Евгений Геннадьевич Колупаев
Гордыня
Забежав на лестницу в башне, он понёсся вверх. Взбегая всё выше, сверху раздался звук доспехов и топот быстро спускающихся ног. Закхей не останавливаясь, продолжал бежать, лестница была узкая, бежать было некуда, кроме изредка встречающихся небольших окон. Почти встретив паладинов сверху, Закхей ловко выпрыгнул в окно. Он оказался столь высоко, что перед ним раскинулся весь Имплосеонат с окрестностями до стены и даже дальше. Он бросил свой коготь на цепи в сторону окна. Начав падать вниз, как маятник полетел к стене башни и, отцепив коготь, побежал вниз по стене башни. Тьма сочилась из него всё сильнее, оставляя шлейф, как от густого дыма. Он нёсся вниз, ближе к земле он слегка оттолкнулся от башни, бросил когти в стену, притянулся к ней со всей силы, крайне сильно оттолкнувшись от неё, и вылетел далеко вперёд. На крышу одного из домов.
– Что это? Закхей? – Гадо поражённо смотрел на вырвавшуюся изнутри одной из башен Имплосеоната фигуру человека, бегущего вниз по стене. – Он не подал сигнал, камень цел, он не разбивал его.
– Но я должен помочь ему, я уверен, что это он, больше некому.
Вокруг царит суматоха, вокруг бегают паладины, но Гадо это уже не важно. Он уверено заходит в конюшню через малую дверь и бросает горючую смесь в другом конце конюшни и поджигает её. Затем он открывает ворота и освобождает лошадей одну за другой, каждый из своего стойла.
В друг появляется конюх и замечает его, но Гадо не замечает конюха. Конюх молча сбегает оттуда.
– Быстрее! – Сам себя подгонял юноша. – Чем больше лошадей выбегут, тем проще будет Закхею выбраться. Я не знаю, что с ним случилось, но он точно вытащил какую-то реликвию, и она откликнулась ему, иначе бы он не бегал по стенам.
Лошадей было много, он продолжал открывать одно стойло за другим. Лошади выбегали наружу, пожар становился всё сильнее. Древесная конюшня быстро разгоралась. Дым валил столбом. Лошади ржали и паниковали во всю, внутри находиться становилось всё сложнее.
– Кхх-Кхх. – Дым душил сильнее и сильнее. – Мне пора уходить, больше нельзя здесь оставаться.
Он торопливо пошёл к выходу, но там конюх уже шёл вместе с несколькими паладинами к конюшне и они увидели вышедшего оттуда Гадо.
– Это он, он поджёг конюшню и выпускал лошадей. Я видел, видел сам!
Паладины побежали к Гадо.
– Ох, опять битва, три противника. Похоже придётся. – Гадо сделал вид, что он сдаётся. Как только к нему подбежали, он резко выхватил меч, спрятанный под накидкой и заколол того, никто даже не успел заметить, как это произошло. Паладин, потерявший на мгновение бдительность, стал его первой жертвой.
– Осталось двое, теперь мне будет проще убить вас.
Паладины переглянулись между собой и начали пытаться обходить его с разных сторон и заходить за спину, но Гадо даже не пытался вжаться в стену. Первый паладин приближался спереди, второй обходил сзади.
– Сзади нападёт первым, слишком предсказуемо. Даже если у меня не глаз на спине, это очевидно моему разуму. – Подумал Гадо. Его стойка была расслабленной, он чувствовал себя уверенно.
– Как только он услышал шаг с подскоком от доспеха позади, он тут же замахнулся мечом за спину, а сам сделал разворот назад и шаг на встречу, но ушёл по левое плечо паладина. Тот промахнулся ударом булавы сверху вниз и Гадо удари его в ноги, тот упал на одно колено и из-за проваленного удара упал вперёд. В этом положении Гадо с лёгкостью отрубил ему голову.
– В большинстве случаев атакующий со спины нанесёт удар сверху вниз или сделает прямой выпад. Поскольку у него булава и она не такая эффективная при прямом выпаде, противник с таким типом оружием сделает удар снизу вверх, целясь в голову, потому что думает, что его не видно и его удар будет неожиданным и фатальным. Когда твой противник правша, а это видно по тому, как он держит оружие, нужно двинуться прямо на него и уйти в сторону левого плеча, немного на искосок, ударив его в ноги. Даже если он в доспехах, он сам себя провалит вперёд, а удар по ногам заставит его упасть на колени и он окажется в положении, как на плахе, благодаря чему ему будет проще всего отрубить голову. – Вслух обсуждал произошедшее Гадо, пока первый паладин двигался напротив него по кругу. – Не знаю, кто вас учил биться, но он явно был не столь хорош, суров и жесток, как мой наставник.
Последний паладин аккуратно и настороженно смотрел на своего противника, не торопясь нападать на него.
– Чего ты ждёшь? Боишься оказаться на его месте? Хорошо, тогда давай я покажу тебе, как это делается сам. Гадо наклонился и схватил булаву у мёртвого паладина. Затем быстро пряжками стал сокращать дистанцию, сделал один замах мечом, заставив паладина уклониться назад, а затем швырнул вдогонку булаву и тот не успел увернуться от всего сразу, потеряв равновесие и упав. Тут же гадо воткнул меч в слабые части его доспеха и сразил.
– Мне пора выбираться отсюда. Зря вы решили мне помешать.
Гадо уже собирался уходить, но его заметили другие паладины, даже в суматохе бежавшие в другое место и их было больше четырёх.
– Вот засада! – Гадо развернулся и начал убегать. За ним гнались паладины, но он хотел избавиться от них прежде, чем сбежать, потому что они могут в любой момент мог встретить на пути ещё паладинов и его бы зажали с двух сторон. Теперь уже не было выбора.
Над Имплосеонатом слетались вороны, их становилось всё больше. Закхей бежал по крышам, а на улицах, внизу его преследовала стража.
На некоторые крыши впереди поднимались паладины, выходя из чердаков. Подбежав на расстояние нескольких метров, Закхей вскинул цепи снизу вверх перед собой, прыгнув немного вверх, разорвав паладина вместе с доспехом. Когда цепи сделали полный оборот, он вкинул их в обратную сторону, поразив сразу нескольких, сделал кувырок после приземления и побежал дальше. На крыши успело подняться крайне малая часть стражи, не представляя большой угрозы.
Встретив ещё нескольких на пути, Закхей просто резко развёл руками в стороны, резко схлопнув обратно, цепи с когтями вылетели в стороны и тут же схлопнулись в нескольких метрах перед ним, убив сразу пятерых, стоявших перед ним. Когти секли металл и тела, как воздух.
Закхей перепрыгивал с крыши на крышу, однако ближе к стене дома стали редеть и он спрыгнул вниз. Впереди его ждал плотным строем отряд паладинов, позади и по сторонам так же начали сбегаться паладины, священники и бежать было некуда. Его начали окружать всё плотнее. Закхей встал на месте и начал ждать, когда паладины подойдут к нему ближе. Как только его плотно окружили со всех сторон, он присел, готовясь к прыжку и в один момент прыгнул вверх, закрутившись вокруг своей оси, отпустив цепи. Однако цепей и когтей при этом стало столь много, будто они размножились на огромное количество и утянули всех стоявших в нескольких метрах от Закхея вверх, закручивая и разрывая в вихре. Так же быстро крутясь, как взлетел вверх, Закхей вернулся к земле, ударившись в неё с большой силой, в тот же момент отпрыгнув назад. Вороны крутились над тем местом, тьма сочилась из мрачной фигуры человека, стоявшего на месте. Он сложил руки, как при молитве и вороны устремились к нему. Через их стаю его стало почти не видно. Закхей напряг всё своё тело и птицы превратились в огромный смерч вокруг него, становившийся всё шире. Попавшие в него паладины тут же потерялись в этой стае, а голоса этих несчастных затихали в шуме карканья. Некоторые испугались и начали отступать. Смерч быстро разрастался в разные стороны, птиц становилось всё больше и они становились всё сильнее, за ними тянулась такая же тень, какая исходила от Закхея. Своими когтями они с лёгкостью разрывали доспехи, как рой саранчи выгрызали всех попавших в этот вороний смерч. Ветер внутри смерча стоял ураганный.
Гадо бежал туда, куда была возможность.
– Если я смогу улизнуть через узкие места, у меня будет небольшой шанс улизнуть. Они гонятся не только за мной. Большая их часть гонится за Закхеем.
Гадо бежал по улице и вокруг него были ещё паладины, которые тоже бежали в другую часть города.
– Держите его!
Вдруг на Гадо бросились паладины, бежавшие ему на встречу.
– Чёрт! – Гадо свернул в переулок.
Паладины гнались за ним с завидным упорством, хотя вокруг Имплосеоната происходил настоящий хаос. Гадо выбежал на очередную улицу, на ней тоже бежали паладины и все явно стремились в сторону, где приблизительно был Закхей.
– Я не смогу выбраться отсюда по улицам, нужно пробовать по крышам. – Заключил Гадо и побежал внутрь первого здания, чтобы залезть на крышу. – Им будет сложнее гнаться за мной через здания.
Он забежал внутрь, там на него перепугано смотрели люди, а он продолжал быстро прорываться через всё вокруг, пытаясь найти лестницу наверх. Вбегая наверх, позади он слышал шумящих паладинов, но не останавливался, пока не выбрался на крышу здания. Только он вылез и тут же остановился, на мгновение оторопев.
– Господи? – Гадо увидел вдалеке с крыши столб из ворон, крутящихся в одном месте, как смерч. – Что это? Звук карканья доносился отовсюду. Казалось, что он окружал со всех сторон, повсюду мельтешили эти птицы.
Придя в себя, он посмотрел вокруг, но понял, что выбрался на крышу здания, с которого никуда не может перебраться на другое.
Как только Закхей ослабил концентрацию и зашагал вперёд, смерч начал стихать, вороны стали разлетаться в разные стороны. Паладинов вокруг не осталось, даже более – вокруг не осталось вообще почти ничего. Он снова набрал ходу и ринулся в сторону стены. Ворота были закрыты, однако он просто вбежал по стене вверх. Приближаясь к верхушке стены, он вкинул на край когти и с силой подтянул себя вверх вылетев высоко вверх, перемахнув стену, и приземлился уже за ней, убежав прочь в лесную чащу.
Гадо тем временем продолжал побег от паладинов.
– Дрянь, придётся спрыгивать! Но здесь слишком высоко. – Он осмотрелся вокруг ещё немного и нашёл место, где он сможет слезть. На полпути до земли он всё же решил спрыгнуть. Захотел побежать налево, но там уже были паладины, искавшие его. Тогда побежал направо, но там его уже тоже были паладины.
– Я слишком долго мешкал, меня успели окружить. Кажется я загнал себя в ловушку. – Грустно произнёс Гадо и скинул свою черную накидку. – Я знал, что это рискованное мероприятие. По крайней мере, Закхей, кажется, смог осуществить задуманное и он выберется отсюда. – Подумал он с утешением, сняв меч с ножнами и бросив их наземь. Паладины медленно стягивались к нему.
– Хах, как там говорил Незурим: «Тебя ждёт великая судьба и я тебя к ней готовлю, потому что великая не значит лёгкая». Похоже в одном он не ошибся, она и правда нелёгкая.
Паладины подошли и молча скрутили его. Один из командиров лишь сказал: «Этого сразу к Санадору, кардинал сам решит, что делать с вором священных реликвий, а я в не хочу потом отдуваться, если ему случайно язык отрежут и он говорить не сможет».
Глава 3. Возвращение Авелона
Незурим открыл глаза после долгого сна в лазарете и всё вокруг было залито белым чистым светом. Он оторопел, закрыл глаза, снова открыл и всё стало обычным.
– Сияние всё сильнее, оно всё ближе ко мне. Я вижу его во снах, теперь меня ещё и галлюцинации будут донимать?!! Говорящий в моих снах неизвестный, может это я? Может это настоящий я говорю с собой? В прочем не важно. Я чувствую себя лучше.
Незурим лежал в палате, его травмы исцелили с помощью магии, но он не торопился покидать лазарет, реабилитацию никто не отменял. Тем временем Авелон вернулся в резиденцию.
Внезапно в лазарет ворвался Гельмут с высокомерно довольным лицом, чтобы сообщить об этом Незуриму.
– Господин Авелон вернулся. – Гельмут подошёл к Незуриму ближе и наклонился. – Сейчас он отдыхает с дороги, но можешь не сомневаться, уже завтра я первым делом доложу ему о произошедшем с тобой.
– Так докладывай, Гельмут, я устал ждать, пока ты соберёшься с мыслями. Не пойму, зачем он назначил тебя советником, если такие важные события ты докладываешь, как можно позже. Если бы я посылал за смертью, сделал бы послом именно тебя. – Саркастично произнёс Незурим, намекая на подхалимство и излишнюю обходительность Гельмута.
Незурим и Гельмут никогда не ладили. Гельмут был конформистом и всегда избирал выслуживаться перед вышестоящими по чину, при этом всегда относился к тем, кто был ниже него, как к людям второго сорта, позволял себе оскорбительное поведение. За долгое время он дослужился до советника грехоборца и очень гордился этим, хотя за столько лет службы стать советником грехоборца не выглядело внушающим достижением на службе в Ордене. Выполнял он в основном административные функции, был снобом, любил счёт и был ужасно скучным, мелочным и надменным человеком, который прогибался под одних, потом вымещая накопившееся от этого напряжение на других.
Подхалимство он распознавал сразу и считал это низким качеством, к конформизму относился так же. Главная причина крылась в смысле существования их Ордена – борьбе с грехом, а в конформизме он видел противоположное их целям положение. Адаптируйся и прогибайся, встраивайся и ищи компромисс, но очевидно, что искать компромисс с грехом – бессмысленно. Гельмут в его глазах был человеком приспособленческих взглядов. Такие люди в его понимании отличались ненадёжностью, на них невозможно было положиться, им нельзя было довериться, потому что это были люди, легко поддающиеся изменениям, неустойчивые по своей природе. У всего есть своя температура плавления, Незурим понимал это, но если его друг Кальбин представлял из себя по прочности железо, то такой человек, как Гельмут, был не прочнее бумаги. Не мудрено, что при возникновении в жизни тяжёлой ситуации, каждый предпочёл бы видеть рядом с собой человека, прочного как железо, а не как бумага.
Однако фактом оставалось одно. Почти ко всем Незурим был равнодушен и Гельмут в это большинство не входил. Очень часто человек похож на то, что больше всего порицает, тратя на это своё внимание, мысли и время. Именно то, что больше всего не любил в себе. Утаивать своё истинное эго – это у них было общее.
Гельмута, однако, он никогда не воспринимал всерьёз. Не видя в нём силы, Незурим понимал, что такой человек никогда не мог бы представлять для него врага, ведь враг должен обладать несгибаемостью, а Гельмут всегда прогибался под условия, только вот условия всегда задавали сильные мира сего, такие как Авелон или другие грехоборцы, но никак не те, кто старается только выслужиться. Гельмут чувствовал снисходительно-порицательное отношение к себе и поэтому раскрывался в своём истинном обличье перед Незуримом. Достаточно было немного надавить на этого человека, и он тут же превращался в подлую мерзкую особу, которая действует за спиной и испытывает истинное наслаждение от возможности досадить тем, кто ему не по нраву, как только представляется такая возможность. Он истинно злорадствует, когда у тех, кто ему не нравится и всячески способствует происходящим в жизни неугодных ему невзгодам. Так и вышло, что сейчас он пришёл, чтобы позлорадствовать перед Незуримом в его положении, хотя, по сути, ни на что не влиял в этой ситуации, он с упоением от участия в досаждении своему неприятелю говорил, как он пойдёт и расскажет Авелону о событиях в Блестице.
– Посмотрим, как ты заговоришь, когда перед тобой окажется грехоборец, а не я. – После чего Гельмут довольный собой ретировался из лазарета.
– Чтобы не сказал Авелон, рассматривать моё дело всё равно будут в Имплосеонате, здесь лишь допросят, установят фактические обстоятельства, а потом… Я отправлюсь на суд, в лучшем случае меня оправдают, но я бы за такое не оправдал, скорее всего меня выгонят из Ордена, в самом худшем – я отправлюсь на каторгу на долгий срок. Солнце садится, Авелон провёл в дороге долгое время, думаю уже завтра он прочитает рапорты паладинов, которых он послал. Я уже достаточно хорошо себя чувствую, хоть мне и говорят, что мне ещё рано заканчивать постельный режим.
Авелон зашёл в свой кабинет с мыслями о недавнем походе и событиях, происходящих вокруг.
Он посмотрел в окошко, там город, в небе солнышко грело всё вокруг.
– Необычное задание, не приходилось ранее пробовать себя в роли следопыта. Надеюсь, Дадиан и Худион разберутся в остальном. В ордене гнева сильные грехоборцы, не часто приходится работать с кем-то, кроме своих. Но довольно об этом, сегодня никаких больше дел. Потрачу этот день на отдых, баню и сон.
Утром Авелон проснулся обеспокоенным, вчерашние мысли не покидали его голову. Он умылся, надел на себя неполный комплект брони, без массивных лат, накидка поверх доспехов. Уже хотел отправиться завтракать, но в его покои зашёл Гельмут.
– Мастер Авелон, приветствую! Вы вчера вернулись из тяжёлого похода, я не стал вас беспокоить, но у меня для вас важное дело и новости.
Авелон обременённо посмотрел на Гельмута.
– Мастер Авелон, Незурим вернулся из похода в крепость Блестицы.
– И это вся важная новость?
– Один.
Авелон застыл, недоумевающе смотря на Гельмута.
– Что?!! В смысле один?
– Он был единственным из живых, кого обнаружили пришедшие следом паладины и при странных обстоятельствах.
– Каких?
– Тел паладинов нет. Нашли только одержимых и Незурима.
Авелон, превосходно скрывающий негодование от услышанного, чуть погодя с ответом, отвёл взгляд от Гельмута.
– Мне нужно поговорить с ним. – Коротко бросил он. – Ты можешь быть свободен.
Но Гельмут не единственный, кто пристально следил за возвращением Авелона. Кальбин уже поджидал у входа в кабинет, но он решил дождаться, пока Гельмут доложит о произошедшем первым. Стоило Гельмуту открыть дверь из кабинета, он чуть не врезался в Кальбина. Советник посмотрел на паладина так, словно на вора. В миг понял, чего добивается соратник Незурима. Кальбин лишь молча уступил дорогу выходящему, провожая неприязненным взглядом. Как только Гельмут нервно зашагал прочь, Кальбин зашёл в кабинет и обратился к Авелону.
– Приветствую господин Авелон! Разрешите доложить.
Авлон стоял, повернувшись спиной, активно рыская по полкам на стеллаже. Он обернулся, прежде, чем ответить.
– А, это ты, Кальбин. Тебе можно, что стряслось?
– Незурим. – Коротко ответил тот.
Авелон резко прервал своё рыскание, замерев на мгновение.
– Почему-то, что угодно бы не произошло, неважно когда или где, я снова и снова слышу это имя. Гельмут уже доложил мне о происшествии. Я допрошу его. Если это всё, тогда…
– Если разрешите, не всё… я хотел бы рапортовать о произошедшем прямо сейчас. Наш отряд нашёл его в крепости Блестицы.
– Что, всё настолько плохо? – Авелон спросил, не ожидая ответа. – Раз так, давай сделаем по-твоему. – Авелон сел за стол. начал доставать бумагу для и перо. Кальбин сел напротив, ожидая чего-то.
– Что, примешь рапорт без записей и документов?
– Но ведь ты пришёл сюда не ради этого, не так ли? Ты хочешь поговорить о Незуриме, а не давать рапорт.
Кальбин уже давно знал Авелона, но никак не мог привыкнуть к этим особенностями грехоборцев. Всё то те знают наперёд и всех видят насквозь.
– Да, хотел погорить о нём.
– Я знаю, что ты его недолюбливаешь.
– Я бы сказал иначе, но будем считать, что так.
– И я хотел бы попросить за него…
– Не смотря даже не то, что не знаешь, что он сделал и виноват ли он в чём-то, потому что он тебе не рассказал. – Авелон читал Кальбина, как открытую книгу.
Местами это даже раздражало. Казалось, что и говорить с ним нет нужды, он и так всё знает.
– Ты так хочешь защитить его и даже сам не знаешь от чего.
– Я тоже умею подмечать странности поведения, не только же ты.
– И чем же я могу помочь?
– Я знаю, что ты не любишь его, но он не раз спас мне жизнь во время последней кампании против одержимых. И не только мне. Там явно произошло что-то странное. Я не знаю, как он выжил, он ничего не хочет рассказывать. Не могу понять, что у него на уме, но чтобы он тебе не рассказал, прошу, прояви снисходительность.
– Ты ведь знаешь, что я не судья. Если он что-то натворил, судить его будут священнослужители.
– Я не могу просто оставить его. Ещё со времён семинарии всегда сильнейший, быстрейший, самый способный, рассудительный, выглядел не хуже Аполлона с античных изображений – он был первым, лучшим из всех. И задавал высокую планку, по которой мерили остальных. И это подарило ему дурную славу. Сначала его посчитали выскочкой, а со временем стали остерегаться, потому что никто не осмелился поставить на место. Он превратился в изгоя из-за своих талантов. Но я запомнил один день, который показал всем, что он лучше не только талантами.
– Вот оно что. И что же это был за день?
Кальбин на мгновение ушёл в себя, желая пересказать всплывающие в памяти события.
– Амилус, выходи ты. – Юный ученик вышел с явным нежеланием, но перечить инструкторам в семинарии мало кто осмелился бы. – Сотвори Благословение!
– Вы тренировали сотворение чуда Благословения. За целый месяц ни один не смог освоить базовых навыков паладина! Как вы собираетесь сражаться с одержимыми, если не можете сотворить Благословение? Почти любой одержимый способен убить одним ударом и никакие доспехи вас не спасут без Благословения. – Инструктор смотрел на детей, как на отребье, ни на что негодное и бесполезное. – Кто знает, от чего происходят чудеса?
Весь отряд молчал несколько секунд, дети стояли подавленные и испуганные, инструкторы по боевым дисциплинам всегда проявляли жёсткость и к этому сложно привыкнуть. Каждый раз они испытывали силу духа и стойкость будущих паладинов. Разрядив тишину, из построенных в ряд детей раздался чей-то голос.
– У чудес есть только два источника: одни происходят от Бога, другие от Дьявола. Чем сильнее вера человека, тем могущественнее сотворяемое им чудо. Чем сильнее его воля, тем больше чудес он может сотворить.
– А как Бог допускает сотворение чудес во зло?
– Основное условие создания чуда – вера. Пока человек верит в праведность свершаемого им, даже если он ошибается, он сможет сотворить чудо. Всевышний оставил нам возможность сотворять их под нашу ответсвенность.
– А почему нам оставлена такая возможность? Почему нас не ограничили в этом?
– Имплосеонат учит, что люди и без чудес сотворяли великое зло, убеждённые в том, что это добро. Если есть вера в свою праведность и сильная воля, любой светский человек сотворит великое зло словом, делом – найдёт любые пути.
– Отлично Незурим! Хоть кто-то из вас сгодится в битве на большее, чем превратиться в труп при первой встрече с одержимым! – Инструктор язвил над учениками, но все молчали. – Говоришь, Имплосеонат нас учит… А кто мне расскажет, как и когда появился Имплосеонат и что или кто этот Имплосеонат, чтобы нас учить? Или вы слепо верите всему, кто бы что вам не говорил?
После Незурима стали раздаваться отдельные голоса, всё смелее отвечая на вопросы инструктора.
– Имплосеонат появился вскоре после смерти Иисуса Христа. Трое апостолов стали первыми тремя, основав его, кардиналами и передавали власть свою дальше. Одноимённый дворец, появился позже. Великий престол для них возводился больше века. Кардиналы провозглашают божественную волю, неся учение через века.
– Так, но, а какое отношение имееют к ним паладины? Мы не священники, с чего бы нам их слушать?
– Они вверяют великое оружие, принадлежвашее ангелам, тем из людей, кто проявил великое противление одному из грехов и тех называют грехоборцами. Кардиналы создали семь орденов, каждый для борьбы с отдельным смертным грехом. Во главе ордена стоят грехоборцы, командующие паладинами. В каждом ордене их разное количество.
– Хорошо, хоть чему-то вас научили в стенах семинарии. Но книжными знаниями одержимого не одолеть. Кто знает, почему для каждого греха создали отдельный орден?
– У каждого смертного греха разные силы и все ордена готовят паладинов по-своему. Паладин из ордена грехоборцев гнева может оказаться почти бессилен против одержимого смертным грехом зависти и наоборот.
– Значит это вы знаете, и понимаете, насколько слаба в вас вера в себя, что вы не можете сотворить чудо Благословения? А как вы будете сражаться? Расскажите о святости кардиналов превратившимся в человекоподобных чудовищ быстрым и свирепым одержимым? – Он окинул класс взглядом. – Тренировки духовной стойкости у вас проходят также безрезультатно? –Впрочем, почему бы не проверить. Кальбин, выйди вперёд! – Посмотрим, чем вас, бездарей, научил инструктор Андрий. – Кальбин вышел вперёд, нелепо пытаясь скрыть дрожь. Инструктор посмотрел на стоявших поодаль паладинов, ожидавших его команды, и кивнул. Те зашли внутрь темницы. Кальбин смотрел в их сторону и дрожь его усиливалась. Вдруг возле него нависла тяжёлая фигура инструктора, он сам не заметил, как тот подошёл. – Не дрейфь, мальчик, вам придётся встречаться с ними чаще, чем ты можешь себе представить. – Как вы знаете, одержимые прекрасно знают, как сломить дух человека через пороки. В конце концов над ними властвуют бесы, а те собаку съели на низвержении человеческого духа. Любой одержимый легко подавляет человека через грехи, и если вы не хотите превратиться в такое же чудовище, как он, или просто оказаться убитым, впав в ступор, вам надлежит уметь сопротивляться их силам. А бесы умеют залезать в голову, нашептывая людям ересь. Более могущественные способны вводить людей в явственную иллюзию, когда человек видит и слышит то, чего нет. – Один из паладинов вышел и помахал рукой, подзывая к себе. – Кажется Горемыка проснулся и вряд ли он доволен, что его разбудили. Не трясись, как осиновый лист, когда увидишь его, бесы чуют все твои страхи. Пошли, он ничего тебе не сделает в клетке. Ты должен просто стоять напротив его темницы несколько минут. Ну и конечно же, не сойти с ума, не упасть на пол, начав плакать, не напасть на меня и паладинов рядом, и не попытаться освободить его. – Кальбин повернулся в сторону своих сверстников, в чьих глазах читался такой же страх и тревога, как и у Кальбина. Этого одержимого они специально держали в тренировочном лагере взаперти, будущие паладины привыкали к одержимым. Инструктор повёл его к Горемыке, пока остальные остались стоять строем в ожидании.
– Что он делает? Ещё слишком рано, инструктор Андрий запретил нам даже пытаться туда залезть. Без достаточной подготовки бес сведёт его с ума так же, как и того несчастного, в которого вселился. – В строю начались перешёптывания, пока Кальбина вели к Горемыке. – Незурим тоже стоял и смотрел на удаляющуюся фигуру Кальбина, понимая, что тот точно проведёт остаток дней жалким умалишённым. Он самовольно вышел из строя и спешным уверенным шагом настиг Кальбина с инструктором.
– Ты? Почему ты решил выйти вместо него?
– Он не сможет противостоять демону. Никто из нас не готов. Он сойдёт с ума.
– А сам-то что? Безрассудный героизм или же внезапное самопожертвование? – Он слегка выждал ответ, но ничего не услышав, резко добавил ещё вопрос. – Хотя, может просто спесь и ощущение, что они тебе не ровня? – Третий вопрос прозвучал как ответ. – Впрочем, я всегда уважал за смелость принимать решения. А ты принял сложное решение, пошёл на риск. Когда вы попадёте в реальный бой, таких решений придётся принимать по нескольку на дню и поверь моему опыту, такие соратники и командиры бесценны. Чтож, Кальбин, ты возвращаешься в строй, похоже сегодня твой соратник впервые тебя по-настоящему спас. Вперёд, Незурим. Посмотрим, как ты справишься.
– Я… – Робко вырвалось из Кальбина, – я не хочу возвращаться в строй.
Инструктор сурово посмотрел на Кальбина.
– И почему же?
– Паладины не оставляют товарищей на поле брани.
Инструктор Андрий был суров, но ему понравился такой ответ.
– Хочешь пойти с ним, посмотреть, как справится? Ты всё равно не сможешь помочь, ты ведь знаешь?
– Я не знаю, инструктор, что я могу, но меня учили не оставлять своих соратников. – нерешительно и боязливо сказал он. Но Андрия этот ответ вполне устроил.
– Ладно, пойдёт с нами. Вы, смотрите, чтобы он не вмешался, не подпускайте его к клетке.
Они вошли внутрь небольшого помещения. Коридор уходил вперёд, в конце была одна темница с решёткой Царил полумрак, свет снаружи попадал лишь через небольшие окошечки сверху. За решёткой нечто кряхтело, тихо, едва заметно. Незурима подвели к решётке, под ним было вбито два штыря в гранит от которых вели цепи с оковами. Незурим внимательно посмотрел на них.
– Эти штыри не для беса. – Незурим посмотрел на него равнодушным взглядом. – Для тебя, чтобы ты ненароком не бросился к нему. – Инструктор затих, а потом добавил. – Или на нас.
Они взяли Незурима за руки и надели оковы, старые, уже слегка ржавые от сырости. – Продержишься пять минут и останешься в здравом рассудке, будем считать, что справился. Закончив, они все вместе отошли от Незурима ближе к выходу, ожидая, как Горемыка начнёт бесноваться.
Тощее вытянутое тело, потемневшая в цвет гнили кожа, удлинённые руки и ноги – жуткое существо сидело калачиком, упёршись в угол.
– Они привели ещё одного. – Мерзкий неестественный голос раздался из полумрака клетки. – Ещё одна игрушка мне на потеху. Даже здесь, в неволе, церковники сами приводят ко мне детишек, да-да! Разных мальчиков, множество мальчуганов, снова и снова, ХА! Они могли бы убить меня или бросить здесь, а они не забывают обо мне, развлекают меня, приятно, очень приятно, ДА! – Между его речью проскакивали странное неразборчивое бормотание, сменявшееся то кряхтением, то втягиванием воздуха, будто он только что вынырнул из речки, до предела задержав дыхание, но он не поворачивался к Незуриму лицом. – Рррррр. – Я играю со всеми. Одни сходят с ума, другие нет. Они хотят, чтобы я пообщался и с тобой.
Одержимый медленно повернулся. Мерзкое лицо и пугающее безумие в глазах, лишь отдалённо облик напоминал человеческий. Всего на мгновение соприкоснулись их взгляды, но стоило демону заглянуть в душу Незурима, он сразу же одёрнулся назад, как молнией ударило. Незурим смотрел на него дежурным равнодушным взглядом.
Глаза одержимого застелила белая пелена, он ослеп.
– Я не вижу, не вижу! – Сокрушался демон.
– Больше ты не увидишь ничью душу. – Презрительно сказал Незурим. – Не стоило заглядывать в мою. – Одержимый истерично скулил и трепыхался. – Повернись.
– Я видел души людей, в глубине которых мрак, так глубоко запрятанное зло, кое они отрицают, пряча в дальнем ящике, страшась узреть себя такими. Но ты… ты родился с солнцем в груди. Под ним нет места иным чувствам. Слепящего ярким светом, оставило от них лишь пепел следом. Оно заняло её целиком, ведь гордыня не оставляет места ни для чего, не терпит никого, кроме себя. Горе всякому, кто взглянет на него. О нет, там не бездна, нет мрака, только сияние.