ГлавнаяMemoáryГалина ТочиловаЗаписки блокадницы

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

полная версия Записки блокадницы

Галина Точилова
Записки блокадницы

6.5. Балтийск, 1960–1961

6.5.1. События

Навсегда запомнился пожар: горел дом Момпории, который находился на другой стороне нашей улицы, стреляла черепица, лопавшаяся от жара.

Валик и Андрей заболели желтухой, Валик попал в госпиталь, а Андрей в городскую больницу. Валика пользовал врач, писавший диссертацию на тему лечения облепихой, он был фанатом этого способа лечения и заставлял пациента ежедневно пить компот или кисель из облепихи, считая, что это путь к выздоровлению. Андрюша в больнице услышал первый в своей жизни анекдот, удивительно пошлый, который рассказал ему второклассник. Но самым мерзким в лечении было взятие желчи, для чего надо было глотать кишку.

Перед отплытием в Америку в Балтийске останавливался огромный теплоход Никиты Сергеевича Хрущева. Учителя приготовили своим ученикам приветственные речи, но Хрущев помахал всем рукой и тут же скрылся в своих корабельных апартаментах, к великому разочарованию провожающих.

Такой же огромной была база китобойной флотилии «Юрий Долгорукий». Китобои с вертолета разбрасывали приветственные листовки, а потом они и их встречающие пили бутылочное пиво и лимонад. Предприимчивые мальчишки, среди которых был и Валик, собирали пустые бутылки и сдавали их в приемный пункт по 12 копеек за штуку.

6.5.2. Рутина

Переехав в Балтийск из Нивенска, мы поселились в поселке Камсигал, кажется, улица Полевая, дом 1. С нами была Татьяна Сидоровская, поскольку ее мать Елена Сергеевна очень тяжело болела и сам Сидоровский неотлучно находился при ней в больнице. В Балтийске Татьяна пошла в первый класс. Валик учился в пятом и занимался плаванием в бассейне, а Андрюша был дошкольником. Между Валиком и Татьяной возникла своеобразная конфронтация. Таня собирала всех местных кошек, «облизывала» их. Валентин же, выходя, подцеплял ногой под брюхо какую-нибудь кошку и подкидывал ее вверх. Кошке это вреда не причиняло, даже развлекало ее, но Танька возмущенно кричала:

– Живодер!

А Валик был доволен.

Жизнь в Камсигале была весьма своеобразной, например, хозяйки растапливали печи с помощью артиллерийского пороха, который находили на поле за садами. Мальчишки играли настоящими ржавыми негодными винтовками, а на коляске катали пулемет.

Валик нашел где-то ржавый пистолет вальтер, который его отец отмочил в керосине, забил в то место, где должна была находиться обойма, деревяшку и покрасил ее под цвет дула, так что вальтер выглядел как настоящий.

Под печкой обнаружилась настоящая боцманская дудка. Тима вставил в нее шарик, и она зазвучала как следует, заливисто.

Мы приехали в конце лета, когда весь урожай был собран, и мы с Танькой довольствовались случайно уцелевшими вишнями и огурцами. Тима же нашел в конце сада и накопал свежий хрен, и когда он молол его на мясорубке, то соседи наверху падали от ядреного жгучего аромата.

Баба Лена ходила к Корепановым играть в карты на деньги, и баба Лена проигралась. Ее сын Олег нарисовал на эту тема карикатуру.

Балтийск – это настоящий рыбный рай. Постоянно ловилась крупная камбала, один рыбак вытащил такую – размером с велосипедное колесо. Свежевыловленная жареная камбала очень вкусная! На пирсе морзавода Тима с Валиком ловили крупную плотву, которую Тима вялил. А то проходил клич – треска пошла! И все рыбаки кидались ее ловить. Рыбу мы ели чуть ли не каждый день. Олег отметил рисунком и эту тему.

Электромонтер подошел как-то, чтобы спросить дорогу. Момпория узрела это и сразу ко мне:

– Что он вам предлагал?

– Леща, но я отказалась.

Муж Момпории хорошо ловил, но ей все было мало. Она догнала электромонтера и, понизив голос, предложила:

– Давай открывай.

– Что открывать?

– Да чемоданчик, не бойся, я возьму.

Тот в изумлении спросил:

– Что возьмете?

– Да то, что у вас в чемоданчике, давай открывай.

Монтер открыл. Момпория удивилась:

– А где рыба?

– У меня ее нет и не было.

Тут до Момпории дошло, что я пошутила.

Валик имел большую свободу, во время обеда он приходил на морзавод и получал от моряков макароны по-флотски и кружку чая.

Флот ушел на маневры, а у мужа при штабе дежурил флотский офицер. Тима спросил своего сослуживца:

– Как сходил на рыбалку?

Тот перехватил взгляд моряка, дескать, мы заняты по горло, а они на рыбалку шастают, и ответил задиристо:

– Какая там рыбалка, вся рыба ушла в Палангу, где флот травит.

Это была для мужа последняя весна на военной службе, по хрущевскому указу он демобилизовался и увез семью в Ленинград, где и остался. В том же году к ноябрьским праздникам получил там отдельную двухкомнатную квартиру.

А на Первомай неожиданно выпал снег.

7. Карташевская, 1962–1967

7.1. Поросенок

Июнь, мы на даче в Карташевской. Молодые хозяева на работе. Бабка Ксения оставлена с детьми и горюет, что в Троицу не может сходить в церковь и на кладбище, так как поросенка надо накормить и выпустить погулять. Коза и кролики в порядке. Баба Лена говорит:

– Собирайся и иди, что я, не справлюсь с поросенком твоим, что ли.

– Да он может к соседям пролезть и огород изрыть, это раз, детей может укусить, это два, если калитка открыта – убежит на улицу, и ищи тогда ветра в поле, это три.

– Собирайся и иди, справлюсь.

Ушла баба Ксеня, и до вечера ее не было. И мы были свидетелями, вернее, зрителями, комедийного представления, любой режиссер позавидовал бы такому сценарию.

Внуку Леше приказано было с крылечка во двор не выходить. Он сидит на крылечке, а поросенка выпускают на прогулку, и тот сразу пытается подлезть под ограду и проникнуть в огород к соседям. Баба Лена успевает его схватить за задние ноги. И вот передняя половина поросенка у соседей в огороде, а задняя – у нас во дворе. Поросенок, недовольный таким обращением, пронзительно визжит. Баба Лена громко его ругает, и Лешку тоже, поскольку он слез с крыльца и поспешил на помощь бабушке, он же мужчина и ему уже пять лет.

Бабе Лене удается вытащить поросенка назад, и тот устремляется к Лешке. Он с криком – к крыльцу, поросенок, визжа, следом, а баба Лена с руганью за ними. Лешка успевает заскочить на крыльцо, баба Лена читает ему нотацию, а поросенок тем временем устремляется опять к огороду. Бегут теперь в обратном порядке: впереди поросенок, за ним баба Лена, а за ней Лешка, с тем же криком, шумом, гамом. Картина маслом!

И такое повторялось трижды. На этот гам вышел на крыльцо Тима, и баба Соня, открыв калитку, опешила от изумления.

– Что встала, разинув рот?! Закрой калитку! – резко крикнула ей баба Лена.

С испугу баба Соня забыла, в какую сторону закрывается калитка, и некоторое время не могла с ней справиться. Поэтому несколько нелестных слов услышала в свой адрес. Тогда Тима, увидев такой накал страстей, взял еловую лапу, хлестнул ею по заднице поросенка, и тот мигом очутился в сарае на своем месте.

Лешка получил по тому же месту от бабы Лены. И все! Воцарилась тишина. Зрители разошлись. Смех прекратился. Баба Лена с испариной на лбу чертыхнулась и пошла корвалолчику хлебнуть и потом поросенка кормить. Вот тебе и Троица, и Бог в трех ипостасях – Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь! Надолго запоминаются такие зрелищные праздники!

7.2. Сказ о рыси

Давным-давно, в прошлом веке, в 1960-х жили мы в Карташевской на даче, в Новых Маргусах на Лесной улице, дом 7. Посреди улицы дорожная колея вся в рытвинах и ухабах, по одну сторону – дома, а по другую – опушка большого лесного массива. Вдоль кромки леса тянулась тропа для пешеходов, а у домов только канава была. Сойдя с поезда, ступаешь на тропу – и сразу погружаешься в звенящую тишину, которую будто можно было слышать, что удивляло и очаровывало.

Напротив нашей дачи на этой лесной опушке была детская площадка, и взрослые тоже ею не гнушались. Там была натянута сетка для волейбола и бадминтона, дети тут же могли в футбол играть. А немного подальше пересекались лесные тропинки, туда ходили отдыхать, на травке поваляться, в карты поиграть. Пикничок устраивали небольшой – тогда шашлыки и коньяки были не в моде, все поскромнее было. Обходились лимонадом и газировкой, обед готовили на костре, и было весело. Патефон брали, танцевали, в бадминтон играли, ягоды собирали. В общем, жили – не тужили, отдыхали после трудовой недели.

Это все в выходные и отпускные дни происходило, а в будни бабушки с внуками жили. От нас баба Лена с пятью внуками была, еще моложавая, на ногу быстрая. Успевала все: и в лесок сбегать, и грибков и ягодок набрать, еду сварить и всех накормить. И вот на этой лесной опушке баба Лена полянку нашла – и там всегда несколько белых находила, поэтому только туда ходила. Эта полянка была ограждена частоколом из молодых елочек, тесно прижавшихся друг к другу. Чтобы этот частокол миновать, надо было очень рисковать – приходилось исцарапаться до крови. А я придумала и ей показала, как можно безболезненно туда проникать. Вот так: встаешь задом к частоколу, закрываешь руками голову и лицо и, как танк, продираешься. Ветки тебя как бы обтекают, и на полусогнутых ты на полянку проникаешь, а там выпрямляешься и спокойно обходишь пеньки по краям полянки, где грибочки притаились. А посередине был огромный пень, как стол, ровный и гладкий, на нем баба Лена отдыхала и потом таким же макаром оттуда вылезала. Голову вниз наклоняла, а потом соображала – куда она попала, и всегда там в трех соснах терялась и уверяла, что она глубоко в лес заходила.

И вот однажды, когда вся скамейка бабками занята была, хозяин дачи пришел и между прочим сказал, что ему егерь поведал, будто в нашем лесу рысь появилась. Но потом об этом забыли до поры до времени.

Как-то после обеда мы с маменькой моей – бабой Леной в лес по грибочки пошли, она в свой закуток, а я дальше в лесок. Долго ли ходила, не знаю, полное лукошко набрала, прихожу домой. И вот картина маслом: маменька лежит, голова обвязана, голос дрожит, лепечет что-то, я еле разобрала. И вот спрашивает меня:

– Галя, а что, у рыси хвост куцый, а на ушах кисточки?

– Да, – отвечаю, а к чему не пойму.

И вот что она мне поведала:

– Пролезла задом наперед к моей полянке, выпрямляюсь, и, к моему изумлению, на пне рысь сидит и во все глаза на меня глядит. Хищно облизнулась, немного пригнулась – видимо, к прыжку приготовилась. У меня молнией мелькнула мысль – кто первый нападет, тот и победит. Сразу скорчила зверскую гримасу, согнула пальцы, сделав как бы когтистую лапу на руке, и со страшным криком – ха! – бросилась на дикого кота. Рысь, высоко подпрыгнув, сделала кульбит и мигом скрылась в лесных зарослях. А я, вся в волнении, дрожа, бросилась бежать к ельнику, забыв про все, напролом пробилась. Все лицо и руки исцарапала, клочки волос на ветках оставила. Ничего – спаслась! Отлегло. Во все стороны гляжу, где я, никак не соображу. Как добралась домой – никак не пойму. И вот, теперь лежу и не помню – были ли кисточки на ушах и куцый ли хвост, не знаю.

Вот такие дела лесные… Напоила я ее корвалолом, а вечером пошли за молоком к Марусе. И, не доходя до ее дома, увидели: на заборе сидит большой кот. И мама восклицает:

– Так это та рысь, которую я там видела!

Кот же, увидев бабу Лену, незамедлительно удрал и потом старательно обходил ее стороной на значительном расстоянии. Но самое забавное в этой истории то, что, как я обнаружила позднее, на мамину поляну необязательно было продираться через ельник, имелась возможность его спокойно обойти.

8. Рощино

Жили мы в Рощино на даче 15 лет – с 1975 по 1989 год.

Как хорошо жилось нам там на даче,
Какой нашли мы в Рощино приют,
Как рады были мы такой удаче,
Покой и радость обрели мы тут.

Участок дачи был на кромке леса,
В три яруса лесная благодать,
Кругом душистой зелени завеса,
И даже ягоду лесную можно брать.

Чертополох разросся на полянке,
Его с приветом от соседа принесло,
По-детски радостно он парашютики-семянки
Пускал по ветру, выйдя на крыльцо.

Какое было разнотравие вокруг,
Лекарства можно насушить, набрать
И все свои душевные недуги
Настоем этих травок снять.

Какие птицы – красота лесная —
К нам на кормушку собирались в сад
И о прилете песней возвещали,
И угощению был пернатый рад.

Семья ежей селилась возле дома,
Их угощали теплым молоком.
Кормушка рыжим белочкам знакома,
Бегут, нарядные, с пушистеньким хвостом.

Какое счастье быть с природой вместе
И этим прелестям ее внимать,
И слушать птичий гомон-песни,
И азбуку природы понимать.

Какие сосны были украшеньем,
Одетые в смолистые шелка,
И в непогоду нам давали утешенье,
Приветливо кивая свысока.

И лес и сад – все здесь перемешалось,
В единое содружество сплелось.
Как хорошо на воздухе дышалось
И в гамаке под соснами спалось.

И если ты устанешь очень-очень,
Уляжешься для отдыха в гамак:
Увидишь синь небесную средь сосен
И глаз от этого не отведешь никак.

Березки в ситцевых нарядных сарафанах,
Зеленые сережки распустив,
Служили ветхому забору как охрана,
Своими ветками его прикрыв.

Хозяин дачи был Иван Иваныч,
(Мы звали за глаза его – Мудрон),
Ходили «крепость» запирали на ночь
Или шутили – «в дырах бастион».

Ван Ваныч был хозяином хорошим,
Своих он дачников ничем не ущемлял
И все свои владенья, между прочим,
Он, как себе, вполне нам доверял.

Работал много он, умело и красиво,
Приятно было на него смотреть,
И даже туалет построил всем на диво,
Додуматься до этого не всем дано суметь.

Годами был он на восьмом десятке,
Но этих лет никто б ему не дал,
Бежит с портфельчиком – сверкают только пятки,
Он все дела исполнить успевал.

Работал на заводе до упора,
По магазинам бегал, высунув язык,
А дома жаждет тунеядцев свора,
Он их избаловал – обслуживать привык.

Зато жена на двадцать лет моложе —
Артистка по натуре и в делах.
Считал, занятия ей грубые негожи,
Таких, как Таня, носят на руках.

Татьяну голосом природа одарила,
Уменьем очаровывать мужчин,
Своими песнями она весьма пленила,
И не любить ее ну не было причин.

У жизни так кружилась в водовороте,
Поклонников имея целый рой,
И заносило часто в повороте,
И жизнь казалась просто неземной.

Но в жизни все приходит и уходит,
Всему имеется какой-то свой предел,
И люди есть, которые находят
На дне стакана жизненный удел.

Растили вместе Танину дочурку,
Один – в заботах, суете, делах.
Другая – без хлопот, пригубив чарку,
Жила себе в «лямурах» и мечтах.

Так год за годом быстро пробежали,
Очнулись вдруг – а дочь уж подросла,
И спохватились: как же мы не знали,
Как та однажды в табор забрела.

Цыгане цепко в дурочку вцепились,
Околдовали, обманули, увели,
И каждый год все новые на ней женились,
И всю семью в паучьи сети заплели.

Весь дом в цыганский табор превратился,
Обманом все украли, унесли,
И целый выводок цыганский расплодился,
И ничего поделать с этим не могли.

Цыгане быстро все к рукам прибрали,
Хозяйке что-то всыпали к винцу,
Домишко в Рощино продали
И все свели к печальному концу.

Остались лишь одни воспоминания
О бешено промчавшихся годах,
Но в памяти, как будто в заклинанье,
Осталось сердце в рощинских садах.

И прошлое, нахлынув вереницей,
Проходит строем в памяти моей,
И освещает будто бы зарницей
Соседей лица – милых нам людей.

Соседи слева – цитадель науки,
Семья большая, много там людей,
Там все ученые – и бабушки, и внуки,
Со званиями и без степеней.

Там жизнь течет по заданному руслу,
С подходами науки ко всему,
Все по характеру различны и по вкусу,
Ведь монотонность в жизни вовсе ни к чему.

Нам импонирует различие людское,
И к ним мы прикипели всей душой.
Там все по-доброму, там все мирское,
Как будто бы в республике другой.

Мы все их любим, очень уважаем,
Приятно было с ними время проводить,
На посиделки собираться вечерами,
В Карелию с экскурсией ходить.

Поклон вам, добрые, хорошие соседи,
Пусть Бог вам души ваши сохранит,
А память в этой письменной беседе
Меня к вам в Рощино на время возвратит.

Соседи прямо – там свои устои,
Там три сестрицы были во главе,
Семья большая, все размеренно, в покое,
Обед и карты на большом столе.

Ходили к ним мы мудрости учиться,
Там патриарший русский дух.
Три мудреца… а ведь могли ужиться,
Родная кровь, родная речь не режет слух.

Года прошли, и все переменилось,
На смену молодость старейшинам пришла,
И в южном вихре быстро закружилось,
И жизнь уже по-новому пошла.

Все русское пропало, растворилось,
И в доме все поднялось кверху дном,
И энергичное дитя родилось,
И все уже зациклилось на нем.

Руслаша – парень с карими глазами,
По скорости за ним никто не успевал,
Не лазал с детства по карманам за словами
И матом всех за пояс затыкал.

Все перемелется и встанет все на место,
И будет снова в жизни хорошо,
А что грядет – нам это неизвестно,
И возраст тоже к мудрости ведет.

Сейчас мы с Тимой часто вспоминаем,
Что пережили за пятнадцать лет.
Мы в мыслях часто в Рощино бываем,
А съездить снова – силы уже нет.

И как-то сразу все болезни навалились,
Скрутили нас в бараний рог,
А раньше по лесам носились
За ягодами, за грибами, не жалея ног.

Леса на перешейке – природы чудеса,
Цветущий вереск, белый мох,
Душистая еловая, сосновая краса,
Здоровьем наполняла каждый вздох.

Мы много времени в лесах перебывали,
Казалось, что здоровьем запаслись,
Но есть еще судьба – о ней мы забывали
И что года со скоростью неслись.

Так хочется, чтоб все вернулось снова,
Надежду будем сохранять,
Ну а пока лишь остается дома
Что сердцу мило вспоминать.