bannerbannerbanner
полная версияПроект «Цербер»: Выводок

Искандер Лин
Проект «Цербер»: Выводок

Полная версия

Глава 10. Приговорённый

12 дней до сигнала «Лавина»

Мёртвая мышь залезла за шиворот, её холодный хвост обвил шею.

Глеб открыл глаза, схватился руками за свой кадык.

«Сон», – мужчина ничего не почувствовал под ладонью правой руки: ни острых лапок с грязными когтями, ни шерсти грызуна. Онемевшая левая рука лежала на груди, хотя поначалу Глебу казалось, что он её тоже поднёс к своей шее. Он ничего не мог чётко видеть перед собой: изображение расплывалось. Вокруг всё было бежевым, непривычно светлым. Матрас ощущался непривычно упругим.

«Я точно не в камере. Оставили в больничке?» – мужчине показалось, что мысли вяло перетекают по голове, подобно смоле. Пролежав на кровати около получаса, Глеб почувствовал незначительное улучшение: он перестал проваливаться в сон и моментально просыпаться. Приподнявшись на койке, заключённый осмотрел пол. Бежевый цвет был и там, ничего детально глаза рассмотреть не смогли. Реальность оставалась смазанной. Глеб приходил в себя ещё несколько часов, в течение которых зрение помаленьку возвращалось в норму, конечности перестала донимать покалывающая боль, а сознание наткнулось в черепной коробке на воспоминания. Мужчина был уверен в том, что его привезли в жуткое место, о котором вскользь упоминал охранник тюрьмы, когда сопровождал заключённого в лазарет. Потом был укол, и всё: темнота. А теперь Глеб один в каком-то помещении, полностью отделанном бежевым цветом. На стенах и полу плитка, потолок окрашен. В помещении стояли унитаз, умывальник, койка. Это было похоже на камеру-одиночку. Глеб верил, что в этом учреждении заключённых обязательно будут бить, травить собаками и ломать по-всякому, подавляя волю и требуя беспрекословного подчинения. По пути в лазарет он был уверен, что его просто отправляют на красную зону для «пыжиков» – пенитенциарное учреждение с особым режимом, в котором содержатся пожизненно заключённые. Но пока всё было совсем не так. Только камера и тишина. Через час задвижка в стальной двери открылась, и на опустившуюся наружу створку окошка кто-то поставил тарелку с едой.

«Ужин», – раздался громкий, безразличный мужской голос. А затем по прочной двери камеры резко ударили чем-то металлическим. Глеб подскочил с кровати и направился к «роботу». Когда он взялся пальцами за тарелку, удара не последовало: «Уже неплохо». Как только тарелка покинула полку-створку, на неё поставили кружку с коричневой жидкостью. Глеб взял и её. Окошко закрылось. Мужчина ещё несколько секунд постоял возле двери, прислушиваясь к звукам в коридоре. Поначалу было слышно, как кто-то неспешно идёт и что-то поскрипывает, но довольно быстро звуки затихли и исчезли. Заключённый вернулся к кровати, сел. В тарелке с варёной картошкой лежали небольшие кусочки жареной курицы, половина огурца, один маринованный помидор, кусок хлеба и ложка. Над горячим чаем в кружке вился пар.

«Так, кормят тут порядочно, посмотрим, что будет до отбоя», – решил Вятенко, приступая к приёму пищи. Минут через пятнадцать, когда тарелка опустела, а кружка из-под сладкого чая успела немного остыть, окошко в двери вновь открылось.

«Сдать посуду!» – безучастно, механически, обыденно прикрикнули с той стороны. Глеб выполнил команду. Окошко закрылось, шаги исчезли, наступила тишина. Следующие пару часов заключённый бродил по камере, представляя, как в любой момент дверь откроется, и за ним придут сотрудники тюрьмы, чтобы избить и отвести к администрации колонии. Там на него будут кричать, запугивать и объяснять то, в какой ад он попал. А может просто откроется дверь, и к нему в камеру залетят «опера», пересчитывать рёбра и «выбивать» показания, которые на самом деле в него будут вбиваться. Что взять с «пыжика»? Он уже и так никогда не выйдет, так не грех на него списать какие-нибудь «висяки». Глеб ждал, а дверь всё не открывалась и не открывалась. А потом резко погас свет. Спустя минуту из коридора донеслось гулкое: «Отбой». Это было похоже на голос из большой звуковой колонки.

«Всё? Сегодня никто не будет меня «гасить»? Ну, не всё так плохо. Хотя посмотрим, как пройдёт ночь, и что будет завтра. Если дадут поспать ночь, то вообще шикарно!» – Глеб, не снимая тюремной робы, прилёг на койку, решив пободрствовать, но сопротивлялся сну недолгое время. Мысли о том, что с минуты на минуты за ним могут прийти, что расслабляться не стоит, сменились смазанными сновидениями.

Рано утром он проснулся от громкого голоса из динамиков: «Подъём! Зарядка! Всем встать с кровати, расставить ноги на ширину плеч! Считаю до пяти: раз, два…» Вятенко решил не испытывать судьбу и принялся исполнять приказы. После приседаний были отжимания, затем прыжки, затем снова приседания, затем на повторных отжиманиях Глеб решил передохнуть, опёршись на руки, но не опускаясь к полу. И тут на правой голени возникла дикая боль. Мучительные судороги охватили всю ногу, до паха.

«Выполнять упражнение! Команды отдыхать не было!» – прикрикнул голос из колонок. Боль в голени резко исчезла. Глеб послушно продолжил упражнения. Когда зарядка закончилась, и команды больше не подавались, мужчина решил осмотреть ногу. Задрав широкие чёрные тюремные штаны, Глеб обнаружил на голени надёжно зафиксированный браслет.

«Вот те раз! Это когда же на меня его нацепили-то?» – удивился заключённый, но понял, что поскольку вчера он чувствовал себя плохо, то решил не снимать одежду и завалился спать прямо в ней. Вероятно, он не заметил вчера этого устройства, а нацепили аппарат ещё до того, как Глеб очнулся. Из динамиков полилась музыка.

«Музыка в колонии для пожизненных?!»

Негромко играла ненавязчивая мелодия. В это Глебу тяжело было поверить, но это происходило. Когда звуки смолкли, в камеру принесли обед. Процедура происходила абсолютно как вечером, только тарелок было две: суп и второе с небольшой порцией салата, наваленного прямо поверх котлеты. Через час после обеда дверь камеры открылась и, наконец, Глеб увидел сотрудника. Это был явно не «гсиновец». У этого «продольного» форма была полностью чёрной. На голове полевая кепи, на ногах облегчённые берцы. Эмблема на рукаве сотрудника напоминала круглый щит с мечом поверх него. «ФББ? Не думал, что к ним попаду. Ща точно начнётся…» – безрадостно подумал Вятенко.

«Руки за голову, из камеры на выход», – произнёс «барабашка». Конвойный вёл Глеба недолго, оказалось, что не на избиение, а на прогулку. Прогулочный дворик располагался в монолитном приямке больших размеров. Там могло бы поместиться больше десятка человек и места осталось бы ещё достаточно. Вместо потолка решётка, над ней навес из поликарбоната, над ним маскировочная сетка. Дворик был ниже земли, подобно громадной яме, в которую Глеба посадили за все его прегрешения. Но, впрочем, не его одного. По центру дворика на корточках сидел мужчина лет тридцати. На его голове отрастали редкие волосы. Глубокие залысины начинались у бледного лба. Тощее, неприятное лицо с изучающим, мерным взглядом. Сквозь расстёгнутый чёрный ворот робы на зэке виднелась какая-то синяя татуировка, расположенная на груди. Заключённый опирался на бетонный пол всей стопой, бледные руки с пропитанными табачным дымом ногтями он широко раскинул кистями вперёд, умостив локти поверх коленей.

– Здорово, – буркнул Глеб. Он не хотел проявлять агрессию с порога, но вид заключённого ему крайне не понравился, и полностью сдержать досаду от пребывания во дворике с таким человеком он не смог.

– Здоровей видали, ёпта, – отозвался мужчина, немного улыбнувшись. – Как звать? Кем сюда ехал?

– Глеб. Мужик.

– А погоняло?

– Нету. А ты кем будешь?

– Я – Валера Окунь. Смотрящий в камере был, но я так… Просто придерживаюсь понятий, в «блаткомитет» не рвусь. А как так без погоняла-то?

Глеб ухмыльнулся:

– Просто не дали и всё.

– Так неправильно. Будешь Косец, мля. А чё, у тебя ведь глаз всё равно направо гулять ходит.

– Пусть так, – не стал спорить Глеб. Когда не смотрелся в зеркало, Вятенко забывал про свою особенность: небольшую скошенность левого глаза.

– Ну располагайся, что ли. Вижь, мля, скока места?! Одни мы тут.

– Вообще больше никого? – удивился Глеб.

– Неа. Ты сюда за какую благодать заехал?

– Так. Беспорядки в одном городке были, а меня до кучи взяли. А ты?

– И я так же. Домой пьяный возвращался, не ту дверь открыл, а на меня проникновение в «барабашкину» квартиру и разбой оформили.

Окунь всё ещё смотрел на Глеба с недоверием, оценивая, но уже без вызова. Валера цыкнул, сплюнул сквозь щёлку в зубах, затем спросил:

– Жена или девушка есть?

– Нет.

– У меня тоже нет, но баб много. Ты вот на своём районе захаживал к тёлочкам?

– Не, не…

– Мля, а я кайфануть так всегда самый первый. Как щас жопу Ленкину помню. Заходишь за пивасом…

Оставшийся час Глеб был вынужден слушать о похождениях Валеры Окуня по всем падшим женщинам какого-то там областного центра. Этот зэк оказался тем ещё треплом. Видимо, одиночная камера очень давила на психику Окуня, из-за чего теперь он болтал без умолку. Глеб особо не вслушивался в то, что нёс Валера: там всё было бесхитростно, пошло и однообразно. По завершению «прогулки» Окунь даже пожал Глебу руку со словами: «Давай, пацан! Завтра свидимся».

Через пару часов после возвращения Глеба с прогулки, надзиратель открыл окошко в двери камеры:

– Вятенко, литературу получи!

Глеб соскочил с кровати. «Продольный» выдал ему томик зарубежных классиков, писавших приключенческие рассказы. Выбора никакого не было, так что оставалось развлекаться тем, что дают. Следующие два дня прошли по такому же расписанию, а в свободные часы Глеб читал книжку. Как он понял со слов Окуня, литературы тут немного и их забирают через каждые три дня. Почему – неизвестно. И лишь на четвёртые сутки пребывания в этой странной колонии распорядок дня резко изменился. Завтрак дали скудный: варёное яйцо, кусок хлеба и вода. Музыку не включали. Через час после завтрака дверь камеры открылась, через неё вошли два сотрудника ФББ: «Заключённый, лечь на пол!»

 

Но избиения не произошло, пыток тоже. Глеба отвели к лифту, который располагался недалеко от входа в «прогулочный дворик». Грузовой лифт опускался непривычно медленно. «Мы едем под землю? Что же это за такая чудная колония? Что там со мной будет? А что, если там какой-нибудь склад вредной дряни, а осужденные используются в качестве живых роботов? Поэтому и не били – подольше протяну. Я выживу тут вообще?» – мрачно раздумывал Вятенко. Внизу оказалась платформа, похожая на урезанную версию тех, что Глеб видел в столичном метро. На путях тоннеля стоял поезд из одного вагона. Внутри их ждали двое «эфбэбэшников», охранявших Валеру Окуня. Заключённых посадили рядом друг с другом на сидения с откидной рамой, напоминавшей фиксатор детских аттракционов. Как только Глеб опустился на сиденье, один из «барабашек» сказал: «Руки на жёлтые элементы». Не дожидаясь реакции, сотрудник сразу нажал на какую-то кнопку на своей рации, и браслет на ноге ударил Глеба током. Этот электрический заряд был не таким болезненным, как во время первой зарядки, скорее, он заставил лихорадочно искать что-то похожее на «жёлтые элементы». Ими оказались места на откидных рамах, до которых можно было спокойно дотянуться руками. Как только Глеб положил ладони на эти участки, фиксатор плавно опустился, прижав его к спинке сиденья. Браслет перестал бить током. Когда заключённые себя обездвижили, один из «эфбэбэшников» подошёл к небольшой панели, размещённой в торце вагона и что-то на ней нажал. Возник электронный звук включения скрытого от глаз устройства, двери вагона закрылись, и поезд двинулся с места. Несколько минут езды по тёмному тоннелю закончились на такой же маленькой станции, как и та, с которой движение начиналось. Никаких остановок по пути не было, только один перегон. «Эфбэбэшник», стоявший за пультом управления вагоном, что-то нажал и фиксаторы поднялись вверх, вернув осуждённым возможность двигаться. Конвой повёл заключённых по подземным коридорам. Выглядело это подземелье так же, как и тюрьма на поверхности. За очередным поворотом оказался небольшой зал ожидания и несколько дверей. Глебу приказали сесть на одно из кресел, рядом с ним разместилось три сотрудника. «Барабашка» завёл Окуня в правую дверь.

«Точно здесь добывают что-то или производят. Вон чего нарыли. И нас сейчас на эту чёртову вредную «промку» определят. Всё понятно», – Глеб старался больше не думать о происходящем. Это было сложно, неприятные мысли сами лезли в голову. Но тревога, к которой эти размышления могли привести не изменила бы ситуацию. Пару месяцев назад на суде он тоже попытался отрешиться от реальности. Там это не сразу, но получилось: прокурор говорил очень нудным и усыпляющим голосом.

Дверь открылась, Валеру вывели и усадили на одно из кресел. «В кабинет», – приказал один из сотрудников. Глеб повиновался – всё остальное бесполезно. Даже браслет-электрошокер с него не сняли, так что вариантов сбежать или не выполнить распоряжение не осталось. Комната, в которой оказался Вятенко, напоминала кабинет стоматолога с очень странным креслом по центру. Но те приборы, которые были установлены рядом с ним, не имели ничего общего со стоматологическим оборудованием. Электроды, мониторы, поворотный столик с набором колб и какими-то химикатами – это всё намекало не на лечение, а на что-то другое. Но Окунь вышел отсюда таким же, как и заходил, криков не было, и Глеб решил, что страшного ничего произойти не должно. Около кресла стоял молодой мужчина в белом халате и очках.

– Садитесь, – указал он на кресло.

Глеб разместился.

– Завтракал? – спросил «доктор», приготавливая оборудование к чему-то.

– Да, – как можно спокойнее ответил Глеб. Он чувствовал, как сильно стало биться сердце.

– Ночью спал?

– Да.

– Есть какие-то недомогания?

– Нет.

– Торс оголи.

Мужчина в халате нацепил на верхнюю часть туловища заключённого какие-то присоски, на голове разместил странный металлический обруч. Что-то погудело, потрещало и затихло. После того, как «доктор» снял с Глеба все провода, он потребовал открыть рот. Взяв мазок, мужчина опустил его в одну из ёмкостей с химикатами. Жидкость в стеклянной баночке поменяла цвет с зелёного на оранжевый. Удовлетворённо махнув головой, «доктор» начал набирать на сенсорной клавиатуре, бубня под нос: «Третья группа испытуемых… годности – 2Е». После этого он махнул рукой сотруднику и Глебу приказали вернуться в зал ожидания. Затем их с Окунем подвели к левой двери. Только Глеб заметил, что она была выполнена из металла. За ней оказался тамбур с тяжёлой бронированной гермодверью. Пока сотрудники возились с штурвалом гермозатвора, Глеб пытался понять: «Куда же я попал, что, мляха, такого страшного за этой створкой? Мы прям сейчас сдохнем? Или нет?» Бросив взгляд на Валеру, он увидел только безмолвный животный страх в водянистых глазах собрата по несчастью. Когда сотрудники закончили, от них поступил приказ войти в помещение. Зал от пола и до высокого потолка обитый стальными листами оказался пуст. Только в углу стоял большой пластмассовый ящик с крышкой. Глеб ощутил себя будто бы запертым внутри огромного трюма какого-то сухогруза: темноту рассеивали одинокие лампы, висящие то тут, то там, заклёпки на стыке листов под ногами, на стенах, высоко над головой. Зал был выкрашен в тёмно-коричневый цвет. Гермодверь вернулась на своё место, послышался лязг, вращение штурвала. Когда снаружи возня сотрудников закончилась, из динамиков откуда-то сверху раздался незнакомый, энергичный голос: «Испытуемые, пройдите к ящику в углу зала, когда услышите гудок, крышка откроется. Возьмите то, что там хранится». Глеб и Валера подошли к указанному месту. Резкий гудок поезда ударил по барабанным перепонкам. Что-то пискнуло, и крышка ящика немного поднялась, приоткрылась. Окунь сбросил её полностью и обомлел: там лежало два помповых ружья.

– Мляха-ебляха! Шо, и заряженные?

– Кажется, да, – неуверенно ответил Глеб, доставая один из дробовиков.

Голос сверху продолжил: «Для выстрела из оружия требуется нажать на спусковой крючок. Ничего перезаряжать не нужно, оружие заряжено на восемь выстрелов, просто целитесь и нажимаете на крючок. Обратите внимание на дальнюю дверь. По сигналу она откроется. Стреляйте в цель».

В другом конце зала зажглись настенные лампы над большой стальной откатной дверью. Гигантские размеры позволили бы проехать через неё самосвалу.

– Глеб, чё думаешь? Глеб, чё тут за херня?

– Эх, знал бы я! Ты готов стрелять?

– Готов, мля! А ты?

– И я, кажись, готов!

Мужчины немного приподняли стволы дробовиков по направлению к двери. Их руки, покрытые мурашками, крепко сжимали оружие. Хотелось бежать, на месте стоять было трудно. И они, переглядываясь, пошли вперёд. Медленное движение вперёд оказалось сделать проще, чем оставаться неподвижным с бешеным пульсом в висках.

Вдруг снова прозвучал гудок поезда.

Дальняя дверь начала медленно отъезжать вбок. Из-за неё показалась морда чудища. Глеб не мог поверить своим глазам, но в зал вошёл монстр, похожий на волка, но передвигающийся на задних конечностях. «Руки» ужасного существа заканчивались длинными кривыми когтями, наподобие ястребиных, но больших размеров. Зрачки чудища имели какую-то дьявольскую форму в виде прямоугольника. Его «ноги» оставляли царапины на стальном полу после каждого шага: когти нижних конечностей были короче, но более толстыми. Глеб прогнал оторопь, в которую впал от увиденного ужаса и уже был готов выстрелить в эту непонятную, пугающую тварь, но внезапно в глазах потемнело, вспыхнула головная боль, и он упал. Очнувшись на полу, Глеб понял, что «выключился» всего на пару секунд. Прогремел оглушающий хлопок – выстрел из дробовика. Окунь стрелял, не целясь, и верещал, что есть мочи: «Не надо! Не надо! Возьми его! Его!» Чудище металось по стенам и потолку, а потом спрыгнуло прямо на Валеру. Хруст и булькающие звуки сменили собой вопли заключённого. Глеб схватил лежавший рядом дробовик, прицелился в чудовище и нажал на спуск. Хлопнувший выстрел заставил монстра совершенно неестественно выгнуться вперёд. Затем мутант бросил труп Окуня и повернул окровавленную морду к живому человеку. Глеб выстрелил второй раз – мимо. Мутант вскочил на стену. Когтями издавая лязг, чудище убежало по тёмному потолку в ту сторону, откуда появилось. Глеб почувствовал головокружение, тошноту, рвотный позыв подкатил к горлу. Сердце всё ещё бешено колотилось от страха. Широкая дверь начала закрываться, как только мутант покинул зал.

Глава 11. Неожиданная встреча

За 3 месяца до сигнала «Лавина».

Лифт начал движение на подземный этаж. Этим утром Максим и Александр ехали вниз одни, что было необычайно комфортно: не нужно прижиматься к стенкам кабины, можно спокойно продолжить разговор, не стесняясь посторонних. Друзья обсуждали отпуск начальника.

– Я думаю, что это где-то на Чёрном море. Спорим, это доступно только для руководителей и возят их на закрытую виллу спецбортом? – напирал Саша, полный брюнет среднего роста с длинными волосами и щуплой бородкой, заплетённой в несуразную косичку.

– Да не, тут и солярия хватило бы, – предположил Максим, зевая: сегодня они с приятелем решили прийти на работу пораньше, чтобы успеть подготовить материалы до начала эксперимента.

– Савва и солярий!? Ещё скажи, что он кремами натирается до и после работы!

– А ты в этом спец? – Макс решил не упускать возможности подколоть.

– Э! Я не про это! Не похож наш Алексеич на любителя масочек из огурцов на ночь и прочей косметической лабуды. Вот банку протеина «схомячить» на завтрак – это да.

– Он мне как-то про креатин рассказывал полчаса; про то, что подкачаться мне бы не мешало; про калорийность, соотношение белков с углеводами в пище и прочее.

– Да, мужик фанатеет. Ну, так не просто же он сам, как экскаватор.

– Когда я начинал тут работать, он был раза в полтора меньше в плечах, – заверил Максим в тот момент, когда лифт прибыл на нужный этаж и двери открылись.

– Через пару часов у кофейного аппарата! – напомнил Александр.

– Ага, как раз подготовлю всё для взятия проб.

***

Перед тем, как войти в кабинет, где будет проходить обследование испытуемых, Максим думал об отчёте, что пришёл на электронный ящик в локальной сети исследовательского комплекса. Он не ожидал, что в останках будут найдены следы токсинов. Но раз уж они там присутствуют, то значит он не ошибся и его расчёты подтвердились: особи вида NR-Z6-2 способны к производству яда в своих железах. То, что не получалось у коллег по лаборатории, получилось у него – это чувство окрыляло!

В небольшом холле перед кабинетом все сиденья оставались пустыми. Максим подошёл к кабинету, открыл дверь, включил свет, компьютер, расположил удобнее инструменты, достал бланки, разместил пробирки. Через пятнадцать минут должны были привести испытуемых. Максим уже привык к подобного рода обследованиям, хоть это и не было его профилем. Поскольку на объекте был особый режим секретности, лишних людей старались не держать – должности создавались с расчётом разумного совмещения функций. То, чем сейчас придётся заняться Максиму, вполне можно поручить и менее квалифицированному персоналу. А всё из-за нежелания ФББ раздувать штат специалистов, обладающих доступом к особо важным данным. Или ты ведёшь научную работу на условиях расширенных обязанностей, или мы в тебе не нуждаемся – лозунг был таков.

Обследование представляло собой шаблонный опрос, взятие некоторого количества анализов для проведения экспресс-тестов и банальный осмотр. Важно, чтобы в экспериментах участвовали более-менее здоровые испытуемые. Они моделировали солдат условного противника. Испытуемые не вызывали у Максима никакого сочувствия: он представлял себе, что это за люди из короткого резюме от ФББ. Каждый раз, когда проходило обследование, Макс видел перед собой убийц, педофилов, рецидивистов – самых отпетых и неисправимых. Деградировавших личностей, носителей черепных коробок с предрасположенностью к насилию. Он видел злобу и асоциальность на их лицах. В их глазах отсутствовал какой-либо интеллект, кроме хитрости хищника. Безэмоциональные личности, но у каждого больное заурядное эго. Молодой учёный прекрасно представлял себе, как эти люди творили самые гнусные преступления, какие только можно себе представить, какими невосприимчивыми они были к этике и морали, к эмпатии. Он был уверен, что каждый из них был в своём детстве школьным хулиганом-задирой, что мешал окружающим спокойно жить. Чаще испытуемыми были мужчины. Но изредка появлялись и женщины: серийные убийцы детей или мужей. Кровавые бестии теряли в глазах молодого учёного всякий пол. Уверенность в том, что перед ним сидят постаревшие подростки-садисты, неугомонные мерзавцы, позволяла Максиму спокойно и неторопливо проводить опрос, брать анализы, а потом вдумчиво изучать отчёты об останках испытуемых, внимательно читать протоколы исследования их трупов. Он считал, что такое использование этих преступников – это лучшее применение подобных нелюдей: «Все равно они не исправятся: агрессия и желание доминировать, унижать у них в крови. А так, хоть что-то полезное сделают для людей». И сегодня Максим видел перед собой точно таких же испытуемых. Ужасные, мерзкие, но не пугающие. Не пугающие потому, что на них были браслеты с электрошоком, в кабинете вместе с заключённым всегда присутствовал «эфбэбэшник». Сотрудник следил за тем, чтобы заключённый хранил молчание, кроме тех случаев, когда ему задают вопрос: не нужно отвлекать учёного от работы. Да Максим и не хотел слышать ничего от всех этих судимых ублюдков: «Что он может мне сказать? Соврёт что-нибудь, зубы заговорит. В лучшем случае выдаст какую-нибудь пресную банальщину. Или попробует на жалость надавить. Лучше пусть молчит: единственную пользу обществу принести он тут и без слов сможет».

 

Так же было и сегодня. Один испытуемый, второй… И тут Максим опешил, когда увидел, как к нему в кабинет «эфбэбэшник» ввёл Ксюшу. Миронов крепко зажмурил глаза, затем резко открыл – ничего не изменилось. Перед ним в кресле для обследования сидела она. Прекрасные глаза были наполнены болью и страхом, на щеках виднелись следы синяков, исхудавшее бледное лицо казалось старым, чёрная уродливая тюремная форма скрывала стройную фигуру. Роскошные рыжие волосы, которые Ксюша иногда перекрашивала, экспериментируя со светлыми оттенками, сейчас были убраны в короткий хвостик – волосы недавно отросли после бритья наголо. Максим не мог поверить в то, что эта молодая красивая женщина, девушка из его прошлого, сейчас находится здесь, в подземном комплексе, в роли испытуемой. Но реальность была такова. Учёный сделал вид, что его это не удивило:

– Женщина вместе с мужиками? Пёстрая команда.

Сотрудник ничего на это не ответил. Он молча стоял рядом.

Максим начал обследование, с трудом преодолевая желание заменить шаблонные вопросы на те, о которых думал: «Как ты здесь оказалась? Почему ты здесь? Что ты натворила?» Но говорил другое:

– Мы привлекаем заключённых на участие в испытании нового фармацевтического препарата. Доза подбирается в соответствии с вашим состоянием здоровья. Если сообщите мне ложные сведения, я неправильно назначу дозировку. В таком случае вы можете умереть. Итак, сколько часов вы сегодня спали?

– С…Семь.

«Это точно она! Её голос! Я узнал эти придыхания, которые у неё проскакивали во время волнения!» – лихорадочно перебирал мысли в голове Макс.

– Головокружение, тошнота?

– Нет.

Максим шёл по списку и иногда смотрел на Ксюшу. Он видел в ней безмолвную мольбу о помощи. Надеясь, что сотрудник ведомства ничего не замечает, Макс усиленно думал о том, как обставить результаты обследования таким образом, чтобы не дать Ксюше дойти до эксперимента. В этот момент прозвучал сигнал вызова на портативном переговорном устройстве в виде грубого кнопочного телефона в кармане халата.

«Я сейчас вернусь к вам», – Макс с трудом подавлял свой взбесившийся от волнения пульс. Возможность встать и отойти в сторону была очень кстати: адреналин в крови требовал действий.

– Да, – коротко сказал Максим, нажав на кнопку ответа.

– Зайди в П-10, прямо сейчас, это важно, – быстро проговорил начальник.

Макс положил устройство обратно в карман и сказал «эфбэбэшнику»:

– Меня срочно вызывают, я вернусь и всё закончу.

Услышав это, сотрудник ведомства даже не изменился в лице, он всё так же молча следил за Ксюшей.

Передвигаясь по коридорам почти бегом, Максим думал о том, как лучше объяснить всё начальнику: он хочет сделать подлог анализов, и без Алексеича ничего не выйдет. «Что сказать? Что она моя сестра? Что бывшая жена? Что у нас были дети, но умерли? Откуда мне знать, какой человек ему покажется более важным? Пойдёт ли он вообще на то, о чём я его прошу? Рисковать всем ради чего? Он подумает, что я сумасшедший! Что я прошу освободить от эксперимента какую-нибудь рецидивистку, которая меня обдурила! Как же Ксюша там оказалась? Как?» – за этими мыслями молодой учёный дошёл до нужного кабинета. Внутри никого не было. Снова зазвонил «телефон».

– Макс, прости, что отвлёк от работы! – прозвучал в динамике голос Саввы. – Возвращайся к обязанностям.

– А что было-то? – на самом деле он хотел сказать что-то вроде: «Савелий, нужно срочно поговорить с глазу на глаз! Требуется твоя помощь! Всю жизнь обязан буду!»

– Да это ФББ взбаламутили меня! Связался со мной начальник сектора, потребовал устроить совещание с тобой и Сашей. Я ему объяснил, что Сашу необязательно туда звать, а то эксперимент просрочим. А потом вообще резко всё отменилось. Нормально там подготовка проходит?

– Всё хорошо.

– Тогда давай, проводи работы по плану.

– Савва, есть один нюанс!

– Что? Какой?

– Мне кажется, что у одной из испытуемых депрессия.

– С чего ты это взял?

– Вялая она какая-то. Когда анализ брал, заметил исполосованные вены. Думаю, её не стоит использовать.

– Думаешь? А что будет? От неё же там много не требуется…

– У неё сейчас в крови неправильный коктейль из гормонов. Депрессия проявляет себя через некоторые маркеры. Это даст отклонение в сторону. Может на другое что-то её определим?

– На другое? Блин, ну… А… Бумажками теперь это всё нужно будет обосновывать до зимы! Задачку ты мне задал, конечно.

– Это лучше, чем потом объяснять расхождения в результатах по токсину. Мне кажется, так сделать разумнее.

– Нууу… да. Ладно, разработка твоя – тебе виднее. Заполни в протоколе столбец с комментариями. Распиши там обоснование кратко, а я потом подготовлю отчёты и служебную записку.

– Отлично! Это правильно!

– Да, давай Макс.

Разговор закончился, прямо сейчас Ксюшу удалось отвести от гибели. Как её вообще убрать из экспериментов, Максим пока понимал плохо, но тот факт, что сегодня с ней всё будет хорошо, его сильно ободрил. Возвращаясь обратно, он невольно вспоминал как проводил время с этой девушкой, как они гуляли вечерами, каким было её голое тело. Казалось, что их разногласия, которые привели к расставанию – пустяк. И вообще неважно всё то плохое, что было. Главное – она сегодня будет жива!

Войдя в кабинет, Максим увидел, что кресло для испытуемых пусто. Ни Ксюши, ни «эфбэбэшника» нигде не было. На его рабочем месте сидел Саша и что-то заполнял на компьютере.

– Где она?

– Ты про испытуемую? – немного рассеянно отозвался Александр. – Увели. Меня Савва срочно сюда отправил по рации закончить обследование, сказал, что нужно подменить тебя. Я доделал и всё.

– Она не пойдёт на эксперимент! У неё депрессия, я её забраковал! Алексеич в курсе!

– Депрессия? – переспросил Саша, повернувшись к товарищу. – Просто грустная, вроде, была и всё. Да какая уже разница: эксперимент провели.

– Как провели? – у Максима больно кольнуло между рёбрами, тело прошибло холодным потом.

– Следить за проведением испытаний от нас отправили Лёню, Диму и Катю. Всё. Останки, как полагается, скоро будут в лаборатории для изучения.

Рейтинг@Mail.ru