Герман Иванович Кирсанов
Вьетнамские каникулы, или Записки дауншифтера
На рынке закупаются в основном местные женщины. Большинство из них одеты в пижамы и шлепки. У меня сложилось впечатление, что встав в пять утра, прямо из постели, они не переодеваясь, едут на базар. Попадаются и мужчины. Частенько это интеллигент в очках с козлиной бородкой. В руке обязательно список, который написала его эмансипированная супруга, не желающая тратить время на поход за продуктами. Но такие типажи редкость.
Как и везде – рынок центр новостей и сплетней. И поэтому я решил, что лучшего места для набора персонала мне не найти.
Вьетнамцы, привыкшие к тому, что на базаре им постоянно раздают какие-то листовки, увидев белого мужчину с пачкой объявлений, немного оторопели. Как правило, под такую «раздачу» подряжается вьетнамская молодежь, которая не хочет ходить на работу и довольствуется копеечным вознаграждением за несколько часов работы. Обычно это парни в облезлых черных джинсах с крашеными волосами. Вьетнамцам, как и всем азиатам, очень хочется быть похожими на европейцев и поэтому, некоторые из них, чтобы обратить на себя внимание и выделится из серой массы, красят волосы. Но в Азии у всех толстый, черный волос. Покрасить такую шевелюру сложно и поэтому, обычно, вместо блондинов получаются азиаты с темно-рыжими или темно-бордовыми волосами. Смотрится это все ужасно на фоне желтого среднестатистического лица. Именно такие персонажи раздают на базаре листовки или проводят рекламные акции с бесплатной раздачей кофе или шампуня. А тут я «белый», в белой майке и светлых шортах. Мимо меня не прошла ни одна женщина. Все с нескрываемой радостью брали у меня бумажки, ожидая в тексте объявления чего-то особенного.
За два дня моей работы в качестве промоутера, ресторан нашел более ста потенциальных работников. Телефон администратора «разрывался». Люди хотели у нас работать.
Первый раз с проблемой кадров я столкнулся, работая на берегу в баре. Вьетнамцы устроены удивительным образом. Как только они что-то узнали или чему-то научились, они сразу начинают искать новую работу в надежде на светлое будущее. А если вдруг, им пообещали чуть больше денег, то мгновенно покидают прежнее место. Поэтому я старался приглашать на работу русских, зная, что они не сбегут при первой возможности.
Последний раз, я взял двух девушек из Москвы на должность барменов. Одна из них работала менеджером в сети «Шварцвальд», но решила убежать от московской суеты куда-нибудь подальше. Звали ее Маша. Вторая – Лена, долгое время работала в Египте, администратором на серф-станции, но ненадолго вернулась в столицу и застряла. Девушки откликнулись на мое объявление на сайте wind.ru и, после недолгой переписки, приехали в Вунг Тау.
Вьетнам, что называется, их «не принял». С первых минут пребывания на земле вьетов, начались сплошные неприятности. Потерялся багаж, заболели, обокрали их гостиничный номер. Апогеем стало ночное нападение. В два часа ночи, закрыв бар, девушки направились домой. По дороге в гостиницу к ним пристали местные наркоманы. По вьетнамским улицам мало кто передвигается пешком. Местные ездят на мотиках, туристы на такси. Но мои работницы решили сэкономить, и не думая о безопасности, везде передвигались пешком. Вначале нападавшие просто угрожали ножом, но потом, видя, что девушки отдавать сумочки не хотят, нанесли несколько колотых ран. Честно говоря, если бы такое количество происшествий случилось со мной, то я бы давно покинул эту неприветливую страну. Но не тут-то было. Девушки сменили отель, купили нужных таблеток, и чтобы обезопасить своё передвижение, решили научиться кататься на мотике. По фатальной случайности, не было никого рядом, кто бы мог внятно объяснить девушкам что-то дельное о процессе управления мотобайком. Маша села за руль, включила первую передачу, крутанула ручку газа и, пролетев двадцать метров, врезалась в столб. Мотик раскололся на две части, а девушка сломала два ребра, ногу, получила серьезную травму головы. Когда я примчался к месту аварии, Машу уже заносили в скорую. В тот день ни одна больница Вунг Тау её не приняла. Вьетнамцы боялись брать на себя ответственность, а русские врачи, работающие в совместном предприятии, даже разговаривать не захотели, несмотря на то, что имели прекрасное оборудование и специалистов. Пришлось везти в Сайгон. Там в госпитале «Чарой» Машу прооперировали, но выставили огромный счет, который девушка не могла оплатить. И только, вмешательство генерального консула решило все проблемы.
Уже третий месяц Маша маялась без дела, путешествуя по городу на костылях. Нога не заживала, а денег для возвращения на родину не было. Я предложил ей заняться обучением персонала нашего ресторана. Она, с нескрываемой радостью, согласилась.
Мебель сделали, помещение покрасили, персонал был в процессе обучения. Теперь предстояла борьба за правильное меню.
Приехала мама русского совладельца. Это была милая добрая женщина, умеющая прекрасно готовить. Все было в ней замечательно, кроме одного, она и близко не представляла специфику работы кухни в ресторане. В принципе и у меня тоже не было опыта такого рода, но с первых дней я засел за книги, скаченные в интернете, и уже через месяц приблизительно понимал, что и как надо делать. С большим энтузиазмом Ирина Петровна (так звали маму русского совладельца) взялась за обучение поваров и написание конечного меню. Главная ошибка её занятий была в том, что вместо четкой рецептуры и правил приготовления, она фонтанировала идеями о том, как и что, можно заменить, если чего-то нет. Лозунг, он же девиз: «Я могу сделать что угодно из того, что есть в холодильнике», нам не подходил. Такой вариант хорош для дома, но когда человек приходит в ресторан и заказывает конкретное блюдо, ему не объяснишь, почему вместо курицы в салат положили колбасу. Я уже молчу про то, что у вьетнамских поваров начинали закипать мозги, от отсутствия какой-либо конкретики. Для азиатов вообще многое странно в европейской кухне. Например, они очень долго не могли вместить, как жарятся котлеты. Для них было не понятно, зачем поджаривать котлету с одной стороны, чтобы потом перевернуть на другую. Логичнее сразу бросить все в кипящее масло, обжаривая сразу со всех сторон. И это только один момент, а таких моментов ежедневно всплывало множество. Всё нужно было показывать, всё нужно было объяснять. Добавьте к этому каждый день по пять новых блюд, да еще с возможными вариациями. Повара и официанты были в шоке в отличие от русского босса, который читая меню проваливался в воспоминания семейных блюд своего детства и отрочества. Я не перечил и не вмешивался, в надежде, что рано или поздно здравый рассудок восторжествует, но время шло. На одном из занятий с поварами я не выдержал:
– Ирина Петровна, вам не кажется, что у нас слишком большое меню и вьетнамцы не в состоянии его выучить, – произнес я, понимая, что могу поплатиться своим здоровьем, за недружественный жест-протест против мамы босса.
– Георгий, а вы ненужное уберите, – услышал я совершенно логичный ответ.
– Хорошо, осталось только придумать, как это сделать и главное, как объяснить это вашему сыну.
Ряды «помощников» открытия ресторана пополнялись. Приехала подруга русского совладельца. Я терялся в догадках, как может выглядеть девушка вечно пьяного и временами очень нервного человека. Представлялось два варианта: пьющая разведенка или отставшая от тура «группи рокерша». Но, вопреки моим прогнозам, это оказалась манерная русская девушка, живущая в Шанхае (там они познакомились), с ровными ногами и красивыми карими глазами. На вид, ей было чуть больше тридцати. Она была хорошо одета и образована, знала китайский. Работала модельером-технологом в компании по пошиву спортивной одежды. По всему было видно, что надежда перевоспитать пьющего бойфренда её еще не покинула. Тот, в свою очередь, при ней вел себя смирно. Наблюдая за «модельершей» и «охотником за бриллиантами» я понял, в чем секрет их союза. Есть две модели отношений, в первой доминирует мужчина, во второй доминирует женщина. Других вариантов нет. Кто-то должен быть главным, кто-то подчиненным – это закон. Если оба «доминанты», то ничего хорошего из этого не выходит, как было в наших отношениях с Аленой. «Разноименные заряды притягиваются, одноименные отталкиваются» – физика седьмой класс. В данном случае, несмотря на внешнюю крутость и брутальность мужчины, доминировала женщина. Шеф этого, то ли не осознавал, то ли просто мирился с этим положением. Его девушка умело поддакивала и подкидывала идеи, направляя своего избранника в нужное русло, чтобы в конце концов, он сам сознательно принял требуемое решение.
С приездом подруги наметилась положительная динамика. Босс подуспокоился и стал меньше пить.
Гостья из Шанхая похвалила меня за интерьер и экстерьер ресторана и, после недолгих размышлений, тоже захотела внести свою лепту в общее дело. На повестке дня был один важный, и до сих пор нерешенный, вопрос – меню. Обнаружив на местном рынке огромный выбор морепродуктов, она полезла в интернет с диким желанием всех нас удивить. К блюдам первого варианта присоединился еще десяток. В попытке перещеголять друг друга, мама и невестка предлагали все более и более изысканные яства. Наметилось около тридцати только основных блюд, плюс десяток супов и десяток салатов. Это притом, что про десерты они видимо забыли. Столько наименований еды ни повара, ни официанты запомнить не могли. Причем, никому почему-то в голову не приходило, что нужно ежедневно покупать огромное количество продуктов, чтобы содержать такое меню.
Мнение директора заведения никого не интересовало. С первого дня я был сторонником минимального количества блюд. Моё твердое убеждение заключалось в том, что лучше сделать несколько позиций, но довести их до «абсолюта». При таком варианте одни плюсы. Готовить два-три основных блюда можно научить любого вьетнамского повара, а при проблемах, легко заменить на нового «шефа». Продуктов нужно минимум, значит держать их можно всегда свежими. Главное, нужна «фишка», то ради чего человек приедет к нам.
В подтверждение своей теории я прочитал статью о ресторане «Burger & Lobster» в Лондоне. Там, в меню, было всего два блюда и это не мешало не только забивать ресторан до отказа, но и открыть по франшизе 12 ресторанов в семи странах мира.
Я попытался поговорить с изрядно протрезвевшим начальником, но разговор не получился. Видимо, в его организме не хватало дневной нормы алкоголя, от чего нервная система не получала «успокоения».
– Твоя задача слушать и совсем соглашаться, – процедил он сквозь зубы, – не зли меня.
– Все понял, – ответил я традиционно.
После этого разговора стало понятно, что моя работа в ресторане долго не продлится, и уход – лишь вопрос времени. Как говорил Ходжа Насреддин: «Кто-нибудь из нас троих обязательно умрет – или эмир, или ишак, или я!». Первым, с таким подходом, должен был умереть ресторан!
Чтобы хоть как-то ослабить ежедневный прирост блюд в меню, я попытался переключить внимание подруги русского учредителя на униформу официанток, про которую почему-то тоже все забыли. Это была «её тема», и она, схватив в охапку любимого, помчалась по всем лавкам, продающим материал, в поисках нужного цвета и текстуры. Через несколько дней нам представили очень красивую форму для персонала «Черного кота». На стройных молодых вьетнамских девушках прекрасно смотрелись темно-бордовые узкие юбки и белые приталенные блузки. Для законченности ансамбля, на шею каждой официантки предлагалось повязать шелковый платок с изображением маленьких кошечек. Издалека наши работницы были похожи на стюардесс авиакомпании «Вьетнам Кошка Эйрлайнс», только без пиджачков.
Из ста человек, пришедших устраиваться к нам на работу, до конца занятий дотянули только двадцать, из которых мы отобрали пять официанток и двух барменов. Предпочтение отдавалось красивым, знающим английский, девушкам. Шеф поваром стала немолодая женщина, которая до этого готовила для австралийской семьи. В помощь ей выделили двух способных поварят. Посудомойку и уборщицу найти не составило труда.
Приближалось торжественное открытие ресторана. Хынг долго определял дату в соответствии с лунным календарем, который так почитают все вьетнамцы. Я настоял, чтоб перед открытием, мы в закрытом режиме, поработали хотя бы несколько часов и обслужили пяток столиков, за которыми будут сидеть наши знакомые. Таким образом, по моему мнению, наш персонал должен был сдать своеобразный экзамен.
За неделю до открытия, мы пригласили друзей. Среди воображаемых клиентов был русский инвестор с подругой и Хынг с племянником.
В общей сложности, персоналу ресторана предстояло обслужить пять столиков.
По условиям экзамена, официанты без моей помощи принимали заказ на английском языке, а кухня должна была приготовить без ошибок нужное блюдо. В это время, бармен делал «фреши» и заказанные коктейли.
Экзамен был провален. Больше всего вопросов было к кухне. На обслуживание десяти гостей ушло более двух часов. По вьетнамским меркам, это целая вечность! Помимо того, что все делалось очень долго, были ошибки в содержании блюд и их сервировки.
Когда ресторан опустел, начался «разбор полетов». Естественно, все вопросы были обращены ко мне. Хынг молчал, а русский босс нервно искал причину моей плохой работы.
– Друг мой, я плачу тебе деньги и немалые. Что это сегодня было?
– Но я говорил.
– Что ты говорил? Что ты говорил? Надо делать, а не говорить.
– Но меню.
– Что меню? Ты когда будешь работать?
Мне очень, очень хотелось уйти, хлопнув дверью никому ничего не объясняя. Почему меня никто никогда не слушает, а если что не так, делают «козлом отпущения»? Ну, а с другой стороны, такая ситуация со мной не первый раз. Все мои бывшие начальники, в случае провала бизнеса всегда делали меня виноватым. Можно было уже привыкнуть. Решив, что все дела нужно доводить до конца я произнес:
– Сегодня вам будут высланы мои соображения в отношении работы ресторана. Прочитайте внимательно и решите, нужен я вам или нет. Если нужен, то прислушайтесь к моему мнению, а если нет, я пойду работать в другое место.
– Окей, – ответил Хынг, под молчание русской стороны.
На следующий день, прочитав мой ультиматум, хозяева ресторана прислушались и согласились с главными требованиями: «сокращение меню до нескольких позиций и обучением персонала кухни по моей методе». Открытие отложили. У меня было две недели, чтобы поправить ситуацию.
Но, как обычно бывает, неприятности пришли оттуда, откуда их совсем не ждали. Наш шеф-повар объявила, что уходит от нас по семейным обстоятельствам. Оказывается, на прежней работе у нее сложился роман с одним стареньким австралийцем и теперь он позвал ее не только замуж, но и на свою историческую родину. Сказать, что я был в бешенстве, это ничего не сказать. Почти два месяца она молчала, ходила к нам на работу, получала деньги и вдруг, как гром среди ясного неба, свадьба.
На первый взгляд выходов из создавшегося тупика не было. Заставить ее подождать не представлялось возможным. Избранник был в годах, и мог вообще не дотянуть до свадьбы. Да и потом, каждую минуту, такого завидного жениха атаковывали молодые вьетнамки. Не молодой «молодой» нужно было торопиться и устраивать свое счастье, а не спасать наш ресторан. Мне предстояло просто смириться с создавшейся ситуацией.
Наоравшись с горя на берегу океана, я попытался успокоиться и что-нибудь придумать. Единственным возможным вариантом было временно самому занять место шефа и, в процессе работы подготовить на эту должность одного из поварят.
Первым делом, я заказал большие фотографии выбранных мной блюд, чтобы повесить их на стены кухни для наглядности. Вьетнамцам нужно было видеть, как выглядит европейская еда на тарелке в конечном варианте. После того, как они подали жареную рыбу, обложенную огурцами и апельсинами, я понял, что понятие «красиво» у них несколько отличается от нашего. Следующий шаг был вдолбить в азиатские головы четкий алгоритм приготовления каждого блюда, без всяких отходов в стороны. Под каждой фотографией блюда мы написали на вьетнамском языке состав и особенности блюда. Затем определили, что можно приготовить заранее, чтобы держать в качестве полуфабрикатов. Вьетнамцы долго не могли понять, как можно подавать свекольно-капустный суп (борщ), сваренный за день до этого. Несмотря на мои длительные объяснения, понятие «настояться», они так и не освоили, потому как во Вьетнаме понятие вчерашняя еда практически отсутствовало.
В качестве единственного десерта выбрали морковный пирог с шоколадным сиропом по рецепту Ирины Петровны. Это блюдо из местных продуктов получилось вкуснее, чем в России.
Через две недели ресторан был более-менее готов к работе. К этому времени и мама и подруга шефа покинули нас, поэтому владельцу «Черного кота» можно было расслабиться и хорошенечко напиться.
Во Вьетнаме, открытие такого рода заведений происходит с размахом. За несколько дней до намеченной даты рассылаются пригласительные билеты. Обычно приглашаются руководители полиции, народного комитета, департамента по работе с иностранцами. Ну и конечно, все знакомые и незнакомые соотечественники.
К этому дню мы подготовили «шведский стол» и разного рода выпивки на сто человек. Для рекламы ирландского паба по моему дизайну сделали двести черных маек с принтом «Bar Duck». Конечно, если соблюсти правила английского языка, то было бы правильнее написать «Duck Bar», но мы сознательно пошли на ошибку, чтобы по-русски название звучало как «Бардак».
В назначенный день ресторан наполнился гостями. У входа, на деревянных треногах, стоял десяток венков. Создавалось впечатление, что ресторан не открывают, а провожают в последний путь, но во Вьетнаме поздравительные букеты по любому поводу делаются в виде наших траурных венков, от этого создается такое невеселое ощущение.
Закуски сделали заранее, поэтому работы на кухне было немного. Я переоделся и вышел к гостям. Ничем особенным этот праздник не отличался. Если не считать цветов у входа, отмечающих событийность момента – обычная пьянка. Несколько десятков важных человек пили и ели бесплатно, попутно хваля всех и вся. Единственный эпизод заставил меня запомнить эту дату надолго.
Под конец торжества в баре осталось несколько человек, включая русского учредителя. Я позволил себе немного выпить и устав от британской музыки, которая весь вечер играла в баре, решил «поменять пластинку» на отечественную. Первая в моем сборнике была песня всенародно любимая, а по пьяни приводящая в неистовство. «Черный ворон, черный ворон, что ты вьешься надо мной» – зазвучало в ирландском «бардак» пабе. Что-то в этой песне есть глубокое, истинно русское, волнующее душу. Надо сказать, что взволновала она не только меня. Уже на втором куплете, я увидел, как танцует хозяин классического «фьюжен» заведения. Собственно не танцует, а извивается вприсядку. К этому моменту, он естественно уже был «в дымину». В этот раз на него не только нахлынули какие-то воспоминания, они его аж пришпилили, вогнав в страшный транс. Лицо стало пунцово-красным, а вылезшие из орбит глаза традиционно налились кровью. На третьем куплете он уже стоял на коленях и держал себя за голову, видимо боясь, что она оторвется и куда-то улетит. Когда текст песни дошел до фразы: «Полети в мою сторонку, скажи маменьке моей, ты скажи моей любезной, что за родину я пал», он буквально завыл, как волчара в жутком фильме про оборотней. В этих строчках было все, и про маму и про родину, видимо поэтому его так «вставило», другого слова не подобрать. Чтобы хоть как-то заглушить этот вой, который возможно был криком больной души, я сделал музыку погромче, но от этого реакция моего шефа на грустную песню стала только сильнее. Наверное если бы на его голове были волосы, он бы их драл, но так как растительности было немного, я боялся, что он начнет драть волосы на окружающих. Кое-как, в состоянии жуткого стресса от ожидания неприятностей, я дожил до конца «ворона», а в этом исполнении это было четыре минуты пятьдесят шесть секунд. Следующая композиция на моем народно-патриотическом диске была «Когда мы были на войне» в исполнении кубанского казачьего хора. Она не была такой фатальной, но я решил не испытывать судьбу и быстро вернул в бар британо-ирландские напевы.
В надежде избежать общения с перевозбужденным шефом, я тихонько вышел на веранду, подышать свежим воздухом и успокоиться. Через несколько минут, внешне спокойный, с бокалом виски в руке, русский совладелец вышел из бара и направился ко мне. Такая быстрая перемена его состояния, не только насторожила, но еще более напугала.
– Садись, надо поговорить, – удивительно членораздельно начал он.
Не ожидая ничего хорошего, я присел на краешек плетеного кресла.
– Ты служил? – продолжил босс.
– Да, моряком-пограничником в Абхазии, я же тебе говорил.
Вспомнив, что начальник воевал и был в плену, я загрустил еще сильнее. Разговор о службе ничего хорошего не сулил. Тем временем, на пьяного, расстроенного «черным вороном» шефа, накатывали очередные воспоминания. Спокойствие покинуло его, и он опять закрыл лицо руками. Пауза затянулась. Вместо того, чтоб тихо сидеть и ждать, когда все закончится, я сдуру решил продолжить диалог.
– С тобой все нормально? А ты где служил?
Собеседник на секунду замер и медленно, видимо боясь спугнуть меня раньше времени, убрал руки с лица. Тут я сделал еще одну ошибку. Доселе, мой взгляд блуждал по сторонам, помня, что дикому животному нельзя смотреть в глаза, но тут я случайно взглянул в сторону шефа и наши глаза встретились.
– Служил, – тихо прошипел он, – писарем в штабе. Веришь?
После того, как вышел фильм «Брат», много людей хотело быть похожими на Данилу Багрова. И это был не первый случай, когда я слышал такой издевательский ответ на фразу: «Где ты служил?», но это был первый случай, когда передо мной сидел человек, реально готовый разорвать меня на части, без всякой на то причины.
– Не верю, – произнес я, случайно усугубляя ситуацию.
Думаю, в этой ситуации любой ответ не устроил бы шефа, но отрицание, которое он услышал в моей фразе, послужило началом к боевым действиям.
– Не веришь? – процедил он сквозь зубы и бросился на меня.
Сомкнув пальцы на моем горле, безумный пьяный босс вряд ли соображал, что может отнять у меня жизнь, но мне от этого было не легче. Я пытался разомкнуть его мертвую хватку, но как можно разжать сомкнутые челюсти бультерьера? Вспомнив, что попав в пасть крокодила, нужно давить пресмыкающемуся на глаза, я попытался одной рукой выдавить глаз взбесившемуся соотечественнику, но от этого его хватка стала только сильнее. Силы покидали меня, и уже в полузабытьи я ощутил сильный удар, от которого агрессор обмяк. Руки убийцы разжались. Сбросив с себя тело, у меня получилось откашляться и задышать полной грудью. Над собой я увидел большого толстого австралийца с тяжелым барным стулом в руке.
– Are you alright? That fucking son almost killed you? – произнес он.
– Thank you. You saved my life. Are you kill him? – ответил я, удивляясь правильности построения фразы после произошедшего.
– I don't think so, – ответил мой спаситель и, бросив стул в сторону, спокойно вернулся к стойке бара.
Босс тем временем простонал и перевернулся на спину. Недолго думая, я схватил свои вещи и отправился домой.
Выключив телефон и включив компьютер, я написал учредителям «Черного кота» письмо о том, что очень ценю свою жизнь и больше не намерен работать на этой должности. Приготовив деньги, которые мне дал начальник-душитель в качестве «подъемных», лег спать, предварительно напившись корвалола.
Проснулся от стука в дверь. Посмотрел в глазок. Стоял опухший босс с перемотанной бинтом головой. По поведению, он вроде не хотел моей смерти. Я открыл дверь и впустил вчерашнего душегуба. Шеф сел на кресло в гостиной и без прелюдий, сразу «взял быка за рога», не давая мне опомниться, и выговориться.
– Вот тебе тысяча долларов за вчерашнее. Извини, я перебрал. Мы с тобой тут не девочки, ты должен меня понять.
– Что я должен был понять? Что ты по пьяни чуть не задушил меня?
Но вызывать чувство вины не получалось.
– Когда мы начинали, ты мне пообещал сделать работу и запустить ресторан! Помнишь?
– Помню, но я не думал, что мне нужно было брать с тебя обещание не душить меня?
– Обещал – сделай. Запусти ресторан и иди куда хочешь. Я вложил деньги, я на тебя надеялся. За вчерашнее, еще раз прости. Эта штука «баксов» за беспокойство, понимай, как хочешь. Я завтра уезжаю и приеду не скоро. Год, а то и два буду в Африке, так что решай сам.
Я молчал и думал. У японцев есть такое понятие «гири» – долг чести, некая моральная обязанность, необходимость, заставляющая человека порой делать что-то, против собственного желания, или вопреки собственной выгоде. В чем-то он был прав. Раз обещал надо сделать.
Но с другой стороны….Хорошо, уйду я, покажу характер, и что? Останусь без работы и без денег. Возвращаться в бар? Стыдно! Да и потом, вряд ли они возьмут назад перебежчика. Я бы не взял. Лететь домой, «несолоно хлебавши», тоже не вариант. В моих мечтах, возвращение на родину было, ну если не со щитом, то по крайне мере, на белой лошади. А если остаться в ресторане, и работа и «подъемные», остаются у меня. Плюс штука «баксов» за минуту дискомфорта органов дыхания. А с другой стороны, что было бы, если не окажись рядом смелый австрал? Меня, наверное уже паковали бы в цинковый гроб.
– А ты точно надолго уезжаешь? – поинтересовался я.
– Да. Сегодня еду в Сайгон, завтра самолет, – сказал босс и не дожидаясь моего ответа, уходя бросил на журнальный столик деньги.
Много чего я не понял в этом человеке. Возможно, после участия в войне у него сломалась психика, и ежедневное потребление алкоголя было единственной возможностью заглушить боль, а может, его действия были просто продиктованы обычным алкоголизмом. Истины я так и не узнал. Он улетел, и как обещал, появился только через два года, оставив бизнес на попечение своего вьетнамского партнера.
На следующий день я вышел на работу в качестве директора и по совместительству шеф-повара русского-вьетнамского «фьюжен» ресторана. Это был интересный период и удивительный опыт моей жизни. Я учил вьетнамцев секретам европейской кухни, а они открывали мне тайны азиатских ресторанов. Например, я долго не мог понять, почему жареный рис с морепродуктами во Вьетнаме такой вкусный. Готовя дома, по такой же рецептуре у меня получалось совершенно иное блюдо. Ларчик открывался очень просто. Вьетнамцы просто добавляли в рис усилитель вкуса в виде бульонного кубика. И все! Помимо этих незамысловатых хитростей, я учился нарезать и жарить продукты по-азиатски. Все это тоже влияло на вкус блюда. В свободное время, совместно с поварятами мы постоянно что-то придумали и вот, наконец, родилось фирменное блюдо нашего ресторана. Это был сибас, приготовленный в концентрированном кокосовом молоке с местными пряностями и луком. Для подачи использовали кокос. Если рецепт был совместный, то название принадлежало исключительно мне. Так в нашем меню появилась: «Рыба по-мальдивски». На Мальдивах я его не ел, и даже не слышал про что-то подобное. Просто в этот день на меня, как и на русского шефа, накатили воспоминания о нашем отдыхе с женой. Набрав в «гугле» «рыба по-мальдивски», ничего кроме «рыба по-молдавски» не выскочило, что собственно и решило судьбу названия.
Не все шло гладко, но потихоньку, помаленьку ресторан начинал завоевывать публику.
Среди недели клиентов было не много. Лишь по выходным, когда город наполнялся туристами и богатой публикой из Сайгона, у нас сидели люди. Местные соотечественники заходили редко, отдавая предпочтение насиженным местам. Меня это немного обижало, но зная ментальность русского народа, я терпеливо ждал. Тем более, что в механизме ресторана еще были сбои. Но были и положительные моменты. В процессе работы я продвинулся в изучении вьетнамского, выучив не только названия овощей, фруктов и специй, но и некоторые обороты речи.
Радовало еще и то, что один из поварят схватывал все на лету и, буквально через две недели у нас уже был новый молодой шеф. Освободившись от работы на жаркой душной кухне, я мог себе позволить, время от времени, сидеть на веранде, любуясь океанскими закатами. Одним словом жизнь потихоньку наладилась до такого уровня, о котором во Вьетнаме я и не мечтал. У меня было все: хорошая должность, достойная зарплата, уважение окружающих и даже известность в узких кругах. Удивительно, но почему-то все окружающие считали хорошим тоном дружить с директором русского ресторана. Это распространялось не только на соотечественников, но и местных экспатов. Несмотря на то, что ресторан позиционировался, как «фьюжен», все знали, что он «русский».
