Две недели на сказочном острове, окруженного бирюзовой водой, пролетели незаметно. Вернувшись домой, я загрустил. Оставшаяся наличность требовала разумного применения. Но в тот момент мудрые решения были не по мне. Если переиначить слова героя Шукшина: «Я нервничал, потому что мне деньги жгли ляжку!». Идей как жить дальше не было, а душа стесненная многоэтажками спального района, опять рвалась в дальние страны. Ничего умного не придумав, я улетел с женой на Мальту, а оттуда в Париж, в гости к старому другу. За неделю, проведенную во Франции, мы успели посмотреть не только достопримечательности столицы, но и съездили на север страны в Нормандию. Дальше была Турция, а после, увлекательная поездка в Бирму, но уже без жены, которая великодушно отпустила меня, в благодарность за столь увлекательные каникулы.
Путешествуя по разным странам, я гордился собой, убеждая свое эго, что жизнь удалась, раз столько всего могу себе позволить. Все это было похоже на болезнь, или точнее сказать на зависимость. Постоянные приключения и перемещения вырабатывали в моем организме избыток гормонов будоражащих кровь. Уж не знаю, что это было адреналин или дофамин, но обычная жизнь уже была не по мне. Остановило меня от безудержного «приключенчества», тоже, что и дало возможность – деньги. Продолжать дальше такой образ жизни не представлялось возможным по финансовым соображениям.
Деньги были на исходе, а хорошая работа на горизонте все не появлялась. Обращение в несколько рекрутинговых агентств результата не дало.
Посчитав остаток наличности, которая таяла, как снег под весенним солнышком, я понял, что красивая жизнь закончилась. «По карману» было только жалкое существование. Нужно было срочно начинать экономить на всем, чтоб не увязнуть в долгах и дотянуть до будущей работы, которая появится неизвестно когда. Бросив машину на стоянке, впервые за долгие годы, я начал передвигаться по городу на общественном транспорте.
Настроение ухудшалось с каждым днем. Медленно, но верно мной овладевала тоска и уныние. Я начал пить. Вначале по чуть-чуть, затем все больше и больше. Вечером очередного серого никчемного осеннего дня, позвонил старый друг Стас и бодро сообщил: «Билеты взяты, визы сделаны, вылетаем во вторник!». Я не сразу понял, почему билеты взяты, а визы сделаны. Но самое главное, я и близко не представлял, куда мы вылетаем во вторник. Мозг подтормаживали двести грамм водки, которые я влил в себя полчаса назад. Стас позвонил в этот самый момент, когда в животе начинало теплеть, а кровь, обогащённая алкоголем, медленно растекалась по венам, принося псевдоуспокоение. Проблемы дня сегодняшнего уходили на завтра, а тут такой поворот. Стараясь не обидеть моего бодрого друга, я переспросил, прощупывая почву: «Почему именно во вторник?». «Потому что по вторникам и субботам самолет летает в Ханой!» – раздраженно отчеканил кандидат медицинских наук. Тут я начал припоминать, как две недели назад мы со Стасом встречались и по пьяни собрались ехать во Вьетнам к его родителям, которые уже пятнадцать лет там жили и работали.
– Стас, ну у меня сейчас с работой проблемы и денег совсем нет! – пытался я отбиться от такого затратного путешествия.
– Ничего не знаю. Потом отдашь! – отрезал Стас.
Зная резкую натуру своего друга, я понимал, если откажусь от поездки, которую возможно сам и инициировал, то дружбе конец, тем более что «билеты взяты». Тут же я вспомнил, что и младший брат Стаса, работающий на юге Вьетнама, тоже как-то приглашал меня в гости. Алкоголь разогнавшись по венам ударил в голову.
– Ок! Как скажешь, во вторник, так во вторник!
Теперь, нужно было как-то объяснить мой очередной отъезд жене. Но все прошло лучше, чем я ожидал. Саша видя мое непотребное состояние, решила что мне не помешает проветриться.
Через неделю, я отправился в путешествие, которое изменило всю мою дальнейшую жизнь.
В международном аэропорту столицы Социалистической Республики Вьетнам – «Нойбай» нас встретил нас отец Стаса.
Проходя таможню, я заметил, что в документах на визу (тогда еще требовалась виза для посещения Вьетнама) моё имя было написано не так как в загранпаспорте. Фамилия отсутствовала, а имя представители таможни разбили на две части. Я показал Стасу. Он пришел в восторг:
– Во, «Geo Rge», прям грек или грузин какой-то! Теперь если чего натворишь в этом государстве, то Георгия Ивановича Кирсанова, никто искать не будет.
– Вот это вряд ли. Я читал, у них тут местный КГБ покруче нашего будет!
Выйдя к встречающим, я на всякий случай показал свою визу отцу Стаса, который меня быстро успокоил:
– Георгий, вьетнамцы по сути своей разгильдяи. У них допускается до трех ошибок в имени. Здесь больше половины населения Нгуены, остальные Тхани. Самое главное для них имя. Знаешь, что они написали на моем кабинете? «Mr. Viy Ches Lav»! Ни фамилии, ни отчества, только имя, разорванное на три части! «Дикие люди, дети гор»! Впустили в страну и замечательно! Наслаждайся!
Мы сели в машину, припаркованную невдалеке, и отправились в Ханой.
Аэропорт находился в 45 км от города, но добирались мы почти два часа. Дело в том, что во Вьетнаме очень престижно иметь дом у дороги. Так исторически сложилось, что для вьетнамцев дорога это жизнь и поэтому все пытаются построиться у главной артерии соединяющей не только город с пригородом, но и гораздо дальше, лишь бы быть у проезжей части. Для нас автострада – это шум, гарь, вонь, а здесь это престижность и зажиточность. Как я позже узнал, земельные участки по всему Вьетнаму продаются исключительно размером пять на двадцать метров, причем на дорогу выходят как раз эти самые дорогие пять метров. Этой национальной традицией продиктована и архитектура. Дома строятся под участки, узкие на фасаде и длинные, уходящие вглубь двора.
Я много где успел побывать, но в этот раз дорога из аэропорта в центр новой для меня страны, была наверно самой утомительной за все мои путешествия. Представьте, что все люди, живущие у дороги, постоянно снуют, переходят улицу, что-то продают сидя у самой кромки! Добавьте к этому бегающих детей и домашних животных, за которыми никто не смотрит. Двигаться быстро по таким улицам не возможно! Отец Стаса, привыкший к такому движению, умело распихивал носом автомобиля встречающиеся преграды, ежесекундно крутя руль вправо и влево, при этом попеременно давя на тормоз и газ.
Еще одна особенность, вьетнамского трафика, это пробки из мотоциклов и велосипедов. Сейчас Вьетнам изменился и кое-где зажирел. По улицам поехали красивые новые машины и автобусы. Но тогда, в 2006 году основной трафик состоял из двухколесных транспортных средств. За рулем сидели не только взрослые мужчины, но и тетки с детьми, дедушки и бабушки. Причем, большая половина участников дорожного движения вообще не представляла, что есть какие-то правила, которые нужно соблюдать. От этого дорога была точной копией беспорядочного движения частиц, которое описал ботаник Броун.
В развитых странах перемещение большинства граждан осуществляется общественным транспортом. Здесь же автобусов практически не было. На секунду представьте, что было бы если в Москве каждому жителю перемещающемуся на метро или автобусе, дали мотик или велосипед и выпустили на улицу.
Кое-как, в каше, состоящей из двухколесных агрегатов, мы доползли до Ханоя.
Как только въехали в центр, сразу бросилось в глаза, что во Вьетнаме у руля коммунистическая партия. Потрясало обилие красных флагов с изображением серпа и молота, вывешенных на улицах через каждые сто метров. Складывалось впечатление, что время отмотали лет на сорок назад, и мы попали в Советский Союз перед майскими праздниками.
Еще одна сложность, с которой мы столкнулись – это влажность и вонь. Первое время дышалось очень трудно. Складывалось впечатление, что мы попали в парилку, где на горячие камни кто-то налил воду из канализации. Такой тяжелый воздух получался потому, что большинство вьетнамских городов расположено в дельтах рек. При температуре + 30 любая влага испаряется, в том числе из ближайших болот и канализационных стоков. Особенно это чувствуется поздней весной и летом. Но наш визит был в конце октября, и поэтому дышалось более-менее комфортно.
Остановились мы в огромной служебной квартире, которую снимали родители Стаса. Мне выделили небольшую, скромно обставленную комнату, в которой был стул, кровать и кондиционер. Большего, уставшему путнику, не требовалось.
Я принял душ и став у окна, принялся разглядывать местное население, снующее по небольшой, узкой улице. На первый взгляд, ничем особенным вьетнамцы от тех азиатов, которых я успел увидеть в Бирме, Малайзии и Китае, не отличались. Черные волосы, узкий разрез глаз, желтый цвет кожи. Всё как везде, за исключением небольших вариаций с фигурой и особенностями черепа. Но вглядываясь в лица этих людей, меня не покидало странное чувство. Мне почему-то казалось, что я здесь застряну, причем надолго. Как это могло быть возможно, я даже и близко не представлял. Ведь не было ни единой предпосылки к такому повороту моей судьбы. Уж слишком много всего держало меня на родине, да и финансовое положение не предполагало эмиграцию. Но именно в тот день, это странное, пока непонятное чувство, отчетливо «отметилось» или сказать точнее «поселилось» в моей голове. Тогда я еще не догадывался, какие приключения меня ждут в ближайшие десять лет.
В течение следующего дня мы осмотрели главные достопримечательности Ханоя. К моему удивлению их оказалось немного: «Озеро возвращённого меча», Мавзолей Хо Ши Мина и «Хоало́», он же «Ханой Хилтон», небольшой остаток от бывшей тюрьмы, построенной французскими колонизаторами для содержания политзаключённых. В нашей программе был еще пяток небольших музеев, но после «тюрьмы» мы никуда не пошли.
Ханой мне показался скучным и не интересным. Скорее всего, так получилось потому, что путешествовали мы сами по себе, и если бы рядом был местный гид, то нам наверно все виделось совсем по-другому.
Вот например, Озеро Хоанкьем. С первого взгляда небольшой водоём в центре города. Посередине крохотный храм. Ничего интересного и экстраординарного. Но опытный экскурсовод расскажет вам невероятную историю о том, что именно здесь, восставшему против китайского владычества императору Ле Лою, волшебной золотой черепахой был дарован меч «Тхуантхьен». Получив чудо-оружие, Ле Лой разбил китайские армии и стал основателем возрождённой династии Ле. Согласно этой легенде, в честь великой победы Ле Лой устроил праздник на озере, где жила черепаха. Когда Ле Лой и его приближённые выплыли на середину озера, перед ними опять явилась черепаха. Она сказала: «Тебе, Ле Лой, был послан меч, чтобы разгромить врага. Твой долг выполнен. Смертельное оружие верни мне». В этот момент произошло очередное чудо. Меч вырвался из рук Ле Лоя и описав над водой полукруг, полетел прямо в пасть черепахе, которая тут же погрузилась в воду.
После этой истории перед туристами всё выглядит по-другому. Но нам никто эти сказки не рассказывал и поэтому, тема «озера возвращенного меча» для нас осталось не раскрытой!
После двух дней проведенных в столице, согласно ранее разработанного плана, нам предстояло очередное передвижение. На этот раз наш путь лежал в одно из самых красивых мест Вьетнама – бухту «Ха Лонг».
Проехав на рейсовом автобусе сто двадцать километров за четыре часа, мы оказались на берегу Южно-китайского моря в городе Хайфон. Почитав в дороге путеводитель, я с удивлением узнал, что это место буквально пропитано историей. Оказалось, что после колонизации Вьетнама Францией, порт Хайфона стал одной из важнейших французских военно-морских баз и получил прозвище «Тонкийской Венеции», а в сентябре 1940 года именно здесь высадились японские оккупанты. Но на этом, терзание самого крупного северного вьетнамского порта не закончились. На протяжении всей вьетнамо-американской войны, «Б-52» нещадно бомбили это место, потому именно сюда приходила дружеская помощь из Советского Союза и Китая.
Если не считать раздражающих перемещений по дорогам, то наше путешествие было легким и не скучным. Сопровождал нас отец Стаса. За долгие годы пребывания во Вьетнаме, Вячеслав Алексеевич так и не выучил вьетнамский язык, но зато прекрасно разобрался в менталитете местного населения. Оперируя десятком слов, он легко мог договориться с любым вьетнамцем на любую тему. Если нам нужна была хорошая скидка или бесплатная услуга, Вячеслав Алексеевич, рассыпался в любезностях и комплиментах, используя свой скромный языковой запас. Получив требуемое, он называл вьетнамца «дэпчай» («красавчик») и презентовал ему конфету. Этого было достаточно! Ну как можно отказать человеку, который назвал тебя красавчиком и дал карамельку?
Через час формальностей по покупке однодневного тура и размещению на кораблике стилизованном под старую «джонку», мы вышли в море. Моему взору открылась удивительная картина. После серого, суетливого, дурнопахнущего Ханоя, мы попали в чудо природы. Три тысячи островов, расположенных на лазурной глади моря, площадью в полторы тысячи квадратных километров потрясали воображение. Описывать эту картину не хватит слов, да и зачем? Надо приезжать и смотреть. А если нет возможности увидеть, то зачем расстраиваться? Ведь если изложить на бумаге самое изысканное гастрономическое блюдо, ощущение от вкусовых рецепторов все равно не передать. Как гласит народная пословица: «Сколько не говори «халва, халва», во рту слаще не станет!».
Даже сейчас, спустя годы, объехав полмира, я считаю, что это одно из самых красивых мест, где мне удалось побывать.
Сидя на верхней палубе, запивая жареные креветки легким местным пивом, я безмятежно любовался окружающим меня чудом. Голова, освободившись от внутренних напряжений, отдыхала и не желала возвращаться к моим российским коллизиям.
Наш кораблик замедлил ход. Остановившись в небольшой бухте образованной матерью природой внутри внушительного острова, организаторы тура предложили всем искупаться или поплавать на байдарках. Я не раздумывая, скинул майку, и сиганул в манящую, радующую глаз своей прозрачностью и бездонностью, пучину. Скопление горько-соленых вод приняло мое, отравленное алкоголем и унынием тело, давая очередную возможность, очистится не только физически, но и духовно. В воде возникло не только ощущение прилива сил, но даже показалось, что я переродился для чего нового, совершенно неизведанного.
Короткие тропические сутки заканчивались. Последние солнечные лучи еле протискивались сквозь расщелину в скале, и уже слабо освещали нашу бухту-приют. Собрав и пересчитав всех любителей водных процедур, мы двинулись дальше. Через пару часов наша «джонка» пристала к центральному острову в этом архипелаге под названием Кат Ба.
Остановившись в отеле, находящимся на центральной набережной, напитанные впечатлениями и свежим морским воздухом, мы сразу отправились спать. Несмотря на массу положительных эмоций полученных в течение дня в эту ночь меня посещали беспокойные сновидения. Я видел жену, целующуюся с каким-то молодым парнем и странную, незнакомую мне девушку, которая жаловалась на то, что у нее выпал зуб. В конце этого нелицеприятного парада негатива, дремотные видения убедили в том, что у меня украли мой любимый «мерседес».
Проснулся в поту, возрадовавшись, что все это только сон. За окном уже кипела жизнь. Местные жители, вставшие чуть свет, пытались сделать свои дела до наступления полуденного зноя. Вышел на балкон. Место было фактурное. Такой вид мог вдохновить любого мариниста. Большая бухта, обрамленная горами с тропической зеленью, была усыпана маленькими суденышками. Всего десять долларов за ночь, а такой вид! Сюда бы Тернера, а лучше Айвазовского!
Позавтракав, мы решили прогуляться по набережной, которая изобиловала продавцами недорогого жемчуга и печеной кукурузы. Как настоящие туристы, мы приобрели по жемчужному ожерелью и закопченному початку. Затем двинулись на рынок, осмотреть рыбные ряды. По пути меня ждало очередное удивление. Я столкнулся с местными секс-услугами, находящимися в прямом доступе, на расстоянии вытянутой руки.
В момент, когда мы проходили мимо массажного салона, к нам подошла молодая девушка в пижаме, с изображениями Мики и Мини Маусов.
– Масса бум-бум, бэби ням-ням! – произнесла она с детской непосредственностью, как будто предлагала нам мороженое.
– Что такое «бум-бум» и что такое «ням-ням»? – спросил я Вячеслава Алексеевича.
Отец Стаса, избегая устных объяснений, ударил ладошкой по сжатому кулаку, показывая, что именно она предлагает.
– Понял, – ответил я и принялся рассматривать девушку, которая все это время стояла рядом улыбаясь, ожидая нашего решения.
Живя в Париже, в районе площади Пигаль, я частенько видел, в аквариумных окнах баров, красивых женщин в корсетах и чулках, на высокой шпильке. Они приветливо улыбались и приглашали зайти в их заведение со всеми вытекающими. Вот они производили впечатление! А здесь!? Передо мной стояла азиатская дюймовочка в пижаме и резиновых шлепках, предлагающая «масса бум-бум» и «бэби ням-ням». Такая асексуальная картина не вызывала ничего кроме чувства жалости. Мне захотелось ей дать денег, но я вспомнил, что с недавнего времени сильно ограничен в средствах.
Замечу, что происходило всё это в восемь часов утра. По моим наблюдениям, в это время ночные бабочки уже спят, ну или собираются отходить ко сну. Здесь же с раннего утра можно было купить не только кукурузу и жемчуг. Одним словом вьетнамская простота, с которой здесь предлагали плотское удовлетворение сразу после завтрака, произвела на меня глубокое впечатление.
После созерцания даров моря представленных на рынке и фотографиях сделанных в компании с огромной барракудой мы решили вернуться в отель. Разглядывая окружающих, я отметил большое количество мужских пар держащихся за руки. Причем пары были не только интернациональные, но и чисто вьетнамские.
– Вячеслав Алексеевич, – обратился я к нашему провожатому, – это что «нетрадиционные»? И вьетнамцы тоже?
– Да Гера, они это любят!
– Они «это» любят или деньги? – не унимался я, стараясь докопаться до сути.
– И деньги любят и «это»! Конечно, далеко не все, но здесь, на Кат Ба, так исторически сложилось. Получился курорт с небольшим ультрамариновым отливом. Есть даже клуб, «Blue Wave» называется.
– Да, чудеса!
Честно говоря, в 2006 году, на севере Социалистической Республики Вьетнам, я меньше всего ожидал увидеть «такое». Хотя чему удивляться? Все это было везде, еще с ветхозаветных времен.
На следующий день мы отправились назад в Хайфон, а оттуда в Ханой.
Не успев перевести дух в столице, нам уже надлежало собираться в новое приключение. Наш путь лежал на юг Вьетнама.
Прилетев в Сайгон, сразу из аэропорта мы отправились в Муйне.
Если взяться описывать любой населенный пункт Вьетнама находящийся на берегу океана, то повествование можно начинать с того, что это была бывшая рыбацкая деревушка. Так вот, Муйне – это бывшая рыбацкая деревня, превратившаяся в современный дорогой курорт.
Наш провожатый рассказал, что «раскрутили» это место – тень от луны и ветер, как ни парадоксально это звучит.
Первый раз, в октябре 1995 года, сюда приехала международная группа ученых, наблюдавших за солнечным затмением, потому как именно через эту точку проходила область наилучшей видимости закрытия солнечного диска.
С удивлением астрологические «светила» отметили, что место хорошее, но нет ни сервиса, ни отелей. В то время на всей прибрежной линии находилась всего одна гостиница построенная французом. Вьетнамские партийные бонзы прислушались к мнению авторитетных людей и задумались об освоении местности. Вот так солнце, или точнее сказать его затмение, дало первый толчок к началу строительства курорта.
Следующий импульс развитию инфраструктуры дал ветер. Обнаружив обжитый кусок берега, где зимой плюс тридцать и постоянно дует ветер, сюда стали приезжать серферы и кайтеры со всего мира. Помимо благоприятных погодных условий, свою роль сыграли цены. Тогда во Вьетнаме всё действительно стоило копейки.
Вьетнамцы, видя начавшееся движение, быстро настроили отелей и ресторанов, создав комфорт не только для экстремалов, но и для любителей рвануть посреди зимы в лето, чтоб полежать на пляже и поесть экзотических фруктов.
Русские, несмотря на долгий перелет, были в числе первых, ошарашивая местных предпринимателей масштабами отдыха. Я был свидетелем, когда подвыпившая компания заказала в ресторане всё меню, с первого до последнего пункта. Бедный официант долго не мог понять, что именно эти странные люди хотели. Что значит: «All in the menu»?
В Муйне, мы остановились в отеле «Пальмира», где хозяин, а точнее сказать совладелец, был россиянин, с емким для нашей страны именем Вася. Он делал все, чтоб соотечественники останавливались только здесь, предлагая русифицированный отдых и хорошие цены.
В течение следующих двух суток, меня не покидало ощущение, что отъехав двести километров от Сайгона, я очутился в Турции. Те же пьяные, пузатые мужики, те же орущие дети, те же не слишком стройные русские женщины, меняющие по нескольку раз в день наряды и купальники. Эффект усиливался отечественной музыкой, которую вечерами крутили в баре. Причем несмотря на благостную окружающую обстановку россияне сохраняли традиционно злой и недовольный всем вид. Ну что еще человеку надо? Море, солнце, фрукты! Живи и радуйся! Но, несмотря ни на что, лица соотечественников были искажены общим недовольством. Все раздражали всех. Женщин бесило, что мужики пьют и не дают им затариваться дешевыми вьетнамскими шмотками, а мужиков, что им не дают пить и лежать целыми днями в номере под кондиционером.
Быстро, устав от особенностей национального отдыха, оставив Стаса в обществе отца и отдыхающих из «Ебурга», я решил в одиночестве прогуляться по берегу. Помимо созерцания ночных достопримечательностей, мне хотелось посмотреть, где и как тусуются «люди ветра». В течение дня, я с восхищением наблюдал, как разноцветные кайты, наполненные ветром, несли за собой безбашенных парней, время от времени взлетающих над волнами.
Находясь в плену киношных стереотипов, у меня сложилось впечатление, что серферы живут в другом, каком-то особенном мире, полном не только риска и адреналина, но и безумного веселья.
Пройдя чуть больше километра, я наткнулся на небольшой бар, расположившийся на берегу под названием «Wax».
Здесь было все как в кино! Грубая деревянная барная стойка и крыша из пальмового листа подчеркивали экваториальность и непафосность заведения. Загорелые парни, с длинными, слипшимися от соленой воды волосами, пили пиво, что-то весело обсуждая. Некоторые не прячась, курили марихуану. Вокруг небольшого костра, с бутылками в руке, пританцовывали «моднявые» стройноногие девушки, демонстрируя мужским особям свои мало прикрытые тела и умение двигаться под музыку. Добрая половина посетителей состояла из моих соотечественников. В отличие от вечно недовольных, пузатых постояльцев «Пальмиры», эти ребята источали радость и веселье. Убежав из душных мегаполисов, они отдавали себя ветру и воде, не задумываясь о том, какое будет завтра.
Сидя за стойкой, с бокалом содовой, я искренне завидовал той беззаботности, с которой они проводят, а может, прожигают свою жизнь. На секунду, мне даже захотелось бросить все и стать частью этого веселого сообщества, но реалии жизни быстро вернули меня на землю.
Спустя годы мне представилась возможность увидеть изнанку серферской жизни, и мнение о многих из них сильно изменилось. Но в тот первый день моего наблюдения за «людьми ветра» я был в восторге.
Тем временем, вечеринка в баре набирала обороты. Посетители прибывали, а музыка становилась все громче. Появился какой-то богатый дядя с девушками модельной внешности. Он ударил в колокол, висевший над стойкой, извещая, о том, что «он угощает». В благодарность за бесплатную выпивку тусовка заулюлюкала. Мне очень хотелось посмотреть на кульминацию вечера, но я, вспомнил, что никому не сказал куда ушел и спешно вернулся в отель.
В «Пальмире», никто моего отсутствия не заметил. Спутники спали, а русские постояльцы были в том состоянии, когда, не смотря на запрет и поздний час, хочется прыгнуть в одежде в бассейн, что они собственно и делали.
Утром, Вячеслав Алексеевич подойдя к зеркалу, стал пристально осматривать свой язык. При виде серого, как мартовский снег налета, он громко произнес: «С сегодняшнего дня не пьем!». И громко запев: «Детство, детство, ты куда ушло…» удалился гулять по отелю, пританцовывая под собственное пение.
Директивы нашего сопровождающего не обсуждались и поэтому мы с другом горестно посмотрели на остаток «огненной воды», к которой так привыкли за эти дни.
Надо отдать должное, тогда во Вьетнаме делали неплохой алкоголь. Наверное, потому что производство основных видов продукции принадлежало государству. За время нашего путешествия я с удивлением заметил, что местное население в большинстве своем употребляло пиво, причем со льдом. Сначала в бокал бросался огромный кусок льда, а потом наливалось пиво. От этого напиток делался легким и очень холодным. В жару такая выпивка частично утоляла жажду и не очень пьянила. Крепкие напитки предпочитали рыбаки и госслужащие, в особенности, работники силовых структур. В то время во Вьетнаме были популярны два вида местной водки произведенной с помощью риса. Самая дешевая, но ужасно вонючая, называлась «Ле Мой». Если хотите представить ее запах, то в вареный рис бросьте носки, которые носили неделю по жаре в ботинках. После русской водки пить ее практически невозможно. Вторая по популярности была водка «Ханой». В замороженном виде, по вкусу она не отличалась от хорошей нашей. К ней-то мы со Стасом и пристрастились. Стоила она недорого, по два доллара за бутылку, а на утро голова не болела.
Из Муйне мы отправились в Вунг Тау, город, где жил и работал младший брат Стаса Алексей.
В дороге я открыл путеводитель, и традиционно обнаружил, что Вунг Тау – это бывшая рыбацкая деревня. Дальше было чуть интереснее.
Первые упоминания об этом населенном пункте восходили к 1296 году, но что именно здесь творилось, автор путеводителя так и не узнал. Потомкам осталось только название города – Тян Бо, которое мало о чем говорит. Более подробная информация начиналась с восемнадцатого века. В то время португальские моряки, совершающие переходы из Малакки в Макао, приметили высокий мыс в восточной части дельты Меконга, который стал служить им ориентиром для прокладывания курса. Чуть позже, португальцы открыли для себя большую бухту, где можно было пополнить запас провизии и укрыться от непогоды. Как было принято в те времена, неизведанные части земли и моря европейцы называли в честь Святых. Так на картах появился мыс Святого Апостола Иакова, покровителя странников и мореходов.
Но где торговые пути, там естественно появляются пираты, которые не ограничиваются захватом кораблей. На какое-то время бухта Вунг Тау стала «Тортугой» для местных флибустьеров. Разбираясь в сложившейся ситуации, очередной вьетнамский император оценил стратегическое значение мыса Святого Иакова, приказав разместить здесь воинов и построить укрепления. До конца девятнадцатого века вьетнамцы успешно справляясь с набегами малайских пиратов, но не смогли защитить юг страны от вторжения французов, которые переименовали мыс на свой лад, назвав его мысом Святого Жака. На протяжении всего периода своего присутствия в регионе, французы построили в Вунг Тау большое количество зданий, которые «живы» и используются по сей день. Помимо архитектуры от колонизаторов остались багеты, йогурты, рыбный соус и кофе, которые вьетнамцы очень полюбили.
После того, как Франция потихоньку передала бразды правления своей колонией американцам, здесь стала базироваться крупная военная база, включающая большой порт и аэродром.
Вунг Тау мне показался милым курортным городишком, с хорошими дорогами и зеленой городской набережной. Центр города традиционно представлял собой сборище магазинов, массажных салонов и азиатских ресторанов с большим выбором морепродуктов. О недавнем американском присутствии напоминали только две огромные радиолокационные станции, стоящие на горе.
Уже в первый день нашего пребывания в Вунг Тау, не вооруженным глазом было видно, что население юга сильно отличалось от вьетнамцев, живущих на севере. Здесь народ был более сытый и богатый, а в организации бизнеса чувствовалось влияние капитализма и европейских ценностей.
Большинство новых отелей располагалось на «заднем», как его называли местные жители, пляже. Моё, переполненное впечатлениями, воображение очередной раз было потрясено. Ступив на берег, я ощутил себя в Бразилии на известном пляже Копакабана (кстати, этот район Рио, тоже бывшая рыбацкая деревушка). Нет, здесь не было мулаток с мясистыми задницами, но все остальное, было если не точной копией, то по крайней мере подобием известного на весь мир места. Огромная береговая линия, песок, волны, рядом небольшой остров, но главное, на горе возвышалась статуя Христа-Искупителя, издали похожая, как две капли воды, на ту, что стоит в Рио-де-Жанейро. Причем оказалось, что она всего на шесть метров ниже бразильской.
Оставалось два дня до нашего возвращения домой. Мне хотелось побольше посмотреть, и поэтому, отказавшись от семейного ужина, организованного младшим братом Стаса, я пошел гулять в одиночестве, по нетуристическим тропам Вунг Тау.
Первое, что мне бросилась в глаза, это то, что практически в любой точке города можно было удовлетворить свои физиологические потребности. Причем всё не ограничивалось утолением жажды, голода или «справлением нужды». Город буквально кишел заведениями, направленными на оказание секс-услуг. Желания, возникшие от созерцания местных девушек, можно было удовлетворить, не прилагая к этому никаких усилий. На каждом углу мне предлагали уже знакомый: «Масса бум-бум, бэби ням-ням!». Даже когда я просто шел по улице, каждые пять минут подъезжала девушка на мотике или велосипеде с аналогичным предложением. Уж не знаю, при ком здесь больше началась развиваться проституция, при французах или американцах, но таких масштабов продажности я нигде не видел, кроме Паттайи.
Отойдя от центра города, я отметил для себя еще одну особенность. У многих улиц была своя специализация. Помимо «мебельной» и «мотоциклетной», я случайно наткнулся на «гробовую», полную магазинов продающих гробы. Причем здесь можно было не только купить гроб, но и взять его на прокат! Позже мне пояснили, что некоторые семьи, берут «деревянный костюм» в краткосрочную аренду, на то время пока родственники прощаются с усопшим. Обычно это два-три дня. Потом покойника перекладывают в изделие попроще и рано утром, с оркестром отвозят на кладбище.