Герман Иванович Кирсанов
Вьетнамские каникулы, или Записки дауншифтера
Глава 23. Ресторан
Люди, уехавшие жить в другую страну в той или иной степени достойны восхищения. Не каждый решиться бросить сложившийся годами уклад и поехать на край земли. Для этого, нужно быть не только смельчаком, но и авантюристом.
Дома жить проще. Всегда кто-то поможет, и с работой, и с крышей над головой. Здесь же, ты предоставлен сам себе и помощи порой ждать неоткуда.
Живя в чужой стране, сразу сталкиваешься с десятком проблем, о которых на родине даже не задумываешься. Тут другие законы, другой язык, другая ментальность, ну и конечно, здесь абсолютно все хотят тебя обмануть. Кто-то может ужиться и подстроиться, а кто-то возвращается домой.
За десять лет жизни во Вьетнаме я видел многих людей, которые оставались здесь на ПМЖ. Были и бездельники, но были и прекрасно образованные люди, имеющие на родине хорошую работу. Устраивался, кто как мог. Кто-то начинал свой бизнес, а кто-то работал продавцом, барменом или официанткой.
Поначалу, вьетнамцы поощряли открытие иностранцами бизнеса во Вьетнаме. Причем приветствовалось любое начинание от маленького кафе, до серьезного бизнеса, связанного с добычей нефти (в 1983 году здесь с помощью советских специалистов нашли крупное нефтяное месторождение).
Но со временем, по мере увеличения денежной массы, потихоньку все «отжималось». Причем механизм был очень простой. С ресторанами и гостиницами расправлялись достаточно просто. Заключался договор аренды на небольшой срок, обещая пролонгацию в будущем до скончания века. По мере истечения срока предлагали продлить договор, но аренда повышалась в разы, «в связи со сложившимися обстоятельствами». Естественно, человек уходил, а на этом, уже «раскрученном» месте, появлялось точно такое же заведение, только с вьетнамскими корнями.
С крупным бизнесом было практически тоже самое, лишь с небольшими вариациями. Не продлевалась лицензия на определенные виды работ, создавались трудности в финансовом секторе, ну и конечно, в разыгрывании тендеров предпочтение отдавалось вьетнамским компаниям.
Если десять лет назад иностранцы были спасением для экономики Вьетнама, то теперь они вызывали раздражение у всех слоев населения. У бедных, потому что они якобы отнимали рабочие места, у богатых, потому что отнимали деньги.
Точно такая же ситуация происходила в Индии на Гоа. Поначалу индусы были рады засилью иностранцев, но потом, начали «наводить порядок». Я как-то беседовал с одной русской «беженкой» из Гоа. Она рассказала, как сносили ее ресторан на берегу моря. В отличие от вьетнамцев, индусы были более бесцеремонны. В один из дней пришли полицейские и сообщили, что ресторан закрывается. На вопрос «Почему?», ей ответили: «Закрывается и все! А если будешь скандалить, то у тебя в кармане найдут марихуану!».
Вот такой вот «Lex una omnes» – «закон один для всех» по-азиатски!
Единственная возможность сделать свой бизнес во Вьетнаме – это партнер вьетнамец, на которого нужно все записывать, или жена вьетнамка, которая, опять же всем официально владеет. И те, и другие «кидали» иностранцев направо и налево. Но никого это не останавливало. Появлялись новые «бизнесмены», которые свято верили, что их партнер самый порядочный и с ними такого не случится.
Конечно, встречались интернациональные пары, которые жили долго и счастливо, встречались и совместные предприятия, которым удавалось заработать денег, но это были единичные случаи!
Прожив во Вьетнаме два года, я понял, что делать бизнес с хитрыми азиатами – просто потеря времени и денег. Но заезжие люди, с завидным постоянством, предлагали мне возглавить какой-нибудь бизнес-проект. Разнообразием идей не баловали. Народ хотел открыть либо ресторан, либо гостиницу. Особо продвинутые предлагали начать экспорт кофе и риса. В основном это были туристы, которым за время пребывания очень понравилась разгильдяйская вьетнамская жизнь. Меня на тот момент все устраивало, и под разными предлогами я отказывался от любых начинаний.
В один из душных весенних вечеров, когда термометр даже вечером не опускался ниже плюс тридцати, мне пришлось работать барменом из-за очередной проблемы с персоналом. Клиентов не было, и я решил пораньше закрыться, но в бар зашли двое. Один посетитель мне был знаком. Звали его Хынг. Он прекрасно говорил по-русски и работал каким-то начальником в «эмигрейшен». Сопровождал его мужчина со светло-рыжим ежиком на голове, белыми бровями и такими же белыми ресницами. Опухшая физиономия почти альбиноса выдавала его пристрастие к спиртным напиткам. Как и положено бармену, я попытался развлечь клиентов рассказами о последних новостях русского сообщества, но эта парочка стала терзать меня вопросами в отношении рентабельности бара, количества клиентов и наценок на алкоголь. Если бы это все происходило в России, то конечно, я ничего никому не рассказал бы. Там все всего боятся! Там надо бояться, потому что неприкасаемых нет! Это наша ментальность и образ жизни! Но здесь, можно было говорить всё и всем, по крайней мере, мне так казалось.
Чуть позже выяснилось, что эти двое задумали открыть ресторан. В то время, в Вунг Тау было несколько европейских ресторанов, но русского не было! Несколько человек подходило ко мне с этой идеей, но я всех отговаривал. Как можно открывать ресторан, если в этом городе через каждые десять метров находится закусочная, а там где нет закусочной, с тележки продают суп, который можно поесть тут же, на маленьком пластиковом стуле за маленьким пластиковым столом. Точнее сказать, ресторан то открыть можно, но вот что можно на этом поприще заработать? А с другой стороны, все иностранные заведения как-то выживают!?
Через неделю, Хынг и его русский партнер предложили мне возглавить заведение на сто посадочных мест. Я задумался. Дело в том, что моя текущая работа потихоньку начинала надоедать. Каждый день был похож на предыдущий. Я не двигался вперед, а топтался на месте. А моей кипучей натуре хотелось чего-нибудь нового, масштабного и неизведанного. Конечно, немаловажный был финансовый вопрос, потому как, мне пообещали хорошую зарплату плюс процент. Но я привык к тому, что во Вьетнаме все всем что-то обещают, и мало кто, эти обещания выполняет. В подтверждение серьезности своих намерений русский совладелец выдал мне три тысячи долларов «подъёмных», взяв с меня обещание не покидать ресторан, пока он не начнет нормально работать. Решение было принято! Я вступал на новое поприще.
Текущие работодатели не могли поверить, что у меня хватит духу отправиться в свободное плавание, потому как их предприятие по сути было центром русского сообщества. Покидая его, я лишался помощи и связей, но увидев, что я не шучу, отпустили на вольные хлеба, не забыв, как это водится, обвинить во всех смертных грехах и собственных неудачах.
Открытие ресторана стало новым этапом не только в моей вьетнамской жизни, но и в жизни вообще. Меня всегда тянуло к ресторанному бизнесу. Путешествуя по всему миру, я не раз задавался вопросом, смогу ли я возглавить какой-нибудь ресторанчик, или на худой случай, маленькое «бистро». Как знать, быть может это мое призвание, кормить людей? Мне всегда нравилось это занятие.
Первым делом нужно было осмотреть помещение. Увидев трехэтажное здание, которое без согласования со мной взяли в аренду, я пришел в ужас. У вьетнамцев всегда были проблемы со вкусом, но не до такой же степени? Строение было окрашено в голубой цвет, как снаружи, так и изнутри, причем крыша не была исключением.
– Что это за цвет? – спросил я, не скрывая своего возмущения.
– Во Вьетнаме всегда жарко, и поэтому, стены сделали голубыми, чтобы было прохладно! – ответил мне Хынг.
Все было очень логично по местным меркам, но я еле находил слова, продолжая свое возмущение.
– Настоятельно прошу Вас перекрасить все, и крышу в том числе, – отчеканил я, – по моему мнению, ресторан должен был быть светло-коричневый, создавая имитацию радушного дома, а крыша должна быть похожа на крышу. Как можно было покрасить натуральную черепицу?
Дело в том, что само здание представляло собой классическую колониальную виллу на берегу океана, переделанную под ресторан. И уж если это вилла, то она должна выглядеть как вилла, а не как домик для смурфиков.
– Все это очень дорого! – заныла вьетнамская сторона.
Русский партнер, хлебнув пивка, поддержал меня:
– Директор прав, красим!
Дело в том, что до нас в этом помещении размещался вьетнамский ресторан под названием «Морская звезда» в котором местные рестораторы торговали блюдами из морепродуктов. Но дела у них не пошли, даже несмотря на прохладный голубой цвет.
В принципе, место было хорошее. Ресторан находился на городской набережной. С одной стороны, располагалась канатная дорога, которая отвозила туристов в парк находящийся на горе. С другой стороны, был огромный «кофешоп» с живой музыкой.
Следующими проблемами стали дизайн и концепция. Не смотря на то, что ресторан задумывался как русский, ничего русского в нем не планировалось. Мою идею с матрешками и балалайками босс соотечетвенник отмёл сразу. Меня это немного насторожило. В моем понимании русский ресторан за границей – это прялки, телега с салатами, чучело медведя и самовар. На стенах, стилизованных под сруб, висят лапти и ложки. Но не тут-то было! В результате долгих совещаний решили сделать «классический» ресторан, с баром, караоке, банкетным залом и двумя «випами» во французском и марокканском стиле. Одним словом, единой концепции заведения не предвиделось.
Дальше – больше.
– Раз ресторан будет «классическим» то, как он будет называться, и что будем готовить? Какая будет кухня? – поинтересовался я.
– «Черный кот», Фьюжен! – отрубил уже подвыпивший с утра, русский учредитель.
Надо отметить, что в отличие от вьетнамского совладельца, русский партнер постоянно пил и поэтому большинство его решений было продиктовано действием алкоголя.
– С названием разобрались, но «фьюжен» это как? – искренне не понимал я.
– Это всего понемногу! Моя мама сделает меню и пришлет тебе!
Как только я получил первые варианты меню, стало понятно, что с едой у нас у нас будут большие проблемы. Все мы любим мам, все их уважаем, но наверно нужно разбираться, где можно положиться на маму, где нет.
«Фьюжен! Мама! Классический! Курица по-домашнему». Все это расстраивало, но назад пути не было.
Следующим камнем преткновения стал интерьер. Как и в случае с меню, внятной концепции не было. Я перелопатил в интернете сотню вариантов дизайна ресторана и случайно наткнулся на картинки ирландского паба в Екатеринбурге. Красивая строгая мебель и безукоризненный стиль производили впечатление. Уж если у нас такая каша, то почему бы не взять за основу «irish-style». Я распечатал фотографии и принес русскому совладельцу. В момент просмотра картинок на будущего хозяина фьюжен-ресторана нахлынули какие-то воспоминания. Он отвернулся и закрыл лицо руками, возможно чтоб я не увидел скупую мужскую слезу. Успокоившись, он сообщил, что на первом этаже нашего ресторана будет ирландский паб.
Ирландский паб? Во Вьетнаме? Хозяева русский и вьетнамец? Все это конечно отдавало маразмом. Но наш проект, как разогнавшийся поезд, уже летел вперед, и нас было не остановить.
Прежде всего, я детально изучил классический дизайн ирландского паба. Затем нарисовал подробный чертеж стойки, стульев и шкафа под бутылки. Получилось очень симпатично. С помощью Хынга мы нашли хороших мастеров краснодеревщиков и нужный материал. Оказалось, что недалеко от города, находился целый поселок, специализирующийся на распиливании старого бруса, оставшегося со времен французской колонизации. Во Вьетнаме много ценных пород древесины, но самая дорогая – махагон (известная всем как «красное дерево»). Из нее и планировалась наша мебель. В Европе один кубометр такого дерева стоил почти две тысячи евро, но нам обошлось все в три раза дешевле, хотя по вьетнамским меркам это все равно были бешеные деньги.
Изучив мой чертеж, мастер по дереву с уважением посмотрел на меня. В его взгляде читалось: «Надо ж, белые тоже умеют чертежи нормальные чертить». В ответ я улыбнулся, всем своим видом давая понять: «Чего ты хочешь? Два высших образования!». Краснодеревщики получили задаток и пообещали, что через две недели все сделают.
В свободное время я занялся маркетинговыми исследованиями в надежде найти секрет успешности известных ресторанов нашего города.
Сразу бросилось в глаза то, что у каждого заведения была не только своя «фишка», но и своя грустная история.
Французский ресторан «Nine» готовил «hand made» шоколад, круасаны и удивительно мягкую куриную грудку в сливочном соусе. Качество продукции всегда было на высоте, потому как ежедневно контролировалось хозяином французом. Среди местных экспатов считалось хорошим тоном раз в месяц посещать «Nine». Помимо нежнейшей куриной грудки, здесь подавали сочные стейки из австралийской говядины и французский домашний хлеб. После несколько лет успешности, в лучших традициях бизнеса во Вьетнаме, на француза обрушились неприятности. Жена вьетнамка ушла к другому, богатому австралийцу, а хозяева помещения, видя, что дела идут хорошо, решили там открыть свой ресторан, выдавив иностранного арендатора заоблачной арендой. Спустя время, стойкий французский «restaurateur», все же открылся в другом месте, и продолжил работу.
Другой и наверно самый известный в нашем городе ресторан под звучным названием «Давид» постигла та же участь. Находясь в самом центре набережной, он вызывал раздражение и зависть своей успешностью у местного истеблишмента. По знакомой схеме итальянское заведение выдавили с насиженного места. Хозяин-итальянец проявил чудеса трудоспособности. Он практически заново отстроил ресторан в другом месте и, за счет своего имени и наработанной годами клиентуре, не сильно потерял в деньгах. Фишка «Давида» была в том, что на первом этаже располагалась единственная в нашем городе, печь на дровах, в которой выпекалась самая вкусная в мире пицца. Да, да! Несмотря на то, что в Италии мне посчастливилось быть три раза, именно здесь, во Вьетнаме, я попробовал самую вкусную пиццу. Скорее всего, это произошло потому, что в любой стране туристов таскают по туристическим местам, а там, как известно с качеством еды никто не заморачивается. Здесь же готовилось всё в основном для местных клиентов, которых Марко знал в лицо! Помимо пиццы, ресторан изобиловал всей палитрой итальянской кухни, приготовленной из высококачественных продуктов. Если в блюдо добавлялась моцарелла, то это была настоящая итальянская моцарелла, приготовленная в Италии. То же относилось и к горгонзоле, пармезану и маскрапоне. Как и везде, во Вьетнаме, время от времени все дорожало, но Марко просто поднимал цены, а не уменьшал количество сыра или сливок в блюде, как это делали все остальные. Особую гордость ресторана представляла «холодная» комната под хранение вин.
Нашему ресторану тоже предстояло сделать, что-то свое, что-то особенное, до того как вьетнамцы турнут нас с насиженного места. Но я был ограничен в возможностях. Русский учредитель каждый день пил пиво вместо воды, с раннего утра до позднего вечера. Разговор с ним порой не получался, потому что у него был на все свой особенный взгляд. Он не понимал местную специфику и мерил все московскими мерками. А вьетнамский партнер, наоборот мыслил исключительно вьетнамскими категориями. В его представлении ресторан должен быть чуть красивее уличной закусочной с маленькими пластиковыми стульями и столами. «Меню должно быть простое и вьетнамское, чтобы вьетнамцы не путались» – повторял он. В чем-то, конечно, Хынг был прав. Азиаты мыслят совсем по-другому. Вот например, зачем делать дорогие деревянные стулья по оригинальному дизайну, если в магазине продаются пластиковые, в сто раз дешевле. На этих стульях тоже можно сидеть. Они прекрасно моются водой из шланга. А если сломались, то можно купить новые за три копейки.
Одним словом, я был «между молотом и наковальней». И все же, иногда, мне удавалось пропихивать некоторые свои идеи и задумки. После того, как перекрасили помещение в нормальный цвет, я настоял, чтобы повесили шторы в тон, а на стенах разместили картинки-плакаты с изображением старой рекламы алкоголя и еды. Мне так же удалось убедить хозяев ресторана сделать французский «вип» по моим эскизам, в стиле позднего барокко. Звучало это гораздо красивее, чем получилось и все же, результатом я был доволен. В самом дорогом мебельном магазине Вунг Тау, мы купли красивый кожаный диван и кресло с кривыми ножками. Мебель была украшена золотом с азиатским размахом, и поэтому ничего придумывать не пришлось. В подсобке магазина Славик (так звали русского босса) заметил очень красивый комод, стилизованный под эпоху Филлипа Орленского. Откуда он мог взяться в Вунг Тау ума не приложу! Хозяева магазина, видимо долго, не могли его продать и отчаявшись, стали использовать для хранения лампочек и ключей. После небольшого торга красивая штуковина перешла в нашу собственность.
По аналогии с интерьером французского дворца мне хотелось сделать больше лепнины, в том числе на стенах, но из-за слабой квалификации вьетнамских рабочих, пришлось ограничиться гипсовой розеткой на потолке. Окно задрапировали плотной бордовой тканью и украсили позолоченными кистями и подхватами. На стенах, в золотых тяжелых рамках, повесили картины эпохи возрождения. Расчет делался на то, что вьетнамцы, любящие золото и роскошь, будут отмечать здесь узким кругом праздники в окружении всего этого великолепия.
С марокканским «випом» была другая песня. Его созданием лично руководил русский учредитель. На него опять нахлынули какие-то воспоминания, и он с невиданным энтузиазмом бросился созидать. Для начала, мы заказали специальный «п-образный» диван. Затем проехались по посудным лавкам в поиске аксессуаров, напоминающих арабские. В одном маленьком сувенирном магазине мы нашли настоящий марокканский светильник, сделанный из глины. Как он попал в наш городок из далекой Африки, осталось загадкой. Сложнее всего было объяснить вьетнамскому совладельцу, зачем в марокканском «випе» нужно окно в виде витража из цветных стекол. К моим причудам Хынг почти привык, но тут на всем настаивал пропитанный пивом русский собственник. Для полного погружения в культуру Северной Африки из Эмиратов привезли дорогущие кальяны. Это сейчас курение через водичку получило распространение в Европе и Азии. А тогда все было в новинку, тем более во Вьетнаме. Из дома я принес камбоджийские подушки ручной работы, которые остались от старых квартирантов. Расшитые цветными узорами на черно-красном фоне, они очень подходили под создаваемый стиль. Но жемчужиной нашей «VIP – room» был настоящий марокканский пуф, купленный на интернет-аукционе. Он был сделан из толстой верблюжьей кожи, а по всему периметру диковинной сидушки, красовалось золотое теснение в виде народных африканских мотивов.
Потихоньку ресторан оживал, наполняясь предметами интерьера. Я уже стал подумывать, что может быть идея с «фьюжен едальней» не такая уж и плохая. По крайней мере, такой солянки и смешения стилей точно нигде нет!
Сердце любого ресторана – это кухня. В наследство от предыдущих арендаторов нам достались жутко грязное и вонючее помещение, кишащее огромными тараканами. Из оборудования была только пара холодильников и четыре газовые печи с подставками для «вок». Ни одной нормальной плиты для приготовления европейской еды не было. Дело в том, что вся азиатская кухня, включая некоторые супы, готовится на воке (традиционной китайской сковороде с круглым дном). По-хорошему, нужно было купить конвекционную печь, жарочную поверхность, подовую печь, электромясорубку, кофемашину, и еще много чего. Но эти атрибуты хорошего ресторана стоили очень дорого, да и работали на электричестве, а во Вьетнаме это непозволительная роскошь. Во-первых, потому что электроэнергия стоила дороже, чем в России. Во-вторых, потому что, свет постоянно выключали. Чтобы избежать этих проблем, абсолютно все заведения покупали электрогенераторы, которые работали на бензине, что тоже удовольствие не из дешевых.
Еще одно нерадостное наблюдение расстроило меня. Как только я заводил разговор о новых расходах владельцы начинали напрягаться. Оказывается, деньги, которые они планировали на открытие ресторана, уже закончились.
Почему же так получилось? Выяснилось, что пару месяцев назад, во время очередной пьянки, от избытка чувств и средств, приятели решили «что-нибудь замутить». В связи с тем, что фантазия у них была небогатая, они свой выбор остановили на ресторане. Русский партнер, видимо, мыслил киношными стереотипами, где у каждого уважающего себя гангстера есть свой ресторан, а вьетнамский совладелец был в плену почти такого же штампа, только в его варианте – каждый уважающий себя чиновник должен иметь свой ресторан. Бизнес-план естественно не составлялся. Ни штат, ни фонд заработной платы не обсуждался. Русский обещал все профинансировать, вьетнамец пообещал помочь с формальностями. И всё! Сколько все это может стоить, никто не считал и не обсуждал. За основу была взята сумма двадцать тысяч долларов. Предполагалось, что сразу после открытия, заведение пойдет «в плюс». Отрыли фирму на родственника вьетнамца, купили машину. Стали искать место для ресторана. По предварительной договоренности руководить всем должен был родной племянник вьетнамского совладельца. Но в какой-то момент русская сторона настояла, чтобы взяли меня. Помещение им, что называется «впарили», убеждая, что ресторан готов к работе на сто процентов. В принципе, если бы это было вьетнамское заведение, то возможно всего бы хватило, включая голубые облезлые стены. Но русский хозяин был, как и все мы, тщеславен и под спиртовыми парами решил открыть в Вунг Тау, что-то особенное.
Мне было отчетливо ясно, что так дальше работать нельзя. Я решил откровенно поговорить с владельцами бизнеса и объявить им свое видение ситуации. Нужно было набирать штат, учить поваров и официантов, ну и, как-то выкручиваться с оборудованием. А это все деньги и немалые.
Надо отметить, что, по большому счету, хозяева бизнеса были людьми хорошими. Если не брать в расчет русское пьянство и вьетнамскую жадность, то владельцы были люди вменяемые, и с ними можно было договориться. Для меня главное качество человека, с которым ты работаешь, это возможность прийти к единому знаменателю. Если нет, то заставить делать что-то вместе, не могут никакие деньги.
Русский босс был яркой неординарной личностью с интересной биографией. Он воевал в Чечне, был в плену. Закончил МИИТ. Уж не знаю почему, но долгое время жил в Китае, где работал в международной логистической компании. Последнее время зарабатывал тем, что ездил в какие-то опасные экспедиции в Африку. Там он скупал алмазы и вез их в Эмираты, где делали их огранку. Затем сбывал камни в Юго-Восточной Азии, возможно через Хынга и его друзей. По пьяни он показывал мне горстку бриллиантов и рассказал, что его ищет «De Beers». Парень был дерзкий и щедрый. Каждый месяц, втайне от вьетнамского партнера, он давал мне денег, чтоб я, пока ресторан не откроется и не «раскрутится», имел дополнительные средства на жизнь. Две вещи вызывали во мне беспокойство. Первое – это его беспробудное пьянство. Пил он в большинстве своем пиво но, когда переходил к крепким напиткам, становился неуправляемым. Изредка, я успевал поймать его трезвым, и в эти минуты он казался мне очень милым и рассудительным человеком. Второе – это ненормальная любовь к матери. При нем нельзя было вслух произносить слово «мать». Ему казалось, что окружающие плохо говорят или думают именно о его матери. Как-то, я стал свидетелем его нервного срыва на этой почве. Во время очередной пьянки, люди незнакомые с особенностями восприятия этой темы, случайно затронули проблему материнства и ответственности детей за родителей. В какой-то момент, на моего ресторанного начальника, нахлынули чувства и воспоминания. Он в своей манере закрыл лицо руками и, после минутного молчания, громко произнес:
– Скоро приедет моя мама, и если вдруг с ней здесь что-нибудь случиться я вас всех «порешу». Понятно?
Не было никакой причинно-следственной связи между собравшимися и пребыванием его мамы во Вьетнаме. Никто не собирался её встречать, никто не собирался оказывать ей какие-либо услуги. Но в мозгу моего босса, атакованного психоактивным действием этилового спирта, всё было по-другому. Говорил он на полном серьезе. Правдоподобности его словам и помыслам придавало загоревшееся красным пламенем лицо и окровавленные белки глаз.
Обезумевший в мгновение ока, босс подходил к каждому сидящему за стойкой бара и лично справлялся, насколько его поняли. Когда очередь дошла до меня, я решил не испытывать судьбу и отведя глаза в сторону, спокойно произнес: «Всё понял. Если случится, порешишь.». А вот мой сосед, то ли прослушал смысл опроса, то ли решил поартачится. На произнесенную в пятый раз фразу: «Ты понял?», он бесцеремонно ответил: «Не понял. И что?». Без всякой прелюдии и предварительного разбирательства, шеф заорал: «Убью!», и залепил «обидчику его матери» между глаз, одним ударом делая нашу компанию на человека меньше. Несмотря на то, что после нокаута мой сосед не помышлял не то, что спорить, но и шевелиться, хозяин фьюжен-ресторана бросился его душить. Кое-как, мы оторвали потенциального убийцу от потенциального трупа. Все это меня немного потрясло, но за время работы в баре я насмотрелся таких случаев и почти привык, что по пьяни людей просто «клинит». Тем более, что смертельных случаев в нашем комьюнити зарегистрировано не было. Потасовки заканчивались максимум выбитыми зубами и поломанными носами.
Вьетнамский совладелец тоже представлял собой своеобразную персону. У него получилось сделать карьеру от учителя русского языка, до заместителя иммиграционного департамента. Хынг родился и вырос в небольшом городке на севере Вьетнама. Проявив усердие в изучении русского языка, он добился права обучения в Советском Союзе. Во время учебы начал коммерческую деятельность, приторговывая советскими вещами. В то время все от холодильников до мотоциклов везлось во Вьетнам из СССР. Окончив институт в Минске, его направили работать в школу учителем русского языка.
После 1975 года, когда американцы ушли из Вьетнама, компартия решила расправиться со всеми, кто помогал агрессору. В первую очередь пострадали южане. Начались чистки, аресты и гонения. В результате, все руководящие должности на юге заняли северяне. Мало кто знает, но во Вьетнаме жители севера жутко не любят южан, а южане в свою очередь просто ненавидят северян. Масло в огонь вражды подлило сотрудничество жителей юга с американцами.
После войны Вьетнам начал полномасштабное сотрудничество с Советским Союзом, который так помог вьетнамцам одержать победу. Нужны были работники со знанием русского и поэтому, из года в год, с севера на юг приезжали специалисты, которые обучались в «союзе». В числе этих переселенцев приехал и Хынг. Наверное ему помогли какие-то родственники, без этого не бывает, но это не умоляет его достоинств.
Прошли годы и теперь, абсолютно все руководящие посты в полиции, налоговой, таможне, ну и конечно в компартии, занимают северяне.
Как и все вьетнамцы, Хынг был жутко жадный и страшно экономный. Это чувство распространялось не только на свои деньги, но и чужие. Видя, как русский партнер каждый день выкидывает пачки денег, он ахал и охал, хватаясь за сердце.
На срочном совещании я объяснил боссам ситуацию, в которую мы попали и размер возможных расходов. Предоставил выкладки и краткий бизнес план. В качестве компромисса с оборудованием, я предложил купить две бытовые газовые плитки с четырьмя конфорками и духовкой. Всё остальное предлагалось оставить на потом. Так как финансировала все русская сторона, решение было за любителем пива, который на удивление быстро со всем согласился, под стоны вьетнамского сокамерника. Теперь, можно было спокойно работать. Я дал объявление о наборе персонала.
Квалифицированных поваров и официантов в Вунг Тау было не найти. Точнее сказать поваров и официантов было море, но все они были «заточены» под азиатскую кухню. Я решил, что нужно набрать человек сто, начать учить их, а потом в процессе обучения выбрать лучших. Обращения в рекрутинговые агентства результата не дали. Там подход был такой – вы нам дайте денег, а мы вам кого-нибудь найдем, а если не подойдет, то опять дайте денег и опять кого-нибудь найдем. Азиаты не могут удержаться от соблазна обмануть белого человека. Если даже профессиональная гордость восстает против наглого «кидалова», то внутренний инстинкт, сродный с инстинктом самосохранения, оказывает верх. Я решил делать все сам без посредников, тогда можно было надеяться на нормальный результат.
Напечатав объявление на вьетнамском языке о наборе персонала в европейский ресторан, я пошел в народ. За два дня мною было роздано более трехсот объявлений. Главным местом распространения я выбрал продуктовый рынок. Уж куда куда, а сюда, вьетнамцы ездят каждый день, как на работу.
На протяжении многих веков в Азии сложилась традиция ежедневно посещать рынок. Может быть, это было продиктовано тем, что здесь очень жарко и продукты быстро пропадают, а может потому, что люди привыкли каждый день есть все только свежее. Причем здесь, в отличие от России, совершенно нормально купить двести грамм мяса или маленький кусочек курицы. Вьетнамцы не понимают, зачем нужно покупать несколько килограмм мяса, если на следующий день можно пойти на базар и купить столько, сколько тебе надо. И это касается не только блюд из мяса или рыбы. Я помню, как местные женщины подняли меня на смех, когда узнали, что я сварил рис и поставил его в холодильник, чтоб доесть на следующий день.
Вообще я считаю, что людям, которые хотят посмотреть настоящую Азию, в первую очередь, нужно показывать продуктовый рынок. Вьетнамский базар – это что-то особенное. Наверно в других странах мне просто не представлялось возможным узнать получше это место со всех сторон. И только во Вьетнаме, я мог ежедневно изучать обычаи и нравы, покупающих и продающих со всех сторон.
Первое, что бросается в глаза или правильнее сказать, втыкается в нос – это жуткая вонь на подходе к рынку. Многие европейцы не могут пройти этот первый рубеж и убегают с рвотными позывами. Дело в том, что перед входом на рынок продается множество рыбы и морепродуктов, которые тут же потрошатся и разделываются. Обрезки бросают рядом, оставляя их гнить при тридцатиградусной жаре. По окончании торговли, это место, конечно убирают, но едкий вонючий запах с каждым днем въедается в асфальт и его уже не убрать никакими средствами. Если ты в состоянии проскочить завесу из вони, то тебя встречает приятный запах лимонного сарго, толченого чеснока и базилика. При входе в рынок продается огромное количество зелени. Вьетнамцы ежедневно потребляют много растительной пищи, которая прекрасно растет в здешнем климате. Я как-то посчитал, что круглый год продается пять видов салата, три разновидности базилика, шесть сортов лука, ну и, конечно, петрушка, кинза, укроп, мята. И это только то, что я знаю, а в продаже присутствует еще десяток неизвестных мне травянистых растений, которые они используют в пище. По мере продвижения дальше, ты опять сталкиваешься с запахами. Они не столь ужасны, но все равно не очень приятны. Начинаются мясные и рыбные ряды. Дело в том, что рынок находится в огромном бетонном помещении, которое не продувается и искусственно не вентилируется. Как следствие – все запахи концентрируются внутри. Если снаружи плюс тридцать пять, то внутри плюс тридцать. Можете представить себе эту душиловку. После мясных рядов идут фрукты и овощи. Здесь уже можно дышать.
