Искандер Лин
Проект «Цербер»: Выводок
Глава 8. Новая жизнь
4 года и 2 месяца с момента создания «Объекта 80»
Совещание по результатам работы особого сектора лаборатории закончилось, и все его участники расходились, покинув свои места. Артур, встав с кресла конференц-зала, поручил помощнику, молодому лаборанту, отнести полученные раздаточные материалы в кабинет при исследовательском центре и попросил передать секретарю, что заведующий лабораторным комплексом задержится на обеденной прогулке. Парень поверил, во всяком случае, Радееву показалось именно так. Лаборант – худой, высокий, с длинными руками, тонкими паукообразными пальцами – послушно поплёлся к лифтам, держа папки под мышкой. Артур немного задержался у кофейного автомата в коридоре, делая вид, что ищет мелочь по карманам. Учёный не хотел, чтобы кто-то из сотрудников видел, куда он направится.
Побег планировался задолго до этого дня. Идею с выходным днём пришлось отбросить: Артур понял, что за ним следят и все его походы с женой на природу находятся под наблюдением у ФББ. Тогда учёный решил поменьше привлекать к себе внимания и не давать повода к подозрениям в нелояльности. А походы с супругой он продолжил для того, чтобы освоиться на территории объекта. Завёл привычку прогуливаться на обеде, если работа позволяла. Довольно быстро у него получилось убедить всех в том, что в середине дня ему требуется побыть одному, «проветрить» голову, «побродить со своими мыслями». Идея с шифром для Елизаветы оправдала себя, жена покойного друга дала понять, что приложит все свои усилия и средства, если Артур свяжется с ней через её внучку. Контактную информацию юной девушки Радеевы получали частями в течение полугода, добывая из писем Лизы крупицы данных. Для всех остальных людей эта переписка бы выглядела как ностальгия приятелей по временам своей молодости и перемывание косточек театральному закулисью. Такая вот «криптография». А ещё Радеевым пришлось смириться с тем фактом, что Артуру придётся сбегать одному. Супруга хоть и с грустью, но понимала, что будущие мытарства жизни в тайге и бытовые условия тайных укрытий мужчине проще перенести в одиночку, чем постоянно переживать за неё и за себя. После побега точно нельзя будет появляться в общественных местах. Возможно, придётся жить в каких-то лачугах в глуши, засыпать и просыпаться с мыслью, что тебя узнают, обнаружат, схватят. Детей с собой в этот тяжкий путь всё равно не взять, так что самое полезное, что было под силу сделать Радеевой – отвлечь внимание ФББ на себя.
А сейчас Артур с кожаным портфелем в руке стоял на автобусной остановке у наземного корпуса исследовательского центра и думал о том, как его жена в этот момент проводит праздник для детей из детского сада при академгородке, под присмотром коменданта. Он представил себе, что больше никогда не увидит лица супруги, и на минуту им овладели чувство страха и бессилие. Подъехавший автобус прогнал ощущение безнадёжности. Пассажиров было немного, как и всегда в это время. Знакомый водитель с чёрными усами и загорелыми тёмными руками, привычный маршрут номер 19, и в салоне ряды пластмассовых сидений с тонкой мягкой обивкой.
Автобус тронулся, проехал один поворот, потом второй, здания скрылись из виду, сквозь кроны деревьев по обе стороны дороги виднелся лишь густой лес. Радеев чувствовал, как в груди появляются позывы к лёгкому сухому кашлю: нервы были на пределе. Учёный никогда не думал, что ему придётся захватывать транспорт. Скажи ему кто-нибудь это раньше, мужчина бы не понял, зачем его представляют в такой нелепой ситуации: где он, а где террор! Но всё пришло к тому, что Артур едет в автобусе, нашаривая рукой корпус самодельной бомбы в своём портфеле.
Извлекая самопальный «фугас», мужчина сказал водителю:
– Остановите, пожалуйста.
– Тут не могу, – лениво протянул в ответ усатый, не поворачивая головы.
– Остановите автобус, иначе я подорву тут всех! – вдруг не своим голосом воскликнул Радеев.
– Ёк-макарёк! Ты сдурел что ли?
– Остановите, говорю!
– Спокойно! Останавливаю-останавливаю…
Машина замедлила ход и, качнувшись вперёд, замерла на месте.
– Из салона – все на улицу! На улицу все, кроме водителя!
Через минуту в автобусе остались только учёный и водитель.
– Так, закрывайте двери и поезжайте по маршруту №6.
– Но я на девятнадцатом сегодня.
– А теперь на шестом! Не спорьте со мной! Зачем вам умирать? Поставьте табличку с маршрутом номер 6 и просто поезжайте! Ставьте-ставьте, я знаю, что они у вас есть и лежат вот там!
– Ну ладно, только успокойтесь!
– Я спокоен!
– Ну и хорошо.
– Вот и славно.
После смены табличек, машина поехала по маршруту номер 6, направившись по периферийной дороге, ближайшей к периметру «восьмидесятки».
– Зачем вам это, вы ведь не зэк беглый? Вы же умный человек, наверное, какой-нибудь профессор…– вдруг спросил водитель.
Артур не думал, что после угрозы взрывом с ним кто-то захочет разговаривать. Учёный представлял себе отвращение, страх, который он испытывал бы в отношении преступника, угрожающего пассажирам смертью. Он ответил, придумывая на ходу:
– Это запланировано.
– Что?
– Это план. Всё по плану. Учения…
– Учения? Какие к чёрту учения?
– Видите ли, я выполняю поручение от ФББ… Они решили провести проверку своих сотрудников на объекте. Я выполняю роль захватчика.
– Да? Серьёзно?
– Да-да. Когда они предложили мне посотрудничать в этом деле, я подумал: «Что за вздор?» Но как-то уболтали. Решил немного построить из себя театрала.
– Хах! Как прикольно у вас выходит! Вы только не подумайте, я не говорю, что вы бандос. Но тут так прикрикнули, прям чую: «На нервах мужик!» Взаправду получилось! Ё-моё! Ха!
Радеев лишь улыбнулся: «Почему я сразу не догадался так сказать? Люди, наверное, уже добрались до кого-то, что-то сообщили. А так бы вообще без привлечения внимания всё провернул! И даже не пришлось бы этой фикцией из консервной банки налево-направо размахивать! Эх, сколько не прокручивал это всё в голове, а до такого пустяка не догадался!»
Когда автобус доехал до пересохшего ручья, еле заметного сквозь ветки кустарника, Артур попросил водителя остановить машину.
– Здесь я должен остаться один. Таков сценарий учений, понимаете?
Водитель кивнул:
– Конечно! Не вопрос, – и заглушил двигатель.
Поняв, что мужчина собирается забрать с собой ключи от транспорта, Радеев начал судорожно подбирать нужные доводы:
– А вы что, забираете их с собой?
– Да, а как же?
– Но, согласно плану проверки, автобус должен быть на ходу.
– Он исправен, – ответил водила, подозрительно покосившись на учёного.
– Нет, ключи должны быть в замке. Чтобы автобус можно было отогнать обратно.
– Я отгоню. Я тут рядышком курить буду, посмотрю на ваше представление.
– Поймите меня правильно, вас не должно быть рядом. Я отпустил пассажиров именно из-за того, что ФББ хочет минимизировать возможные случайные эксцессы, – прочитав в глазах собеседника непонимание некоторых слов, Артур сказал проще. – Вдруг заденут кого случайно при задержании условного террориста. Да и зрителей глава ФББ не хотел. Мы с вами зачем сюда машину-то отогнали? Чтоб подальше от общественности! Не любят они в контрразведке свои методы демонстрировать кому попало.
Мужчина всё ещё пребывал в нерешительности и продолжал сжимать ключи в руке. Артур вспомнил о важной в данный момент мелочи, что завалялась в его портфеле:
– Наверное вы переживаете, что вам не зачтут рабочий день?
– Ну так… Как бы… Вот чё: я за ключи расписывался. С меня же спросят, случись чё!
– Я у вас не просто так ключи прошу, – Радеев извлёк из внутреннего отделения портфеля бланк пустой заявки на имя главы проекта «Цербер», всегда имевшийся при нём. Внизу бумага имела проставленный штамп в виде трёхголового мифического зверя. – Вот здесь мы зафиксируем ваше участие в этих штабных играх. Давайте я сейчас заполню, что получил от вас ключи зажигания от автобуса с таким-то номерным знаком.
После составления расписки Артур получил от мужчины заветный предмет и остался, наконец, один. Водитель поверил ему и неспешным шагом направился в сторону ближайшей остановки, раздумывая, как провести неожиданно выпавший выходной.
«Если бы по этому маршруту ездили в обе стороны, я бы уже попался! – думал Радеев. – Так, он отошёл уже метров на пятьдесят. Нужно срочно трогаться! Эх, вспоминайте руки, как же эту баранку крутить? Вот же дело! Никогда не думал, что на военной кафедре в институте чему-то полезному научат!»
После того, как двигатель затарахтел, Артур пару минут повозился с коробкой передач и, наконец, поехал. Он даже не посмотрел в зеркало заднего вида, бежит ли за ним водитель: это уже было неважно. Разогнав автобус до предельной скорости, Радеев помчался к опушке леса, около которой был удобный съезд на луг. Вывернув с асфальта на поросшую травой, забытую всеми грунтовку, Артур вынужден был сбросить скорость: на бездорожье машина начала скакать. Спустя четверть часа автобус приблизился к периметру «восьмидесятки». Участок двойного ограждения из сетки рабицы с полосой «запретки» между ними был обмотан поверху колючей проволокой. Столбы с камерами и датчиками располагались через каждые двести метров, но сейчас учёного это не пугало. То, что он задумал невозможно было бы скрыть. Метров за сорок до забора, Артур вновь начал давить на газ. Набравший скорость автобус влетел в ограждение. Первый, внутренний, периметр «восьмидесятки» был преодолён, но как только передние колёса машины оказались на запретной полосе земли, прогремел взрыв, и автобус резко подскочил правым боком. Радеев моментально потерял управление: руль вырвало из рук. Учёный от неожиданности зажмурил глаза в момент подрыва мины и почувствовал, как машина стала переворачиваться, но в следующий миг всё исчезло во тьме.
***
У кровати Радеева сидел доктор. Михаил Павлович Некрасов наблюдал за своим пациентом уже несколько часов. Главврач госпиталя «восьмидесятки» был вынужден лично следить за состоянием Артура, который не приходил в себя с момента его обнаружения у места прорыва в ограде секретного объекта. Быть сиделкой, отложив все свои дела и обязанности, от него потребовал лично глава ФББ на объекте. Доктор давно уяснил себе, что с Арсением лучше не спорить. С ним лучше быть в хороших отношениях и ничем не вызывать подозрений. А то всякое бывало на «восьмидесятке».
Состояние Артура было тяжёлым, но не критическим, а главное – оно не ухудшалось, оставалось стабильным, несмотря на множественные переломы, ушибы, разрывы мягких тканей. Про лёгкие ссадины и говорить было нечего. Сплошная гематома, а не человек, лежала на кровати. К Радееву было подключено новейшее медицинское оборудование. Связки проводов, идущих от измученного тела к компьютерам, фиксировали множество жизненно важных параметров. Состояние пациента было действительно тяжёлым, но не безнадёжным.
Дверь открылась и в палату вошёл Шершенёв. Глава контрразведки «Объекта 80» был одет, как обычно, в чёрную униформу своего ведомства, на плечи накинут белый халат, в руках мужчина держал какие-то бумаги, помещённые в защитный файл.
– Как он? – спросил Арсений.
– Да, всё также.
– Ладно. Михаил, пройдёмте в ваш кабинет, есть важный разговор.
Некрасов встал и последовал за Шершенёвым. Снаружи дверь палаты охраняли двое сотрудников ФББ. Рядом с ними стоял какой-то незнакомый Михаилу мужчина в тёмно-синем костюме-двойке и белой рубашке. На вид ему было около сорока. Как только Арсений покинул палату, этот незнакомец присоединился к ним. Проходя мимо поста дежурной медсестры, главврач сказал ей: «К Радееву отправь Евсенко, пока я буду отсутствовать».
Добравшись до кабинета на четвёртом этаже, Некрасов отрыл ключом замок и впустил своих гостей. Когда дверь закрылась, Арсений начал:
– Михаил, знакомьтесь: Леонид Афанасьевич Штрассберг – временно исполняющий обязанности главы лабораторного комплекса «Объекта».
– Здравствуйте, – сказал Михаил.
– Приятно познакомиться, – пожал руку Леонид.
– Я собрал вас здесь для обсуждения вопроса о проведении хирургической операции нашему гению-беглецу, Артуру Фёдоровичу. Но для начала, Михаил, вы должны будете подписать эти соглашения об ответственности за разглашение гостайны.
– А разве…– начал было Некрасов.
– Это для особого допуска. Вы пока с таким не сталкивались. Иначе я не смогу обсуждать эти вопросы с вами.
– Хорошо, – доктор завизировал бумаги ФББ в указанных местах.
– Итак, – продолжил Арсений, убирая подписанные документы обратно в файл, – я поднимаю вопрос о необходимости проведения пересадки головного мозга Артура Фёдоровича. Я не могу дать ему сбежать, умереть или впасть в кому. Слишком уж он важен для того, чем занимается проект «Цербер». Наработки лабораторий, которыми руководил Радеев, позволяют осуществить нам такую манипуляцию.
– Но зачем? Что вам даст извлечённый мозг? – воскликнул Некрасов. – Думаете, если сумеете как-то обеспечивать жизнедеятельность этого органа, Радеев будет более живым, чем сейчас?
– Не совсем, – спокойно ответил Шершенёв. – Ваша задача будет подобрать специалистов, которым окажется по силам провести операцию. А как и зачем, сейчас вам объяснит Леонид Афанасьевич.
Некрасов перевёл взгляд на Штрассберга.
Глава 9. Излечение
1 год и 4 месяца до сигнала «Лавина»
Деревянный корабль разрезал носом морские волны. Взбудораженная водная стихия била в ответ по бортам судна. При каждом таком ударе на палубу обрушивались десятки литров брызг и пены. Тяжёлое, мрачное пасмурное небо казалось низким. Набухшие тучи будто держались на небосводе из последних сил, готовые свалиться в бушующую пучину с минуты на минуту.
«Последний день! Вот он – последний день!» – сама собой возникла мысль, когда на горизонте показались жуткие воронки смерчей. Их искривлённые «столбы» метались из стороны в сторону в какой-то безумной пляске. По палубе в суматохе бегали полуголые тощие, измождённые моряки: бритые головы мелькали повсюду, озябшие босые серые ноги команды корабля сливались со странным оттенком необычной древесины, из которой было сделано судно. Весь экипаж собирал воду тряпками, вычерпывал заброшенную пену погнутыми алюминиевыми кружками, тянул канаты и тросы. Вода этого разволновавшегося моря была чёрного цвета, непроглядная, мутная, с комками грязи. Вся палуба была уделана кусками тряпок, клочьями волос, очистками от овощей. Гнусный запах помоев взялся из ниоткуда и повис смрадом над бурей. Море в один миг предстало перед глазами бушующей, застоявшейся, тухлой водой.
«Капитан, капитан, куда нам? Капитан? Куда, капитан?» – заголосили хриплые, осипшие голоса. Множество бледных рук с потемневшими обломанными ногтями потянулись к его лицу, хватались за одежду, пытались разорвать, потянув в разные стороны.
«Нееет!» – беззвучно крикнул в своей голове Шершенёв и проснулся посреди ночи. Сначала появилось приятное осознание, что всё увиденное оказалось сном. Спустя мгновение он вспомнил и про ужасную реальность, с которой ему приходилось считаться. Тяжёлое заболевание, выявленное у него пару месяцев назад, мучало плоть каждую секунду бодрствования. Во сне тело продолжало страдать, но хотя бы сознание могло отдохнуть, убежать от неприятных ощущений.
Всё началось со слабости, которой Арсений не предавал большого значения и которую списывал на стресс и недосыпания. Но слабость не проходила, вне зависимости от того сколько он спал и насколько активным был день. Потом его стало постоянно знобить. Шершенёв тогда думал, что это всё грипп – через пару недель всё вернётся к норме. Через три недели ничего к норме не вернулось, только лимфоузлы увеличились. После обследования в госпитале Арсения попросил зайти в свой кабинет доктор Некрасов. С глазу на глаз Михаил сообщил «эфбэбэшнику», что дело плохо – онкология. Шершенёв потребовал от главврача строжайшим образом держать диагноз в секрете: не делать записей в амбулаторной карте и, тем более не распространяться об этом при контрразведчиках.
Некрасов сделал всё от него зависящее, чтобы Арсений получил полноценную медицинскую помощь в госпитале. Глава проекта «Цербер» очень не хотел, чтобы столичное начальство узнало о его заболевании. Казалось, что Шершенёв боялся передать курирование «восьмидесятки» кому-либо ещё больше, чем умереть. Он украдкой, в ночные часы, посещал процедуры у врача-онколога, подобранного Некрасовым. Лечение не приводило к ремиссии. Прогноз был плохим. А спустя два месяца изнуряющего лечения Арсений услышал от своего врача, что его болезнь перешла на следующую стадию.
Проснувшись, Шершенёв бесцельно провалялся в кровати до утреннего будильника. Он так и не смог заснуть: ломота в мышцах и противный небольшой жар в теле не давали сбежать от реальности в мир снов. Но и встать посреди ночи, чтобы чем-то заняться он тоже не мог: сил хватало только на то, чтобы перевернуться с бока на бок. Мерзкий, липкий пот покрывал его посеревшую кожу. Веки с трудом открывались, а сознание отказывалось исчезнуть на несколько часов, «вырезав» это время из памяти.
«Почему же это всё происходит?» – думал Арсений, лёжа в своём спальном отсеке подземного лабораторного комплекса. – «Это несправедливо! Как же неудачно всё складывается! Только-только всё стало, как я хотел, и тут это! Как глупо, как глупо. Оно точит меня изнутри, высасывает мою жизнь. Почему мою? Я же важен. Я же ничего такого вредного не делал, а угораздило! Как глупо. Они подбадривали. Подбадривали и давали надежду. Лжецы! Они знали с самого начала, что я обречён. Повезло мне только продержаться эти месяцы, не стать списанным по состоянию здоровья. Что же будет после меня здесь? Караул! Содом и Гоморра просто! Просто в говно превратят весь проект! Никому не смогу доверить его! Они просто всё похерят! Как плохо. Когда я возненавидел так своё тело? Я всегда был с ним дружелюбен, и оно такое мне устроило! Как тупо умирать вот так, молодым! Сколько ещё не сделано и не будет сделано этими ослами! Они же просто дождевые черви по сравнению с тем, на что способен я. Почему заболел я, а не они? Как глупо. Сколько мне ещё осталось? Месяц? Две-три недели? Как же глупо!»
Дождавшись утра, Арсений направился в госпиталь, на очередную процедуру: выполнять их ночью стало невыносимо. Прежде, чем пойти к своему доктору, он поднялся на четвёртый этаж к главному врачу. Некрасов только пять минут как был в своём кабинете, только-только поставил кипятиться электрочайник. Шершенёв, открыв дверь кабинета, удивил Михаила, потому как гостей тот не ждал. Убедившись, что в коридоре никого нет и их никто случайно не услышит, Арсений начал:
– Нужно поговорить.
– Здравствуйте. Я весь внимание.
– От лечения явно нет никакого толку, я хочу изменить подход…
– Послушайте, Арсений, я уже говорил вам, что это долгая и тяжёлая борьба. На этом пути главное – не отчаиваться. Поверьте, мы делаем всё возможное…
– Разговоры отставить, – тихо, но резко оборвал медика глава «Цербера». – Я сейчас поразмышляю вслух, а вы внимайте, делайте соответствующие выводы.
Некрасов сел за свой стол, забыв про чайник. Он пытался выглядеть невозмутимым.
– Во-первых, я хочу от вас лично большей мотивации. Михаил, вы ведь не в первый раз работаете в должности главного врача в медицинском учреждении?
– Да, не в первый.
– Мы оба знаем, что начали вы это в Валуновске, за несколько месяцев до аварии на местной АЭС, верно?
– Да.
– А ещё мы оба знаем, что, когда произошла катастрофа, ваша семья покинула город в числе первых и жила на съёмной квартире в сотне километров от опасного района загрязнения. Интересно, что жили они на суммы денег, приходившие им из Валуновска, хотя родственников там не осталось, кроме вас, конечно. Но вы-то были видной личностью, приложившей все усилия для помощи пострадавшему населению. И тут ни с того ни с сего вашим близким начали писать письма медсёстры, участковый и даже двое пожарных, вкладывая деньги в конверты. Занятно, что одновременно с этим, в Валуновске, в больнице которого было достаточно препаратов необходимых для лечения лучевой болезни, эти лекарства куда-то вдруг испарились.
Некрасов молча слушал. Его лицо побледнело. «Шершень» продолжал:
– Не все, врать не буду, но дефицит был больше, чем ожидалось в такой ситуации. Потом череда смертей несчастных больных из-за недостатка лекарств, а потом долгожданная помощь с других регионов. Больше всего меня умиляет тот факт, что даже никакого разбирательства по поводу избыточной смертности на фоне дефицита лекарственных средств никто не начал. Всех как-то удовлетворила ваша история про списание нескольких партий, у которых кончился срок годности, или которые вы не смогли сохранить из-за внезапных поломок холодильного оборудования и аварийных дизель-генераторов. Может, вам местные чинуши и простили десятки смертей, щедро платя за ценный препарат и получая его в профилактических целях. А, может быть, вы и бартером не побрезговали: лекарство за услугу? И всё так гладко прошло. Все забыли. Но вот я и мои коллеги помним. Михаил? Михаил, вы со мной? Что-то вы смотрите на меня странно…
– Да-да, – выдавил из себя Некрасов. Голос его подвёл.
– Хорошо. Моё состояние ухудшается, а это плохо для «восьмидесятки» в целом и «Цербера» в частности. Но, если я умру, это будет ужасно. Для вас наступит персональный ужас: я похлопотал и добился того, чтобы мои коллеги и начальство, в случае моей смерти, получили документы, полно и подробно описывающие ту историю, о которой вам неприятно вспоминать.
– Я понял. Арсений, вы сейчас находитесь в таком психологическом состоянии, когда кажется, что весь мир…
– Молчать! Не сметь упоминать о том, в каком состоянии я нахожусь, оно мне прекрасно известно, и ты понятия не имеешь, каково это! Я вижу только один вариант решения проблемы: привлечение лаборатории «восьмидесятки».
– Что?
– Операция, я говорю об операции. То, что получилось с Радеевым, я хочу повторить, но по-другому. Есть наработки, которые помогут мне излечиться. Я так предполагаю. Вы снова подберёте команду для проведения пересадки, но уже органов существа в моё тело. Отказа не принимаю. Всё понятно?
– Да, – задумчиво ответил Михаил. Он догадывался, что глубже и глубже погружается в ту трясину, которую уготовил ему этот тяжелобольной человек, но теперь даже смерть Арсения не принесёт избавления от его пут.
Шершенёв продолжил:
– В этот раз будет небольшая репетиция: первым пациентом пойдёт подопытный из блока ТМ-1. Ошибки, которые могут возникнуть необходимо учесть и повторить пересадку на мне уже без них. Врачи, которые будут участвовать в операции не должны допустить моей смерти, иначе их будут судить за шпионаж! Объясните им это сами? Я думаю, вы справитесь с этим.
– Угу, – гулко отозвался главврач.
– Хорошо, – холодно произнёс Шершенёв. – С вами свяжутся сегодня.
После этих слов «эфбэбэшник» вышел из кабинета.
