскажешь и за неделю.
– Вот и отлично! – воскликнула Мара, которая совершенно не испугалась перспективы стать ученицей двенадцатилетнего пацана, – начнём хоть сегодня, а остальное расскажешь, когда будем в дороге. Место, где живёт моя… мама, далеко, туда за одну неделю не дойдёшь, а других поселений поблизости всё равно нет. А пока у нас ещё время есть, пойдём, я покажу тебе наш форт!
Монстр развалился на две неравные дымящиеся части, и Стефан ещё раз подивился на трофейный демонический клинок. Он был лёгкий, удобный, сделанный, словно по его руке и такой острый, что тонкая грань лезвия была почти не видна. Разбирать на части монстров таким мечом оказалось любо-дорого!
– Вот только не пойму, – сказал он Сато, когда она разделалась со своим противником, – почему твой отец сказал, что хотел поймать несколько монстров, так-как их у него нет. Вот же ведь они – точно такие, как те, что встречались мне на Земле.
– Ты что, не слышал, что его называют Отцом Лжи? Так вот – Ложь, это ещё одна моя сеструха. Я люблю её ни, чуть не больше Ревности, но вынуждена признать, что личность эта гораздо привлекательнее, хоть и любит пребывать, как правило, в бестелесной форме. И что самое примечательное, ухитряется быть одновременно везде и даже на отца имеет неслабенькое влияние. Даже на меня… А уж людей-то, как любит! Некоторых ухитряется сделать счастливыми. Не всех конечно, чаще приносит несчастье. А ты, что поверил, что в Аду нет монстров? Наивный!
– Тогда на кого была поставлена та ловушка?
– На того, кого ты знаешь под ошибочным именем "Инци". Впрочем, у него едва ли не все земные имена ошибочны.
– Но зачем?
– Он давно пытается привлечь его на свою сторону. Во-первых, потому, что он такой союзник, сильнее которого просто не бывает, а во-вторых, это уберегло бы э-э… Инци от очередного распятия.
– Он, что, так заботится о брате?
– Нет, просто Инци тем и побеждает, что бывает, распят, и так происходит снова и снова, потому что люди никак не могут искренне и бескорыстно поверить ему. Окончательная его победа состоится, как раз тогда, когда человечество отбросит сомнения, свои низменные чувства и вожделения ради веры, которой он учит адамово потомство. Но это всё очень сложно, и если тебе так интересен этот вопрос, то расспроси вашего священника, он разъяснит тебе эту путаницу лучше, чем я. А теперь пошли, а то сюда скоро явятся ещё с десяток таких вот тварей и сведут нашу победу к нулю.
Они шли сводчатыми галереями и узкими проходами, переходили пещеры похожие на залы некоего дворца и через какие-то склады забитые древними рассевшимися ящиками, в которых были самые обыкновенные на взгляд камни.
– Так это Князь Тьмы, что ли посылает на землю монстров? – спросил Стефан после долгого молчания.
– Нет, не он, – ответила Сато. – Посылает не он, но монстры, это его создания, причём старые-престарые. Когда-то давно он пытался сконструировать воинов огромной силы и наделял их особыми свойствами. Казалось бы, что проще – соединяем крокодила с лошадью, а сзади приделываем скорпионий хвост. Чтобы, значит, эта тварь быстро бегала, хорошо кусалась и ещё жалила в придачу. А что выходит на деле? Бегает это чучело плохо – ему мешают и голова, и хвост. К тому же хвост опаснее для его сородичей и для него самого, нежели для врага, особенно, когда, по лошадиной привычке, тварь начинает отгонять им мух. Крокодилья голова кусается знатно, но чтобы отхватить кусок мяса у жертвы, крокодил крутится вокруг своей оси, причём делает это мощно, рывками. С лошадиным телом проделать такое гораздо сложнее – можно переломать себе ноги. К тому же несчастное существо никак не может решить для себя, что ему больше по вкусу – сено или мясо? Насчёт того, как ему удобно есть мясо, я уже говорила, но переварить его в лошадином желудке вообще невозможно, а сено крокодильими зубами не прожуёшь. Поэтому большая часть подобных созданий быстро погибла самым естественным способом – от голода и от невозможности жить в мире, созданном для нормальных существ. Некоторые, конечно, приспособились, но их жизнь весьма нелепа. У зомбаков, например, челюсти на вид человеческие, но такие мощные, что для мозга в черепе места уже не осталось, так что они спинным мозгом довольствуются, а потому дураки дураками. Кстати, во-он за тем поворотом ждут нас штук пять или шесть. Пыхтят так, что аж отсюда слышно. Так что папа попробовал всяких чудиков создавать, да и бросил эту затею, а тех, что наделал, загнал под землю, чтобы не мешали. Но кто-то ухитрился раздобыть папины технологии, а потом воспроизвёл некоторых монстров на Земле. Так что те "исчадия Ада", с которыми ты сталкивался дома, имеют чисто земное происхождение. Ну, всё – оружие к бою!
Стефан выхватил меч из ножен и, продолжая движение, одним ударом отделил верхнюю половину зомбака от нижней. Сато воткнула эльфийский клинок нападающему в раззявленный рот, так, что кончик высунулся у того из затылка. Потом она резко повернула оружие в ране и ударила зомбака ногой в грудь. Тот отлетел на несколько шагов и опрокинулся навзничь, захлёбываясь и поливая всё вокруг фонтанами крови.
Оставшиеся в живых твари не обратили на гибель товарищей ровно никакого внимания. Они навалились на людей всей толпой, беспорядочно размахивая когтистыми руками. При этом их удары чаще приходились друг по другу, чем по тому, кого они собирались убить.
Беда была в том, что схватка состоялась в узком коридоре, где размахивать мечами было неудобно. К тому же зомбаков оказалось не пять или шесть, как предположила Сато, а намного больше.
– Отступаем! – крикнула Сато, выдёргивая свой клинок из живота очередного монстра.
Стефан и так отступал. Сейчас ему приходилось отбиваться сразу от трёх противников. Двоим, он уже успел отрубить по одной руке, но третий дотянулся-таки когтями до его груди и оставил на ней четыре глубокие кровоточащие полосы. Охотник едва не взвыл от боли и следующим ударом снёс обидчику голову! Но эта маленькая победа дала слабые результаты – выбывших из строя зомбаков заменяли новые, а отбиваться мечом становилось всё труднее.
– К лестнице! – скомандовала Сато.
Эту лестницу они только что прошли. Как и многое другое в этом странном месте, она удивляла своей необъяснимой нелогичностью. Широкая, мраморная, украшенная изящными коваными перилами, эта лестница упиралась в стену, в которой и был грубо прорублен узкий проход.
– Встанем у выхода и бьём всех, кто высунется из прохода! – изложила Сато свой тактический план. – Нельзя дать им окружить нас! Если пропустим хоть одного, то всё – нам конец!
Стефан это понимал, но он понимал также, что сделать это будет непросто. Боль от неопасных, казалось бы, царапин сковывала движения, располосованная лепреконская куртка набухла спереди от крови и казалась тяжёлой.
Стефан с удивлением понял, что у него кружится голова. Он даже вынужден был переступить с ноги на ногу, чтобы не упасть. Обругав себя размазнёй, охотник пошире расставил ноги и взял меч двумя руками.
Следующий натиск монстров был особо неистовым. Стефан заколол первого же урода, подскочившего к нему слишком близко, но тут произошло то, чего ему раньше видеть не приходилось – двое зомбаков подхватили труп павшего товарища и прикрылись им, как щитом!
Теперь удары меча стали не так эффективны. Сато поняла, в каком он оказался положении, но ничем помочь не могла – на неё саму навалились сразу четверо!
– Проклятье, где же собаки? – пробормотала она сквозь стиснутые зубы.
Монсеньор и Мадемуазель незадолго до начала схватки убежали вперёд на разведку и до сих пор не вернулись, а ведь сейчас их помощь была бы очень кстати.
Какой-то особо ретивый зомбак выпрыгнул из-за спин тех кто защищался с помощью мёртвого тела, но Стефан тут же рассёк ему голову до самой шеи, где его меч застрял в шейных позвонках монстра. Стефан, что было сил, рванул меч на себя, и в это время ему кинули труп под ноги!
Охотник почувствовал, как непреодолимая сила выворачивает у него рукоять меча из руки, в то время как земля уходит у него из под ног. Стефан попытался сохранить равновесие и выпустил меч, но каблуки предательски скользнули на окровавленном мраморе, и он полетел кубарем! В следующее мгновение на нём сидело уже несколько зомбаков. Один из них зубасто улыбнулся, глядя Стефану в глаза, и занёс руку с длинными острыми когтями над его горлом…
Вдруг этот монстр резко дёрнулся, будто его ударили, и упал сверху на Стефана, заливая его потоками своей крови! Остальные зомбаки повскакали, но только для того, чтобы попадать обратно с воплями боли и предсмертными хрипами.
"Вжик! Вжик! – раздалось где-то сверху. – Тр-р-р! Вжик! Вжик!"
Галдёж зомбаков сменился топотом ног и наконец, всё стихло.
– Так, так! – послышался откуда-то сверху мелодичный, но немного низковатый женский голос. – Кто тут у нас? Эльфы переодетые лепреконами? И как следует понимать этот маскарад?
Стефан сбросил с себя труп врага и приподнялся на локте. Прежде всего, он отыскал глазами Сато. Её меч в опущенной руке был красным от крови, да и весь костюм был заляпан так, что зелёного цвета почти не было видно под алыми пятнами. Она смотрела куда-то вверх, и он, проследив за её взглядом, увидел тех, кому они были обязаны своим спасением.
На верхней площадке лестницы, там, где был вход в галерею, ведущую в один из залов, заполненных ящиками, стояли несколько женщин. Все они были вооружены луками и арбалетами. Все были одеты ярко, даже черезчур, и у всех лица были закрыты снизу платками по глаза. Открытым оставалось только лицо той, что стояла впереди всех.
Стефан пригляделся к ней и челюсть его упала. Оно могло бы называться красивым, это лицо, если бы не нос, который свисал… ниже подбородка. Тролльчихи! Из тех, что ушли под землю из-за уродства, возникшего в результате травмы, когда утраченная часть тела отрастает, но становится вдвое больше, чем была.
– Странные вы какие-то эльфы, – продолжала говорить главная тролльчиха. – Может и не эльфы вовсе? Тогда кто же?
Она подошла к Стефану, наклонилась и бесцеремонно обнюхала его своим длинным носом.
– Непонятный запах! – озадаченно воскликнула тролльчиха. – Или я на старости лет сошла с ума, или… Но если это так, то это то, что я не ела уже очень, очень давно!..
Она оборвала сама себя и с опаской оглянулась на своих товарок, которые с интересом прислушивались к разговору.
– А ты у нас кто, детка? – повернулась она к Сато. – Что это значит? Пахнет демоном!
Тролльчиха отскочила и ощерилась, а вся её компания тут же натянула луки и прицелилась в только что спасённую ими пару.
– Ты… Вы… Не вы ли те демоны, что убили моего сына?
Голос тролльчихи сорвался до визга, а лицо сделалось страшным. В этот момент она больше всего была похожа на ведьму из детских сказок.
– Выслушай нас, троллиня-мать! – заговорила Сато, как-то нараспев. – Не мы убили твоего сына. Это сделали наши враги, те, кто пришёл убить нас, но они сами погибли от нашей руки.
– Я не верю тебе, самка демона! – закричала тролльчиха. – На теле моего сына был след от демонического меча, такого, как у твоего консорта! И пахло от Хаюка так, будто он общался с демонами!
– Тогда пусть он сам о себе расскажет!
С этими словами Сато запустила руку в дорожную сумку и вытащила оттуда отрубленную голову тролля-подростка. Вид у несчастного Хаюка был сейчас ещё хуже, чем при жизни, и Стефан вдруг почувствовал внезапную жалость к этому уродливому существу и к его матери, глаза которой сейчас вылезли на лоб. Вдруг по мёртвому лицу тролля пробежала судорога, и веки его поднялись.
– Скажи нам, Хаюк, – спросила Сато, обращаясь к голове, – кто твои настоящие убийцы?
Синие губы разомкнулись, и сначала изо рта головы донёсся невнятный, гаркающий звук, но вслед за ним послышались и слова.
– Меня убил демон, который охотился за этой госпожой и её другом, – проговорил Хаюк голосом, лишённым выражения. – Те, что владеют мной сейчас, убили моего обидчика.
– Ты слышала это, троллиня-мать? – спросила Сато.
Глаза тролльчихи, казалось, готовы были выскочить из орбит. Она протянула к Сато руку со скрюченными пальцами и проговорила, словно вытолкнула слово из самых недр своей груди:
– Отдай!!!
Но Сато спокойно убрала голову Хаюка обратно в сумку и сказала:
– Ты знаешь правила! Мы владеем этой головой, поскольку месть за твоего сына совершена нами. Впрочем, я могу отдать её тебе, если ты согласишься оказать нам помощь в одном деле.
– Что вам нужно?
– Для начала, еда и отдых, а затем ты проводишь нас к жилищу семи братьев и поможешь забрать у них девушку, которую они держат в плену. Эта девушка – моя подруга, и я заберу её, во что бы то ни стало, с тобой или без тебя, но ведь можно обойтись без пролития лишней крови, не так ли?
Тролльчиха смотрела на Сато так, будто хотела прожечь её взглядом.
– Пошли! – коротко бросила она и, повернувшись к девушке спиной, пошла, не оглядываясь, вглубь гномьего лабиринта.