Галина Точилова
Записки блокадницы
6.4.3. Шпионы
Через границу с Польшей в районе Багратионовска шпионы шли довольно регулярно. Их целью был военный аэродром в Нивенске, а чаще транзит в глубь страны. Поляки беспрепятственно пропускали их к нам.
– Почему вы это делаете?
Поляки отвечали:
– Они идут не к нам, а к вам. Вот вы их ловите и с ними разбирайтесь.
Наши пограничники их и ловили, обычным делом была проверка документов пограничниками в рейсовом автобусе.
Баба Лена рыбачила на речке. Вдруг смотрю, а баба Лена бежит как нахлестанная, удочки не смотанные, развеваются на бегу.
– Что приключилось?
– Шпион!
– Что еще за шпион?
– На речке подошел ко мне мужчина и попросил прикурить.
– И ты дала?
– Да, а минут через пятнадцать нагрянули пограничники и интересуются этим прохожим, оказался шпионом!
– Это пограничники тебе сказали?
– Сама догадалась.
– Ну-ну.
А еще по гарнизону болталась повсюду Танька-дурочка, всегда прижимая к себе потрепанную куклу. Однажды матросы растрепали Таньку, ее кукла при этом выпала у нее из рук, упала на бетонку и раскололась, а в ней оказался спрятанный передатчик. Так волею случая была раскрыта весьма талантливая шпионка. Она настолько правдоподобно выдавала себя за дурочку, что никто и подумать не мог, что она нормальная.
Разоблачить-то ее разоблачили, но неизвестно, какие сведения она успела узнать и передать, ведь местоположение военного аэродрома не составляло большого секрета. А что было ценно для разведки?
6.4.4. Пянкин
Иван обиделся на Юрку Кричака за то, что тот притащил замполита, чтобы продемонстрировать ему, как надо делать боевой листок, тогда, когда был разрисован трудный путь пьяного Пянкина из Нивенска домой. Он шел, поскальзывался и падал, отбив себе при этом всю задницу.
Чудаковатым Иван был не только в пьяном виде, но и трезвым. Он отличался своеобразным смехом – какая-то помесь ржания с петушиным криком. Баба Лена, услышав его хохот, тоже не могла удержаться от смеха.
Как-то он заставил свою жену Еву гладить мокрую рубашку прямо на нем, не снимая. Ева возразила:
– Вань, так не делают, сними ее.
– Гладь, растака-мать, тебе говорят.
Она послушно погладила и, конечно, его ошпарила так, что ожог еще потом долго держался и чувствовался.
А еще он, простудившись, попросил жену поставить ему банки. Маленьких медицинских не оказалось, и тогда он велел использовать двухлитровую банку, которая втянула в себя всю кожу с его спины. От боли он орал, и, чтобы спасти его, банку пришлось разбить.
Однажды нетрезвый Иван явился домой весь в слезах.
– Лучшего друга переводят очень далеко, теперь не увидимся.
Он сорвал со стены плащ и в сердцах бросил его на пол, за ним последовала детская ванночка. Далее висел огнетушитель, который оказался тяжелым. Стукнувшись о бетонный пол, он сработал, заливая все пеной. Кричаки выглянули посмотреть, что за шум. Иван развернулся в сторону щелкнувшей двери и окатил их пеной, Кричаки дверь захлопнули. В итоге весь пол был залит огнетушительной пеной, а также пострадала шинель. Утром на следующий день на построении пятна от пены отчетливо на ней проявились. Командир:
– Пянкин, выйди из строя и приведи себя в порядок.
Вышел, пописал на шинель, покатал ее по снегу – вроде пятна исчезли. Как подсохло, пятна проявились опять. Пришлось ему в военторге покупать новую шинель.
Во время разлива пошли Иван с Кричаком на рыбную ловлю и на булку на удочки наловили бесхозных уток. Закрывшись в кухне, они стали готовить добычу к жарке, а к ним прорывалась Танька Пянкина:
– Хочу посмотреть, какую рыбу вы поймали.
– Потом увидишь.
Также на островке узрели барана.
– Может, прихватить на шашлыки?
Однако Тимофей Васильевич их остудил:
– Вы что, рехнулись?! Советские офицеры! Скандал будет.
Они послушались, и баран остался цел и на свободе. Зато жареная утятина под бутылку пошла за милую душу.
6.4.5. Летняя страда
Вскоре мама в отпуск приехала, пошли на речку гулять. А в поле травы выше пояса уже выросли, и никто их не косит и сено не заготавливает. Тут мама, как опытный партийный работник, решила в правление колхоза пойти и председателю взбучку устроить. И права, главное, были, так как область Калининградская на первых порах в ведении Ленинграда находилась. Вот мама взяла паспорт и партбилет и, решительно встав на тропу войны, пошла.
Председатель, выслушав ее, начал оправдываться, что, дескать, с завтрашнего дня начнет сенокос. Стали мы в окно наблюдать: утро раннее немного осушило росу, и какой-то мужик, молодой, здоровенный, взялся за косу. Смотрели, как у него дело спорится, а потом что-то неладное творится – всю мокрую траву загружают в машину и только несколько валков оставляют на лугу. Пошли с мамой выяснять.
Подошли, мама строгим голосом просит предъявить документы и наряд на покос. Выясняется, что председатель заключил сделку с литовцами, исполу косить будут: одну половину оставлять, а другую себе забирать.
Мужика взяли в переплет, заставили все выгрузить назад и пошли к председателю. А он решил дать отдохнуть своим совхозникам, то есть время для пьянки выделил. Я тут рассказала, что по весне, когда корма не хватало, ученики ветки голые ломали, чтобы скотина их глодала и не голодала. А такие травы пропадали. И к кукурузе плохо отнеслись, поэтому она у них такая паршивая выросла, а мы с детьми на пришкольном участке получили шикарный урожай и сдали его совхозу, чтобы там силос заложили и коров накормили. За это потом благодарность из Ленинграда получили. Вот такие сельскохозяйственные дела были. А потом бабки из этого совхоза на рынке говорили, что к ним инспектор из Ленинграда приезжал и мужикам на время страды рты завязал.
6.4.6. Кабачок
Как-то Юра Кричак поведал, что, развлекаясь, ходили они и пугали народ с помощью тыквы. В пустой тыкве прорезали глаза, нос и рот, а затем вставляли зажженную свечку, и такую горящую морду показывали кому-нибудь в окошко.
Вот это идея! Тыквы нет, зато нашелся большой кабачок. Изготовление пугала поручили Кричаку, как опытному и знающему. Он соответствующим образом подготовил кабачок и насадил его на палку.
Испытание решили не откладывать в долгий ящик и провести его тем же вечером. Жертвой выбрали Терещенко.
Тихо подкрались и пристроили пугало к их окну. Ида Терещенко проснулась и увидала жуткий кошмар.
– Гриша, посмотри, только посмотри, что это там в окне?
– Ну, что ты там увидала? Черт возьми!
– Гриша, я боюсь, не ходи.
– Я сейчас выйду, и кому-то не поздоровится.
В немецких домах окна были лишь на фасадах, в боковых стенах их не имелось, поэтому шутники свернули за угол и спрятались. Хлопнула дверь, и Гришка выскочил на крыльцо – никого! Громко пробормотав проклятия, он, немного постояв на крыльце, удалился к себе в дом.
Посовещавшись, шутники решили, что хватит, немного попугали – и достаточно. А то неизвестно, что бешеный Гришка может отчебучить, если обидится.
В общем, забава оказалась небезопасной, и шутники решили в других местах судьбу не испытывать. Овчинка выделки не стоила. Гришка Терещенко свой, а за чужих говорить трудно. Да и не наша это забава, чужеродная. Вот кому-нибудь снежком залепить – это самое милое дело. И, главное, всем понятно, хотя и бывает обидно.
Снег тает под воротником —
Я простужусь, пожалуй!
Швырнул мне в спину снежный ком
Какой-то глупый малый!
Он просто трус и озорник,
И человек нечуткий!
Бросать снежки за воротник —
Какие ж это шутки![1]1
6.4.7. Обливание
В день Ивана Купалы тоже все настороже были, устраивали засады с ведром воды и поджидали жертву. Вся округа это знала и старалась в этот день обходить наш дом стороной. Костю из соседнего подъезда мы с Евой как-то хорошо прихватили, и много времени он выжидал, чтобы нам отомстить.
Приехала к нам на отдых мама из Ленинграда, и я ее устроила во саду ли в огороде в гамаке подремать. Вот она, почитав газетку, ею прикрылась от солнышка и задремала. Я случайно подошла к окну и вижу, что в соседнем садике что-то происходит. Позвала Еву, соседку снизу, и мы с ней стали вести наблюдение. Смотрим, Костя лихорадочно разматывает шланг и что-то затевает. Мы быстро сообразили, что он увидел – в гамаке кто-то лежит, и думал, что это я, а за мной должок числился.
И вот он торжественно включает воду и направляет из-за кустов струю на гамак. И что тут было!!! Вода холодная и льется неожиданно. Такой был вопль! Газета отлетела в сторону, и незнакомая Косте женщина заорала диким голосом:
– Галька! Прекрати сейчас же!
А из гамака и молодым сразу выбраться не удается, а тут человек в годах… Увидев это, Костя, от испуга бросив шланг и не выключив воду, вынырнул из кустов и побежал опрометью куда глаза глядят. Мы ему сверху успели прокричать счет:
– Один ноль в нашу пользу!
В результате весь сад-огород своего подъезда он залил водой, за что от всех оценку получил ту, что заслужил. И весь период пребывания мамы у нас он, как шалун-проказник, по зарослям пробирался домой, чтобы ей на глаза не попасться. И обязательно кто-то это засекал и улюлюкал ему вслед.
Другой эпизод. От нашего дома к болоту был спуск по склону, покрытому мягкой душистой травкой, и там мы иногда загорали, пока наши хлопцы летали. А болотце образовалось так – еще у немцев была там сточная канава, потом она подсохла немного и превратилась в болото, если кто-то туда из живности забегал – пропадал навсегда.
Ну и вот, там расположились Ева с Верой загорать до пояса голяком – сейчас это называется топлес. А летуны на полеты собирались. На обочине машина стояла, летунов ждала, возле нее начальник ПДС метался – должников по прыжкам собирал. Время у них в запасе еще было, так что не спеша, нога за ногу, брели к машине. Выходит наш Юра Кричак на крыльцо и видит далеко: картина маслом в стиле ню – загоральщицы.
Хватает ведро с водой, сзывает зрителей на крыльцо и с подветренной стороны крадется к девчатам. Подобрался незаметно и – бух ведро воды на них. Они испуганно вскочили, наполовину голые стоят, от неожиданности рты разинули, зрителей не видят. А с них купальные трусы постепенно сползают. Девчата еще за Юркой кинулись бежать, но того не догнать – в машину скок, и все. Довольны были все, кроме потерпевших.
6.4.8. Замполит
С замполитом у меня сложились сложные отношения. Началось с того, что он приказал мне купить пакет государственного займа. Я возразила:
– Мой муж уже купил.
– Это он, а ты?
– А у меня своих денег нет, только мужние.
– А другие жены покупают.
Я пожала плечами:
– Предлагаете мне обезьянничать?
– Не обезьянничать, а проявить патриотизм.
– Наша семья его уже проявила, – отрезала я.
Но замполит этот разговор запомнил.
Как-то раз он заявляется, меня вызывает и приказным тоном объявляет:
– Надо бригаду собрать и совхозу идти помогать, а то они урожай собрать не успевают, рук не хватает.
– Хорошо! Будет сделано!
Собрала женщин из трех домов, и пошли на горушку в совхоз помогать. Пока шагали по полям и огородам, все смотрели, усталых работников узреть хотели. Кому помощь нужна – непонятно, всюду ни души. Все на завалинке у магазина сидят, уже никакие. Напились и, нас увидев, удивились:
– Ну, посмотрим, как офицерши будут работать!
Я говорю:
– Мы пришли не за вас работать, а вам помогать. А в поле никого не видать, и нам там делать нечего.
Председатель стал меня увещевать, что, дескать, у них выходной, а вы за них поработайте. Я ему кукиш показала, мы развернулись и восвояси удалились. Замполиту они свою версию рассказали, и он пришел нам нотацию читать. Я сказала:
– Помощь оказать – всегда пожалуйста, а пьяни зрелище устраивать – не выйдет!
Тихо-мирно сидим, кто на скамеечке, кто на крылечке. Вдруг едет на велосипеде замполит. Кричит:
– Девочки, здравствуйте!
И мы хором:
– И вы не хворайте!
– Что-то у вас затишье какое-то, никто никого не поливает.
Отвечаем:
– Некого, все персонажи на аэродром на полеты поехали. И вы туда же?
– Да.
– Вот узнайте, будут ли полеты. Если нет, то подготовим им встречу.
Уехал. Собрались мы в кружок и обсудили, какую ему встречу на обратном пути организуем. Самая молодая и проворная, гибкая, как пантера, Женя Кричак должна с ведром воды в придорожных зарослях трын-травы укрыться, затаиться. Мы же речами сладкими его снимем с велосипеда и окрестим по высшему разряду. Выставили дозор в окошке на крыше, все в готовности номер один. Вдруг из кустов Анжелка смущенно сказала:
– Как бы не рассердился, ведь все же замполит.
– Сам напросился.
Настал момент – дозор дает сигнал, партизаны по местам! Едет, его окликаем, словесами с велосипеда снимаем, разговорами всякими занимаем. Про цирк заговорили, а там каждый номер восклицанием начинают – алле гоп! Это сигнал, и Женька на него ведро воды выливает. Съежился, испугался, «как кур в ощип попался». Я ему на подносе рюмочку вынесла и хлеб с солью, как положено уважаемых людей встречаем. Укоризненно на нас взглянул, лишнюю воду изо рта выплюнул, сел на своего коня и подальше от греха покатился, а мокрый след за ним тащился.
Ему вслед прокричали:
– До скорого свиданьица!
А что ответил, не слыхали. Наверное, не хотели, или неприличные слова в сторону улетели. Можно сказать, проявили полное неуважение к его высокой должности.
6.4.9. Первое апреля
Я была большим мастером по первоапрельским розыгрышам. И первым, кто попадался мне под руку, был муж.
– Тима, соседка Ксения жаловалась, что у нее на кухне лампочка искрит, и просила тебя прийти и посмотреть.
Он прихватил инструменты и направился к выходу, и вдруг возвращается. Ну все, видно, почувствовал подвох.
– Ты чего?
– Надо на всякий случай галоши надеть.
– Вот это правильно.
Ушел, а через некоторое время послышался хохот Ксении, которая сразу поняла, что это был первоапрельский розыгрыш.
Отправилась я в соседний подъезд – Володю поздравить с апрелем. Еще не знаю как, но по ходу придумаю. Спускаюсь по лестнице, а ребята из нижних комнат спрашивают:
– Галя, ты куда?
– Пойду Володьку с праздничком поздравлю!
– Не ходи, ничего не выйдет – он только что тут был и думал, как бы тебя поздравить, так что он настороже.
– Ничего, – говорю, – выходите на крылечко, я его принародно поздравлю.
Так и сделали, зрители гурьбой стоят, ждут. Я поднялась на несколько ступенек к ним и кричу его жене:
– Вера, Вера! Выйди скорей!
Выскочил Володька вперед нее:
– Что случилось?
Я говорю:
– Кто-то вашу курицу подбил, и она падает на крыло, наверное, концы отдает.
Знаю, Володька – запорожский хохол, и жаль ему животину будет, и точно, кубарем скатывается с лестницы. А я ему говорю:
– Пока жива еще, ее зарубить надо.
– Да, обязательно! Чтобы не пропала!
Вернулся, схватил топор и бежит. Выскакивает на крыльцо, уже от жадности и зрителей не видит, бежит к курятнику.
– Где? Где?
– А вот там, с Первым апреля!
Он как вкопанный встал, ничего не понимая, но дружный хохот с нашего крыльца привел его в себя. И он с досады и печали так хватил топор оземь, что только щепки деревянные брызнули в разные стороны. И топор в сторону улетел, а сам прыгал, как шаман, и орал:
– Вот дурак, вот дурак! Ведь знал и расслабился!
Я ему пожала руку и удалилась. Зрители были очень довольны, и до самого вечера не умолкал хохот.
6.4.10. Маски
Баба Лена из Ленинграда прислала маски: Бабы-яги, черта, кота и лисы. И, конечно, самой забойной оказалась маска Бабы-яги. Маски есть, значит, их следует надеть и навестить соседей.
Первым опробовал маску Бабы-яги мой старший сын. Есть фотография, где он дома у елки что-то протягивает младшему, а тому хочется взять и очень боязно.
А потом он захватил маску Бабы-яги в школу. Одноклассник брата Ванька Марков на школьной елке был весь поглощен разворачивающимся действом и даже радостно приплясывал на месте. И вдруг внезапно на его плечо легла тяжелая рука. Обернувшись, он увидел Бабу-ягу и сперва замер в испуге, а потом закричал:
– Отойди, уходи и не трогай меня!
И хотя сын Ваньку отпустил, праздник для того закончился, теперь он только следил за Бабой-ягой, и ничто больше его не интересовало. А вдруг она снова окажется за его спиной, а это так страшно.
Но, конечно, взрослые посчитали, что маски присланы для них. Маску Бабы-яги захватила я, как главарь, инициатор и вдохновитель проказ. Поверх одежды я напялила на себя мужнее светлое исподнее белье, мои подельники также вырядились соответствующе.
И пошли мы по знакомым. Первыми навестили соседей через дом. Конечно, нас никто не узнал, а когда я начала тискать и щупать женщин, те, смеясь, запротестовали:
– Левка, перестань!
Так вот чем занимается Левка в свободное от службы время! Потом направились к сослуживцам Володьки Сбарского, которому досталась маска черта. И только ему открыли дверь, как он сделал выпад игрушечной шпажкой. Но там народ оказался непугливый, его схватили за маску, расцарапав лицо.
В результате маска была сорвана, и началось братание. Мужчины за Новый год пропустили по рюмке, а я от выпивки отказалась, молча сделав отрицательный жест рукой. Я не стала расшифровываться, своей маски не сняла и голос для опознания не представила.
Конечно, в таком тесном обществе полностью сохранить анонимность невозможно, но это потом, а пока я осталась неузнанной. Это было полезно для новых возможных визитов, а так пошли неясные глухие слухи, что шалит нечистая сила. И даже мужичков наших я сумела завербовать себе в помощники.
А их и вовсе заколдовывать не надо, они и сами рады пошалить и подурачиться, кого-нибудь разыграть. А тут им такая прекрасная возможность представилась.
6.4.11. Кто первый
Казалось бы, самая простая детская игра: кто удачнее бросит кубик, тот и выигрывает. Беги себе без забот и затей. Никакой тебе игры ума.
Однако разработчики этой игры установили правило, сделавшее ее остросюжетной и занимательной, – чужую фишку можно съесть. Если вы выкинули кубик, а на поле, куда вы должны поставить свою фишку, находится чужая, то вы ее снимаете и отправляете на исходную позицию, то есть владельцу съеденной фишки все придется начинать сначала – выкидывать шестерку для выхода на круг, а затем вести ее дальше, в общем, снова-здорово.
Когда кто-нибудь вел последнюю фишку, за ней начиналась настоящая охота, и, если ее удавалось съесть, это событие отмечалось радостными возгласами. Дело доходило до семейных ссор. Иван Пянкин, предвкушая свою победу, вел последнюю фишку, когда ее съела его жена Ева.
– Ты зачем меня съела, растака-мать?
– А ты бы тогда выиграл.
– Вот и хорошо.
– Но, Вань, я тоже хочу выиграть.
– Могла это сделать и в следующий раз.
– А хочу сейчас.
Пянкин смерил жену недобрым взглядом. В эту партию игры никто из Пянкиных не выиграл.
Партия обычно продолжалась более часа, и за вечер удавалось сыграть несколько партий, поскольку на игру уже была очередь. Потерпевшие неудачу выбывали, а на их место включались новые игроки, нетерпеливо ожидавшие своего часа. Я всегда была в этих играх заводилой, а вот муж Тима в них не участвовал.
Игра была настолько захватывающая, что о картах, очень популярных в офицерских кругах, никто и не вспоминал. Игра была куплена для подростка, но он смог сыграть в нее уже значительно повзрослевшим, поскольку в Нивенске она была оккупирована исключительно взрослыми.
От частого использования игральная доска поистерлась, а попытка купить новую потерпела неудачу, поскольку в Ленинграде игра «Кто первый» очень быстро разошлась. Поэтому подновлять игральное поле приходилось кустарным способом.
Традицию игры в «Кто первый» продолжили техникумовские соученики Валика. Запомнилось, что Бабуля – приятель Валика по техникуму Боб Ледянкин – на удачу тряс кубик в тапке. Играли также с азартом.
6.4.12. Операция «Дрова»
Соседке из дома рядом Зойке Борисенко привезли дрова и свалили кучей во дворике. Там они и лежали, привлекая к себе чужие взгляды. За домом был немаленький огород, доходивший до бетонки шоссе.
Итак, идея забавы родилась и под покровом ночи нашла свое воплощение – орава шутников перенесла дрова за бетонку и сложила их в аккуратную поленницу.
Утром Зойка проснулась, а дрова бабай унес. Она в крик, а соседи ей и говорят:
– Видели за бетонкой поленницу дров. Не твои ли?
– Наверное, мои. Но как они туда попали?
– Как, как? Ветром унесло.
– Пойду посмотрю.
Сбегала, посмотрела.
– Ну и как?
– Без сомненья, мои. И как их туда черт унес?!
– Прямо уж черт, кто-то поближе.
– А мне не легче.
– Без чертовщины легче.
Тут, конечно, вмешались шутники.
– Поможем по-соседски перенести назад, готовь бутылку.
Перетаскивали умышленно медленно, показывая всем своим видом, какое это тяжелое занятие – таскать поленья, хотя ночью все это проделали весело и увлеченно.
Когда процесс перетаскивания был завершен, это отметили бутылкой. На закуску были тоненькие ломтики черной редьки, посыпанные солью и политые растительным маслом. Моя мама водку на дух не переносила, но редьки вместе со всеми отведала.
Тима в этих забавах не участвовал, считая, что это не к лицу офицеру и коммунисту, да и по возрасту он был старше. Заводилой была, как всегда, я.