Пролог
В год создания «Объекта 80».
На крыльце серого четырёхэтажного здания стояло трое. Молодые мужчины курили и обсуждали прошедшие выходные. Поход в ночной клуб, футбольный матч, продажа авто в воскресенье – темы их разговора вряд ли могли привлечь внимание случайного прохожего. Парни ничем не выделялись: одежда и обувь с рынка, лицо без запоминающихся черт, ходовая марка сигарет – всё обыденное было для них лучшей служебной формой. Троица стояла у входа в Региональное Управление Федерального Бюро Безопасности. Эти офицеры контрразведки давно забыли, где заканчивалась маскировка и начиналась их настоящая жизнь. Даже говорили они странно для постороннего человека: негромко, не перебивая друг друга, больше прислушиваясь.
– Он точно меня спутал с кем-то, – рассказывал о пятничной тусовке тот, что стоял слева. – Уверенности у чувака на десятерых, кричит мне угрозы всякие. Ну я и предложил выйти, а пока шли на улицу, подал знак охране: «Тут буйный какой-то». Всё-таки не мальчишка я уже – кулаками размахивать. Остался он на свежем воздухе грустить по итогу. И, значит, приехал я к этому клоуну в субботу с утречка, с добытым ключом от квартиры его. Вы бы видели эту рожу! Не думал гад, что ещё и просыпаться придётся от электрошока! Поделом!
Черёд делиться историями перешёл к центральному:
– Я также однажды зацепился в баре с каким-то клоуном: не понимал человек по-хорошему – так пришлось потом бутылку коньяка выкупать, что о шальную голову этого кретина разбил. Когда я к нему в больницу пришёл в первый раз, он удивился, а когда в третий – дурачок медсестёр стал звать на помощь. Но никто не пришёл – он в тот момент уже у психиатра на учёте стал числиться. Не с тем он, ушлёпок, связался!
После секундной паузы заговорил третий, что стоял справа:
– Хм… А я квартирку присмотрел на объездной. Дома там приличные, место тихое. Решил глянуть ценник, прикинуть во что обойдётся. Не думал, что такие деньжищи отвалить нужно за уютный уголок! Но ничего, лет за 10, с «бонусами», закрыть получится…
Недалеко от входа в Управление остановилась иномарка популярного цвета. Из неё вышел подтянутый молодой человек и направился в здание. Когда он поднимался по ступеням крыльца, то кивнул курящим. Крайний левый поздоровался в ответ, центральный лишь молча проводил взглядом подъехавшего, а стоявший справа офицер ФББ сделал вид, что вовсе никого не заметил:
– Ты с ним здороваешься?
– Да, а что такого?
– А ты слышал о его прошлом?
– Нет, а что там?
– Таких паскуд ещё поискать надо! – оперативник сплюнул в сторону.
Слово взял центральный:
– Он когда в училище был, проявил себя во всей «красе»: «сдавал» всех офицеру. Не просто «стучал», а прислуживал командиру учебного курса и коменданту. Спал в кабинете ротного на отдельной кровати, давал наводки на провинившихся, подмазанный во всём был. Его никто пальцем тронуть не мог – комендант опекал, а вот он, что только не творил там с остальными. Эта мразь даже курсанток с соседнего корпуса так запугала, что те пискнуть боялись, когда он ими методично и регулярно пользовался. И даже потом, когда расследование по училищу пошло, он выкрутился из всего, а кого-то другого посадили, да и отчислили много кого. Слышал про Битцевское училище ФББ?
– Ага, громкое дело было.
– Вот он оттуда. Выкрутился как-то, сволочь!
Завершив этой фразой разговор, офицер выкинул бычок в урну и пошёл внутрь, на рабочее место. Его коллеги направились к служебной машине. Из урны стала подниматься тонкая, еле видная струя дыма от не затушенной сигареты.
***
Тем, кого обсуждали офицеры контрразведки, был старший оперуполномоченный ФББ, Шершенёв Арсений Геннадьевич. Не обращая никакого внимания на косые взгляды многих коллег по ведомству, встреченных им на пути к кабинету начальника, он машинально выполнял жесты приветствия тем немногим, кто по каким-то причинам решал с ним поздороваться. Достигнув нужной двери на втором этаже, Арсений дважды аккуратно стукнул по деревянной створке и зашёл в кабинет.
– О, садись, – лишь на секунду оторвав взгляд от каких-то бумаг на столе, произнёс генерал-полковник ФББ Михеев – командор отдела федеральной поддержки. На полноватом теле этого человека форма ведомства сидела впритык: к пятидесяти годам офицер начал быстро набирать вес.
Шершенёв сел на стул, стоявший слева от стола.
– Значит так, у тебя командировка через день. Передашь дела Осинцеву сегодня, получишь бумаги, а завтра в 6:00 у тебя борт на Обуховск. Будешь присутствовать на объекте одном. Там уже есть наши сотрудники, целое подразделение, но в основном окружные. Ты там нужен для того, чтобы следить за их местной самодеятельностью и направлять в нужное русло энергию наших коллег с Орала. Командировка долгая, так что можешь уйти сегодня на час раньше, завершить личные делишки, если требуется.
– Насколько долгая? – спросил Арсений.
– Года на три пока. Чё ты так удивляешься? Объект повышенной секретности там завершают строить, даже я не всё знаю. На месте одной старой базы. От меня потребовали толкового человека, я решил тебе зелёный свет дать, а то послужишь ещё пару лет с таким же рвением как сейчас и, глядишь, меня подсидишь тут, – Михеев негромко хохотнул.
Шершенёв мельком улыбнулся.
– Дело там, Сеня, требует особой хватки – у тебя она есть. Что знаешь об Артуре Радееве?
– Учёный что ли? Которого на премию номинировали, но потом произошёл какой-то скандал?
– Почти так. Это светило придумало хитрый способ управления ДНК. Военное министерство возлагает на него большие надежды, хочет разработать какое-то новое средство поражения, – затем Михеев добавил чуть тише, – что позволит нам одним обладать особым оружием. Чуешь, какие ставки? Но ты сам понимаешь, что там уже по-любому есть чьи-то агенты, за ними не заржавеет. И твоя задача: хранить разработку в тайне. Никто не должен вынести никаких сведений оттуда! Будешь держать связь со мной по нулевому каналу. Местное ФББ будет в твоём подчинении полностью, но только не дай произойти утечке. В бараний рог их там всех скрути, но обеспечь проекту секретность! И способствуй разработкам, как можешь. Там сейчас вторая «ядерная гонка» начнется, и мы обязаны в ней всех обойти! Понял?
– Есть, – ответил Арсений. В его глазах появился азарт.
За 2 года до сигнала «Лавина».
Тренировочная база СПББО «Раскат» имела свой полигон для отработки личным составом специфических тактик и принципов ведения боя. С высоты птичьего полёта территория этого учебного центра выглядела, как обычная военная часть, к которой примыкает поле с хаотично разбросанными по нему «сараями» из дешёвых стройматериалов, гниющими под открытым небом авто и даже небольшой рощей с краю. По бумагам центр проходил как батальон материально-технического обеспечения, размещался он на месте старой тыловой военной части. На полигоне даже оставили несколько вкопанных в грунт пустых резервуаров для дизельного топлива, а остатки неиспользуемой наземной магистрали из труб переделали в элементы полосы препятствий. Это всё выглядело странно для бывших бойцов элитных подразделений, переводившихся в «Раскат» из разных родов войск, но со временем все «раскатовцы» привыкали к пейзажам из постапокалипсиса. Зато этот полигон обладал не просто стрельбищем с механизированными мишенями, а целыми тремя роботами, имитирующими передвижение различных существ из учебных материалов центра. Далеко не все виды можно было смоделировать в стальном корпусе, но хоть что-то воплотить получилось.
По краю поля в сторону казармы шёл Булат. По рации командир оторвал его от занятий с новобранцами и приказал явиться в кабинет. Шёл он туда с подозрением предстоящего неприятного разговора: последнее время у него как-то не ладились отношения с начальством. Но Булат считал, что правда за ним и только за ним.
Второй этаж казармы пустовал: занятия шли до вечера. Дойдя до кабинета командира 1-й роты, боец дважды легко стукнул в дверь и зашёл.
Вадим Мазков повернулся к подчинённому, как только тот появился в дверях. Отложив журнал боевой службы в сторону, он начал:
– Булат, я с тобой ведь разговаривал по поводу «молодых»?
– Да.
– Ага. А что же сегодня происходило на полигоне?
– Тренировка.
– Тренировка?! – Вадим немного повысил голос, но тут же сдержал себя от выкрика ругательств и продолжил гораздо спокойнее. – А мне кажется, ты их отправил туда шеи свои сворачивать.
– Старый, ты поставил передо мной задачу – я её выполняю.
– Я тебе ставил задачу заняться прибывшим пополнением, а не избавиться от него!
– Я не избавляюсь.
– А чем же ты тогда занимаешься? Как они должны выполнить по прибытии то, что ты им приказал? Без подготовки.
– Они же лучшие, тренированные, значит, люди. Не дети малые.
– То, что они лучшие не означает, что они должны стать инвалидами в первую же неделю в отряде! Ты в курсе, что у Небольсина нога теперь толком никогда сгибаться не будет? Через месяц из госпиталя выпишут, на гражданку. Тебе нравится, когда люди себе кости ломают, я правильно понимаю?
– Вадим, ты не думай, что я поехавший…
– Да?
– Да! Я пытаюсь сделать так, чтобы они поняли, что нельзя быть готовым к тому, с чем нам придётся столкнуться! Надеюсь, что только может…
– А ты сталкивался?
– Вадим, ты понимаешь о чём я! Ты сам нам показывал эти записи! «Они не оставят от группы даже ошмётков, если замешкаемся», – твои слова.
– И как это связано с тем звиздецом, что ты решил дать новичкам в качестве тренировки?
– Я просто пытаюсь их погрузить в то, что может случиться на задании. Я помню, как было в Весеновске, и я хочу, чтобы они были готовы хотя бы к нему!
– Вот только не начинай про Весеновск! Я помню твоё предложение в банке!
– Мы не знали, что было за дверью!
– И поэтому надо всех убивать направо и налево? Булат, я тоже там был, ты предложил подорвать людей на ровном месте, без причины.
– Это не так!
– Так! Это так! И я тогда решил, что это у тебя мандраж такой был, пока ты не расстрелял сдававшихся в плен фанатиков!
– Я клянусь, что видел у них гранату!
– Их руки были подняты!
– Граната была!
– Мля… Булат, не надо! Несколько человек уже пострадало на твоей «подготовке». Ты не слышишь того, что до тебя пытаются донести окружающие. Я не хочу ругаться с тобой опять. Делаем так: или ты пишешь сегодня рапорт на увольнение, или я завтра перестану тебя прикрывать перед военной прокуратурой.
Оба офицера замолчали. Булат хотел сказать ещё кое-что, но выдал только: «Есть, рапорт. Разрешите идти?» Вадим молча кивнул. Почти всю службу в отряде этот здоровяк обращался к Вадиму на «ты». Не из панибратства или пренебрежения, а просто потому, что когда-то они действительно уважали друг друга. Оба были из первой волны набора в отряд, оба входили в четвёртую группу, которой раньше командовал Вадим.
В тот же день Булат подал бумаги на увольнение, заполнил обходной лист, попрощался с базой и в 17:00 вышел за порог КПП. Спортивная сумка – вот и весь багаж, что был у бойца «Раската». Квартиру он получить не успел, военную ипотеку брать только планировал. «Куда дальше? Эх… Надо подумать», – неизвестность казалась мрачной, офицер предполагал, что недопонимания с командованием как-нибудь переживутся и он останется в подразделении, но не случилось.
Мужчина пошёл к автобусной остановке, стоявшей через дорогу от КПП. Выцветшее расписание движения транспорта немного отличалось от того графика, по которому в действительности ходили маршрутки. До ближайшего автобуса было ещё сорок минут. Булат расселся на пустой лавке, поставив сумку рядом – на остановке не было никого. «Куда дальше? Кем? Где?» – вопросы встали во весь рост. Он понимал, что без работы долго не протянет: накоплений хватит только на пару месяцев, если сможет найти дешёвое съёмное жильё. Военная прокуратура имела на него зуб, так что теперь вряд ли получится устроиться по контракту в армию. Департамент Внутренних Дел может и примет на работу, но уверенности в этом не было. «Охранником? Это после «Раската»-то? Мдааа», – неприятные мысли о будущем прервались телефонным звонком.
– Игорь Воробьёв? – послышался в трубке незнакомый мужской голос.
– Да, а кто спрашивает? – ответил Булат. Номер, высветившийся на экране, был ему незнаком.
– Оперуполномоченный ФББ Яремчук. Слушай, Игорь, ты сейчас сидишь на остановке и ждёшь автобус, да?
Булат, не дослушивав фразу, резко оглянулся, посмотрел по сторонам, но никого на дороге не увидел: «Из части, значит, доложили», – мысль о скрытом наблюдении показалась Игорю вовсе смешной. В этот момент он пропустил мимо ушей то, что говорил звонивший и услышал только: «…согласен?»
– Эээ… давай ещё раз, тут связь плохая.
– Связь там нормальная, это ты, видимо, меня разглядеть пытался. Не надо, я в другом регионе сейчас. Короче, служить дальше хочешь?
– Где?
– Ну, в части одной. Заниматься тем, что у тебя так хорошо получалось, например.
– В «Раскат» меня не примут, если ты об этом. Дело тут не в бумагах, просто я не сошёлся с начальством. И если что, крысой не был и не собираюсь, если…
– Я и не говорил про «Раскат» – резко перебил его Яремчук. – Но заниматься тем же, чем там занимался. Готов?
– Хм. Ничё не понимаю. Но готов.
– Хорошо. Тогда как доберёшься до города, сразу иди в управление ФББ местное. Скажи, что от Яремчука по повестке. Запомнил?
– Так точно.
– Молодец. До связи.
Звонок завершился. Булат был в замешательстве: он не слышал ни о каких других базах «Раската» или о существовании подобных отрядов: подразделение было уникальным. Вопрос: «Куда теперь?» вроде бы получил ответ, но на душе стало как-то неспокойно. «А, хрен с ним! Лучше идей всё равно пока нет. Посмотрим, что там за служба такая», – решил Булат и остался ждать автобус на остановке.
За 36 лет до сигнала «Лавина».
Время без сознания отсутствует. Череда пёстрых картин, заменивших собой полноценные сны, то вспыхивала, то исчезала во тьму. Даже сама эта тьма забывалась каждый миг: мозг не растрачивал ресурсы болезненного тела зря. Первыми чувствами стали жажда и онемение в ногах. Открыв глаза, он испытал неприятную боль от яркого света. Предметы расплывались, взгляд плохо фокусировался на контурах. Озноб, бессилие, шум в ушах возникли вслед за попыткой понять, что же происходит вокруг. «Что? Кто я? Я? Где? Зачем?» – вязкие, тягучие, тяжёлые для восприятия мысли наполнили голову, покрытую липким потом. Смятение длилось несколько минут, а затем он начал понимать. Рядовой Путилов лежал на больничной койке, закутавшийся в мокрое, пахнущее старьём шерстяное одеяло. В просторной палате, заполненной на треть, находилось четверо больных. На соседней койке, подобрав под себя ноги, сидел Довгаль. Его левая перебинтованная рука висела на подвязке, перекинутой через шею.
– Наконец-то! – с восторгом произнёс сослуживец. – Сейчас медсестру позову!
– Воды, – тихо прохрипел Олег, но однополчанин его не услышал, спешно шлёпая в сторону коридора.
Путилов плохо помнил обстоятельства, при которых получил ранение. В основном, бой у станции он воспроизвёл для себя по рассказу Довгаля. Какие-то отдельные факты порой всплывали в голове: взрывы мин, солдат в крови, силуэты в лесу, но самостоятельно связать их в единую цепочку Олег бы не смог. Госпиталь, в котором они с Довгалем оказались, находился в неизвестном закрытом академгородке, расположенном неподалёку от частей «лесной дивизии». Здесь уровень медицины был на порядок лучше того, что Путилов видел в родном Обуховске. Врачи и весь медперсонал не хамили, не ругались, не игнорировали, а наоборот проявляли внимательность, отзывчивость. Специалист по токсинам навещал Олега дважды в день, пока солдату не стало лучше. Лекарства сделали своё дело – через неделю Путилов мог уже самостоятельно ходить без приступов головокружений, лихорадки и тошноты. Его вместе с Довгалем отправили на многочисленные обследования, «просвечивали» в разных аппаратах, а также измеряли и исследовали различными инструментами и методами. Пока шло время реабилитации, парням вылечили несколько кариесов, Довгалю глазной врач прописал очки, а самому Олегу удалили пару бородавок, находившихся на пояснице, где их натирал ремень. Но самое главное: в этом госпитале вкусно кормили. Соседями по палате оказались младший научный сотрудник Павел Самохин, недавний выпускник столичного факультета ядерной физики, и Лёня Кузнецов, младший сержант с соседней воинской части, напоровшийся при прочёсывании леса на капкан.
Распорядок дня был не по Уставу, скорее гражданским. Свободное время, из которого практически полностью состояли сутки, можно было тратить на разговоры, чтение книг, игру в шахматы. У Самохина был при себе набор мелких пластиковых фигурок с доской-книжкой, купленный им несколько лет назад на отдыхе в Сочи. Ещё одной отрадой стали письма. Олег решил написать семье, друзьям, благо спешить было некуда: выписка предполагалась через три недели. Историю с ранением парень для родных и близких переврал начисто, рассказав про полевые учения. Он ещё ни разу не упомянул ничего плохого об армии и своей службе: считал, что это ни к чему и только расстроит любимых людей, заставит их нервничать. В письмах друзьям Путилов рассказывал о красивых местах, которые расположены рядом с его частью, о том, что был бы не прочь потом, после службы как-нибудь забраться в эту дикую глушь на охоту.
Олег в один из дней после ужина вспоминал вместе с соседями по палате о жизни до «лесной дивизии» и этих враждебных окрестностях Подгорска. Довгаль спросил у молодого учёного:
– Паша, а зачем ты сюда поехал? Москвич, вроде, а тут глухомань такая.
Самохин улыбнулся:
– Москвич, и что с того? На такую работу, куда меня взяли, не каждый устроиться может. Тут такая команда собрана, что мама не горюй! Цвет советской науки! Меня со всего потока одного одобрили. Я еле-еле отбор прошёл. А что с того, что глушь? В академгородке-то жизнь кипит!
– И как у вас там? – поинтересовался Лёня.
– Да не хуже, чем в столице, – с гордостью ответил Павел. – ЦУМа нет, но снабжение у нас по первому разряду: продукты со спецраспределителя, фрукты с юга в вагонах-рефрижераторах везут…
– В чём? – не понял Довгаль.
– В холодильниках больших, – пояснил Самохин. – Рыба красная, икра, колбасы всех видов купить можно. Кинотеатр все новинки показывает, в библиотеку свежие издания привозят. Одежда разных фасонов в магазине висит, но только по сезону, зато достать – не проблема. Дефицита не встречал!
Кузнецов присвистнул:
– Да, брат, здорово живёте! А занимаетесь-то чем? За что такие блага?
– За научную работу!
– А делаешь-то что?
– Расчёты разные. Эксперименты ставим.
– Ну и? Чё за эксперименты? – настаивал сержант.
– На благо страны работаем… в общем.
Было видно, что младшего научного сотрудника распирало изнутри желание рассказать сверстникам о важном проекте, о разработках повышенной секретности, чтобы у них рты пооткрывались, да глаза из орбит повылазили. Очень ему этого хотелось, но не мог. После короткой паузы добавил только: «Разрабатываем очень сложные штуки. Для защиты нашей страны».
Кузнецов цокнул языком и сказал:
– Так и знал! Бомбы атомные модернизируете, значит? И подписку о неразглашении, наверно, давал?
Самохин покраснел и кивнул. Путилов подбодрил соседа по палате: «Да, ладно, что нельзя, то не рассказывай». И тут сержант решил перевести фокус на себя:
– А мы вот охраняем вас, башковитых. Ты знаешь хоть, что за периметром твоего академгородка творится?
– Нет, – удивлённо ответил молодой учёный.
– Война там, паря, война идёт. В этих лесах пацаны свою кровь проливают, чтоб вы спокойно двигать науку могли. Вон, смотри, как парней задело, – Кузнецов показал на перемотанную руку Довгаля. – Тоже на ловушку, наверное, напоролся?
– Не, это в бою, – с гордостью заявил долговязый солдат. Кажется, он впервые осознал, что сможет теперь по возвращении домой козырять этим фактом перед дворовой компанией.
– Прям перестрелка была? – уточнил сержант.
– Да, мы оборону на станции держали. А эти дикари пёрли на нас волнами. Мы только отстреливаться успевали! А Олегу в плечо стрелой отравленной попали!
– И это ещё так, цветочки! – продолжил Кузнецов. – А вот если при патрулировании отстанешь или на посту зазеваешься – всё! Я сам видел парня нашего, что в карауле пропал. Его на следующий день в лесу нашли: тело к сосне прибито, кишки по веткам разбросаны, сердце вынуто и головы нет нигде!
– Ого, – присвистнул Самохин. – А с кем же вы воюете-то? Что же Министерство Государственной Безопасности тогда делает?
– С врагами воюем, которые человеческий облик потеряли, – эту фразу сержант произнёс особенно отчётливо, даже пафосно.
– А МГБ? Руководит вами? Нам почему-то ничего такого не сообщают.
– Всё под контролем! Не говорят, значит – не надо, – уверенно произнёс Кузнецов.
– А как так? А где хоть эти дикари? Сколько их? Почему?
– Много их, много, паря. Я тебе так скажу: мы сильнее! А об остальном не думай! Оперативная обстановка меняется, гражданским знать её не положено, – Кузнецов улыбнулся на этой фразе, бросив взгляд на Путилова и Довгаля. – Вооружённые силы охраняют мирный сон граждан.
– Ну, дела… – задумчиво произнёс Самохин.
«Да, дела», – подумал Олег.