Искандер Лин
Проект «Цербер»: Выводок
Глава 3. Контроль
Спустя 1 год и 10 месяцев после создания «Объекта 80».
Шершенёв ехал на служебном автомобиле по территории «восьмидесятки» к её строящейся части. Комплекс секретных сооружений был почти готов, оставалось немного. «Объект 80» стал приятным открытием для Арсения – его личным детищем. Ему нравилось чувствовать себя в роли отца-основателя, чья воля распространялась и на гражданских, и на военных, а с недавнего времени и на всех коллег по ФББ. Только отчёты в столицу досадно напоминали о подчинённости Арсения руководству контрразведки.
Автомобиль свернул с дороги и остановился у въезда на стройплощадку. Оставив водителя одного, Шершенёв направился к большому котловану. Стальной шпунт сдерживал массив грунта от обвала, на глубине более десятка метров лениво передвигались рабочие, строительная техника простаивала. Арсений не прошёл по стройке и пяти метров, как к нему подбежал мужчина в белой каске и яркой жилетке.
– Арсений Геннадьевич, здравствуйте! А мы вас не ждали. Я новый прораб – Цветков Георгий…
– Жора, значит, – Шершенёв не протянул руки и не остановился, всем своим видом показывая абсолютную незаинтересованность в том, кто с ним говорит. – Вместо Юрия, я так полагаю?
– Да, я…
– Ну, скажи мне, Жора, работы по строительству выхода номер 7 ведутся?
– Нет, Арсений Павлович.
– А почему? – эфбэбэшник дошёл до края котлована и, бросив взгляд на дно, повернулся к прорабу.
– Начальство не велит. Арсений Павлович, это не я решаю. Мне сказали: «Остановить работы до выплат по контракту». Я остановил.
– А кроме начальства, значит, тебе ничто не мешает, я так понимаю?
– Не.
– Ну, тогда давай договоримся, Жора. Слушай здесь сначала мои распоряжения, а потом уже своё начальство. Хорошо?
– Это как? – лицо Цветкова выражало искреннее недоумение.
– А так. Я говорю строить – ты строишь. Я говорю не строить – ты не строишь.
– Но…
– Ну, а если будешь дурака валять, то случайно «сделаешь» что-то не то: изнасилуешь кого-нибудь или шпионить начнёшь. Или в котлован свой случайно свалишься. Ограждения-то я не вижу нормального. Экономите, да? Ты, главное, слушайся, Жора, а то, как Юрий закончишь. А с начальством мы всё уладим. Ты же не хочешь работу потом второпях делать, когда твоё начальство обгадится и жопой Жоры прикрываться начнёт? Ну, и я о том же.
Арсений ободряюще хлопнул ошарашенного Георгия по плечу и пошёл в сторону своего служебного автомобиля. Цветков ещё стоял на месте какое-то время. В его голове было много разных мыслей.
***
Радеев сидел за столом в своём кабинете и задумчиво смотрел на экран компьютера. Он не понимал, откуда в присланном ему календарном графике исследовательских работ появились пункты, о которых ему не сообщали ни на одном совещании. Эти пункты были странны, они переводили деятельность его лабораторий в другое русло.
Дверь открылась, и в кабинет Артура вошёл Шершенёв.
– Здравствуйте, – учтивым тоном поприветствовал учёного главный безопасник «Объекта 80».
– Добрый день, Арсений! Как хорошо, что вы зашли! – Радеев пожал протянутую руку. – Я уже хотел вам звонить, а то совсем не разберу! Что…
«Эфбэбэшник», сев на свободный, «гостевой» стул, перебил мужчину:
– Простите, что не даю закончить, но мне важно узнать, как проходит переезд?
Артур, промолчав с открытым ртом пару мгновений, ответил:
– Хорошо. Сегодня мои сотрудники закончили раскладывать наши наработки по ящикам и коробкам. Мебель замаркировали. Всё готово!
– Хорошо. Тогда завтра у них будет выходной, а послезавтра они должны выйти на работу в подземный комплекс. Я напишу вам подробности на электронную почту. Это здание останется за вашим департаментом, но тут будут проводить менее секретные разработки.
– Ага, понял. Арсений, я вам очень хочу задать вопрос по календарному графику. Вы его видели?
– Да, видел. Какой вопрос?
– Что это за пункты такие? Вот, в графике. Видите? Я не понимаю, откуда это взялось? «Разработка схемы возможных видов с наибольшей смертоносностью, согласно заданию». Что это? Почему я об этом не слышал? Где работы с приматами? Где следующий этап адаптации генов токсиноустойчивости на обезьянах?
Арсений спокойно посмотрел на взволнованное лицо учёного и ответил ему:
– Теперь начинается ваша настоящая работа, Артур Фёдорович. Вы – гениальный учёный, который не просто открыл связь между генотипом и фенотипом, но и предложил метод коррекции генотипа наиболее оптимальным образом. Родина в опасности! Вы должны помочь нам её защитить.
– Но разве мои изыскания по повышению устойчивости приматов, а значит и людей к негативным внешним факторам не являются вкладом в защиту Родины?
– Являются. Но поймите, что у нас нет столько времени, чтобы ждать, пока вырастет поколение более живучих и здоровых детей, если даже мы согласимся на предложенные вами меры. Враги только и ждут момента, когда мы дадим слабину, не выдержим конкуренции и тогда начнётся самая настоящая война за нашу землю. За наши природные богатства.
– Какая война? С кем?
– Со всеми, Артур Фёдорович, весь мир нам завидует! Весь мир только и думает, как отнять у нас наши ресурсы. Артур Фёдорович, мы сможем защитить Родину только благодаря вам. Вы – ключ к процветанию нашей страны. Вы должны разработать такое оружие, которого раньше не было. Оружие, которое никто не сможет повторить, потому что секрет его создания никогда не покинет «Объект 80». Потому что это под силу только вам. А вас я не дам в обиду никому. Но чтобы всё получилось, я прошу следовать поставленным целям.
Артур молчал. Он снял очки, протёр тряпочкой линзы и, надев их обратно, сказал:
– Арсений, я отдал жизнь науке, чтобы в мире стало меньше страданий. Вы хотите, чтобы я согласился их приумножить?
Шершенёв спокойно ответил:
– Не стройте иллюзий – выживает сильнейший. Я советую вам пересмотреть ценностные приоритеты, потому что, в любом случае, ваша жизнь теперь связана с «восьмидесяткой» и просто так вас никто отсюда не отпустит.
– В кандалы закуёте что ли? – раздражённо усмехнулся Радеев.
– Артур Фёдорович, цените всё то, что вам Родина даёт. И, будьте так добры, занимайтесь любимым делом в её интересах.
После этих слов Арсений поднялся со стула и, выходя из кабинета, добавил:
– Вы же умный, уважаемый человек – зачем вам проблемы? Многие бы хотели оказаться на вашем месте. Подумайте об этом. Я на связи, если что-то понадобиться – звоните.
Артур остался в кабинете один. Его неприятные догадки подтвердились.
Глава 4. Проверка готовности
Спустя 1 год и 11 месяцев после создания «Объекта 80»
Дождь шёл с раннего утра. По асфальтовой дороге тонкой плёнкой тянулись многочисленные ручейки воды. Мелкими брызгами они разлетались из-под колёс армейского внедорожника, спешившего к контрольной точке номер три. В машине сидели водитель и за ним два стрелка – все трое были контрактниками, с сержантскими лычками на погонах. Ехали молча. На переднем пассажирском сиденье находился новый командир гарнизона «восьмидесятки» – полковник Демченко. Служивые были наслышаны об этом человеке и навлекать на себя гнев зазря не хотели. Никто из них не желал выводить из задумчивости молчаливого офицера: не буди лихо, пока оно тихо.
Николай Алексеевич решил лично проехаться по позициям, а в штабе гарнизона оставил вместо себя своего заместителя. С утра пораньше Демченко объявил боевую готовность, что означало для военнослужащих обстановку, приближённую к обороне «Объекта 80». Совсем недавно Николай был лишь командиром одного из полков охраны этой базы, но руководство заметило потенциал боевого офицера и, после того как предыдущий командующий решил перевестись в столичный генштаб, вверило полковнику гарнизон. И всё бы хорошо, но вдобавок к общей, по мнению Николая, слабой подготовке личного состава и безалаберности офицеров охранных полков, в управление гарнизоном «протащили» генеральского отпрыска – подполковника Никулина. Демченко не сомневался, что наведёт порядок в вверенных ему подразделениях «восьмидесятки», а вот порядок в собственном штабе был под угрозой. Никулин был его заместителем, но таким заместителем, которого лучше бы вообще не было.
Мажор в погонах появился на объекте месяц назад. С первых же дней он дал понять сослуживцам, что отчитываться ни перед кем не собирается, грубить ему не стоит, и вообще он тут временно, а задачи он будет выполнять так, как считает нужным. Ни рапорты, ни личный разговор ни к чему не привели, потому что Никулин раз за разом решал все конфликты и недоразумения звонками своему отцу. Теперь этого горе-командира приписали к Демченко. Поручить что-то важное такому «золотому мальчику» было бы самоубийственно глупо. Пока ещё у Николая Алексеевича была надежда, что Никулину скоро наскучит на «восьмидесятке»: «Хренов мажор получит свою чёртову запись в личное дело и пойдёт продвигать карьеру за счёт папаши куда-нибудь в другое место! Подальше отсюда». Всё-таки в последнее время ФББ стало «закручивать гайки» на объекте, не всем офицерам это было по душе. Пока ещё можно было спокойно перевестись с «восьмидесятки» в любой другой военный округ. Да, гарнизон «Объекта 80» вывели в отдельное территориальное образование, которое подчинялось генштабу вооружённых сил напрямую.
Обдумывая всё это, Демченко понял, что они почти доехали до КПП, оставалось метров четыреста.
– Останови здесь, – приказал он водителю, а затем буркнул солдатам, сидевшим позади, – а вы в охранение. Ждать моего сигнала по рации.
– Есть, – отозвались все трое.
Полковник пошёл по лесу вдоль дороги. Дождь барабанил по плащ-палатке, накинутой на плечи, но не так часто: ветви немного укрывали от непогоды. Сырость не пугала Николая, он просто хотел подойти к контрольной точке без лишнего шума: всегда хотел знать реальное положение дел на местах. Послать на такое дело Никулина было бессмысленно, он бы ничего толком не объехал даже. А сейчас в штабе все дела более-менее приведены в порядок – «золотой мальчик» сильно там не навредит.
Пробравшись сквозь мокрые тёмные заросли к небольшому КПП, Демченко решил аккуратно обойти его вокруг. На дороге перед одноэтажной постройкой были выставлены ограждения, мешающие проезду. На позиции для ведения огня, оборудованной из нескольких бетонных блоков, сидел и курил одинокий часовой. Солдат смотрел в одну сторону, укрывшись под импровизированным козырьком из фанеры, обитым кусками резины с покрышек. И больше никого из военных снаружи не оказалось. Часовой не услышал, как полковник прошёл за ним в трёх метрах, хотя дождь и не был таким сильным, чтобы вовсе заглушить шарканье шагов. Войдя в помещение контрольного пункта, Николай Алексеевич увидел греющийся у электрообогревателя суточный наряд. Промокшие солдаты сушили плащ-палатки на стене, а сами обсыхали, рассевшись вокруг «печки» на полу и паре табуреток.
– Смирно! – крикнул ефрейтор, сидевший лицом к входу и первый заметивший полковника.
– Вольно, – громко ответил Демченко вскочившим на ноги военнослужащим.
Из соседней комнатки с письменным столом выскочил лейтенант и затараторил:
– Товарищ полковник, происшествий за время дежурства не было…
Демченко махнул рукой:
– Замолкни! Обосрались уже.
Дежурный оборвал фразу, которую привык выпаливать при виде начальства и встал как вкопанный, лихорадочно пытаясь придумать, как же выкрутиться из сложившейся ситуации.
– Почему дозора нет? – спросил полковник.
– Есть, товарищ…
– Это вот то недоразумение, что на боевом посту, как паровоз дымит? Ты в курсе, что он слепой и глухой? Как твоя фамилия, лейтенант?
– Лункевич, товарищ полковник.
– Так, Лункевич, не забыл, как в карауле стоять? Помнишь с училища?
– Так точно!
– Ну, вот, давай-ка беги на позицию кабанчиком, а вояку своего сюда ко мне отправь, а то я гляжу, ты сухой больно.
– Есть, товарищ…
Лейтенант спешно вышел с КПП под дождь. Он слышал про этого бывшего командира полка и его порядки. Молодой офицер отчётливо понимал, что теперь последствия этой халатности с охраной КПП будут аукаться ему ещё какое-то время.
– Чем занимались с момента получения сигнала боевой тревоги? – обратился полковник к солдатам, молча стоявшим перед ним.
Солдаты затараторили, перебивая друг друга:
– Заняли позицию, товарищ пол…
– Получили оружие, товари…
– Действовали согласно указаниям…
Демченко резко гаркнул на говоривших:
– Так! Что делали?
– Здесь были, – ответил за всех самый высокий боец.
– Просто тут сидели?
– Так точно.
Николай Алексеевич громко хмыкнул. В этот момент в помещение вошёл солдат, куривший на посту:
– Товарищ полк…
– Здесь стой, – хмуро ответил Демченко. – Итак, воины, на КПП происходит нападение со стороны въезда, что делать будете?
Солдаты переглянулись:
– Займём оборону.
– Будем отстреливаться.
Николай внезапно крикнул:
– Ну, так делайте, мать вашу!
Военнослужащие суетливо забегали по комнате, затем рассредоточились у окон, выходивших на три стороны.
Демченко подошёл к ближайшему:
– Ты занял позицию?
– Так точно!
– Ссы сочно! – затем крикнул через плечо. – Всем сюда смотреть! Вот если так будете стоять у окна, вас в первую же секунду подстрелят к хренам собачьим! Вот так стоять надо, – полковник отодвинулся от окна, занял правильную позицию. – Пространство под твоим наблюдением остаётся, но шансов выжить уже больше. Но сейчас тебе пуля прилетает в грудь, – офицер слегка ударил солдата по бронежилету. – Падай!
Как только дневальный лёг на пол, Демченко взревел:
– Потеря, бойцы! Что делать будете?
Солдаты молчали, лихорадочно пытаясь придумать ответ.
– Кто теперь командует обороной КПП? – громко задал вопрос Николай.
Ответом была тишина.
– Ты убит, падай! – гаркнул полковник ещё одному солдату.
Оставшийся «в живых» караул всё ещё мешкал. Вдруг один из них, самый высокий произнёс:
– Как второй дневальный, беру командование дежурным нарядом на себя!
– Так, ещё что? – Демченко буравил своим взглядом солдата.
– Всем сместиться к правой стене, обстрел идёт со стороны въезда! Передаю сигнал об атаке на базу!
– На этом всё? – спросил офицер.
– Держим оборону.
– Держи-держи. Но вот братишке твоему помощь нужна: его в начале боя ранили! Он там кровью уже залился, пока вы яйца почёсывали! Или всё? Никак не поможете? Словил пулю – пошёл на хер? Понятно всё тут… Никто ничем не занимался с вами.
Демченко раздражённо махнул рукой и вышел с КПП. Перед тем, как вызвать по рации автомобиль, полковник подошёл к мокнущему на посту Лункевичу и сказал ему: «Сегодня ты напишешь рапорт о понижении в должности. Я проверю». Затем Демченко пошёл по асфальту в сторону приближающегося внедорожника.
Николай Алексеевич, как только сел в джип, снова погрузился в свои мысли. Монотонная дробь дождя и молчание подчинённых лишь способствовали этому. В его памяти возникли яркие воспоминания: зимняя слякоть, дымящийся город Могучий. Перед глазами встала картина: первый выстрел из гранатомёта по зданию вокзала попадает в окно; санинструктор оттаскивает солдата с раздробленной рукой куда-то вглубь зала ожидания; Демченко отдаёт приказания и случайно замечает, как по полу ползёт ослепший боец с лицом, рассечённым осколками стекла. У восемнадцатилетнего парня кровь перемешалась со слезами, он стонал и хрипел, не понимая, что с ним. Ещё юный, но уже так сильно изуродованный солдат звал на помощь. Никто не обращал на раненого внимания: началась ожесточённая перестрелка с боевиками. Парень продолжал кричать ещё что-то, а потом потерял сознание.
Щелчки рации вырвали Николая из прошлого.
– Восемьсот второй вызывает восемьсот первого, – донёсся из динамика голос Шершенёва.
– Восемьсот первый, слушаю, – устало ответил Демченко. Ему сейчас меньше всего хотелось общаться с «эфбэбэшником», который норовил присутствовать во всём и везде на «восьмидесятке». Приказов военным он не раздавал, но игнорировать его, забыть о его существовании тоже было никак нельзя – напомнит.
– Скажите мне, полковник, почему моих людей на третьем КПП остановили и не хотят пропускать?
– Проверка боевой готовности. Это внутренние дела гарнизона. Я сейчас дам приказ пропустить ваших сотрудников.
– Учения, значит? Почему мне не сказали?
– Это не выходит за рамки военной службы, обороноспособность объекта от этого не страдает, демаскировки никакой нет. Мы же не манёвры тут затеяли.
– Нет, восемьсот первый, прошу сообщать мне о таких событиях заранее. Давайте сразу правильно выстроим наше с вами взаимодействие: обо всём, что не относится к будничной службе, докладывайте мне.
Услышав это, Демченко сильно сжал скулы. Ещё в бытность командиром полка ему надоело каждый месяц писать рапорты контрразведчикам о произошедшем за месяц, а тут теперь главный на базе «барабашка» ему занозой в заднице собирается стать. «Точно Шершень! Летает-летает рядом, и жалом водит!» – думал полковник.
Из динамика снова зазвучал голос Арсения:
– Восемьсот первый, как понял?
– Принял, – сквозь зубы процедил Николай.
– Восемьсот первый, мы с тобой тут в одной лодке, многое ещё вместе придётся сделать. Ты сообщай мне все заранее, по-человечески, чтоб таких «подарочков» не было. Я же понимаю в какой ты ситуации: хочешь нормально службу наладить, а тебе этого распрекрасного Никулина в помощь влепили! Он же особенный, тяжко с таким. Восемьсот первый, давай накоротке держаться, а я посмотрю, что там с твоим «другом»: может ему на днях направление в какую-нибудь другую часть придёт. Как понял?
Голос Демченко смягчился:
– Принял, восемьсот второй! Сейчас пропустят твоих людей.
Глава 5. Дневник Артура
Апрель, третий год работы на базе.
Последний раз я вёл дневник ещё студентом, на младших курсах университета. Даже и не помню, где сейчас эти записи. Потом мне стало как-то не до того, чтобы фиксировать свои размышления о прошедших днях. А тут вот… прижало. Бумагу не подслушать! Это проклятое место из кого хочешь параноика сделает! Может, я даже сожгу эту страницу, как только её допишу. Это не важно! Важно, что хотя бы так я могу ощутить некое подобие разговора и излить в нём душу, иначе можно сойти с ума, если держать всё это в голове.
Я был полным кретином, поверив Дмитрию! Поехав сюда, я искренне надеялся на то, что смогу продолжить свои разработки генотипических модификаций, углубиться в новые исследования на благо человечества. И ведь поначалу всё казалось именно таким, каким я себе воображал, но позднее вскрылись истинные цели моей работы здесь, на «восьмидесятке». Я уверен в том, что меня хотели использовать для разработок оружия с самого начала. ФББ умеет уговаривать, умеет одурманивать, поддерживать иллюзорность твоего выбора – что это твоё решение. Эти черти в таком мастера! Да…
Я устал, чувствую такую слабость, будто хожу с горой на плечах. Как сложно играть по правилам властных и алчных людишек, которым нет дела до возможности жить в светлом будущем. Они хотят лишь подчинять и контролировать, а я ведь могу дать избавление от страданий миллионам людей! Аллергии, онкологии, аутоимунные заболевания стали бы для человека лишь простудами с теми модификациями генов, которые можно было бы заложить в новые поколения нашего вида! Но нет! Здесь это никому не надо: «Делай оружие и не разглагольствуй!» Я подозреваю, что у некоторых руководящих на объекте персон есть какие-то перверсии, и от мыслей о массовой гибели людей они получают удовольствие. Никогда не думал, что опущусь до таких оскорблений, но иначе мне не объяснить их патологическую тягу, их помешанность на монстрах! Монстрах! Чудовищах, которых я вынужден создавать. Хотя, может они видят в этих существах своё отражение, испытывают к ним родственные чувства, так сказать?
Как так вышло, что я выращиваю мутантов? После завершения работы над реестром фенотипических признаков хищников, получившимся слишком сырым, кратким и поверхностным, от меня потребовали провести первые эксперименты над представителями псообразных. Целый год мы не могли получить жизнеспособного потомства, перенёсшего генетические модификации, пока, наконец, не получился живучий выводок. «Ключи» были подобраны и «конвейер» запустился. То, что на совещаниях с руководством казалось мне больными фантазиями садистов, стало рождаться на свет в моей лаборатории. Это величайший прорыв для науки и величайшее падение для морали: рукотворное кровожадное отродье, которым эти глупцы задумали запугать весь мир!
Они бредят идеями новой мировой войны. Шершенёв постоянно ведёт проповеди о врагах, которые только и ждут как бы разрушить нашу страну, разорвать её в клочья. И если в нём я подозреваю наигранность во время таких разговоров, то остальное руководство кажется весьма искренним в подобных трактовках реальности. Теперь я уже не знаю… Что такое моя Родина? Я всегда любил своё Отечество, всегда хотел, чтобы жизнь в моей стране становилась лучше, но если моей страной управляют люди, позволившие подобным личностям управлять такими проектами, как «Цербер», то как жить дальше в таком государстве? А если нами на самом деле правят именно такие люди? Как такое вообще стало возможным? Когда? Я чувствую себя проснувшимся в жестоком мире, которого долгие годы не замечал.
Из чего состоит моя жизнь? Я в лаборатории провожу шесть дней в неделю. Жена просит оставаться дома хотя бы на один выходной. Ох, если бы её не было рядом, я бы уже давно сошёл с ума. Мы прогуливаемся с ней перед сном по нашему академгородку, в котором знаем уже каждую пылинку. Здесь много молодых лиц, наивных юнцов, надеющихся изменить мир к лучшему или успешно построить карьеру после «восьмидесятки». Они не настолько посвящены в проект «Цербер», чтобы понимать к чему приведут их усилия. А может что-то и понимают. А может наивным тут был только я? Старый дурак!
По воскресеньям мы прогуливаемся по роще за городком. Раз в месяц ездим в пригород Подгорска, в санаторий. Это ведомственное учреждение, где сотрудники «восьмидесятки» могут увидеться с семьями. Дети растут без нас. Да, у них будут возможности, перед ними будут открыты все дороги, но они всё чаще задают вопрос: «Когда мы вернёмся домой? Когда мы снова будем жить вместе?» Я вижу непонимание в их глазах. Выбор был неверным: такая жизнь подобна заточению. Мы изолированы от внешнего мира. Я слышал, что солдатам из внешнего периметра «восьмидесятки» можно даже проводить отпуск в Подгорске. Но вот сотрудникам и охранным полкам внутренней территории и подземного комплекса доступен только санаторий. Невелика разница: там «клетка», здесь «клетка». Я как-то задавал вопрос Шершенёву по поводу моего увольнения. Он намекнул, что подобное невозможно. Предложил мне отпуск, психотерапевта из госпиталя, внеплановое посещение санатория. Я так понял, что меня не отпустят отсюда никогда. Могут отпустить лаборантов, научных сотрудников, но не научного руководителя «Цербера». «Это всё ваше до конца ваших дней», – сказал мне Арсений, показывая новые подземные корпусы лабораторий. Ну и как ещё понимать эту фразу?
Жить так дальше невозможно, нужно что-то предпринять! Поскольку никто отпускать меня не собирается, у меня остаётся один выход – бежать. Но как? Периметр объекта надёжно охраняется. Я и не надеюсь на то, что смогу пробраться сквозь кордон военных. Это нужно сделать в выходной день, когда никто не будет искать меня на работе. Это должно выглядеть как поездка в санаторий или выезд с женой на природу, благо объект располагает внушительной площадью свободной от построек. Таким образом я выиграю время перед тем, как меня будут искать. Санаторий? Не думаю, что получится сбежать из него. Всегда на территории санатория было много сотрудников ФББ. Думаю, что часть из них могли быть даже переодеты в гражданских. Сбежать из санатория нереально! Остаётся территория «восьмидесятки». Нужно как-то найти контакты с военными и просто подкупить их. Пока не знаю, как я буду искать среди солдат на КПП тех, кто берёт взятки, но мне точно потребуется много денег. Здесь я не смогу набрать такую сумму. Определённо. Сюда мне их никто не сможет отправить. Значит нужно, чтобы передача «подарка» произошла за пределами «восьмидесятки». Кому можно такое доверить? И у кого просить? Может Елизавета? Да, она поможет нам! Но как с ней связаться? Лучше почтой. Только вот как ей сообщить суть проблемы? Нужно будет обсудить это с женой. Может она помнит какие-то спектакли, в которых играла Лиза, где героям нужна была помощь? Надеюсь, жена моего покойного друга всё поймёт правильно, и мы получим от неё зашифрованное подтверждение. Ох, как же мы сможем договориться, если шифр будет понят неправильно?! Никогда не думал, что мне придётся заниматься подобным. Что делать, если я сбегу? Мы с женой не сможем вернуться домой: они объявят нас в розыск. В столицу нельзя! Да, весь транспорт будет досматриваться. Вот чёрт! Прежде чем дать Елизавете сигнал, нужно продумать, где и как мы укроемся от погони? Наверное, с детьми после этого мы увидимся не скоро. Как бы я хотел проснуться и понять, что это всё был просто ночной кошмар.
