Ilona Becksvart
Мраморное сердце
36
Несмотря на то, что Райан добровольно загнал себя в эту ситуацию, он ощущал неудовлетворение и даже некое сожаление. Он понимал, что это ещё не конец, а тот самый кризис, который должен коснуться их обоих, чтобы они окончательно приняли решение. Теперь сомнений не оставалось, либо Джулиан созреет на этот шаг, либо окончательно оборвёт с ним связь. Во второй вариант он слабо верил, Джулиан не мог жить без него, он знал, насколько жизнь Джулиана неполноценна вдали от мраморной скульптуры и его самого, поэтому скоро настанет тот день, когда оба они поймут, хватит этих мук, хватит этих сомнений.
Он старался не сожалеть тем словам, что он наговорил во время такого счастливого события, как свадьба, ведь он добился того, что Джулиан наконец-то понял, в чём его проблема, в чём его изъян, чтобы ступить на путь вечности с полной уверенностью. Считал ли он так на самом деле, или просто его неудовлетворение и эмоции на тот момент одержали верх над его разумностью? И считал и не считал. У Джулиана были проблемы с гармоничным восприятием себя и мира вокруг, это было правдой, и его сторона жизни была настолько буйной и беспорядочной, что не давала ему никак нейтрализовать её, и только под воздействием скульптуры Джулиан знал, как её обуздать в себе. Только очищаться приходилось слишком долго, а сеансы повторять всё чаще, Джулиану было всё сложнее сохранять в себе эту гармонию в динамичном потоке жизненных событий.
Джулиан заверял его, что это – временно, просто сейчас на него сразу многое навалилось, но с ним всегда так было, жизнь людей, которые постоянно искали, как развиваться с годами только усложнялась. За одним вызовом следовал другой, ещё более серьёзный, а после него даже если тебя и ждала передышка, то только ради того, чтобы набраться сил для нового покорения вершины. Джулиан растрачивал себя на эту энергичную часть жизни, лишая себя гармонии и целостности, от того для него была так важна медитация со скульптурой. И только тогда Джулиан становился произведением искусства, вне времени, вне пространства, вне категорий, высшее достижение человечества, приближённое к божественному понятию. Именно к этому Райан и стремился, не сам покорить вечность, а через Джулиана пройти весь отрезок пути от жизни к смерти, чтобы раствориться в этом вечном созерцании красоты.
У него самого появилось свободное от Джулиана время просто пожить и погрузиться в материальный мир, ведь даже организация художественной выставки была понятием, принадлежащим миру физическому, хотя конечная цель касалась, в том числе и метафизических понятий. Дел было много, нужно было всё предусмотреть, кое-что даже переделать, и всё в спешке, но всё равно из-за неграмотного расчёта финансиста он потерял много вложений, которые всё же надеялся отбить с новой экспозицией. Жить за стенкой своего офиса и непосредственно галерей было удобно, но тяжело было концентрироваться на чём-то другом. Все дела, касающиеся его бренда одежды, он решал по телефону, и крайне редко сам появлялся в офисе. Ни разу он там не встретил Джулиана. Даже когда тот там находился, им не довелось столкнуться даже в людных коридорах.
Так что весь этот месяц с лишним, Райан концентрировался на том, чтобы открыть арт миру своё новое видение, которое он назвал «что манит нас из вечности…». Райан осознанно выискивал глубокие работы, которое хорошо отображали некие застывшие фрагменты, которые были вырваны из динамики жизни или вытолкнуты из дебрей смерти на поверхность в этом статичном состоянии, которое окутывало созерцателя чувством постоянства. И как раз-таки в абстрактных работах было сложнее уловить этот миг, концентрирующийся в некой точке вечности, от того Райан так фанатично и выискивал именно условный трансцендентализм в работах никому не известных авторов. Это был рискованный шаг, ни одного яркого имени, ни одного скандала, так что финансово выставка могла оказаться провальной.
И в этот раз Райан не следовал советам Ланже, это был именно зал Райана, он нашёл все эти работы, чтобы ещё сильнее обнажиться и углубиться в те темы, которые не давали ему покоя уже столько лет. Он окружал себя аналогами их с Джулианом практики познания вечности, и хотя это были слабые копии того состояния, что он переживал в компании Джулианов, всё же это были необходимые декорации для более полного погружения. Этими работами он обнажал свою душу и показывал, из каких высоких целей состоит его жизнь, к какому финалу он сам стремится. Это было желание покорить вечность через случайные миры, каждая картина была окошком в чей-то чужой опыт, какими путями люди ищут свою собственную вечность.
Всё прошло красиво и элегантно, Райан даже не ожидал такого оживлённого интереса, но ведь он в последнее время считался экспертом по арт-рынку, его мнению доверяли, его советов слушались, его картины хотели видеть, так что ничего удивительного не было в том, что в целом выставка оправдала ожидания публики. К тому же это поставило его на одну ступень с филантропами, которые брали под своё крыло начинающих художников и давали им возможность развиваться, предоставляя средства, рекламу и хорошие отзывы. Не то чтобы Райану это было так важно, но его репутация в арт мире повысилась, и ему уже пришло предложение устроить на Рождество благотворительный бал, касающийся темы талантливых художников, у которых нет имени. На его официальные приглашения откликнулись практически все, кому он их разослал, даже те люди, на которых он и не надеялся. Это был успех Райана как организатора и бизнесмена, а также как искусствоведа, и стабильность его галереи становилась всё более безопасной.
Райан не сожалел, что решил отойти от своего основного бизнеса, иначе ему не удалось бы за такой короткий срок добиться успехов в своём прибыльном хобби. Нет ничего прекраснее чувства, когда ты занимаешься любимым делом и при этом зарабатываешь этим. Он бы не расстроился, даже если финансово его проекты провалились, но это бьёт по самооценке, как будто ты тут старался исключительно для себя, что тоже не плохо, но ведь его цель – просветить как можно больше людей тем, что он считал настоящим живым искусством. Ему нравилось быть авторитетом, потому что это в очередной раз доказывало его избранность, его тонкий вкус и его интуитивное восприятие мира. И главное было то, что он никогда не делал попсу, никогда не выставлял что-то, что вызывало массовую дрочку (разве что кроме скульптуры Ланже, но это был отдельный феномен, который арт общество по-прежнему пыталось раскусить, почему мир скульптур Жана Ланже является таким уникальным). Работы, выставленные в его галерее, заставляли людей задуматься о собственных вкусах, о собственных приоритетах, что было крайне важно в формировании личности, в формировании собственных вкусов, в формировании собственного внутреннего мира. Он был творцом этого мира, и взирал, как чужие люди впитывают чужие эмоции чужих картин, понимая, что именно он свёл их всех сюда и предоставил этот бесценный опыт. Игра в богов никогда не прекращалась, игра в богов никогда не прекратится.
Лоск дорогих тканей, изысканные запахи вечерних туалетов и блеск интеллекта в глазах лаконично характеризовали открытие выставочного зала «что манит нас из вечности…». Райана пришли поздравить такие интересные и занятые люди, что он почти расчувствовался, готовый проявить слишком много эмоций. То ли ещё будет, думал он, представляя, какой фурор тогда произведёт выставка Жана Ланже с его ещё не до конца разложившимися скульптурами. Всё шло по задуманному сценарию, все проблемы решались мгновенно, да и он мог в этот день расслабиться и доверить всю работу своему директору по проекту. Сегодня был его праздник, он не был обязан работать, а только получать поздравления, заводить связи и следить за тем, чтобы и гости могли ощутить присутствие праздника. До чего же это была его среда, думал Райан, удовлетворённый успехами и тем, что он ощущает себя в нужное время в нужном месте, этот миг принадлежал ему, и хотя не это должно стать его вечностью, воспоминания о подобных моментах делали его жизнь более целостной, более упорядоченной.
И только отсутствие Джулиана делало это торжество неполноценным, это было то маленькое звено, которое бы ему дало возможность дать высший балл по всем пунктам этому мероприятию. Это было для него неожиданно, и даже больно. Он не ожидал, что Джулиан сможет продинамить столь важное для него событие, и при этом, не предупредив заранее. Он смотрел постоянно на установленные на его столике две таблички (с именами Джулиана и Майкла), а потом вперил свой взор на вход, периодически заглядывал в телефон, но ничто не отзывалось импульсами на его призыв доставить ему Джулиана прямо сюда. Поначалу он надеялся, что Джулиан просто опаздывает, но странно было то, что он в таком случае не предупредил заранее (по работе они несколько раз после свадьбы общались по телефону и онлайн, так что он понимал, что Джулиан не игнорировал его на сто процентов), что будет не вовремя. Волнение уже сказывалось на его поведении, и он с трудом удержался, чтобы не позвонить ему самому. Но здесь были коллеги с его фирмы, кто-то из них мог знать, когда Джулиан явится, и в чём причина его опоздания, ведь обычно тот был крайне пунктуальным. И когда он поймал директора по рекламе, тот заявил, что Джулиан улетел в Париж в командировку, а потом у него медовый месяц где-то в Европе.
Райан едва смог скрыть эмоции, он даже не знал об этом! Почему его никто не предупредил? Разве нельзя было сообщить заранее, что ты не придёшь, он сидел за столиком как последний идиот с двумя призраками, фу, как непрофессионально! Он со злостью швырнул в мусорное ведро таблички с именами Майкла и Джулиана и пригласил туда тех, кто был следующий на очереди приблизиться к его величию. Что за чёрт, он почему-то себя чувствовал так глупо, как будто его кинули на свидании в дорогущем ресторане, где он собирался сделать предложение руки и сердца. Мелкий сучонок сделал это специально, уж Райан в этом не сомневался, но это было так неуважительно! Неужели Джулиан сделал свой шаг и принял решение оставить Райана в прошлом?
Почему-то от этих мыслей Райану стало страшно, потому что в таком случае, где его обещанная награда покорения вечности, где его застывшая в моменте красота? Потому что если Джулиан действительно решился на это предательство, тогда все жизненные приоритеты Райана окажутся на грани полного краха, и ему придётся искать новые методы, как достичь смысла своей жизни. На миг ему стало боязливо и некомфортно, бездна ада разверзалась, и шипящие демоны выглядывали оттуда и пялились своими пустыми глазницами на него, сквозь него, к скульптуре Джулиана, которая совсем скоро уже будет принадлежать исключительно смерти. Нет, Райан этого не допустит, он никогда не смирится с таким исходом, он отыщет метод, как спасти своё воплощение красоты, и вместе с этим познает вечность.
Райану пришлось какое-то время подстраиваться под новую реальность, которую он сам и создал. Он был уверен, что Джулиан явится на это открытие, и они снова уловят эту искру, и всё будет прежним. Это молчание и игнорирование были красноречивее истерик, обвинений или ругани, именно это отношение и показало, что Джулиан выбыл из игры. Скорее всего, Джулиану просто понадобится больше времени всё осознать и принять, но Райан же знает, что рано или поздно Джулиан сдастся.
Но в этот период ему было больно и одиноко. Он чувствовал себя каким-то брошенным и старым, и впервые за всю жизнь он чётко осознал, я старею, я уже не молод, смерть не за горами, а я в полной прострации, у меня больше нет вариантов, как покорить вечность, как сотворить красоту в гармонии. Он оказался не подготовлен к этому моменту, у него не было заготовлено ни одного запасного варианта. Конечно, это не поколебало его веру в то, каким именно должен быть финал в осуществлении смысла его жизни, он знал свою миссию, просто на тот момент он не знал, какими методами эту миссию завершить. Это был удар судьбы, неверный поворот, из-за которого он вдруг себя ощутил хаотичным, бессмысленным и старым. В 60 лет чувствовать себя растерянным и потерять цель жизни, такое вообще возможно? Нет, конечно, нет, это просто временное помутнение, утешал он себя, мир ведь не зацикливается на одном Джулиане, он найдёт другой способ, как покорить вечность.
Он пытался работать со скульптурой Джулиана, он знал, как ей жизненно необходима энергия живых людей, и он нередко сам бродил по своей галерее в рабочие часы, чтобы наблюдать за этим взаимодействием, как посетители галереи разглядывают скульптуру Джулиана. На несколько недель он даже установил табличку, в которой было указано, что этот музейный экспонат отзывается на тактильные прикосновения. Это имело такой спрос, что через пару недель ему пришлось прикрыть лавочку и беседовать с Жаном, чтобы тот дал советы, как мрамору вернуть былое величие и блеск. Но это был хороший опыт для скульптуры, она впитывала в себя разнообразные мысли и чувства незнакомых людей, которые вкладывали в неё капельку индивидуальности.
Но это почему-то не возвращало скульптуре той живительной искорки, которая пугающе походила на Джулиана из плоти и крови. Наоборот, она становилась какой-то более обшарпанной, усталой, как будто ей всё надоело, и она просто хотела, чтобы её оставили в покое. Да, она впитывала в себя чужой опыт, но он как будто от неё отталкивался, не абсорбируя глубоко все эти хаотичные вспышки чужих мыслеформ. Несколько раз Райан устраивал возле неё семинары, где выступали арт критики, художники, дилеры, профессора и журналисты, и этот дух интеллигенции и избранности благоприятнее влиял на мраморного Джулиана, но тем не менее, он от этого не становился более живым, и его внутренний мир всё глубже исчезал под безукоризненными слоями мрамора.
Райан, как не кто другой понимал эту скульптуру и надеялся, что ему самому удастся вернуть её к этой иллюзорной жизни даже без присутствия Джулиана, но все его попытки потерпели поражение. Для атмосферы Райан развесил фотографии Джулиана, разложил его личные вещи (он ведь тут часто оставался на ночь) и даже одел на саму скульптуру, которая была с идентичным телосложением, рабочий костюм Джулиана. Он слушал его голос на записях или пересматривал видео, где Джулиан был таким лучистым, таким жизнерадостным. Он бродил по этому храму одинокого маньяка, который, казалось, одержим одним лишь человеком, но ведь у Райана была цель, он не просто так вёл себя как потерявший голову от любви неудачник.
Но в эти моменты он особенно ярко ощущал своё одиночество, и как ему не хватает присутствия живого Джулиана. Всё вокруг было мёртвым без него, и скульптура никак не реагировала на этот фарс одного актёра. Он сидел на кровати, которая до сих пор пахла одеколоном Джулиана, и впитывал в себя эти осколки воспоминаний об их нежном и одновременно неистовом сексе. Он гладил надетую на скульптуре униформу Джулиана, и прикосновения к ткани ещё острее заставляли его вспоминать всю их тактильность, всю их физическую связь. Он слушал его любимую музыку и танцевал один, или в объятьях скульптуры, и в своей мучительной истоме онанировал и кончал так болезненно на гладкий мрамор скульптуры, которая никак не реагировала на его попытку осеменения.
Он был обречён без Джулиана, всё катилось к чертям без него, жизнь не возвращалась ни к нему, ни к скульптуре, но решительность его по-прежнему была высокой, он найдёт метод, как пробудить в скульптуре жизнь. Но кто мог помочь ему в этом? Он вроде наблюдал так долго за этим слиянием, за этим божественным обменом живой и мёртвой энергией, только какая роль была у него? Он был создателем этого слияния, но как ему самому стать живым Джулианом для этой скульптуры? Одних знаний было мало, да даже воспоминаний и испытанных чувств не хватало, чтобы поделиться со скульптурой той пленительной силой жизни, что исходила от Джулиана. И тут он понял, что жизнь Джулиана была для него загадкой, и не была она поверхностной, раз тот сумел создать такой контакт с мраморным идеалом. Они вместе создавали нечто неописуемое и невероятно мощное, лишь человек в слиянии с искусством и с самыми светлыми помыслами был способен пробудить этот огонь жизни и создать что-то выше жизни или смерти. Они вместе создавали процесс творения, вечный огонь, который вовлекал и его в эти дебри вечной красоты и вечной гармонии. Он не мог потерять этот источник вдохновения, он не мог позволить себе это падение, вся жизнь со всеми его победами теперь казалась далёкой размазнёй, но он отыщет нить к вечности, обязательно отыщет.
Конечно, он пытался найти замену Джулиану, но у него даже ни одного варианта не было, кто мог бы его заменить хотя бы на личном уровне. Он приводил молодых парней, не менее красивых, чем суетливый Джулиан в мире (Джулиан становился идеально красивым лишь тогда, когда его сглаживала скульптура), но они не понимали даже его примитивных желаний, что тут говорить о том, чтобы причастить их к своей великой цели? У него даже встать на них не мог, и когда он показывал им своё любимое произведение искусства (скульптуру Джулиана), ни разу он не уловил того узнавания, которое охватывало людей, которые начинали болеть работами Ланже. Были у него и серьёзные люди, которые боготворили скульптуры Жана, но даже если Райану в какой-то момент начинало казаться, что они понимают, о чём он говорит, то только до определённого момента. Как только он пытался раскрутить тему покорения вечности, никто не мог до конца понять его задумки, и у него всё падало, невозможно было так быстро найти человека, с которым образовать неземную связь. Не так легко найти человека, который станет не просто твоим вдохновением, а осуществлением смысла жизни. И он бросил эти попытки, осознавая преимущества Джулиана над всем миром. Никто его не сможет никогда заменить, и все методы пробудить скульптуру к жизни приносят только ещё больше разочарований.
Последней его надеждой был Жан Ланже, именно он создал этот шедевр. Ланже знает мраморного Джулиана и изнутри и снаружи, он сможет ему помочь, он поймёт его и вытащит их обоих из ада отчаяния, из глубин смерти. Они часто с ним общались, так как скоро должны были презентовать его работы, обсудить им всегда было что, несмотря на то, что Жан не занимался организационными вопросами. Скульптор мог сейчас позволить себе просто творить. Когда Ланже зашёл к нему в выставочный зал в час закрытия, и сразу последовал к своему творению, у Райана аж сердце замерло, сейчас что-то произойдёт, Ланже позовёт его, и душа мраморного стража вернётся! Но когда Жан повернулся резко к Райану, вид его был суровым и усталым.
– Ты должен помочь ему, – не дал высказаться Жану первым Райан, – ему не хватает энергии жизни, Джулиан давно не появлялся здесь, и всё у меня тут рушится, покрывается невидимой паутиной, медленно двигаясь к тлению. Достучись до него, призови назад из мёртвых садов мрака обратно в жизнь, ты, как творец лишь способен пробудить в нём эту искру жизни!
Жан долго смотрел на Райана, не моргая, и этот сосредоточенный взгляд со скрытыми эмоциями не сулил ничего хорошего, это Райан уже давно изучил. – Это вы с Джулианом создали этого вампира, ему не нужна моя жизненная сила, я давно уже потерял власть над этой скульптурой, честно говоря, я даже её не узнаю, когда я в последний раз видел её, в ней ещё не было так много Джулиана. Сейчас мне кажется, что передо мной Джулиан, просто впавший в некую ритуальную кому. Райан, ты воистину алхимик, но ты создал что-то, не вписывающееся даже в мои понятия гармонии жизни и анти-жизни.
– Да, я создал сам эту гармонию, – хвалился Райан, он сейчас был творцом этой скульптуры, а не Жан. – Я отыскал ключ к разгадке вечной красоты, я соединил твои понятия жизни и смерти в это воплощение всех идеалов, это что-то выше человека, что-то выше произведения искусства, я иду против физики, я иду против божественных заповедей, я иду против космических законов. Жан, ты не можешь позволить разрушить этот феномен, который не вписывается ни в одни рамки материальной жизни. То, что я пытался сейчас описать смертными словами – ничто, но ты же сам знаешь, ты же сам чувствуешь эту голую гармонию, этот творческий огонь, этот холодный лёд вечной красоты, это не может погибнуть под слоем твоего бессильного мрамора!
– Нет, Райан, – ответил спокойно Ланже, – ты сам сказал, что ты создал это. Ты – творец, ты знаешь, как исправить это сломанное состояние и вернуть Джулиана из пустоты, я отказываюсь вмешиваться в твои божественные замыслы. Райан, я никогда не создаю что-то настолько прожорливое, что готово сжирать жизни целиком. Мои скульптуры дают возможность заглянуть в обе стороны жизни и смерти, и когда этот опыт сливается в одно единство, тогда и случается катарсис, тебя торкает, и скульптура становится символом твоего принятия мира, принятия себя, принятия дуальности природы. В моих скульптурах – загадки и отгадки жизни и смерти, это и есть смирение и осознание вечности. Райан, то, что ты делаешь сейчас с Джулианом, противоречит изначальной идее этой скульптуры. Не бывает вечной красоты без вечного уродства, не бывает!
– Бывает, – поправил его Райан, – если ты вовремя остановишь время и выберешь, когда начинается твоя вечность. Жан, я – творец, и я знаю, когда остановиться. Я познал тайну и жизни и смерти, я познал тайну и красоты и уродства, всё готово к исполнению моей миссии, только осталось соединить энергии жизни и смерти. Мы должны вернуть Джулиана к жизни, мы должны это сделать вместе.
– Да, вы должны это сделать вместе. Но с Джулианом, – ответил ровным тоном Ланже, демонстративно глянув на часы, с явным намёком, что ему пора бежать. – Только не скорми Джулиана целиком этому мраморному демону, – посуровел вдруг Жан, проведя рукой по застывшему в отрешённости лицу скульптуры. – Райан, я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. И Джулиан тоже. Но ты – творец, это – твой сценарий, это – твои актёры, это – твои пешки, но я умываю руки, что бы ты там ни задумал.
Последняя надежда Райана рухнула, когда он наблюдал за трусливым уходом Жана. Он не поможет ему, но видимо это было уже невозможно, Жан Ланже уже не был создателем этой скульптуры. Но теперь Райан чётко осознал, что без Джулиана его миссия провалится. И ему остаётся только ждать, когда тот созреет на свой последний шаг. Ничто не могло уничтожить его идею, она сметала всё на своём пути, она уже давно обрела форму и отбросила тень, дело оставалось за малым. Ему нужен живой Джулиан, и когда он вернётся в его объятья, всё и завершится. Конец, ведущий к новому началу.
Теперь каждый день он проживал в ожидании того момента слияния, когда Джулиан вернётся. Он знал, что этот момент настанет, и ему ничего не оставалось, как терпеливо ждать. И он даже смирился с этим, ждать было не так уж и болезненно, если не заглядывать в мёртвые глаза мраморной скульптуре, если не прекращать верить, что ещё не поздно оживить эту гармонию. Теперь ожидание было смыслом его жизни. Он знал, что может в любой момент отыскать Джулиана и убедить его вернуться, но он знал, что это не сработает, пока сам Джулиан не осознает свою готовность. Иначе они снова будут конфликтовать, он будет давить на Джулиана, и тот его будет раздражать своими темпераментными истериками и вспышками хаотичного беспорядка, пока они вновь не разругаются. И тогда уже точно окончательно. Нет, терпение приносит спасение.
Конечно, он не переставал надеяться на то, что Джулиан явится на открытие выставочного зала Жана Ланже в его галерее, к которому он особенно тщательно готовился. Творчество этого скульптора было ключевым в его жизни, и он хотел максимально отобразить то, что он испытывал перед работами этого гения, этот дух жизни и смерти в гармоничной интерпретации. Но даже это он делал как будто на автомате, хотя и осознавал значимость этого момента, это был символ его очередного триумфа, его последним этапом перед тем, как ступить на путь вечности. Осталось только дождаться, осталось только не прекращать верить. Он испытывал так мало эмоций в этот период, как будто скульптура Джулиана лишала и его жизни, как будто они вместе увядали, и Райан был уверен в том, что Джулиан, который так пытался навязать сам себе счастье своей примитивной жизнью, испытывал сейчас схожее моральное разложение и упадок. Это была плата за бездействие, за то, что они посмели затянуть этот процесс, когда цель была чётко сформулирована. Но возможно именно это бездействие и было той самой передышкой перед финишной прямой, хотя никто из них и не осознавал её необходимость. Но это уже не имело значения, имело значение только сохранить веру, удержать идею.
Новая выставка Жана Ланже произвела фурор, это несомненно, но никто и не ожидал от него другого, их успешный тандем доказал вновь, насколько они схожи друг с другом, и насколько их мнение о том, каким должно быть настоящее искусство точно совпадает. Всё шло естественным путём, и ажиотаж, и повышенный интерес, и скандальные изречения были абсолютной нормой для этого события. Он знал, как важны на данный момент эти скульптуры для Жана, но для него они были далёким символом чего-то утерянного. Но его Джулиан поможет отыскать это утерянное, и тогда вернётся гармония, и Райан всё вспомнит, и Райан всё поймёт. А пока он с радостью встречал гостей, беседовал с посетителями, принимал поздравления и отвечал на вопросы. Всё шло как обычно, он никуда не торопился, он не нервничал, он не заглядывал вперёд. Но когда он уже собирался вместе с Жаном приступить к обязанностям торжественного открытия, тут он его и заметил.
Энергия Джулиана впилась в него тысячами молний, боже мой, он узнал её, это и была та искра, что оживляла его скульптуру, как ему не хватало этого для полноценного существования! Смерть вдруг отошла в сторонку, цветы в его душе распускались, врата ада захлопывались, демоны падали назад в свои могилы, мир засиял яркими красками. Они не могли долго отпустить друг друга взглядами, это было то самое узнавание, та самая гармония, которая ломала все барьеры и препятствия, концентрируясь на одном только желании – я пойду за тобой хоть на край света. Джулиан изменился, что-то в нём как будто было сломано, но после того, как их взгляды узнали и приняли друг друга, вся его вымученная пустота рассасывалась, и его внутренний магазин явно принимал новые эксклюзивные товары и подписывал миллионные сделки. Им обоим было тяжело в этот период, но этот период стал для них необходимым опытом, это было их последнее испытание, они прошли все тесты и не потеряли веры. Они были созданы лишь для этого момента, познать вместе вечность, остановить гниение, сохранить навечно гармонию, пробив свой путь к экзальтации, к высшему познанию всего.
Всё остальное уже было не так и важно. Они так и не заговорили за весь вечер, но их глаза постоянно имели контакт, они улавливали тот узнаваемый огонь единения, и никакие слова, никакие прикосновения не были нужны. Было странно бродить по выставочному залу со скульптурами Ланже, которые стояли стройными рядами и показывали красоту уродства в разной степени разложения. И Джулиан бродил по другому концу зала, и его живительная искра озаряла лики этих живых мертвецов, которых он когда-то освещал. Они как будто узнавали его, преклонялись перед своим творцом, сливались в неестественной гармонии, принимая и жизнь и смерть как дар свыше, как необходимость своей целостности. Это был сад между раем и адом, это был пир, где и ангелы и демоны сосуществовали в гармонии друг с другом, это был завершённый сам в себе мир, в котором не было ни одной лишней детали. Они шли по разным дорожкам с Джулианом, но сердца их стучали в унисон, души их пели в предвкушении вечного счастья. Всё начиналось со скульптур Жана Ланже, всё ими и закончится. Райан сейчас навсегда попрощался с тем миром, который он знал, впереди была целая вечность.