Фридрих Герштеккер
Луговые разбойники
Глава XIII
Засада
После ухода Уэстона оба гостя Аткинса вольготно расположились возле камина, наслаждаясь теплом и уютом. Куртис на минуту встал и подошел к двери, рассматривая небо, по которому проносились обрывки желтовато-грязных туч, гонимые сильным ветром. Тучи с минуты на минуту становились все гуще и чернее.
– Пожалуй, ко всем сегодняшним нашим затруднениям присоединится еще и буря, – сказал он, выглядывая на двор. – Погода окончательно портится!
– Да, – подтвердил Аткинс, – когда я лет шесть назад жил в Уайт-Риверс, памятный ураган, причинивший массу бедствий краю, начинался именно так!
– А разве шесть лет назад вы обитали в Уайт-Риверс? – спросил Кук.
– Да, я жил там, милях в двух от большой дороги!
– Значит, как раз в то время, когда повесили отцеубийцу Уотлея?
– Нет, я прибыл туда через месяц после его казни, – ответил Аткинс.
– Должно быть, регуляторы Уайт-Риверс шутить не любят! – заметил Куртис. – А как звали того знаменитого конокрада, которого повесили эти джентльмены?
– Не знаю, – отвечал Кук. – Во всяком случае, я не порицаю их за слишком суровые меры. Ни один порядочный человек не может и не должен питать ни капли жалости к гнусным конокрадам. Не так ли, Аткинс?
– Ну, на этот счет я несколько иного мнения! – возразил тот. – Однако соловья баснями не кормят; не хотите ли закусить, джентльмены? Я сейчас пойду и…
– Не беспокойтесь, ради бога! – удержал его за руку Куртис. – Мы плотно пообедали и можем спокойно подождать ужина. Не церемоньтесь с нами, мистер Аткинс, я думаю, вам вовсе теперь не до угощений!
– Действительно, в доме такая суматоха, что можно голову потерять от беспокойства и забот!
– Что же, вашему сыну не легче?
– Нисколько. Да и странно было бы ожидать иного. Когда у крошки целых одиннадцать докторов, да еще в юбках, толку ждать не приходится. Если сынишка после такой переделки останется живым, ему всю жизнь больше нечего будет бояться никаких бедствий и болезней. Выйти невредимым из рук таких врачей – это чего-нибудь да стоит! Схожу-ка я за свечкой, а то скоро совершенно стемнеет. Ишь, ветер как завывает!
С этими словами Аткинс вышел из комнаты, а регуляторы остались одни и могли без помехи поговорить.
– Право, мне жаль, что Аткинс связался с конокрадами! – заговорил первым Кук.
– Тсс! Нас могут услышать! – заметил Куртис почти шепотом. – Мне и самому досадно. В сущности, Аткинс вовсе не злой человек и, сказать по правде, всегда был мне симпатичен, хотя у него скверная привычка смотреть на всех каким-то подозрительным взглядом, исподлобья, что по временам производит крайне неприятное впечатление. Точно он постоянно боится разоблачения!
– Но как решат его судьбу регуляторы? – задумчиво произнес Кук. – Мне лично не хотелось бы увидеть его на виселице. Конечно, Аткинс заслуживает сурового возмездия за свои подлые делишки, но его следовало бы пощадить, хотя бы из сострадания к жене и ребенку!
– Ну, это слабый аргумент защиты! – рассмеялся Куртис. – Тогда любому негодяю, чтобы избежать наказания, стоит только жениться. От петли-то он, пожалуй, отвертится, но все-таки…
– Тс! Он возвращается! – прошептал Кук.
В комнату действительно вошел ничего не подозревавший Аткинс со свечою. Ею он зажег дрова в камине.
– Мерзкая погода! Так и жди, что ветер снесет крышу! – сказал он, поправляя начавшие разгораться поленья. – Если ветер не разгонит тучи, через несколько минут разразится гроза. Что, много регуляторов отправилось на собрание в Литл-Джен? – спросил он, усаживаясь в кресло.
– Не очень, – спокойно отвечал Кук. – К нам приехал один иностранец, жаловавшийся, что у него украли лошадей.
– Уж не канадец ли? Он был у меня недавно и расспрашивал о своих лошадях, но что я ему мог сообщить? – пожал плечами Аткинс.
– Конечно! Вы ведь этих лошадей и в глаза не видали, не так ли? – спросил Куртис, пристально глядя хозяину в лицо.
– Ну разумеется! Как я мог их видеть, когда уже несколько дней не выхожу из дому! – ответил Аткинс, удивленный вопросом. – Конокрады не имеют к тому же привычки показывать всякому украденных лошадей!
– Само собою разумеется! – улыбнулся Кук. – Отчего это так разлаялись ваши собаки?
– Может, кто-нибудь из регуляторов завернул к вам укрыться от грозы? – высказал предположение Куртис.
– Весьма вероятно! – отозвался Аткинс, подходя к дверям. – Цыц, проклятые, марш на место! – прикрикнул он на собак и вышел на двор.
– Должно быть, пришел Стефенсон! – шепнул Кук на ухо своему товарищу. – Неудачно он выбрал время. Тем не менее нам нужно оставаться, пока пройдет гроза. Каково-то сейчас нашим друзьям в такую непогодь торчать в камышах!
– Далеко ли отсюда до Фурш Лафава? – спросил со двора чей-то голос.
«Что за дьявол! – подумал встревожившийся Аткинс. – Неужели второй табун? Странно, ведь Джонс говорил, что его пригонят лишь на будущей неделе!»
Тем не менее он вышел на двор и поспешно приблизился к изгороди, у которой увидел закутанного в плащ всадника на белой лошади.
– Фурш Лафав протекает недалеко отсюда! – ответил он. – Как вас зовут, джентльмен? Я – Аткинс.
– Хороши ли окрестные пастбища? – спросил, понизив голос, незнакомец.
– Откуда вы? – в свою очередь, спросил шепотом Аткинс, все более тревожась.
– Я хотел бы выпить стакан воды!
– Черт возьми! Джонс уверил меня, что вы не успеете приехать ранее будущей недели. Почему же вы прибыли так рано?
– Послушайте, – зашептал незнакомец, нагибаясь через изгородь. – Загоним поскорее лошадей, со мной прибыл еще конюх. Скоро разразится гроза!
– Дождь ничего не сделает вашим лошадям, а у меня сидят два гостя, которых я не могу оставить!
– Так-то так, но если мы немедля спрячем лошадей, то дождь окончательно смоет все следы!
– Правда. А сколько с вами лошадей?
– Три.
– Джонс уверял, что будет семь!
– Остальных пригонят завтра вечером. Я не повел всех сразу из опасения оставить слишком много следов!
– А нельзя ли отправить лошадей раньше с вашим конюхом?
– Конечно! Он все знает…
– И дорогу к Миссисипи?
– Да, мы только что…
Всадник чуть-чуть не проговорился, но вовремя спохватился и продолжал:
– Мы только что прибыли с запада, но этот малый бывал и на Миссисипи. Поспешим, дождь уже накрапывает!
– Подождите минутку, я только предупрежу, что вы просите у меня приюта на ночь. Эй, кто там? – закричал Аткинс, увидев какого-то человека, подходившего к изгороди. – А, это вы Уэстон! Тут прибыли лошади. Понимаете?.. Так отведите их в надежное место, а потом приходите в дом. Я не могу сам идти и заставлять регуляторов так долго ждать себя.
– У вас в гостях регуляторы? – встревожился незнакомец.
– Да, они попросились переночевать у меня на ферме, – успокоил его опасения Аткинс. – Нужно переждать грозу. Даже если вашим лошадям придется стоять по брюхо в воде, так будет лучше, к тому же тем незаметнее следы!
– Да разве вы думаете, что они стоят в реке? – спросил незнакомец. – Я оставил их на окраине поля.
– О, черт бы вас побрал! Отчего же вы не поставили их в обычное место, известное всякому, кто здесь бывает?
– Не забудьте, что я впервые еду по этой дороге!
– Ну, делать нечего! – с досадой произнес Аткинс. – Придется загнать их сейчас же, а то следы останутся вблизи моей изгороди. Уэстон, проведите джентльмена к задней калитке. Я всего на минутку загляну в дом и сейчас же вернусь!
Входя в комнату, он сказал сидевшим у камина регуляторам:
– Простите меня, что я покинул вас! Там какой-то незнакомец верхом и просит у меня приюта вместе с лошадью. Он сейчас придет сюда. Буря разыгрывается не на шутку…
– Действительно! – отозвался Куртис, подходя к окну. – Как красиво освещает молния все окрестности.
– Джентльмены, пожалуйте сюда, к огоньку! – засуетился с каким-то странным беспокойством Аткинс. – Что вы стоите на сквозняке? У камина гораздо приятнее.
– Да, да! – согласился Кук, с удовольствием греясь у огня. – Идите-ка, Куртис, сюда, пусть буря воет сколько угодно, нам она нипочем!
– Нам действительно приходится только благодарить судьбу за то, что мы оказались в теплой комнате, вместо того чтобы мокнуть под дождем! – сказал Куртис, отходя от окна и беря со стола бутылку с виски. – Эй, Аткинс, куда вы опять уходите?
– Я уйду всего на несколько минут проведать жену. Вы же знаете женщин, они страшно боятся грозы. Я скоро вернусь!
Сказав это, хозяин вышел из дому, закрыв дверь на задвижку, и поспешил к задней калитке.
Регуляторы переглянулись. Кук быстро вскочил и шепотом сказал:
– Куртис, смутное предчувствие не дает мне покоя. Эта ужасная ночь нагоняет на меня страх. Воображаю, как перемокнут наши приятели в камышах!
– Ничего не поделаешь! – отозвался Куртис, внимательно осматривая комнату. – Посмотрите, над каждой дверью висит по винтовке. Какая предусмотрительность! Приняты все меры предосторожности. По-моему, следует сделать так, чтобы наш почтенный хозяин не использовал их против нас самих!
Говоря это, Куртис влез на стул и снял обе винтовки.
– Ого, обе заряжены! Нет ли еще какого-нибудь оружия в комнате?
– Не видно! – ответил Кук. – Разве запрятано где-нибудь?
– Поройтесь-ка в кровати, под подушками!
– Ничего нет! Ага! Вот пара пистолетов, прекрасно!
– Поосторожнее с ними! Быть может, курки ослабли, и тогда они могут выстрелить сами, от малейшего сотрясения!
– Не беспокойтесь. Я на все четыре полки и у винтовок и у пистолетов напустил слюны. Теперь ни те ни другие уже не выстрелят!
– Пожалуй, ветер и впрямь сорвет крышу. Меня не на шутку начинает беспокоить проклятая непогодь! – сказал Куртис. – Не лучше ли было бы отложить наше предприятие до другого раза?
– Черт возьми, мне тоже не по себе! – отозвался, шагая по комнате, Кук. – Из-за воя ветра можно и не расслышать условленного свиста.
– Отступать поздно. Придется до конца выполнить возложенное на нас поручение. Ничего нет тревожнее неизвестности! Хоть бы начать действовать поскорее! Тс! Вы ничего не слышали?
– Нет, а что? В такую бурю трудно что-нибудь расслышать! Мне от души жаль старика Стефенсона и его сына, которым приходится возиться под ливнем с лошадьми! Бедняги долго не забудут нашего Арканзаса!
– А где канадец? Он тоже вместе с ними в тростниках?
– Нет, он остался с нашими товарищами и исполнит свой долг, когда понадобится. Слышите?
– Ничего не слышу. Что-то скажут женщины?
– Что нам за дело до них! Жаль только, что мальчик Аткинса заболел именно теперь.
– Мы-то тут ни при чем. Боже мой! Свист! Внимание, Кук!.. Развязка приближается; это начало конца.
В то самое время Аткинс прошептал человеку, стоявшему с Уэстоном возле задней калитки:
– Пошли скорее! Вот перегоним лошадей и будем совершенно спокойны: буря уничтожит все следы…
– Перестаньте, успеете наговориться, когда окажемся под крышей, – проворчал сердито незнакомец, – теперь не время болтать; если бы я предвидел, что разразится гроза, то предоставил бы это дело другому. Того и гляди, схватишь воспаление легких!
– Где же лошади?
– Там, у изгороди, под присмотром моего сына, если только не унес их ливень.
В то же мгновение Стефенсон (он и был старик незнакомец) приложил два пальца к губам и тихо, но резко свистнул.
– Что это вы делаете? – спросил с удивлением Аткинс.
– Что? Зову! Разве не слышите? Он мне ответил с той стороны; значит, жив. Где вход в тайник?
– Немного повыше, мы теперь недалеко от него. В другой раз, когда вас пришлют с лошадьми, поднимитесь шагов на сто вверх и войдите в ручей. Заметьте это место.
– Какого дьявола заметишь тут, когда света божьего не видать! Я и руку-то свою вижу только при свете молнии. А-а, вот и сын! Иди сюда, Нед! Очень рад, что ты цел и невредим.
– К счастью, отец! Но в такую погоду немудрено отправиться на тот свет. Я весь закоченел.
– Ну, полно, невелика беда, скоро обогреемся. Ступай за нами. Что, лошади не очень бились?
– Нет, только вороной все пугался молнии.
– В такую погоду и человек чувствует себя не особенно спокойно, не то что животное!
– Проходите за мной, господа! – сказал Аткинс.
– А далеко ли до тайника?
– Осталось шагов сто, не более!
Новая молния ярко осветила окрестность. При ее свете Стефенсон успел разглядеть внутреннюю, вторую изгородь, обвешанную связками тростника.
– Осторожнее, здесь навалены пни! – предупредил хозяин. – Сейчас я отворю калитку, ступайте за лошадьми!.. Что вы делаете?.. Измена!
Аткинс совершенно растерялся. Стефенсон, не дослушав его последних слов, громко свистнул, и при свете новой молнии перепуганный конокрад увидел толпу людей, бежавших к нему. Вдруг он почувствовал, что чья-то сильная рука хватает его за ворот. Однако сознание страшной опасности придало разбойнику новые силы и помогло ему опомниться от остолбенения. Он резким движением вырвался из рук Стефенсона и бросился бежать.
Уэстон, сразу поняв, что они попались в ловушку, бросился вслед за Аткинсом по той же тропинке. Надеясь на знание местности, беглецы рассчитывали скрыться благодаря ночной темноте, но при блеске почти непрерывно сверкающих молний увидели, что все пути впереди охраняются часовыми. Тогда оба повернули назад и, преследуемые по пятам регуляторами, помчались к дому, решив проскользнуть между строениями и скрыться в лесу с противоположной стороны.
Пробегая уже между пристройками, Уэстон услыхал вправо от себя какие-то крики и возню, а впереди так отчетливо раздавалось эхо криков преследующих, что он принял их за новую засаду и, вне себя от отчаяния, бросился в первую попавшуюся дверь, ведущую, как оказалось, в помещение, где находились женщины с больным малышом.
При виде внезапно появившегося мужчины женщины повскакали со своих мест, напуганные не столько внезапностью появления, сколько ужасом, написанном на лице молодого конокрада.
– Спасите, спрячьте меня куда-нибудь! – пролепетал он, чтобы перевести дух.
– Что случилось, Уэстон? – спросила, вся дрожа, миссис Аткинс.
Уэстон не успел ответить, как послышались чьи-то быстрые шаги. Разбойник моментально скрылся под кроватью, и как раз вовремя: на пороге показался разгоряченный преследованием канадец.
– Где он? Куда он скрылся? Я видел, что он вбежал сюда!
– Кого вам надо? Чего вы врываетесь ночью в чужой дом, да еще командуете? – спросила негодующим тоном одна из женщин, знавшая, с кем ведет дружбу хозяин дома. Не дав ошеломленному внезапным исчезновением беглеца канадцу опомниться, она бесцеремонно вытолкала его за дверь и заперла ее на задвижку.
Затем в комнате поднялась невообразимая суматоха, женщины все разом заговорили, задавая друг другу всевозможные вопросы и строя всякие предположения по поводу только что произошедшей сцены.
В это время в дверь громко постучали.
– Простите, сударыня, что я беспокою вас! – раздался за дверьми голос, по которому миссис Аткинс с ужасом узнала Брауна. – Не приходил ли сюда к вам молодой человек?
Тут та же соседка поспешила на помощь хозяйке, почти потерявшей сознание от ужаса. По странной логике, свойственной женщинам, ей почему-то не захотелось сказать правду, и в то же время, не желая лгать, она отделалась уклончивым ответом.
– Удивляюсь, как это вы решаетесь ночью беспокоить дам и больного ребенка расспросами о каком-то молодом человеке!
Браун, удовольствовавшись таким ответом, отошел, а миссис Аткинс, с отчаянием ломая руки, бегала по комнате. Она прекрасно поняла, что недаром явился в такой неурочный час этот Браун, недаром так перепугался Уэстон. Очевидно, темные делишки ее супруга стали известны регуляторам, и ему уже нечего ждать пощады.
Между тем оба регулятора, сидевшие в комнате, приготовились к появлению хозяина, заслышав голоса и шум на дворе. Действительно, Аткинс не замедлил появиться. Он решил захватить на всякий случай свое оружие и не сдаваться без сопротивления в руки ожесточенных регуляторов. Но, вбежав, Аткинс увидел, что обе винтовки находятся в руках его врагов. Тогда он оттолкнул Кука и бросился к постели, где лежали пистолеты. Кук тем временем загородил дверь.
В бешенстве Аткинс взвел курок, прицелился и нажал спуск. Увы! Курок щелкнул, но выстрела не последовало. Тогда Куртис и Кук бросились на него и крепко связали веревками.
– Оцепите дом и не впускайте никого. Второй разбойник может удрать отсюда и предупредить сообщников! – скомандовал Браун товарищам, входя в комнату.
Браун, прошептав несколько слов вошедшему с ним Стефенсону, собирался уже выйти из комнаты, как перед ним, точно из-под земли, вырос какой-то человек, с горящими страшным внутренним огнем глазами, до ужаса грозно сверкнувшими в полутьме.
– Ассовум! – в изумлении отступил Браун. – Откуда ты?
– Я привел с собой друга вон этого! – указал индеец на связанного Аткинса.
– Кого именно?
– Джонсона! Трусливая собака, боясь Ассовума, хотел убить его исподтишка. Вот отравленные стрелы, которыми он намеревался гнусно подстрелить краснокожего во время отдыха!
– Мерзавец будет наказан по заслугам! – ответил Браун. – Но где ты пропадал до сих пор, друг мой?
– Белый брат, конечно, не думает, как другие, что Ассовум бездействовал? Я знаю убийц Гитзкота!
– Браво, мой друг! – радостно воскликнул Браун. – Кто же они?
– Джонсон и Роусон!
Если бы в эту минуту в дом ударила молния, регуляторы не были бы так поражены этим, как сообщением индейца.
– Не может быть! – воскликнул Браун.
– Краснокожий никогда не лжет! – с достоинством произнес Ассовум. – Его язык скорее отвалится, чем изречет неправду! Кроме того, бледный человек – сообщник конокрадов!
– Ты уверен, Ассовум? Отчего же ты раньше не сказал нам об этом?
– Я полагаю, Роусон причастен и к смерти Алапаги, и хочу окончательно убедиться в этом. Если бы Ассовум сказал раньше белым о преступлении проповедника, они попросту повесили бы его, не заботясь о втором преступлении. Ассовум – мужчина и вождь! Он сам хочет отомстить за смерть жены!
В это время в лесу раздался крик совы, повторившийся три раза через определенные промежутки времени.
– Что это? – спросил Браун. – Сигнал чей-нибудь или действительно крик совы?
– Вот этот знает лучше! – ответил Ассовум, указывая на затрепетавшего при сигнале Аткинса, и сам повторил тот же крик. Однако ответа не последовало, и Аткинс, улыбнувшись, повернулся спиною к Брауну.
Вскоре вновь раздался пронзительный крик: Вильсон и Бариль схватили Уэстона, принявшего наступившую тишину за отъезд регуляторов и намеревавшегося скрыться в лесу.
Через несколько минут снова показался Ассовум с двумя регуляторами, несшими связанного Джонсона. Вся почтенная компания, за исключением Коттона и Роусона, таким образом, оказалась налицо.
– Теперь дело за бледнолицым! – сказал Ассовум.
– О ком еще говорит индеец? – поинтересовался Стефенсон.
– Завтра вы увидите его! – ответил Браун. – Надеюсь, вы погостите у нас денек-другой. Нам очень бы хотелось, чтобы вы присутствовали и на суде арканзасских регуляторов!
– Благодарю вас! А когда вы думаете провести суд?
– В понедельник утром!
– Где?
– На лужайке, в лесу, неподалеку от мельницы. Там есть, кстати, и пещеры, куда мы посадим пока этих, а позже и других пленников!
– А разве вы хотите захватить еще кого-нибудь?
– Да, Коттона и Роусона!
– Как! – вскричали с изумлением все присутствующие, не слыхавшие еще сообщений Ассовума. – Методистского проповедника?
– Его самого! – хладнокровно отозвался их командир.
– Кто же его обвиняет?
– Ассовум! – коротко сказал Браун, указывая на подошедшего индейца.
– Да, руки бледнолицего святоши обагрены кровью. Все воды Фурш Лафава не могли смыть этих кровавых пятен!
– И этот негодяй завтра женится на дочери нашего почтенного Робертса! – с ужасом заметил Кук. – Как хотите, но этому трудно поверить!
– Не может быть, чтобы этот праведный человек, – заметил Мулинс, – решился на такое гнусное преступление – убивать себе подобных!
– Теперь, господа, не время препираться о том, мог или не мог совершить Роусон преступление! – твердо сказал Браун. – Если он невиновен, ему нетрудно будет оправдаться. Теперь же поспешим к дому Джонсона, захватить его приятеля, Коттона. Ассовум укажет дорогу. Рано утром мы должны быть у Робертсов, чтобы взять Роусона и помешать его свадьбе с Мэриан!
По распоряжению Брауна отряд разделился на три части. Шесть всадников конвоировали пленников, которых повели сначала на ферму Вильсона. Двое остались на всякий случай на ферме Аткинса, а остальные во главе с Ассовумом отправились к дому Джонсона.
Наступила полночь. Из двери хижины Джонсона поспешно вышел Коттон с узелком необходимых вещей и оружием. После исчезновения Джонсона он догадался, что дело неладно, и спешил скрыться из опасного места. Запрятав лишние вещи в дупло дерева, конокрад раздул факел, поджег хижину и поспешно удалился, мысленно проклиная регуляторов.
