Ilona Becksvart
Мраморное сердце
35
Казалось бы, после повышения на работе, свадьбы, волны публичности, больших премий и миру, улыбающемуся только ему одному, всё это должно было сделать Джулиана счастливым, но на самом деле, он давно не чувствовал себя таким опустошённым и одиноким. Он не мог вынести того, что Райан снова вычеркнул его из своей жизни, вообще практически без причин. Он понимал нутром, это – временно, ты ещё можешь всё исправить, но задетая гордость и осознание того, что Райан просто им пользовался и подстраивал только под свои собственные стандарты, вызывало в нём некое сопротивление. Он был сыт по горло соответствовать идеалам Райана, чёртов Райан лепил его жизнь до самых мелочей, до самых внутренностей, каждая мысль, его личная мысль, фильтровалась Райаном, и только Райан решал, достойна ли она жизни. Райан не был идеален, и вот он нашёл его и пытался проживать его жизнь, только так, чтобы полностью соответствовать собственной идеологии, и что же доставалось Джулиану самому? Что это было? Он просто был пешкой Райана и жил исключительно по его сценарию? Почему каждый раз, когда они отдалялись друг от друга, это не казалось избавлением, а походило на добровольную ампутацию? Нормальный человек не способен просто так отрезать себе руку или ногу, и Джулиан чувствовал, что делает это снова, потому что дал повод Райану усомниться в нём. Райан больно уж быстро терял веру, не было ли это спланировано заранее, чтобы ускорить то, что он уже изначально задумал? Момент кульминации приближался, всё теперь зависело только от него, готов ли он будет сделать этот последний шаг.
Нет, убеждал он себе, пора остановиться, пора просто жить в своё удовольствие, я свободен от любой зависимости, никто и никогда больше не будет диктовать мне, какой должна быть моя жизнь. Я не хочу больше быть идеальным, я хочу быть обычным человеком, просто примитивным созданием, таким же, как и миллионы других представителей человеческой расы. Почему каждую микросекунду своего существования нужно быть идеальным во всём? Почему нельзя дать себе расслабиться и просто жить? Кто вообще решал, как должен выглядеть или вести себя идеальный человек? Почему мнение Райана было самым важным? Райан пользовался им всю жизнь и не позволял развиваться так, как он сам бы этого хотел. Он был убеждён ещё с зелёных лет (они познакомились, когда он ещё учился), что Райан и есть тот человек, за которым он последует хоть на край света, хоть в медвежьи углы. И так оно и было, хотя он давно уже сам созрел и имел успешную жизнь. Он всегда считал себя таким независимым, таким оригинальным, таким открытым ко всему новому, но на деле это была лишь диктовка Райана, и стоило ему только свернуть в узкий проулок, которого не было на карте Райана, как его внутренний магазин рушился, ниспадая руинами на его собственную жизнь. Почему жизнь без Райана так быстро несла его в пропасть, почему он снова видел у своих ног манящие тени из пустоты, которые хватались за него так цепко, что это был вопрос времени, как долго он сможет противиться их смертельному зову превратиться в горстку праха?
Почему тогда в Париже, когда он впервые лицезрел скульптуры Жана Ланже, он не покинул в панике галерею, оставив в этой разрушительной тьме все свои разбитые иллюзии по отношению к Райану? Почему они не взяли эту плату, лишив его эмоциональной зависимости от Райана, который так легко обрывал свои корни, если он вдруг прекращал играть по его сценарию? Почему Райан не мог принять его таким, каким он был на самом деле? А может, настоящего «его» и не существовало? Может, когда он лишался благословения и контроля Райана, его жизнь и была тем самым вакуумным мраком, что исходил из мраморных скульптур? Наверное, сейчас его мраморная копия покрылась трупным окоченением и взирала пустыми глазницами уже не насквозь, а в никуда, оставив весь жизненный опыт в пустынном ничто, царство смерти побеждало всегда и везде. Мысль эта заставляла его ёжиться, потому что он сам, добровольно, убил эту скульптуру, которая могла стать его дорогой в вечность. Он уничтожил эту красоту, тем самым дав отсчёту собственного разложения быстро пробираться вперёд. И он не только сейчас позволил смертности взять власть над его существованием, но и уничтожил возложенную на него красоту, это даже было хуже осквернения, хуже богохульства, хуже инцеста, хуже детоубийства, он посягнул на самое святое, он истребил красоту и эстетику. Он был недостоин нести в себе печать благословения.
Его разрывали мысли о мёртвой беспомощности мраморной скульптуры, о том, что Райану он никогда и не был нужен как личность, он был нужен ему только как улучшенная копия самого Райана. И то, что он загубил такие возможности, сводило его с ума. Его вера в красоту как будто бы поколебалась, так ли важно искать её в этом уродливом гниющем мире, думал он, разглядывая в отражении зеркала свои новые морщинки, седые волоски и лопнувшие сосуды. Какой толк противиться этому угнетающему процессу старения? Старость стоит за его спиной, и с каждой секундой его внешность обрастает всё новыми морщинами, всё новыми изъянами, пока не истлевает до разложения, и вот уже смерть с косой стоит за ним и не просто предлагает тебе прогуляться до пустоты, а ведёт тебя, не даёт тебе шанс сопротивляться. Я хочу умереть молодым, сколько раз по молодости и глупости мы загадывали себе это желание, чтобы избежать переживаний, неудач, смертей или старения.
Джулиан вспоминал свежие трупы людей, чьи жизни обрывались мгновенно, и перебирал в памяти эту застывшую навеки искру жизни, которая уже не несла в себе никакого смысла, просто замороженная в вечности вспышка света, запрятанная в хрустальный гроб. Какой опыт несут в себе эти покинувшие так рано этот мир личности? Сожалел ли он всему тому, что он пережил за свою жизнь? Нет, ему и этого было мало, его жизнь была так коротка, так тесна, и столько всего в этой жизни ещё надо было пережить, испытать, впитать и сохранить в качестве опыта, что даже ста лет ему не хватит. Старость и осознание собственного гниения и есть цена того, чтобы пропускать через себя всю эту живительную энергию, полную движений и вверх и вниз, и другой цены не существует. Но ведь на какой-то миг ему казалось, что он нашёл другое решение, и они с Райаном были почти у цели, чтобы остановить время, так почему же сейчас леденящая пустота пробирается в дебрях его ещё тёплых и пульсирующих кишок, прямиком к сердцу? Почему цена за то, чтобы просто жить в этом материальном мире, требует заморозить свою собственную душу? И как можно в таком случае что-то чувствовать, как получать наслаждение от яркости жизни с заледеневшей душой?
Почему вдруг его перестали пьянить собственные успехи, почему он не смаковал своим нарциссическим эгоизмом обожание к себе, почему не купался в лучах любви и признания, почему не ощущал важность уважения людей, на которых он ещё недавно молился, почему его маленький бытовой рай вдруг стал нудной тюрьмой? Ответ всегда на всё был одинаковым в его жизни. Потому что ты лишён благословения Райана, а без него твоё существование бессмысленно, и все твои достижения и победы окутаны пеленой бездушия. Райан ушёл вместе с цветным миром, и как бы ты ни жаждал вновь пропитать свою жизнь яркостью и разнообразием красок, это невозможно, потому что этот мир был чёрно-белым, и даже все эти оттенки серого не способны были вдохнуть в неё хоть каплю выразительной свежести. Боже мой, если он сейчас позволит себе всё глубже увязнуть в этой депрессивной жиже, то даже его болезненное состояние Парижа, когда скульптуры Ланже вытащили его из чудовищного статичного ада назад в динамичную жизнь, покажется ему всего лишь репетицией перед настоящей душевной атрофией.
Он знал, что надо просто создавать видимость своей жизни, просто верить, что всё хорошо и всячески убеждать себя, что он принял верное решение, наконец-то, он оборвал свои абьюзерские отношения и избавил себя от зависимостей. Всё кричало о том, что влияние Райана плохо влияет на его личность, и сейчас он просто обязан был принять свою свободу и быть счастливым. Он уже проходил подобный опыт, справится! Надо просто убедить себя, что Райана не существует, а даже если и существует, то не в его жизни, просто какое-то далёкое воспоминание, случайный прохожий, никак не влияющий на его настоящее и тем более будущее. Тогда, после первого расставания, он медленно возвращался к жизни, окружённый любовью, заботой, интересными событиями, новыми людьми, рабочими стрессами – из нейтральной стагнации к динамичной и полной экспрессивности жизни. Но каждый раз, когда он что-то делал, его мысли блуждали в опасную сторону, а что бы на это сказал Райан? Да, у него даже тогда был период бунта какое-то время, я буду назло Райану поступать так, именно так, как хочу сам, и я буду счастлив, счастлив, счастлив, всем чертям назло! И он жил в этой показной яркости, полный иллюзий и веры в то, что он сам творит и делает себя счастливым, но это была игра, его собственная игра, а он всегда был хреновым режиссёром, чтобы сыграть блестяще такую вымученную роль.
Но всё чаще и чаще предательские мысли его заставляли вернуться к Райану – одобрил бы он это, достаточно ли он хорош для Райана в этом, а Райан бы как поступил и так далее. И потом когда рабочая жизнь с Райаном постепенно их подталкивала к более частому и близкому общению, Джулиан учился заново доверять Райану, и скоро их отношения изменились, Райан снова было его учителем, его покровителем, его примером для подражания, его персональным богом. И хотя их личные жизни больше не переплетались, Джулиан слишком часто находил себя размышляющим, что подумает Райан, замечал каждый знак внимания от него, каждое проявление эмоций. И это заряжало его надолго, ах, он был важен Райану, и мечты, что когда-нибудь они смогут быть вместе (даже без мыслей о банальной жизни стандартной гей пары) окутывали всё его естество. И хотя он убеждал себя, что его устраивает, когда их отношения с Райаном поддерживаются на расстоянии, и у него своя жизнь, и он никогда не променяет её ни на что, в глубине души он знал, стоит Райану только поманить, и он готов будет броситься в бездну. Может, и хорошо, что Райан добровольно отдалился от него, и у Джулиана даже не было такого сильного искушения, но ведь после того, как он стал натурщиком Жана Ланже, статус их отношений изменился, и в его жизни снова не было ближе человеческой души, чем Райан Смит.
Но сейчас-то всё было иначе, сейчас он не позволит Райану вновь доминировать над своей жизнью. Он прозрел, он понял, что никакого Джулиана Берга не существует для Райана, и есть только более красивый, более молодой, более целеустремлённый Райан Смит в теле Джулиана Берга, символ экзальтации и обещания вечной жизни для Райана Смита. А ведь он считал, что после слияния со скульптурой, его индивидуализм тысячекратно преобразился, что даже душа Райана казалась клонированной копией клона в четырнадцатом поколении. Но потом его третий глаз улавливал, что душа Райана и не сосредоточена в одном теле, она повсюду, и она направляет его в своей мраморной непогрешимости к состоянию полной гармонии.
Но хватит ему горевать о разбитых надеждах, он всего лишь разбил иллюзии, которые никогда не способны сделать твою жизнь реальной, и рано или поздно ты в них погрязнешь окончательно, либо найдёшь в себе смелость заглянуть правде в глаза. Ему будет лучше без Райана, его не существовало в жизни Райана, а он был живым, он был отдельной личностью, и даже мраморный двойник не способен ему будет вернуть веру в свою избранность для Райана. Пускай, Райан ищет путь к своей вечности в этом мраморном покойнике, мраморный Джулиан был идеалом Райана, а не он, он не собирается подпитывать прожорливую скульптуру, его жизнь, его энергия принадлежали только ему, пускай, и Райан это осознает, что не бывает в этой жизни идеалов, и ничто не вечно под луной.
Со стороны вряд ли было заметно, что его жизнь внутри разломалась на множество винтиков и гаечек, которые периодически выкатывались из него и терялись в хаосе мироздания, и никто и никогда уже не сможет вернуть его в прежнее состояние без всех этих креплений. Да, пришлось извиниться за истерику на свадьбе, но у какой невесты не сдавали нервы на торжестве? У него было множество причин радоваться своим новым статусам, своим новым достижениям. К тому же, как они с Майклом и договаривались, вскоре после свадьбы они пошли в клинику репродукции и подписали контракт на создание новой жизни от его семени. Он надеялся, что новые отцовские обязанности и чувство ответственности за крохотную жизнь помогут ему быстрее принять свою реальность. Он больше не хотел мечтать, он больше не хотел гнаться за идеалами, он больше не хотел испытывать неземную любовь, потому что всё это оказалось иллюзиями, венецианской маской прокажённого инвалида. Сосредоточенность на простой жизни поможет ему заполнить пустоту, которую оставил в нём Райан, которая разрасталась в нём с бешеной скоростью, как раковые клетки, пока он силой воли не заставлял её хотя бы на время остановиться. И останавливал момент и просто жил, жил, жил, только куда делось буйство красок?
Он знал, что на одной силе воли не уедешь далеко, поэтому решил устраивать себе испытания, чтобы укрепить свою решимость жить счастливо без влияния Райана. Это было непросто. Он решил проигнорировать открытие нового выставочного зала Райана Смита, потому что он не мог сейчас его видеть, раны ещё не зажили, чтобы искушать судьбу или заставлять себя испытать вновь те страдания, то чувство утраты, как будто его навеки изгнали из райского сада. И вроде бы ты адаптировался к настоящей жизни, к своей реальности, только чувство тоски и воспоминания о блаженных днях давят на тебя и не позволяют насладиться своим настоящим. Он знал, что время лечит, и надеялся на то, что эта фраза так популярна не с бухты-барахты. Но он понимал, что где-то в его душе ещё теплилась некая вера, и что он может ещё всё исправить и вновь позволить Райану стать его смыслом, его марионеткой, его билетом в вечность, поэтому лучше было себя обезопасить.
И за несколько дней до открытия выставки он улетел в командировку в Париж, дел там всегда было много, приближались очередные показы. Майкл полетел с ним, и там они, наконец-то, смогли снять себе маленький замок на Лазурном берегу и насладиться своим медовым месяцем. Конечно, не месяцем, но Джулиан уже заскучал после первой недели, ему не хватало динамики своей бешеной рабочей жизни, он скучал по Нью-Йорку, по званым ужинам, по музейным вечерам, по вечерним прогулкам под защитой небоскрёбов. Но ведь главное было, что в день открытия выставки он был далеко от Нью-Йорка, он выдержал первое испытание, и очень надеялся, что следующие пройдут столь же гладко.
Они игнорировали друг друга с Райаном максимально в этот период, Райан никак не прокомментировал его отсутствие на открытии экспозиции, но Джулиан и не извинился, что не придёт, хотя официальное приглашение им с Майклом уже давно было выслано (а ведь их столик мог достаться другим, желающим попасть на это изысканное мероприятие). И по возвращению в Нью-Йорк, Джулиан делал всё возможное, чтобы им лично не пересекаться. Благо, Райан почти не появлялся в офисе своего дома мод, так как был занят работой в своей галерее. Он чувствовал, что Райан считает, что первый шаг к примирению должен сделать он, но Джулиан зарёкся плясать под дудку Райана, и от того их осязаемое молчание затягивалось. Он понятия не имел, думает ли о нём Райан, и если да, то в таком же негативном ключе? Его не должно было это волновать, тот период жизни с Райаном и так затянулся, он был на новом этапе, обратного пути не было.
Но он так и не научился искренне улыбаться и испытывать миллионы ощущений одновременно, он больше не излучал тот бешеный свет энергии, она вся теперь концентрировалась в нём самом, но не позволяла себе выбраться наружу, маринуя только его одного. Всё в его жизни было по-прежнему, столько побед за один год он никогда ещё не накапливал, и вот, наконец-то, освобождение, он был независим, он строил свою жизнь так, как сам этого желал, он больше не слушался тех, кто пытался жить за него. Но почему тогда его жизненная энергия, которая так раздражала своим буйством красок Райана, теперь увяла и посерела? Где он потерял свою лёгкость и прозрачность? Да даже его суетливая хаотичность раньше озаряла его жизнь, и жизни его близких всеми цветами радуги, затапливая в вырвиглазных вспышках неугомонного бесчинства, сейчас же его невозмутимая сдержанность показывала лишь скучную и заурядную зрелость. А ведь он всегда умел воспринимать этот мир с детским энтузиазмом, и никогда ему не надоедало творить что-то новое, покорять высочайшие вершины и при этом испытывать ураган ярчайших ощущений. Неужели этот момент настал, и он просто повзрослел? Неужели он теперь будет таким всегда? Неужели он никогда больше не сможет быть частью этого мира, а не просто наблюдателем?
А потом на него накатывало такое сожаление, что он ненавидел себя, что даже утратил возможность рыдать, в этой прострации сильные эмоции не позволяли вырваться наружу. И он сидел тогда дома возле своего любимого зеркала в ночной тиши и проклинал свою жалкую жизнь и ненавидел своё старение. Да, он уже не был тем вечно юным 25-летним парнем, который покорял все вершины. Перед ним сидел зрелый мужчина, который только сейчас понял, что груз жизни лежит на его плечах, и поскольку он никогда не ощущал этой тяжести раньше, сейчас это просто валило его с ног и заставляло усомниться в том, что жизнь – это дар. Ответственности станут ещё больше, сожаления будут пилить его, а его увядающая красота станет очередным напоминанием, что цена жизни – смерть. Почему ещё каких-то пару месяцев назад его красота была благословением? Куда она вообще делась, кто этот мужчина средних лет, вздыхающий перед зеркалом? Чёрт, он не был избранным, он не был особенным, он не был красивым, да у него даже личности не было! К 35 годам было уже поздно создавать себе индивидуальность, он был обречён на жалкое существование бессмысленного мира клонов.
Но почему, когда он сливался со своей мраморной скульптурой, чувство совершенства становилось не только мифом, оно становилось его реальностью? Он видел в мраморном Джулиане себя, это же был он, и вместе они создавали то, что не дано было даже Райану, который считал себя создателем этого слияния! Но было бы слияние с мраморным отражением без покровительства Райана чем-то неземным и гармоничным? Джулиан не знал ответы на эти вопросы. Как бы ему сейчас хотелось плюнуть на всё и пробраться в галерею Райана (ключи он до сих пор хранил), чтобы очиститься от всех своих земных печалей и принять гармонию от мраморного совершенства. Но Джулиан держался.
Прошло ещё несколько месяцев, ничего не менялось, жизнь Джулиана по-прежнему тускнела, и его увядание красоты было настолько очевидным, что он даже вновь ощущал некую закомплексованность и неуверенность в себе. У него больше не получалось погружаться со стопроцентным энтузиазмом в работу, всё у него выходило теперь как-то неестественно, как-то вымученно, хотя это могли подметить только самые близкие. Но никому не позволялось теперь заглядывать ему в душу, которая кишела целым гнездом задушенных змей. Но некоторые змеиные детёныши в полуразбитых яйцах выживали и продолжали своё беспощадное дело, они душили его изнутри и заглушали каждое чувство, каждую эмоцию. Он жаждал омыться в собственных слезах, истечь собственной кровью, захлебнуться в тонне собственного дерьма, просто чтобы пробить в себе этот канал, который закупорил его возможность чувствовать, заморозил его гарантию жизни. На что он променял свою проходку в вечность? Где та пустая беззаботная жизнь, о которой на свадьбе кричал Райан, считая, что именно это и делает его живым, делает его счастливым? Куда всё это делось? Было ли это когда-то? Может, это был сон? И сейчас он просто проснулся и осознал, что он никогда больше не сможет видеть снов?
Он мечтал забыть Райана, просто вычеркнуть из жизни все воспоминания о нём, но что тогда останется от его жизни? Его жизнь была пропитана присутствием Райана всегда и в таких количествах, что тут даже никакие психологи не помогут ему упорядочить своё существование и сделать жизнь вновь его собственной, как до знакомства Райана. Зрелость и взросление были мучительными, вся жизнь теперь концентрировалась в этом болезненном осознании тлена, и даже мысли о суициде вызывали в нём не больше эмоций, чем приготовление на завтрак классической яичницы. Ещё недавно ему было позволено взлететь так высоко, что он понятия не имел, насколько глубоким будет его падение. Он лишился своих дивных крыльев, которые навсегда остались лежать в тени мраморной скульптуры в затемнённой галерее Райана. Он знал, что они там есть, и искушение вновь ощутить их груз за своей спиной сводило с ума.
И вот в это время он получает красивый официальный конверт с VIP билетами на открытие нового зала в галерее Райана. Приглашение от Жана Ланже, ведь именно его скульптуры там будут выставлены. Чёрт, в этот момент Джулиан вдруг ощутил свою прежнюю нервозность, все эмоции, замороженные в этот период, на него нахлынули таким шквалом, что он прямо физически начал задыхаться. Я – живой, думал он, великая милость богов, это – прекрасно, быть живым и чувствовать весь тот ужас, что сковывает тело, выпрыгивая наружу. Всё плясало вокруг него огненными бликами всех цветов радуги, его душа только что пробудилась из комы, только зачем, кто позволил ей вновь стать частью этой жизни? Это ничего не значит, это было просто приглашение на открытие выставочного зала, на которое он даже не пойдёт. Но он обязан Жану так многим, он не может не пойти, просто не может, и он это сделает ради Ланже, только ради него. Да, он будет игнорировать Райана, ему вообще уже всё равно на этого сноба, чего ему вообще о нём думать?
Сумбурные мысли пытались выстроить защитную стену из иллюзий, только за этот период он так устал блокировать себя, ведь взросление, в том числе подразумевает и принятие реальности. А какова же была реальность? А такова, что он пойдёт туда не из-за Ланже, и то, что он в этот момент осознал, что по-настоящему живёт, было спровоцировано только одной лишь вспышкой безумной любви, что он его там увидит. Увидит. Да, увидит. Его! Чёрт, он пойдёт туда за своими сломанными крыльями, потому что нет смысла в его нынешней жизни, нет смысла в его будущем, если он будет жить и знать о том, как гниют его крылья под покровительством его мёртвой мраморной копии. Решение было принято, ему подходит жизнь, а не анти-жизнь, а полноценно он мог жить только в тени величия Райана. Боже мой, он был готов на всё, что угодно, лишь бы вернуть его расположение, да, теперь он созрел покорить вечность!
Кажется, такого блаженного волнения он даже не испытывал перед тем, как наряжался на собственную свадьбу. Он весь сиял, все его признаки старения как рукой сняло, он узнавал эту сияющую энергией суетливую личность с гордой походкой и женственными манерами. Его оглушало чувством неописуемой радости, он сделал свой шаг, он принял решение, и теперь осталось только в блаженстве идти к нему через объятья Райана, через мраморную скульптуру, прямиком в чёрную дыру, которая окажется пиком его бессмертия. А если уже поздно? Если он уже так загрязнён, что пути назад нет, пугали его навязчивые мысли, делая его ещё более нервным? Но он сразу поймёт это, когда окажется там, и тогда уже пан или пропал.
Весь его вечерний туалет, все непринуждённые разговоры с Майклом в такси, вся скучная проверка охранников и вся эта трескотня у входа со знакомыми проскользнули перед ним как в тумане. Ни на чём он не был сейчас способен фокусироваться, ему только нужно было увидеть его! Живительный огонь его натуры покорял людей вокруг, его окружали такие интересные люди, такие умные, такие перспективные, такие успешные, но сейчас все они были серой массой, отвлекающей его от жизненно важной миссии. Сейчас он просто хотел увидеть Райана, и тогда уже решать, что ему дальше делать со своей жизнью.
Райан нашёлся быстро. Он же был владельцем этой галереи, без него не обойтись! Он заметил его в другом конце коридора, беседующим с коллекционером из Ирана, который недавно скупил целую кучу полотен экспрессиониста Барнетта Ньюмана. Райан не видел его, и он мог со своего наблюдательного поста любоваться сдержанностью Райана и его ни с чем несравнимой харизмой. Джулиану казалось, что он получил обухом по голове, или как будто он залпом выпил все двадцать вёдер с шампанским, выставленных в банкетном зале. Ох, разве можно получать эстетические оргазмы, разглядывая человека? Ах, можно, потому что Райан был выше человека, он наполнял свою галерею смыслом, божественной искрой, абсолютным смирением! Никого другого больше не существовало для Джулиана, аура Райана окутывала всё пространство и вползала в него самого, распутывая железные клубки внутренностей и выбрасывая трупы задушенных змей. За один миг душа Джулиана была исцелена, она вернулась в своё прежнее предсвадебное состояние, и всё вокруг вновь благоухало цветочными ароматами и пестрило яркими красками. Джулиан вновь был в своей стихии.
Его внимание всё время кто-то отвлекал, да и не мог он просто стоять тупо как истукан и пялиться как на произведение искусства на владельца галереи. Он всё ждал подходящий момент, чтобы подойти к Райану, даже не зная, что сказать, но может, одного взгляда будет достаточно? А что если Райан посмотрит сквозь него и не узнает, а что если он стал для Райана всего лишь примитивным случайным прохожим? Что если он потерял свой шанс, и благословение богов уже не будет предложено ему? Паника накрыла его, живот крутило, но Майкл был рядом, и это его автоматически успокаивало, он справится. И вот перед самым началом официального открытия и торжественных речей с поднятием бокалов, их взгляды случайно встретились. И зацепились. Они залипли друг на друга на целую минуту, и через этот взгляд они обменялись таким глубоким мысленным потоком, что Джулиану всё сразу стало ясно, Райан не просто узнал его, он понял его намерения. И Джулиан как будто бы даже прочёл в его глазах, что Райан ждал этого, и ему одиноко в тени мраморного мертвеца. И вечность ждёт их, и красота спасёт мир, и его крылья не успели сгнить. Счастье вылилось в одно это мгновение, когда их взгляды проникали в души друг друга, символизируя готовность к новому, последнему этапу.