К следующему разу я решила подготовиться, и когда настало время, провела ночь любви так, что мой возлюбленный совершенно вымотался. Он уснул первым, а я всё рассматривала его, но так и не нашла никаких отличий от того Аллеоля, которого я знала раньше.
Всё выяснилось на следующее утро. Сквозь сон я чувствовала своего возлюбленного, и когда он встал, почувствовала тоже, но не подала вида. Я наблюдала за ним сквозь приоткрытые веки, а он, думая, что я сплю, забыл об осторожности.
И вот, когда он подошёл к двери и обернулся, чтобы ещё раз взглянуть в мою сторону, я увидела, как прекрасные черты Аллеоля изменяются, превращаясь в страшную тролличью рожу!
Стало понятно сразу всё – тролли, существа низкого порядка, но они обладают потрясающими способностями к маскировке, причём не просто отводят глаза и создают иллюзию, но изменяют собственное тело, буквально превращаясь, в то чем хотят прикинуться. Недаром мы тогда на поляне не смогли отличить их от больших валунов. Они ухитряются пребывать в преображённом состоянии даже во сне и принимают свой прежний вид только, когда сами захотят этого.
Превратиться в Аллеоля любому из них было тем проще, что они все вкусили его плоти! Я сама удивляюсь, как я теперь могу так спокойно об этом говорить. Тогда я металась от мыслей о самоубийстве, до планов страшной мести всем живущим в этих пещерах троллям. Однако они хоть и примитивные создания, но достаточно хитры, чтобы не допустить ни того, ни другого.
Меня держали взаперти, в моей келье не было ни одного предмета отдалённо похожего на оружие. На моём столе не было даже самого маленького столового ножа, всё из еды, что требовалось нарезать, подавалось уже нарезанным.
Вот если бы я владела искусством древних гейш, способных раздавить и вырвать во время соития мужское естество, пользуясь только мышцами своего естества женского! Но таким искусством я не обладаю, да и врядли такое удалось бы сделать с троллями – больно уж они крепкие.
Но я приготовилась выцарапать глаза этому лже-Аллеолю, даже если бы с меня тут же сняли голову. Но вечер настал и "Аллеоль" пришёл, и каморка вновь превратилась в расписные покои с неясными очертаниями, а моё грубое ложе стало роскошной постелью покрытой драгоценным шёлком, атласом и бархатом. Теперь я знала, что передо мной тролль, но в то же время это был мой возлюбленный, и я не смогла поднять на него руку, а он был со мной так ласков и нежен, что заставил меня позабыть обо всём…
С тех пор так и пошло – мучительные дни, и сладостные ночи, боль и наслаждение. Я ненавидела себя, но я любила… по прежнему любила погибшего Аллеоля и не в силах была противостоять тому, что происходило между мной и этим его… двойником. Точнее двойниками.
Я уже говорила тебе, что в пещерах этой горы живут семеро троллей – братьев. Так вот, у меня они перебывали, как потом выяснилось, все семеро по очереди, и не по одному разу.
Сначала я не умела их различать под личиной Аллеоля, но потом научилась и этому. Мне даже стали нравиться особенности и пристрастия каждого из них, как бывает нравится приправлять интереса ради одно и то же блюдо разными пряностями. Однако это было ещё не всё.
Как-то вечером ко мне пришли сразу два Аллеоля! Я сначала ужасно смутилась, хоть и знала понаслышке о подобных изысках в любви. Вот только себя я никогда не представляла в такой роли. Но потом я подумала – а что я теряю? Почему не попробовать с двумя то, что доставляет мне такое удовольствие с одним? И я решилась. В ту ночь наслаждение было настолько сильным, что я почти потеряла сознание, а сердце готово было выпрыгнуть из груди!
С тех пор они часто стали приходить ко мне по двое, по трое, а иногда и по четыре сразу. Я только просила их не являться всемером, так-как это уже слишком – удовольствие безумное, но потом всё так болит, что отходить приходится дня два или три, так что мы практиковали такое сумасшествие всего лишь пару раз за всё время.
Кстати, тогда наконец-то с наших встреч была сорвана печать молчания. Оказывается, мои любовники молчали из-за того, что не услышали тогда голос Аллеоля, а потому не смогли его повторить.
А ещё, меня выпустили из кельи и разрешили выбрать любую пещеру горы. Я выбрала эту, а когда стала встречаться с троллями днём, то постепенно привыкла к их настоящим лицам и теперь они не кажутся мне столь безобразными. Недавно я даже попросила их не надевать больше личину Аллеоля, когда они захотят навестить меня ночью, но они такие забавники – часто надевают личины разных эльфов, лепреконов и даже животных. Сначала было чудно, а теперь мне это даже нравится!
Ларни сидела, как во сне, убаюканная рассказом Кейни. Но вот этот рассказ закончился, и девушка обнаружила, что они сидят в обнимку, что её голова лежит на плече рыжеволосой бестии, а рука той нежно гладит грудь Ларни сквозь тонкую ткань туники.
Какая-то часть пленницы пыталась воспротивиться этим странным ласкам, но девушка вдруг почувствовала, что на это у неё нет ни сил, ни желания. Настойчивая рука женщины-лепрекона, между тем, мягко раздвинула ножки Ларни и осторожно проникла в святая святых девичьего тела.
Ларни вскрикнула от неведомого раньше сладостного чувства, пронзившего всё её существо, но тут губы Кейни нашли её губы и слились с ними в долгом умопомрачительном поцелуе…
– Великие силы! – прошептала Кейни, нежно прижавшись к Ларни всем телом. – Ты же ещё девочка! Нежная, как лепесток лилии, хрупкая, как хрустальная паутинка и невинная, как само Дитя Света! Не бойся, я тебя ещё долго-долго троллям не отдам!
– Пять месяцев?! Но ведь об этом говорилось так, будто всё случилось вчера!
Стефан был по-настоящему удивлён и даже немного сбит с толку, когда услышал, что с момента побега влюблённых прошло уже пять месяцев. А началось всё с того, что они, подойдя к подножию Троллиевых гор, увидели надетый на острую ветку, обклёванный птицами череп с кипой серебристых волос, спускающихся до земли неровными, словно обгрызенными патлами.
– Ну и что? – возразила Сато. – Что такое пять месяцев для здешних жителей? Краткий миг, да и только. Ты не представляешь, как они медлительны в своих действиях из-за их "долгожизней", или как это называют люди – бессмертия. И как меня это в них раздражает! Они способны годами совещаться и ничего не делать, в то время как действовать надо быстро и решительно. Я же намерена найти свою подругу независимо от того сколько прошло времени – пять месяцев или пятьсот лет!
– Не могу никак решить, чего в тебе больше – безрассудства, доброты или храбрости?
– Всего понемногу. Но дело не только в этом: Кейни моя подруга и немножко любовница.
– Немножко кто?!
Стефан от неожиданности остановился.
– Ты что, ревнуешь?
– Нет. Ты же знаешь, что нет. Но как это? Как девушка может быть любовницей… другой девушки?
– Ах, вот оно что? – Сато искренне расхохоталась. – Так для тебя это новость? Какой же ты ещё наивный, малыш! Неужели никогда не слышал, что иногда происходит между девочками, если им не хватает мальчиков? Правда, не слышал? Так вот, это случается и не так уж редко. Между мальчиками такое тоже происходит, но их принято за это осуждать, а на девичьи утехи обычно смотрят сквозь пальцы или просто их не замечают, а ещё девочки умеют лучше маскироваться. Подруги мы, дескать, и всё тут!
Такая, э-э… дружба, прежде всего тем хороша, что от неё не забеременеешь, как ни старайся! Я не про себя говорю, а про девочек вообще. Ты – мужчина, и пока не стал отцом хотя бы одной дочери, не понимаешь насколько это для девочек важно, не забеременеть раньше времени. Да и когда станешь папой, всё равно не сможешь понять всех женских проблем.
Так вот, мы с Кейни подружились давно, когда она была совсем юной, лет триста, не больше, а я гостила в доме её отца. Тогда мы частенько спали в одной постели, и мы полюбили друг друга, может быть не так крепко, как настоящие влюблённые, но всё же достаточно, чтобы продолжать встречаться подальше от посторонних глаз.
Это было ещё до того, как у них возникло взаимное влечение с этим вот беднягой! Тогда он её ещё за косички дёргал и глупил на каждом шагу, как и всякий мальчишка, не знающий, как на самом деле надо вести себя с девушкой. Но когда у них закрутилось по серьёзному, я сразу ушла в сторону и от души посмеялась, когда увидела, что моего исчезновения никто не заметил, настолько они увлеклись друг другом!
Кто ж знал, что всё так получится?..
– Ну-у… Ты не думай, что я отговариваю тебя идти спасать подругу. Просто за пять месяцев тролли могли уже обглодать её до костей!
– Тогда пойдём и заберём у них кости, а по дороге срубим несколько тролличьих голов!
С этими словами Сато перешагнула символически обозначенную границу и храбро углубилась во владения троллей. Стефану не впервой было следовать за упрямыми девичьими ножками, но сейчас он понимал, что ввязывается в историю, которая будет, посерьёзней мелких и крупных авантюр Ларни.
Даже их подземное приключение и прогулка по Мёртвому городу, могли показаться лишь лёгонькой разминкой перед войной, которую напророчила Сато. Правда сейчас в добротной лепреконской одежде и вооружённый эльфийским оружием, (впрочем, демонический лук он всё же оставил), Стефан чувствовал себя героем волшебных сказок – могучим, грозным и почти невидимым – зелёный охотничий костюм, подаренный ему Керсом, мог замаскировать кого угодно в траве, листве и в скалах.
Кроме того, сейчас он путешествовал в компании женщины, способной голыми руками оторвать голову демону Ада!
– А куда нам теперь идти, ты знаешь? – спросил Стефан и тут же цыкнул на себя, ведь Сато могла подумать, что он ноет и жалуется, а значит трусит.
– Нет, не знаю! – ответила девушка беспечно. – Я очень давно не бывала в этих горах, но ты не беспокойся, я что-нибудь придумаю. В крайнем случае, поймаем двух – трёх троллей и спросим у них.
Как у неё всё просто – "Поймаем двух – трёх троллей"! И это после того, как она сама все уши ему прожужжала, какие это твари свирепые, хитрые и опасные!
Однако поймать тролля оказалось делом совершенно несложным. Просто, когда они проходили мимо сломанного дерева, Сато вдруг выбросила в сторону правую руку и ухватила за шкирку… оставшийся от этого дерева пень, торчащий у дороги. Дерево тут же куда-то исчезло, а пень оказался на редкость уродливым мальчишкой, с кожей цвета синей глины, который принялся верещать и вырываться. Ни дать, ни взять – поросёнок, угодивший копытом в силок для кроликов!
Сато попыталась с ним заговорить, но все попытки оказались напрасными. Тогда она отвесила ему мощнейшую затрещину, эхом отозвавшуюся в горах. Пацан тут же прекратил вырываться, сел прямо посреди дороги и захныкал.
– Почему всё так пло-охо? У семи братьев новая герла, а Хаюк попался в плен и ему теперь отрежут голову! У них теперь две герлы, а у Хаюка ещё не было ни одно-ой! Все смеются над Хаюком, говорят, что он ещё слишком молодой, а Хаюк уже совсем взро-ослый! Хаюк хочет герлу-у!
У Стефана зубы заболели от его завываний. К тому же этот урод явно не желал с ними разговаривать, и ломал комедию, а потому юный охотник в сердцах произнёс слова, которые в детстве как-то слышал от рассерженных взрослых – непроизносимые слова:
– Если ты не заткнёшься, я тебе яйца отрежу, и не понадобится никакая герла!
Пацан вскочил, будто его подбросил хороший пинок.
– Ты это сделаешь? Хороший мужика! – залопотал он. – Режь яйца Хаюка! Режь! Ты обещал!
– Сядь! – рявкнула Сато, возвращая тролля на землю ударом ладони по плечу.
– А ты, – обратилась она к Стефану, – думай, о чём говоришь! Чего бы, ты не отрезал у тролля, отрастёт у него заново, только будет вдвое больше. Поэтому они такие уроды, ведь тролли рождаются такими же, как все люди, и отличить ребёнка тролля от человеческого младенца невозможно. Но они от природы ужасно злы, драчливы и неуживчивы, а потому постоянно награждают друг друга новыми увечьями и теряют всё, что выступает на теле. Вот у этого, например, когда-то отгрызли оба уха и нос, а ещё он терял левый глаз и зубы с правой стороны. Несколько пальцев на обеих руках у него тоже были откусаны, а правую ногу похоже оторвали, как раз по колено.
– Угу, угу! Гы-ы! – одобрительно закивал польщённый Хаюк.
– Так вот, – продолжала пояснения Сато, – чтобы убить тролля, надо отрубить ему голову или рассечь тело пополам, неважно вдоль или поперёк. Так или вот так!
Свои слова девушка сопроводила соответствующими движениями, показывая на пленённом тролле-подростке, как это лучше сделать.
– У-у! – снова завыл Хаюк, услышав такие речи. – Злая герла, злой мужика! Они не будут резать яйца Хаюка! Проти-ивные! Они хотят Хаюка уби-ить! Совсем уби-ить! А у Хаюка ещё не было герлы-ы!
Сато влепила ему ещё одну затрещину.
– Заткнись, а то надрежу шею до половины, да так и оставлю! – Пригрозила она.
Бедный Хаюк до того перепугался, что не только замолчал, а ещё и свернулся в клубок, закрыв голову руками на которых все пальцы были разной длины.
– Так-то лучше! – прокомментировала Сато. – Этого они боятся пуще смерти, ведь тролль, получивший такую травму, теряет большую часть своей силы и вынужден влачить жалкое существование с головой вечно свисающей набок. Он был бы даже рад, если бы его добили, но его собратья – народ жестокий и они скорее будут держать беднягу для потехи, чтобы ежедневно издеваться над покалеченным.
– У-у! – снова заскулил Хаюк, и в этом голосе слышались нотки панического ужаса.
– Я кому сказала – заткнись! – выкрикнула Сато, сделав страшное лицо. – Всё, я вынимаю меч! Что, не хочешь? Тогда быстро веди нас к семи братьям и если я услышу от тебя лишний писк по дороге, то немедленно надрежу твою шею! А если попытаешься сбежать, то знай: вот это – знаменитый рыцарь Стефан – Безжалостный, который не знает пощады. Он немедленно догонит тебя и рассечёт твоё тело до грудины. Подумай, как ты при этом будешь выглядеть? Представил? Понял? А теперь всё, хватит разговоров, вставай и пошли!
Хаюк хрюкнул, зашевелился и встал во весь рост, но голову держал ниже плеч и всё зыркал с опаской то на Сато, то на Стефана, похлопывающего рукой по рукояти эльфийского меча. Он глубоко вздохнул, что-то булькнул и поплёлся по дороге, поминутно оглядываясь. Вдруг он замер и задрожал, как осиновый лист, потому что на плечо ему опустился кончик холодного, как лёд клинка.
– Так! – сказала злая Сато. – Последнее предупреждение: не халтурить, ноги переставлять нормально – не быстрее чем положено, но и не медленнее. Лишний раз не оборачиваться, молчать, пока не спросят. Кстати, сколько по времени идти до горы, где живут эти семь братьев?
– Дней пять, – пропыхтел Хаюк. – Эльф добежит быстрее.
При этом он снова зыркнул на Стефана, но тут же испугался своей смелости и пошёл вперёд, всем своим видом выражая готовность к послушанию.
– "Эльф" не будет никуда бежать! – Сато прижалась вдруг к Стефану всем телом. – Я не знаю, сколько нам ещё осталось пробыть с этим "эльфом" вместе, но я не собираюсь терять ни один день и ни одну ночь!
"Что бы на это сказал священник?"
Ларни не хотелось вылезать из под тёплого одеяла под которым даже цепи не казались холодными. Солнце давно уже заглянуло в неровные проёмы окон уютной пещеры и теперь поднялось выше, потихонечку убирая свои лучи с пола на подоконники.
Кейни, наверное, с час, как встала и теперь бесшумно передвигалась по своей комнате-кухне, тихонько позвякивая посудой. Ларни чуть-чуть приподняла краешек одеяла и понаблюдала за девушкой-лепреконом. Ей вспомнилась их ночь. Трущиеся друг о друга тела, ласковый шепот, нежные вздохи, горячее дыхание, запретные прикосновения… И наслаждение… Бурное, радостное, взрывное, а в другой раз глубокое, медленное, долгое, не кончающееся!..
Священник предупреждал молодёжь о греховности "соития" до свадьбы. Его слушали, но слушались не всегда. Ларни об этом знала, но не предавала таким вещам большого значения. В конце концов, любовь – это дело тех двоих, которые попали в её сети и никто больше не должен им указывать, как, когда и где любить друг друга, даже священник.
Почему-то в этом она была убеждена. А вот о любви между девочками священник не говорил никогда. В Междустенье об этом и слыхом не слыхивали, а если что и было, то молчали, так-как люди почему-то думают, что самый надёжный способ избавиться от проблемы, это молчать о ней. Однако…
"Что бы на это сказала мама?"
В отличие от большинства своих подруг, Ларни знала, что между девочками такое бывает – Маранта рассказала ей. Правда мама тут же оговорилась, что сама никогда не чувствовала тягу к таким развлечениям, ну и понятно, не пробовала их на деле.
Ларни знала, что в жизни мамы было несколько мужчин, и не исключала, что у неё, Ларни тоже может так случиться. (К Стефану она тогда испытывала исключительно братские чувства и как мужчину его не воспринимала.)
Тогда она подивилась рассказу о любви женщин друг к другу, посмеялась, решила, что это её не касается, и выкинула из головы за ненадобностью. А вон оно, как всё вышло!..
Что же тогда говорила мама? Вроде бы относилась к таким вещам без враждебности, но и без одобрения. Да-а, есть от чего почесать в затылке!
"А вот, что бы на это сказал Стефан?"
При этой мысли Ларни зарделась, как маков цвет, но под одеялом этого совершенно не было видно. Почему-то мысль о Стефане вызвала у неё крайнее смущение и стыд. Ей вдруг показалось, что она чем-то обидела Стефана или даже предала его. Но чем и в чём?
Они ничего не говорили друг другу, ничего не обещали. Конечно, Ларни прекрасно видела, как Стефан на неё смотрит. Ну и что с того? Мальчишки вечно пялятся на девочек, как вороны на блестяшки, как коты на птичек.
И, чего греха таить, девочкам это нравится! Не всегда и не всем, или не все себе в этом признаются, но где-то в глубине души, нравится. Ларни как-то даже видела смешную картину – несколько девушек постарше парились в баньке, а молодые охотники всё пытались подсмотреть за ними через крохотное банное окошко. Видно было плохо – окошко запотело, но вдруг его изнутри кто-то протёр! Тщательно так протёрли, сухой, чистой тряпочкой.
А ведь девушки знали, что за ними подсматривают. Значит, они хотели, чтобы их увидели? Причём увидели именно нагими, во всём блеске первозданной красоты, которая не нуждается в каких-то там добавках и украшениях.
Но при этом всё должно было выглядеть, как бы нечаянно, а когда один из парней, не выдержав, сунулся в дверь, то тут же получил мокрой мыльной мочалкой по физиономии!
Стефан был не лучше и не хуже других. Он также вожделенно смотрел на девушек… На всех девушек, а потом уходил за Ларни, как привязанный. Была ли это любовь или дружба, Ларни не знала, но всё же была склонна думать, что это всё-таки дружба, ведь Стефан её значительно старше, а вокруг было полно девиц вошедших в возраст невесты.
Впрочем, такое в последнее время говорили и о ней, а ещё прибавляли, что раньше девушки бывало, выходили замуж, когда были на пару лет помладше. Она это с трудом себе представляла, ведь те, что были младше на пару лет, совсем ещё дети, они же в куклы ещё играют, у них же не видно ещё ничего, чем гордится любая женщина!
Но потом… совсем недавно… в подземелье, куда они провалились… Но ведь это был всего лишь поцелуй! Всего лишь… А если честно? Вспомни эти губы, от которых закружилась голова!.. Сладкие, как мёд и хмельные, как вино, которое делает священник из смородины! А эти руки, способные сломать шею медведю? Как они тебя держали… Как тончайший сосуд необыкновенной красоты и ценности, как ребёнка, как хрупкую, нежную птичку! А как отозвалось на это твоё собственное тело? Все волосы на нём, даже самые мелкие, вдруг встали дыбом, и её лёгкая одежда из-за этого показалась колючей, как шерстяной свитер, одетый на голое тело. Соски затвердели и так увеличились, что стали тереться о ткань сарафанчика, отзываясь, какой-то сладкой болью и это… было приятно! По рукам и ногам словно пробежали искры, как между деревьями перед грозой, а внизу живота потеплело и заныло так сладко-сладко!
Стефан ведь тоже был сделан не из камня, и Ларни сразу почувствовала отзыв его тела. Да-да! В виде набухающего бугра между ног. И что же? У неё это не вызвало смеха, как это было раньше, когда случалось говорить с кем-нибудь о таких вещах. Ей было приятно, что Стефан так реагирует на её близость. Было приятно чувствовать это под собой… (Она чуть было не сказала "в себе", и от этой мысли ей вдруг стало жарко под одеялом!) Но тогда она ещё не была к таким вещам готова. Тогда не была, а сейчас? Сейчас ей было стыдно, но вовсе не за тот раз, а за…
А с другой стороны чего это она так застыдилась? Кого ей стесняться после того, что произошло между ней и Кейни прошедшей ночью? Впрочем, девушка-лепрекон сохранила то, что было физической девственностью Ларни, объяснив это тем, что с её стороны было бы кощунством срывать этот цветок!
Но разве душу бесёнка можно было теперь назвать девственной? И разве можно назвать девственными её губы, ласкавшие губы и тело любовницы? Нет, постойте! В таком случае она потеряла душевную девственность ещё тогда, когда целовала Стефана?
Ларни поняла, что запуталась. Наверно вопрос надо ставить не так. Любит ли она Стефана? Да! Теперь она понимала, что да! Конечно, любит. И как жаль, что его мужская плоть тогда не оказалось в ней, ведь сейчас Стефан далеко и неизвестно увидятся ли они ещё раз в этой жизни?!
Правда тогда она ни о чём таком совершенно не думала, а всё осознала только сейчас, когда уже случилось то, что случилось и сделанного не вернёшь.
Хорошо! В таком случае, любит ли она Кейни? Нет. Эту девушку она едва знает, и пусть Кейни ей очень-очень нравится, (такая забавница и фантазёрка!), но всё же любовью это чувство не назовёшь. Правда, назвать Кейни подругой она тоже могла лишь условно. Тогда, как же это называется? Ладно, поставим вопрос по-другому – хочет ли она её, эту зеленоглазую демоницу?
Да! Я и сейчас хочу её, неутомимую, искреннюю, заботливую, нежную и… раскрепощённую, развратную, потрясающую, великолепную в своём бесстыдстве, в своей похоти!
"В таком случае, – шепнул кто-то язвительно внутри Ларни, – признаваться, так признаваться! Скажи, детка, изменила ли ты Стефану?"
– Д-да, – сказала девушка вслух и почувствовала, как к горлу подступили слёзы.
Но вдруг внутри неё заговорил ещё кто-то, кто до сих пор молчал, и хотя голос звучал на удивление мягко, Ларни поняла, что тот, кому он принадлежит, обладает огромной силой и властью.
"Умница, что призналась! – сказал этот голос, и у бесёнка создалось впечатление, что её погладили по голове. – Давай признаем, что это так. А ещё скажем, что это было нехорошо с твоей стороны, если рассматривать дело с точки зрения привычной тебе морали, которая ой-ой, какая зыбкая вещь! Но разве это конец жизни? Нет! В жизни много может случиться чего похуже, но и это не будет конец жизни. Тебя беспокоит то, как к этому делу отнесётся сам Стефан? Если любит, то не сочтёт большим проступком, а то и вовсе не заметит. Даже если бы ты была с мужчиной, это не отвратит от тебя действительного влюблённого. Что он любит, в конце концов, тебя или крохотный клочок плоти внутри твоего женского естества? Если второе, то он тебя не любит, более того – он тебя недостоин. Но ведь мы знаем, что это не про Стефана. Он любит тебя, а потому примет тебя любую и прежде всего, будет безумно счастлив, видеть тебя живую и здоровую, а всё остальное отодвинет в сторону, как ненужный хлам, не стоящий внимания. Утешься! Ты на самом деле ничего не потеряла прошлой ночью, а если и приобрела… кое-какой опыт, то это не повредит ни тебе, ни Стефану. Постарайся не достаться троллям, а если это всё же случится, то помни – это тоже не конец жизни! Всё у тебя будет хорошо!"
– Всё будет хорошо! – повторила Ларни, но пара слезинок всё же выступили у неё в уголках глаз. – Спасибо, Инци!
– Ты с кем там разговариваешь?
Кейни откинула одеяло и Ларни совсем близко увидела её задорное, разрумянившееся от печного жара лицо в обрамлении гривы ярко-рыжих волос и с вечно смеющимися глазами.
– Вставай, соня! – сказала девушка-лепрекон. – Завтрак готов!
Ларни вместо ответа вдруг обвила шею подруги-любовницы руками и стала покрывать её лицо поцелуями. Она целовала её в губы, в щёки, в лоб, в глаза! Целовала исступлённо, страстно, и всё никак не могла остановится!
– Лапонька моя! Котёнок мой милый! – говорила изумлённая Кейни, отвечая на ласки разошедшегося бесёнка. – Остановись! Ну, хотя бы не будь такой скорой! Великие силы! Да ты ещё интереснее, чем я о тебе думала!