Евгений Геннадьевич Колупаев
Гордыня
– Когда мы уходили, Авелона не было на месте, он отправился на встречу с грехобрцами Гнева. Я точно не знаю подробностей, но до меня дошли слухи, что он не вернётся ещё некоторое время. Значит твоё дело в любом случае будет в подвешенном состоянии, а без его решения с тобой ничего пока нельзя будет сделать. Только грехоборец может принимать какие-либо решения в отношении капитанов. Тем не менее, пока что ты будешь под охраной, ограничения наложат, продолжить службу ты пока тоже не сможешь. Да и хорошо, хоть отдохнёшь, отлежишься немного. Надеюсь всё обойдётся и тебя не низвергнут в сане, отправив отбывать наказание на каторгу. Кстати, мы уже подъезжаем к резиденции Ордена.
Здание Ордена грехоборцев гордыни находилось в центре города, недалеко от дворца. Это было большое по площади здание, в котором был целый гарнизон паладинов. Всего в нём находилось порядка 500 человек, включая тех, кто не были паладинами. Здание имело несколько этажей в высоту у парадного входа были отдельные ворота. Паладины сами отпирали их изнутри, как только заметили вернувшийся отряд. Паладины начал заходить внутрь. Незурим сидел в повозке, находящиеся внутри паладины смотрел на вернувшийся отряд, не отрывая взгляда. Один из паладинов, находившихся внутри резеденции, подбежал к повозке и почти вплотную приблизившись к Незуриму, попытался прокричать вопрос.
– Где мой брат?! – С волнением в голосе закричал паладин прямо Незуриму в лицо.
Незурим поднял на него отрешённый взгляд и ответил суровым голосом: «Он мёртв». Паладина начало слегка трясти, в глазах читалось безумие, словно он уже вошёл в состояние аффекта и был готов наброситься на Незурима, но Кальбин, шедший рядом и видя ситуацию, схватил его за руку и тот же момент от начал пытаться вырваться, чтобы наброситься на Незурима. Подбежал второй паладин, чтобы остановить его, схватив под вторую руку. Паладин начал выкрикивать в след Незуриму: «Почему ты один вернулся живым, капитан? Ты отвечал за жизни отряда, ты отвечал за моего брата, почему ты один вернулся живой»! – разразился в отчаянии паладин. Пребывавший в себе всё это время, продолжая смотреть в пустоту, Незурим внезапно дал ответ размеренным и достаточно громким голосом: «Потому что я сам убил его», добавив уже еле слышно: «Кто бы из них не был твоим братом»… В этот момент паладин впал в ступор, другие паладины вокруг, в том числе и конвоирующие Незурима, сами пришли в состояние ошеломления. Кальбин и вовсе ослабил хватку настолько, что удерживаемый им паладин вырвался из цепкой хватки, но за вторую руку его всё ещё удерживали.
Конвоирующие Незурима паладины в спешке подбежали к нему, чтобы поскорее увести его с внутреннего двора во внутрь резиденции. Они хотели уже было нести его, зная о сломанных рёбрах, но стоило одному из них приблизиться к Незуриму, как тот остановил его строгим жестом. Ни у кого не хватило бы духа перечить капитану, пусть даже из другого отряда. Он встал на ноги и спустился с повозки на землю, держась одной рукой за рёбра. Несколько паладинов из встало рядом с ним, снаряжение он оставил в повозке и направился внутрь резеденции. Заметив это, двое паладинов взяли его снаряжение, словно оруженосцы и поспешили пойти за ним следом. Дверь ему открыл один из сопровождавших его паладинов, во внутреннем дворе всё ещё держали взбунтовавшегося брата погибшего, который выкрикивал угрозы и оскорбления, к которым Незурим уже был безразличен. Зайдя внутрь он увидел идущего ему на встречу архивариуса и сразу же спросил его: «Авелон на месте»?
– Нет, господин Незурим. – Кротко ответил архивариус.
Значит Кальбин был прав. – Подумал про себя Незурим. – Когда он вернётся?
– Не могу знать господин Незурим, простите.
– Можешь идти. – Распорядился Незурим. Архивариус поклонился и удалился. – Мне нужно в лазарет, мои вещи отнесите в мои покои.
Двое паладинов тут же развернулись и отправились в сторону капитанских покоев, Незурим развернулся другую сторону и пошёл в лазарет всё так же в сопрпождении нескольких паладинов. Пройдя несколько коридоров, он открыл двери и лёг на свободную койку. Едва заметив паладина в капитанском чине, к нему тут же бросился персонал лазарета. Подошедший врач обратился к нему с просьбой осмотреть его.
– Капитан Незурим, давно я вас не видел в лазарете.
– Бог миловал. – Ответил тот, как отмахнулся.
– Тогда с вашего позволения я начну осмотр, лежите ровно. – Врач начал осмотр и достаточно быстро поставил диагноз. – Перелом двух нижних рёбер в правой части грудной клетки, многочисленные ушибы и ссадины на теле. Жар, так же из-за перелома, но воспалительного процесса нет. Мы вас перевяжем, встаньте, выдохните как можно больше воздуха и старайтесь вдыхать как можно меньше. – Сказал врач и начал перевязку вместе с медсестрой.
Незурим испытывал неприятные ощущения, затем первязка закончилась.
– При обычном лечении вам понадобилось бы около месяца на само лечение и ещё около 3 недель на последующую реабилитацию, капитан, но целители могут ускорить процесс вашего восстановления, целительная магия и ряд препаратов поможет вам встать на ноги гораздо быстрее. Я пошлю за целителями из храма, уверен, они очень заняты, но паладинов врачевать обязаны вне очереди.
Внезапно в лазарет вошёл Советник Авелона, Гельмут, оставшийся за главного в резеденции. – Мне уже доложили, что капитан Незурим вернулся с порученной ему миссии. Он обязан рапортовать о случившемся, а так же я хотел бы начать расследование инцедента и допросить его. – Строго сказал Советник.
За Гельмутом тут же влетел Кальбин.
– Рапорт и показания должны быть даны только Авелону, как главе резеденции Ордена.
– Как замещающий в его отсутствие, требую, чтобы…
Кальбин напористо встал напротив Гельмута и подошёл к нему вплотную. – Рапорт и показания только Авелону. – Более медленно и отчётливо угрожающе повторил он. Твёрдый взгляд Кальбина заставил того замолчать.
Гельмут хотел ещё раз возразить, однако воздержался, когда возмущение сменилось страхом. Он слегка отступил назад. Поняв, что ему ничего не светит, быстро предпринял другое решение. – Авелон должен вернуться в течение двух-трёх дней. Однако к вам будет приставлена стража до его приезда, покидать лазарет запрещается. После чего Гельмут развернулся и вышел.
Незурим ничего не ответил. Гельмут молча удалился из помещения. После его ухода Незуриму перевязали туловище, и он лёг на койку, чувствуя себя уставшим от всего произошедшего. Паладины, которых Гельмут оставил сторожить его, никого к нему не допускали. Целители из храма явятся только ближе к вечеру, на дворе всё ещё ранее утро, Незурим лежал и его начало клонить в сон. К нему подошёл Кальбин.
– Гельмут трепло и лизоблюд, каких поискать. – Смотря на вход в лазарет, а затем повернул голову к Незуриму. – Не волнуйся, с Авелоном я потолкую по твоему поводу. Тебе ещё нужен отдых. – Затем он обратился посмотрел в сторону доктора. – Оставляю его на вас – С этими словами он так же ретировался.
Кальбин, вышедший из Лазарета, сразу же повстречал то и дело снующих паладинов в коридорах, всем своим видом выдающих своё любопытство, что же произошло с Незуримом и его отрядом.
– Я не могу оставить его так. Чтобы не произошло в крепости Блестицы, если он не говорит, значит, нечто серьёзное. Никогда не видел его в таком состоянии. Он и ранения за всю службу получал редко да и те ни разу не смогли заставить его выронить из рук оружие. Зная его нрав, такой человек скорее умрёт, чем сдастся. – Кальбин шагал коридорами, разносились эхом его шаги. – А может это из-за сбежавшего из дома Гадо́? Хотя Незурим никогда не волновался о своём пасынке, думаю, он был не в восторге от этого. Может даже сильнее, чем кажется на первый взгляд. Боже, какую же чушь я несу, Незурим и волноваться за кого-то – похоже на шутку. Интересно, как там он там?
Тело Незурима расслаблялось, мысли в голове становились всё более расплывчатыми. Стоило закрыть глаза, как внезапно он почувствовал странные ощущения, словно что-то закололо в боку. Он проснулся, рядом с ним стоял целитель и читал молитвенник, держа руку над ним, на улице уже было под вечер, паладины, приставленные к нему, стояли поодаль. В области рёбер покалывало, Незурим ощущал неприятное ощущение. Священник увидел, что тот очнулся и прервал чтение молитвенника. Казалось, что с утра прошёл всего миг.
– Вы очнулись. Должно быть, вы почувствовали дискомфорт. Даже при естественном сращивании костей это неприятно, а когда кости срастаются быстрее за счёт целительной магии, это весьма неприятный процесс. Быстрое заживление костей болезненно, но за пару сеансов мы закончим. Вскоре уже будете полностью здоровый, капитан. Жар у вас уже спал.
– Благодарю, святой отец. – Ответил Незурим ещё слабым сонным голосом.
Святой отец продолжил обряд и стал дальше читать молитвенник. Целитель был одет в подрясник, подризник, поручи, епитрахиль, пояс, фелонь и наперсный крест. Стандартное для целителя облачение, сочетающее в себе белый и золотой цвета, выделяющие их. Основное его облачение, подризник, был белый, епитрахиль был золотого цвета, как и пояс с поручнями, фелонь была белая с золотыми элементами вышивки. Все целители имели сан не ниже священника. Диаконов среди целителей не было. Целителей все очень уважали и нуждались в них, их всегда не хватало. Незурим помнил, что далеко не все диаконы, желавшие стать священниками, стремились именно в целители. Врачевание было сложной сферой и требовало большой концентрации при осуществлении обряда. Оценив, кто перед ним стоит, Незурим набрался терпения, чтобы переждать долгие неприятные ощущения от ускоренно срастающихся костей. Он ушёл в себя, в голове всплывали воспоминания из детства. Первое появилось о доме, как он невольно услышал разговор родителей, не заметивших возвращения сына.
– Незурим силён не по годам. Его сверстники и близко не похожи на него. Он лучше них во всём и намного. – Причитал отец. – Я опасаюсь, что он станет одержимым.
– Ещё немного подрастёт и кто знает, что он может выкинуть? Будет претендовать на главу нашего дома, нашей семьи? Или вообще сживёт всю семью со свету?
– Да что с тобой? Он же твой сын, ещё ребёнок! – Спорила с ним мать.
– Такими темпами он избавиться от меня, тебя и всех! Выкинет из дома, кто ему помешает? – Тревожное возмущение сквозило в речах отца мальчика даже без слов. – Его взгляд, это спокойствие, что за ним скрывается? Может он уже придумал план, как сживёт своих стариков со свету? – Отец вздохнул. – И брата тоже. Не то что бы он проявлял хоть какие-то признаки агрессии, он всегда такой собранный, уравновешенный, спокойный… – Он резко остановился, его осенила мысль. – Не по годам спокойный! Дети в его возрасте не могут обладать таким холодным рассудком. О нет, он не тихоня, он зверь, затаившийся за маской ребёнка, он настоящий демон. Даа, дааа, всё верно! – Вторил себе отец. – Детей обычно любят, они всё время чудят, играют, непоседливые. А этого не любит никто. Совсем! Другие дети общаются с ним изредка, сторонятся его, опасаются. Взрослые остерегаются его, от него веет чем-то жутким. Во всех он вызывает только страх.
– Ты преувеличиваешь. Никто его не опасается, он просто не очень общителен. За что ты его коришь? Недавно он спас мальчика от взбесившейся собаки, все дети видели.
– Он убил соседского волкодава без оружия, а ему всего 6! – Прокричал отец. – Находившиеся рядом дети были в ужасе. Они сказали, что едва он приблизился к псу, тот пал наземь, всё ещё злобный, трепыхающийся, но не способный ничего сделать. Незурим поднял свою маленькую ножку и размазжил собаке голову! А затем молча, ни обронив ни слова, спокойно ушёл, как и пришёл до этого. Ни страха, не беспокойства – ни одной человеческой эмоции. И он всегда был таким. Я не помню, чтобы он вёл себя иначе.
– Мало ли что детвора может наговорить. – Продолжала защищать мальчика мать.
Отец приблизился к ней вплотную, глаза в глаза и сказал: «Я не помню, чтобы он смеялся».
Та резко изменилась в лице. Она тоже не помнила, чтобы Незурим хоть раз смеялся.
– Сама подумай, дети постоянно делают всякое, за что их наказывают. Шкодят, не слушаются родителей, а этот… Его никто не посмеет наказать за дерзость, потому что страшно. Но больше он ничего и не делает, он не из тех, кто проказничает.
– Я отдам его в семинарию при Церкви!
Воспоминание обрывается. Затем всплывает его младший брат.
– Незурим, Незурим… заладили все! Почему он всегда такой сильный, почему он всегда лучше? Я столько времени упражнялся с мечом. Но никто не обращает внимания, им всё равно. Все носятся только с моим братом! Он даже не старался и одолел меня почти сразу, как я вышел против него. Ему всё легко даётся! Стоит взять в руки меч и он уже умеет сражаться. И читать он научился почти сразу и писать тоже. Крестьянские дети как-то играли с ним, они начали бороться. Он ни одному не проиграл, все ушли побитыми. Я учился читать гораздо дольше, а пока учился писать, всех гусей уже общипали.
На мгновение наступила тишина.
– За что моему брату дают всё? – С досадой в голосе спросил он себя. – Он ничего не сделал, он не заслужил!
В боку резко закололо, молитвы целителя слышались монотонным шумом, Незарима эта боль вбросила в воспоминаие о Второй кампании. Бой за боем, сражение за сражением, она стала самым масштабным событием, развёрнутым Церковью против оккультистов. Открыто образованная организация, собиравшая под свои знамёна всех, желавших стать одержимыми, распространявшие учение о благости одержимости, о невероятной силе, даваемой человеку, о перерождении.
Это были самые ожесточённые сражения, при осаде городов паладины двигались фронтом. Ни Незурим, ни Кальбин никогда, ни до, ни после в таких не участвовали. Говорят, Первая кампания против подобного была менее обширной, меньше сил потребовалось для остановки бесноватых. Они захватывали город за городом, крепость за крепостью.
С того времени в лесах до сих пор никто не заходит из-за вероятности встретить там диких одержимых, оставшихся с тех времён, порой даже собирающихся вместе. Некоторые в момент ощущения возникновения одержимости в первый день сбегают в лес, пока они ещё способны что-либо понимать, чтобы их не настигла Церковь. В период Второй кампании собрали всех паладинов, грехоборцев и множество священников, в том числе целителей и прочих. Столько прелатов Церкви действовали вместе, как единая армия. Нет, неверно, это и была армия Церкви. Количество приобщившихся к Освобождённым росло в невероятном количестве.
– Не удивительно, как легко они захватывали укрепления, отдельные крепости и даже города, одержимым ведь не требуется осадных машин для преодоления стен и убить их обычным оружием крайне сложно. Многочисленные орды сильных, быстрых, не имеющих страха… Трудно представить, что ими кто-то смог командовать. – Размышлял Незурим. – Нет сомнений, ими повелевал могущественный демон, они больше никому бы не стали бы подчиняться.
Кальбин бился вместе с ним. Крупный налёт на гнездо в лесной чаще. Одержимые теснили отряд, некоторых паладинов просто хватали и разрывали. Одержимые гордыней были отличались крайней устойчивостью к чудесам. Поэтому паладины ордена грехоборцев гордыни полагались на чудеса, усиливающие их собственное тело и стойкость духа. Одержимые гордыней столь сильно властолюбивые и высокомерные, одним своим присуствием и видом подавляли дух, вселяя страх и желание подчиниться их воле. Воля тщеславных была крайне сильной.
Кальбин бьётся с одним одержимым, справа его побратима просто хватают за голову и вытаскивают из строя длинной лапой, он выбросился вперёд из строя, чтобы помочь и ударом булавы разломал одержимому руку. Тот выронил паладина на землю, но их быстро начали окружать со всех сторон. Кальбин всегда храбро сражался, однако это не делало его бессмертным, как и его соратников. Он закрывался щитом, с разных сторон стали мелькать лапы, от которых он едва успевал уворачиваться, если не мог блокировать. Но мощь ударов была колоссальной, его едва не вышибало из стойки.
– Приказ был простой: бейся или умри! Мы сражались с невероятным по человеческим меркам врагом. Идя против греха, лишь с верой в сердцах и этого хватало, чтобы биться даже тогда, когда поражение казалось неизбежным.
Очередной удар Кальбин блокировал щитом, но этот удар уже поставил его на колено. Один одержимый приблизился к нему, чтобы схватить, но тот, почувствовав безвыходность положения, резко замахнувшись булавой, раскрылся на мгновение и вышиб ему челюсть целиком. Раскрыв защиту, он успел получить удар по корпусу и упал. Теперь ему приходилось размениваться ударами с противником, жертвуя раскрытием защиты. Доспех и подготовка тела помогали, но каждый удар был крайне тяжёлым. Перекатившись он успел приподняться, позади него стоял только спасённый соратник и прикрывал спину, но их окружали всё плотнее. Паладины отступали. Конец казался неизбежным.
И в этот момент сзади вышел ещё один человек. Незурим уже тогда был капитаном. Хруст ломающихся костей и грохот ударов, небыто на землю падает бревно, он шёл в сторону Кальбина. А с ним ещё несколько воинов из отряда. Они дошли до Кальбина, выдавив одержимых вокруг, встали в стойку, давая возможность вернуться им обратно в строй. Кальбин и его соратник тут же начали отступать, а с ними неторопливо стеной отошли назад, Незурим с его людьми из отряда.
После этого битва продолжалась ещё некоторое время, но гнездо Одержимых в лесу они зачистили. В тех боях Церковь несла немалые потери, но паладины побеждали, битва за битвой. Незурим подошёл к Кальбину и не сказал ни слова о произошедшем, он часто проявлял самоотверженность в битвах. Рассматривая валяющиеся уродливые тела около трёх метров ростом, он спросил: «Ты когда-нибудь задумывался, откуда у Освобождённых так много последователей? – он не отводил взгляда от убитых. – Может мы делаем что-то не так?»
– Не знаю, Незурим. Мы лишь исполняем приказы, волю Бога до всех нас доносят священники.
– Нельзя складывать ответственность на них, это слишком лёгкий путь. Даже если Церковь в чём-то ошибается, наши действия – наша ответственность.
– Противоречить воли Церкви – противоречить воли Бога, разве не так? – Парировал Кальбин. – Что мы можем? Мы лишь инструменты в их руках, таково наше предназначение. Не наша вина, так или иначе, нам сказали сделать – мы сделали.
Незурим ничего не ответил. Повернулся и молча ушёл.
С событий Второй кампании прошло всего несколько лет. Освобождённые, считая одержимость становлением чем-то большим, связывали обретение этой силы с благодатью. Может, само движение и было остановлено, лидеры убиты, однако у них множество тайных сторонников среди обычных людей.
Снова Незурима выбило из воспоминаний, тело как током ударило. Кости срастались быстрее, но боль то и дело пронзала его.
Глава 2. Вор в святом чертоге
Глава II. Вор в святом чертоге
– Гадо́, возвращайся домой, пора есть.
Женщина вышла из большого усадебного дома, во дворе которого играл мальчик.
– Да, мама. – Прокричал мальчишка.
Мать добавила: «Быстрее, а то остынет».
Мальчик оставил свои игры и отправился в дом. Вечерело, почти шесть часов. Мальчик вошёл в дом и сел за стол.
– А где папа?
– Работает, ушёл в подвал, считать бочки с вином.
– Опять его не будет, он почти не играет со мной и не есть с нами. Я не видел его со вчерашнего дня.
– У твоего отца много дел, а тебе нужно учиться, а не играть. Ты сегодня что-нибудь читал?
Мальчик опустил голову вниз.
– Нет, ещё не читал.
– Тебе нужно больше практиковаться в чтении, а то отправишься работать в поле, руками, когда вырастишь.
– Не хочу работать в поле, не хочу.
– Поешь и иди читай.
Гадо уткнулся в тарелку и грустно стал есть суп.
– Вдруг по дому разнёсся тихий и злобный стон.
Мать сразу же повернулась в сторону подвала.
– Никуда не уходи, Гадо. Я скоро приду.
Мать уверенно встала и ушла из-за стола в подвал.
Воспоминания путаются. Стёкла разбиты, двери выбиты, в доме слышен шум доспехов, паладины заходят с оружием на изготовку.
– Мааамааа…
Её держат за руки люди в доспехах, крепко стискивая пальцы, пока она пытается вырваться.
– Дайте, дайте мне его, оно моё. – Злобный утробный голос не был похож на материнский, это не тот голос. – Отдайте мне дитя, оно не ваше, отдайте. – Со рта летели слюни, как у животного. – Мальчишка должен быть со своей семьёй, оно наше, ОТДАЙТЕ! – Но самое яркое впечатление производил взгляд. Безумный, ненавистный, полный злобы.
Напуганный мальчик ничего не понимал и боялся двигаться, подойти к своей матери. В голове отпечаталась фраза: «Пойдём со мной, Гадо».
– Эй, Гадо! – Окликнул парня стоявший поодаль человек. – Нам пора двигаться, скоро мы будем у Имплосеоната, а ты в прострации. Соберись, у нас нет права на ошибку. Ты уже несколько минут неподвижно сидишь и таращишь свои зенки на костёр, хотя я просто просил тебя потушить его.
Невысокий мужчина, возрастом немного старше сорока, отчитывал своего моложавого спутника за несобранность в путешествии.
– Прости Закхе̒й. Я немного задумался. – Смотря в пол, негромко ответил он.
– Опять воспоминаниям предаёшься? Знаешь, говорят частая рефлексия – это вредно. Не думал перестать зацикливаться на прошлом?
– Это не так просто, когда всё моё прошлое недавно было настоящим.
Гадо затушил костёр, и они выдвинулись в путь.
В отличие от Закхея, Гадо едва исполнилось двадцать два года. Высокий, атлетическое телосложение, выдававшее, однако, жестокие тренировки. Виднелись шрамы на руках, большая часть тела была покрыта ими. Какие-то остались от перелома костей наружу, иные походили на рваные раны. Их явно штопали, узор на коже выдавал. Кисти казались более, чем грубыми. Кулаки явно были набиты намеренно, огрубевшие и крепкие. Некоторые переломы так же казались неслучайными.
– У тебя так много старых ран и шрамов на теле. Аж не по себе становится, когда знаешь, что почти все ты получил не в бою.
– Порой тренировки становились… – Гадо начал подбирать выражение, – крайне суровыми.
Закхей ещё некоторое время смотрел на юношу с тревожностью во взгляде. – Как же его так тренировали и зачем? – Подумал он.
– Нам не стоит идти по дороге, Закхей. Близ Имплосеоната снуют клирики, а мы и без того в розыске.
– Нам пешим шагом ещё пол дня пути. Подойдём поближе, свернём с дороги в чащу, а там затаимся, дожидаясь ночи. Если всё получится, мы выкрадем несколько Священных реликвий. Мощнейшее оружие, используемое грехоборцами.
– Ближе к Имплосеонату лесная чаща отсутствует, вокруг него селения и фермы, вряд ли мы сможем добраться до него незамеченными.
– Сможем Гадо, не зря же я стал вором.
– Но не я.
– Иногда мне кажется, что все страны континента, известного нам мира, даже близко не столь сильны, как Церковь. Говорят, после Рождества Христова, его смерти и воскрешения, Церквоь стала мировой. Одержимые в то время были настоящей напастью, и это стало периодом расцвета Церкви. Люди в огромных количествах вступали в ряды паладинов, потому что число одержимых росло с невероятной скоростью. Правители всех государств были вынуждены как тогда, так и сейчас бросать на это большую часть как денег, так и людей.
– Мне кажется с того времени почти ничего не поменялось.
– Так и есть, друг мой. Королевства и страны, появлялись и исчезали, а Имплосеонат был постоянен, как и одержимые. В ходе вековой войны с ними войны между странами велись редко и вяло, потому что им просто не хватало сил и ресурсов. На сегодняшний день самая могущественная армия у Имплосеоната. Он стоит отдельно от государств и имеет особый статус. Во все времена большая часть сил бросалась либо на сдерживание одержимых, а если сдерживать не удавалось, то наступали тяжёлые времена и Церковь устраивала полномасштабную войну с ними.
– Когда я был маленький, Авелон рассказывал, что успел поучаствовать в двух кампаниях против одержимых вместе с Кальбином и Незуримом. Никогда не интересовался подробностями, но Церковь и её прелаты всегда казались мне более опасными, чем стражники в городах.
– На самом деле почти полностью гарнизоны светской власти задействованы в городах и селениях. Больших армий нет ни у кого. Тебе не кажется, по сравнению с Имплосеонатом все государства слабы и немощны. Как я и сказал, паладины Церкви – самая боеспособная армия континента и она же по сути единственная. Церковь в глаза людей уже давно стоит гораздо выше и значимее. В том числе, потому что Имплосеонат в любой момент может позволить себе захватить любое государство, если захочет или свергнуть любого монарха, который будет ему неугоден.
– Получается у Церкви политическая монополия?
– Именно. И оттого, что политика для Церкви не столь интересна на фоне её миссии по борьбе с одержимыми, в глазах людей она выглядит чем-то возвышенным над политическими дрязгами монархов. Имплосонат всем говорит: «Все эти мелочные политиканы и их грызня нам неинтересны. Мы заняты делами иного уровня, спасением мира». И с таким подходом власть монархов кажется низкой и ничтожной по сравнению с Имплосеонатом. Церкви все верят и почитают их в разы больше, чем монархов и их власть меркнет на фоне Церкви.
Они продвигались вперёд, время было после обеда. Они свернули в лесную чащу.
– Мы замедлимся, но уже к вечеру будем близ Имплосеоната. В лесах близ него разбойников не встретишь, их бы уже выкурили клирики, поэтому грабить здесь никто не пытается.
– Значит нам не всадят нож в спину, если мы немного расслабимся?
– Не расслабляйся, Гадо. На чеку нужно быть всегда.
Они продвигались вперёд через лес, близился вечер. Закхей достал карту и встал на одно колено, разложив её на земле. Гадо стоял позади него.
– Мне нужно свериться с картой. Погоди пока.
– А мне нужно отлить, я отойду.
Закхей усмехнулся: «Смотри не потеряйся».
Гадо отошёл чуть поодаль и принялся справлять нужду.
– Чтобы выйти к Имплосеонату, нужно идти на северо-запад, но я не могу понять, что это за селение посреди леса и дороги нарисованы, которых уже давно нет. – Закхей перевернул карту и посмотрел, что она дата создания указа до событий Второй кампании Церкви, развёрнутой против массового становления одержимых в отдельных селениях и некоторых городах. Она началась тогда, когда люди добровольно придавались одержимости и целые селения становились участниками этого культа, пропагандировавшего одержимость, как освобождение. Количество одержимых тогда разрасталось на глазах и началась целая война против них. – Получается здесь раньше было такое селение. – Пульс участился, Закхей торопливо начал сворачивать карту.
– А здесь довольно тихо, даже слишком. – Подумал про себя Гадо, поливая дерево. Внезапно в кустах нечто дёрнулось, Гадо повернул голову направо. Он услышал отдаляющийся гопот, тяжёлый, словно спугнул зверя своим присутствием.
– В этом лесу не водится крупная дичь. – Вспомнил про себя Гадо и, застегнув штаны, спешно бросился в сторону звука, выхватив меч. Он пробежал несколько десятков метров в ту сторону, откуда раздался топот, пытаясь настигнуть их преследователя, но никого больше не слышал.
– Такой тяжёлый звук, мне точно не показалось, кто-то очень быстро убегал от меня. – Он медленно осмотрелся и увидел кусок полуразрушенной постройки в лесной чаще. – Что это? Откуда здесь дома? Наверняка лазутчик укрылся там, больше негде. Не удивлюсь, что в окрестных лесах есть шпионы и смотрители Церкви, всё же мы близ главного и единственного города, принадлежащего самой Церкви. Священные земли, конечно же их охраняют. Его нужно поймать, иначе наш план провалится, нас уже заметили. – Гадо ринулся в сторону разрушенных лачуг.
– Нам нельзя здесь задерживаться. – Тревожно пробормотал Закхей. Сложив карту и поднявшись, он осмотрелся, но нигде не увидел своего спутника. – Гадоооо? – Громко позвал Закхей. – Куда же ты делся, оборванец? Нам нужно скорее уходить. Ссать за девять вёрст что ли пошёл? – Причитал Закхей, продолжая нервно искать его. – Вдруг его взгляд упал на обоссаный куст, от которого виднелись чёткие следы и направление убегавшего. – Похоже он бежал, вряд ли успел далеко. – Он спешно последовал по следам, оглядываясь по сторонам. – Чёрт, мне не стоит кричать здесь, это крайне опасно. – Закхей быстро продвигался по следам, но старался как можно тише. – Вдруг нас заметили они? – Он резко замер и посмотрел по сторонам. – Нет, вроде никого. – Ринулся дальше вперёд, на лице проступал пот.
Гадо увидел несколько разрушенных сельских построек. – Похоже раньше здесь было селение. Странно, оно разрушено и находится в лесной чаще. Почему его покинули? Нет, это не важно, мне нужно найти того, кто следил за нами. – Гадо медленно продвигался, осматривая руины. Аккуратно заходил в некоторые почти полностью разрушенные домики, осматривая их в поиске предполагаемого лазутчика. И вот он подошёл к дому, лестница которого уходила вниз, под землю. Не очень глубокая, не больше трёх метров вглубь. Похоже это был какой-то погреб, может быть раньше он использовался для вина или ещё что в нём хранили. – Там темно, дверей нет. Уверен, что убегавший спрятался там. Было бы чем быстро зажечь факел.
Позади Гадо, метрах в пятнадцати-двадцати что-то зашелестело. Он резко обернулся, держа меч наготове и увидел Закхея.
– Нам нужно срочно уходить отсюда. – Тихим строгим голосом сказал он.
– Нас преследовали. Я слышал чьи-то шаги, словно кто-то убегал. Я решил нагнать его и добежал до сюда. Уверен, что это лазутчик и он прячется в подвале. – Пока Гадо говорил, он уже поджигал факел.
Лицо Закхея было максимально серьёзным и встревоженным. Он не двигался с места ни на шаг. Из темноты спуска позади Гадо медленно высунулись худощавые жилистые длинные руки с непропорционально длинными пальцами. Больше, чем человеческие. Такой можно было обхватить целый бок туловища человека, как куклу. Руки медленно взялись за края дверного проёма. – Гаа… – Дыхание Закхея спёрло от страха, он даже не смог прокричать имя, не был в состоянии пошевелиться от шока, впав в ступор. Из темноты подвала появилась страшная морда, отдалённо напоминающая человеческое лицо, но деформированное и до ужаса злобное. Существо не просто так двигалось медленно, оно явно подкрадывалось к своей жертве.
Гадо внимательно присмотрелся к Закхею, застывшему на месте со стеклянным взглядом и окаменевшей физиономией. – Закхей? – Тихо пробормотал он. В голове щёлкнуло, – Позади меня кто-то есть! – В этот же момент что-то хватает его за туловище и мгновенным рывком забрасывает спиной вниз подвала. – Нужно сгруппироваться, иначе разобью голову. – Он падает на спину колачиком, меч держит перед собой двумя руками. Перед ним виднеется выход из подвала, в проёме которого стоит страшное непропорционально худое тело с длинными конечностями. Гадо тут же понимает, как сильно он ошибся, последовав за мнимым лазутчиком. Тварь не торопится, медленно поворачиваясь своим лицом. Гадо видит лицо, странные движения этого существа, его утробное рычание. Глаза путешественника цепляются за ужасающий взгляд, который он уже видел раньше.