– Прибыли, – Макс заглушил мотор, машина покачнулась, и встала.
Они находились в самом дальнем конце свалки, куда никакая случайная душа попасть или забрести не могла. Роща мертвых берез тянула уродливые сучья к солнечному небу. Бандита вышли из машины, хлопнув дверками одновременно. Пума завертела головой, затравленно озираясь. Бежать тут некуда. Макс расстегнул ширинку и, не стесняясь пленницы, помочился на чахлый кустик. Все обыденно и просто, сейчас ее убьют, иначе зачем привезли. Колтун тем временем открыл багажник и вытащил зеленую 20-литровую канистру. Макс открыл заднюю дверку.
– Вылезай, дорогуша! Твоя станция.
Пума отпрянула вглубь машины, отказываясь подчиняться. Но тут распахнулась противоположная дверка. Колтун схватил девушку за копну черных волос. Она вскрикнула и махнула раскрытой бритвой над головой. Колтун охнул и выпустил жертву из рук. Пума вскочила, побежала, тут же подвернула ногу и растянулась на снегу, подвели высокие каблучки. На запястье наступил мужской ботинок. Макс наклонился, поднял выпавшую бритву, сложил и убрал в карман. Ненадежное оружие, и того не стало.
– Вставай, далеко не убежишь.
Пума поднялась, автоматически отряхнула шубку, поправила сбившиеся в беспорядке волосы, даже перед убийцами она должна выглядеть. Может, это единственный шанс. Она видела свое отражение в темных очках Макса, туда и смотрелась.
– Иди за мной, – Макс направился к высохшей березе.
Пума осторожно пошла следом, боясь оступиться. Колтун прикладывал к лицу комья снега, пытаясь остановить кровотечение, и чертыхался. Через минуту Пума была пристегнута к дереву. Заломленные назад руки обхватывали ствол, запястья скованны наручниками.
– Макс! Что же это, а?! Вот сука, – Колтун повернул обезображенное лицо, рассеченное от брови до верхней губы. Кровь смещалась со слизью, глаз вытекал. Макс вставил в рот сигарету, равнодушно щелкнул зажигалкой, прикурил.
– Не будешь подставляться.
– Надо в больницу, Макс! – просительно сказал Колтун.
– Поздно, дорогуша. Быть тебе одноглазым, медицина бессильна. Перед красотой. Да, Пума? – Макс повернулся к девушке, прикованной к дереву, ласково улыбнулся. – Что же ты, красавица, из мужика циклопа сделала? Он тебе не простит.
Холодный ветерок, приправленный гнилым запахом свалки, заставил Пуму захлюпать носом, но она вовсе не плакала. Расстегнутая шубка не грела. Макс толстым пальцем приподнял ее фарфоровый подбородок, идеальной формы губы, нос, глаза. Он выпустил ей в лицо клуб дыма.
– Догадываешься, зачем сюда приехали?
– Догадываюсь.
– И зачем? – Макс цинично усмехнулся, развел полы шубки и запустил руку под платье. Она дрогнула от грубого прикосновения.
– Не в любви же признаваться, – Пума старалась не выказывать животного ужаса, что ею владел, в среде хищников самообладание ценится. – Спрашивай, Макс.
– И не боишься?
– Страшнее смерти зверя нет. Боюсь, но убивать не советую, много потеряешь.
Ее твердость позабавила Макса, он повернулся, приглашая приятеля.
– Колтун. Хочешь побеседовать? За жизнь, за любовь.
Тому удалось, видимо, остановить кровотечение, носовым платком Колтун осторожно вытирал лицо, прислушиваясь к разговору. Макс вынул бритву, протянул подошедшему бандиту. Тот убрал платок, раскрыл лезвие и подступил к жертве вплотную, свирепо вращая единственным глазом. Увидев перед собой вытекшую фиолетово-красную впадину, Пума обреченно забилась. Что она наделал? Прощения тут не жди. Колтун ухватил ее за волосы, заломил голову вбок, обнажив беззащитную шею, приставил бритву и легонько провел по коже. Из тонкого пореза выскочили бордовые бисеринки, но ей казалось, что кровь льется ручьем.
– Вначале я отрежу тебе ушки, – зашептал бандит в самое ухо. – Потом носик. Страшнее смерти зверя нет! Вот он я, смотри. Сейчас познакомишься, – он подставил лезвие к ее носу.
Из глаз Пумы хлынули слезы. Эти слезы были настоящие.
– Минуту, Колтун! Зададим пару вопросов. Шанс дадим, на откровенность. Не захочет, она твоя, – Макс стоял сзади. – Да отойди ты! – Колтун неохотно повиновался. – Итак, дорогуша. Ты обещаешь говорить правду, и только правду?
Пума поспешно кивнула, сквозь слезы заглядывая в непроницаемые очки Макса.
– Просто отвечай на вопросы. Откуда ты знаешь Ежова. Сергея Петровича?
– Сержа? Мы случайно познакомились, в гостинице.
– Откуда у него чемодан с героином?
– Он в машине оказался.
– В какой машине? – Макс не давал время на размышления. Пока ему важны не столько ответы, он и сам их знал, сколько искренность, как она отвечает.
– Черная «Волга», машина мэра. Ее угнали, мы нашли.
– Кто угнал?
– Хряк, Валет…
– Это понятно. На кого они работают?
– Полковник сказал, что на Драму.
– Полковник?
– Полковник Краснов. Он во всем винит Драму.
– А Драма на кого работает?
– Не знаю, Макс. Краснов сказал, на какого-то Хозяина. Якобы Хозяин хочет свалить мэра, он его не устраивает, поэтому и Сержа впутали, а я прицепом. Мне все это не надо, я же девушка!
– Чей героин?
– Я так поняла, что Графа. Краснов партию перехватил, хочет на Драму свалить. Мне кажется… – Пума осеклась.
– Что тебе кажется? Говори.
– Драма ни при чем. Он наркотиками не занимается.
– А кто занимается?
– Мне кажется, это Краснов. Он просил план нарисовать.
– Какой план?
– План квартиры, где Драма деньги хранит, ключ от сейфа прячет. Краснов заставил Сержа впутать, заявление на Драму написать. Макс, я тебе как на духу, что думаю, а знать? Я не знаю.
– Это понятно. А зачем ему Драму подставлять?
– Они же братья. Ежов и Драма, а отец кто? Мэр. Вот и получается, что Краснов хочет свалить мэра. Может, он и есть Хозяин? Полковник Краснов. И все сходится!
Пума победно смотрела на мужчин, кажется, она совсем забыла о своем незавидном положении, и стоять прикованной наручниками к березе для нее самое обычное дело. Была на свалке, человека без глаза оставила, пустяки. И кто поймет женщин? Макс нехорошо усмехнулся.
– Скажи лучше, как мои приметы в газету попали?
– Откуда мне знать, – Пума потупила голову, замешательство не укрылось.
– А если подумать? Ответишь честно, будешь жить, а если нет? Тебе решать. Ты подругой Багиры была. Тебя это тоже касается. Ты дала мои приметы? Все равно узнаю, дорогуша.
– Багира у меня квартиру снимала, но подругами мы не были. Знаю, она хотела у тебя сына забрать, и рассчитывала на какого-то Фауста. Наверно, любовником ее был, иначе зачем помогать? Макс, ты очень сильный человек, все знают, – Пума говорила очень искренне. – Приметы следствию я не давала, я не самоубийца. Тут что-то личное! Не знаю, Макс, – она смотрела в темные очки преданными глазами.
Макс задумчиво отошел.
– Колтун!
Тот сразу кинулся к дереву, подступил к Пуме и приставил бритву под грудь.
– Макс! – заверещала она. – Не надо, Макс!
– Дорогуша, оставь ее! Неси канистру.
Колтун заворчал и тайком от Макса бритвой полоснул ее поперек груди, неглубоко. Пума задохнулась от боли, крик сдержала. Садист, как ни в чем ни бывало, застегнул ей шубку на одну пуговицу, чтобы скрыть рану от главаря, и потрепал девушку по щеке.
– Скрываешь ты что-то! Нехорошо. Мы тебя живьем сожжем, шашлык будет, – злорадно пообещал он, и отправился за канистрой. Макс тем временем разомкнул наручники. Вернувшись, Колтун увидел, что Пума свободна. Он поставил канистру и недовольно заявил:
– Макс! Ты это. Шалаву мне отдал!
– Мы ее с собой заберем. Пригодится еще.
В руке Макса словно ниоткуда появился пистолет, Пума замерла.
– Нет. – Колтун скривился. – Я ее здесь порешу! Она мне шнифт выпустила. Ты обещал!
– Не надо спорить, дорогуша!
Выстрел ударил по ушам и отскочил в заоблачную высь. Березы тянули сухие сучья, по небу плыли облака, а Колтун схватился за грудь, широко зевнул и вдруг упал навзничь. Шляпа слетала с головы. Макс убрал пистолет, открыл канистру и стал неспешно поливать своего помощника с головы до пят. Бензин булькал в горловине, плескался, растекался, розовыми пятнами прожигал снег, впитывался в одежду. Пума пошатнулась, ей стало дурно. Бензиновые пары колыхали воздух стеклянной пеленой. Она боялась отпустить березу, держась, чтобы не упасть, стояла и наблюдала за происходящим. Макс старательно, словно делал ответственную работу, поливал голову, вокруг проступила прошлогодняя трава. Колтун единственным глазом таращился в голубое небо, и не мог напиться. Вдруг хрипнул, изо рта плеснулся бензин. Пума тихо ахнула.
– Он жив!
– Воздух вышел, из легких, – Макс вытряхивал остатки бензина. – Иди в машину, дорогуша!
Пума сделала десяток шагов, оглянулась. Убийца делал свою привычную работу. Он закрыл канистру, отнес ее подальше, вернулся к березе, обошел кругом, осмотрелся, подобрал окурки, шляпу Колтуна, положил все это на грудь мертвеца. Бандит, который несколько минут назад наводил на нее ужас, напоминал памятник самому себе. Лежал в пальто и шляпой на груди, как гранитный монумент, поверженный наземь. Макс почистил снегом ботинки, вытер руки носовым платком, достал из кармана спички. Пума зачарованно наблюдала, дышать было больно. При малейшем движении платье, прилипшее к краям раны, наждаком рвало кожу. Раздался сильный хлопок. Огонь скакнул высоко, тут же осел и стал пожирать добычу, разбрызгивая искорки. Макс убрал пустую канистру в багажник, окинул внимательным взглядом место преступления, потом они сели в машину. Оранжевый «Москвич» не спеша тронулся в обратный путь.
– Макс, можно спросить? Один вопрос.
– Задавай.
– Как ты узнал про условный стук в дверь? Чемодан с героином. Мы же его только ночью нашли, а утром ты все знаешь. Как так?
Вместо ответа, Макс свободной рукой дотянулся до бардачка, вынул портативный магнитофон, отмотал пленку назад, включил. Она услышала голос Ежова:
– Я поехал. Слышишь? Закройся за мной. Когда вернусь, постучу вот так!
Прозвучала знакомая дробь. Макс выключил магнитофон и молча сунул его обратно в бардачок. Оказалось, все очень просто. В ее квартире подслушивающее устройство? Пума не стала спрашивать, и так все ясно. Багира – подруга Макса! Конечно, он микрофон установил. Сам или его помощники, а Пума? Чего она только не болтала там. Все прослушивается, ей стало дурно.
– Радиомикрофон, – Макс кивнул, словно услышал. – Вещь удобная. Я его в последнюю встречу установил, – он покосился на пассажирку. – Багира мать моего сына. Могу убить кого угодно. Ее нет. Ты понимаешь, что к ее смерти я отношения не имею? Вот что, дорогуша. Расскажи о своем Серже. Что он из себя представляет?
– А что рассказать, – Пума пожала плечами, поморщилась от боли. – Художник, бывший оперативник. Вроде в КГБ работал, с сердцем проблемы, приступы бывают. Вообще он добрый. Но странный. Нервный очень, говорить может ласково, а иногда так взглянет, мороз по коже.
– Импотент? – Макс спрашивал деловито, чтобы получить информацию.
– Нет. Что-то другое. В нем бешеная энергия, захлестывает его целиком. Мысли все время чем-то заняты. Это с женой его связано, убили, как Багиру. Смотрит на меня, а сам думает, как того маньяка поймать. Это его бзик. За жену отомстить.
– Понятно. А мэр, отец его. С ним знакома? – Макс повернулся. – С мэром.
– Откуда! Нет, конечно. Мы с Сержем только познакомились…
Машина с боковой дороги выехала на трассу. На горизонте показались высотные дома, город был рукой подать. Пуме не верилось, что она жива, и возвращается в город, а человек, который обманом ее похитил, догорает на свалке, наверно, одни головешки остались. Рано обрадовалась! Макс прижался к обочине и остановил машину.
– Вот что, дорогуша. Нам надо заключить деловое соглашение.
– Вначале хотел убить… – недоверчиво начала Пума.
– Хотел бы, убил, – оборвал Макс. – Не сомневайся. На свалку заехали, чтобы Колтуна замочить, а ему об этом знать не обязательно было, да и тебе тоже. Разговорить не мешало.
Пума была потрясена таким расчетом.
– А за что ты его?
– Стучал Краснову. Теперь слушай! Колтун получил задание тебя замочить, я ему помешал. Это понятно? Жизнь спас. Кто приказал? Барин. Тебя надо спрятать. Наши желания совпадают, насчет Ежова. В городе намечается заварушка, полетят головы, и Сергей Петрович пойдет в гору, в стране перемены. Твое дело бабское, постарайся за него уцепиться, выйти замуж. В этом наш с тобой договор. Я помог тебе, придет время, сочтемся. Со своей стороны, я буду тебе помогать, содействовать.
– Это каким, интересно, образом? – не удержалась Пума от язвительного замечания.
Макс без разговоров схватил ее одной рукой за волосы, другой вынул пистолет и засунул ей в рот. Пума в ужасе только глаза выпучила, запах пороха и горький вкус металла перевернули мир за один миг с ног на голову.
– Чуешь, чем пахнет? – она только моргнула. Макс не спешил, дожидаясь, пока она усвоит каждое слово. – Я буду помогать до тех пор, пока ты держишь свой язычок за зубами. В том числе и от Сергея Петровича, наш договор касается только нас. Если нарушишь, мозги твои вылетят в форточку, если захочу, то прямо сейчас. Это моя помощь, что ты живешь. Понятно, дорогуша?
Она снова моргнула, он убрал пистолет, и взялся за руль. Болтать ей больше не хотелось. Скоро они были в городе, миновали пост ГАИ, свернули под «кирпич», и по липовой аллее подкатили к высокому забору с будкой КПП. Макс посигналил. Дверь приоткрылась, показался охранник в бронежилете, на плече висел автомат. Пума ничего не понимала. Воинская часть, закрытый объект? Макс махнул рукой, железные ворота начали отъезжать в сторону. «Москвич» заехал на территорию и завернул к большому гаражу-ангару с несколькими выездами. В глубине двора за вековыми соснами виднелся особняк, туда вели обсаженные стрижеными кустами аллеи. Парень в спортивном костюме расчищал снег широким скребком. От непокрытой головы шел густой пар, он явно работал не за страх, а на совесть. Впрочем, завидев подержанный «Москвич, он заработал в два раза быстрее.
Гаражные ворота открылись, Макс заехал внутрь, они вышли из машины. К ним подошел парень в рабочем комбинезоне, поздоровался, с интересом поглядывая на Пуму.
– Стас, гостья тебе! Накормишь, спать уложишь, – Макс помолчал. – В багажнике чемодан, не трогай. Девушку не обижай, – он повернулся к Пуме. – Хозяин пока не в курсе.
– Хозяин?? – она округлила глаза.
– Кажется, мы договорились. На въезде в город? Вот что, Стас. Глаз с нее не спускать. Сбежит, кастрирую. Все понял? Вот так, Илона. Не подведите молодого человека. Мне надо ехать, а вы тут сами.
Пума вдруг застонала и, покачнувшись, оперлась рукой на капот.
– Что с тобой? – Макс поддержал ее, шубка распахнулась, он увидел разрез на платье и запекшуюся полоску крови, сочащуюся свежими каплями. – Вот сука. Стас! Вызови врача, пусть осмотрит, зашьет, не знаю. Паразит, когда успел? Отведи ее на кровать, пусть ляжет.
– Спасибо, Макс, – она оперлась на руку Стаса. – Все нормально, я дойду. Куда?
Макс не ответил, потеряв к пленнице всякий интерес, вышел из гаража и поспешил на КПП, вошел. Угрюмый тип в бронежилете сидел за радиопультом, и смотрел мультфильмы, уставившись в портативный цветной телевизор. Увлекшись, он не обратил внимания на вошедшего Макса. Остановившись за спиной, Макс бесшумно вынул пистолет. Выстрел грянул, как гром среди ясного неба. Капитана Врунгеля вместе с яхтой смело пульта: опять не повезло. Любитель мультфильмов повернул голову.
– Что ж ты, падла, наделал? – зло сказал он. – Я за телик косарь отдал.
– Будешь рычать, я его в твою шкуру заверну. – Макс говорил сдержанно. – На работе надо работать. Вызови Клопа, быстренько.
– Иди ты… на хрен.
Рукоятка пистолета с хрустом вломилась охраннику в рот. Вместе со стулом тот грохнулся на пол. Макс наступил ему на голову ботинком, не давая подняться. Отпустил.
– Ты не на зоне, Хасан, здесь другие порядки. Субординация. Знаешь такое слово? – Макс склонился над пультом, защелкал тумблерами, послышался треск радиоэфира. – Вызываю Клопа! Прием.
Макс поправил микрофон, в ожидании ответа покосился на поверженного охранника. Тот сидел на полу и пускал кровавые слюни, выплевывая осколки зубов. Макс повторил вызов.
– Клоп на связи, – откликнулся динамик.
– Где подопечный?
– В конторе.
– В конторе? Доложи по порядку.
– ГУВД. Городское управление. В 7 утра вышел из дома, 2 часа провел в гостинице, потом в контору пошел. Пешком. Минут сорок назад. Пока не выходил, жду.
– Продолжай наблюдение, скоро подъеду. Конец связи.
Макс отключил рацию, взялся за телефон. Длинные гудки следовали один за другим, трубку не снимали.
– Стоять! – сказал Макс, заметив, что Хасан начал обходить его, намереваясь добраться до автомата. – Неймется, дорогуша?
Хасан по-волчьи сверкнул глазами и выпустил кровавую жижу под ноги.
– Все равно ты не пахан. Ты ссучился, властям служишь.
Макс тем временем набрал другой номер, трубку сняли.
– Привет, Джексон. Жду вас на базе, работа есть, срочно. Нет, не все, – Макс покосился на охранника. – Передай Мамонту, я его протеже уволил. Пусть пистон ему вставит в одно место. Все, отбой.
За время разговора Хасана словно подменили. Он сник, кисти рук заелозили в воздухе, как будто он потерял дар речи и пытался перейти на азбуку глухонемых.
– Макс, ты чего, – выдавил он. – Прости, Макс.
– Мамонт простит. Я тебе не авторитет.
– В натуре, Макс. Пожалуйста, извини!
– На колени.
Хасан исполнил приказание… В это время зазвонил телефон, Макс ответил:
– Слушаю.
– Дорогуша Макс, – шипящий голос был искажен дополнительным устройством. – Твой ублюдок у меня. Слышишь? – в трубке раздался детский голос, и тут же оборвался.
– Игорь? – лоб Макса мгновенно покрылся испариной.
– Игорек хороший мальчик, – голос был дружелюбен, не смотря на технические помехи. – Бормана пришлось убрать. Вот так, Макс! Прежде чем делать глупости, хорошенько подумай.
– Ты кто? – правое веко у Макса задергалось, нервный тик. В жизни не бывало. – Ты кто?..
Но трубку уже повесили. Хасан смиренно стоял на коленях.
Глава 17
Реванш
Долг платежом красен.
Поговорка.
(Тетрадь Драмы)
– Здравствуйте! – сказал я, ожидая ответного приветствия, но полковник словно лягушку проглотил. К вам покойники на прием, часом, не приходили? А задушенные младенцы, мужики с топорами да вилами? Вам его не понять. Наконец, столбняк прошел, сыворотка не понадобилась. Слегка прихрамывая, полковник приблизился к массивному столу, похожему на бульдозер.
– Здравствуйте, – нехорошим голосом сказал он и сел за свой «бульдозер» с таким видом, словно собирался меня переехать, глаза пялились куда-то выше головы, как будто не узнавая. – Вы по какому вопросу?
И он еще спрашивает!?
– Как прошла премьера, что газеты пишут, – поинтересовался я. – Вы меня не узнаете?
Он с отвращением опустил взгляд на мою распахнутую дубленку, и сморщился, как Змей Горыныч при виде Павки Корчагина.
– Почему я, собственно, должен вас узнавать, – он выплюнул струю дыма в мой адрес. – Вы сюда шутить пришли, гражданин?
Я поспешно снял шапку, и начал в руках ее ломать. Могу и вприсядку пойти! Лишь бы извинился, да деньги вернул, дело принципа, и дело с концом, нам еще жить в этом городе. Точнее, как-то уживаться.
– Как здоровье супруги, Николай Николаевич?
– Меня зовут Федор Ильич. И не забывайте, где находитесь, – полковник сделал серьезную паузу. – Кстати, вы не представились.
– Константинов. Валерий Петрович, кандидат наук, – бодро отрапортовал я. – В ресторане, помните? Коньяк вместе кушали. Присесть позволите?
– Молодой человек. А вы часом не пьяны?
Не без этого, мысленно согласился я, но зачем же хамить. Сделав вид, что обиделся, я повернулся к выходу:
– Знаете, товарищ артист. Я, пожалуй, пойду. Засиделся тут у вас, а мне еще в КГБ надо, – я надел шапку и сделал ему ручкой. – Кланяйтесь Нижнему Тагилу, вас там с собаками ищут. Пока, начальник.
Кажется, я нечаянно попал в больное место, полковник даже привстал:
– Валерий Петрович! Зачем же сразу КГБ. Может и я смогу быть полезен?
– Еще как сможете.
– Прошу вас, раздевайтесь! Вешалка в углу, – его облик переменился. Из бюрократа, который только что без отбойного молотка стены буравил, полковник превратился в Снегурочку, раскосые глаза рассыпались морщинками, а каменный доселе лик словно сливочным маслом намазали, аж засветился весь. Так и быть, на первый раз прощаю. Повесив дубленку на крюк и накрыв ее енотом, я деловито потер руки, слегка волнуясь, как хирург перед ответственной операцией.
– Проходите, Валерий Петрович! Располагайтесь, где вам удобней, – полковник напоминал радушную хозяйку, не знающую, как рассадить и чем угощать дорогих гостей. – Что там у вас стряслось, рассказывайте!
Я сел в кресло для посетителей с краю стола.
– У меня ничего не стряслось, – бодро сказал я.
– То есть, – он опять нахмурился.
– Так, небольшие неприятности, а вот у вас действительно стряслось.
– Это в каком смысле?
– В прямом. Я остался жив! Хотя ваши люди вели себя не очень корректно, я зла на них не держу, и готов простить, но с одним условием.
– Вас кто-то обидел?
– Если считаете, что, ограбив или убив, меня можно обидеть, то заблуждаетесь. Ограбили – да! Обидели – вовсе нет. Наоборот, я получил громадное удовольствие! Приятно сознавать, что наш советский театр перешагнул рамки казенного искусства, и двинулся в массы, в народ. По домам, квартирам, по спальням. Чудесно провести вечер с Дездемоной! Испугаться настоящего Отелло, наблюдать, как он душит свою супругу на вашей собственной кровати, какой взрыв эмоций, эффект достоверности! Ощутить себя отравленным, потом задушенным и ограбленным, а потом круглым идиотом. Какие тут могут быть обиды? Что вы. Кажется, вы мне контрамарку обещали? А лучше постоянный абонемент. Приобрету.
– Значит, вас ограбили, – полковник был само терпение.
– Пустяки, – я беззаботно махнул рукой. – Ограбили, хотели отравить, не тут-то было.
– Валерий Петрович, давайте по порядку, – он изобразил на лице рвение докопаться до истины. – Вы меня совсем запутали. Кто, когда, где?
– Ваши люди, у меня дома, вчера. Но вы забыли главное: сколько. По самым скромным подсчетам, а мог и прибавить, но я честный человек! 100 тысяч долларов.
– Вы шутите?
– Это для вас шутки, а для меня большие деньги.
– Я не про деньги, Валерий Петрович. Вы сказали: мои люди, – полковник сдвинул брови и покачал головой. – Должен разочаровать. Не все, кто носит форму и служит в милиции, мои люди. Есть пока и недостойные в наших рядах. Вы кого имеете в виду?
– Я имею в виду негра и вашу мнимую жену.
– Негра. Мнимую жену, – полковник смотрел с сожалением.
– Конечно, мнимую. Полковник не будет рисковать женой настоящей, толкать на ограбление банков и мирных граждан! Не в Америке живем, слава богу. Или у вас другое мнение?
– Другое. Вы алкоголик, Валерий Петрович?
– С чего взяли, вы не нарколог, – грубо ответил я.
– Несете какую-то несусветную ахинею. Вам необходимо лечиться, и чем раньше, тем лучше. Белая горячка до добра не доводит. Вначале галлюцинации, потом голоса услышите, лаять начнете, на людей кидаться. Со здоровьем шутить опасно.
– Значит, горячка?
– Белочка, – утешающим тоном сказал полковник.
– Но я негра своими глазами видел! В своей кровати.
– А вы себя слышите? Негр в вашей кровати. Представить страшно.
– Он задушил Дездемону, потом меня, потом сейф открыл.
– Померещилось.
– Но денег-то нет!? – воскликнул я. – Сейф пустой.
– И трупов нет, ни вашего, ни Дездемоны. Значит, и денег не было.
– Были, – я не хотел сдаваться.
– Не было, Валерий Петрович. Пить меньше надо, – полковник залихватски щелкнул себя пальцем по горлу, наркологи, они с подходцем. – Слушать страшно, что вы говорите. Полковники по ресторанам гуляют, за артистов себя выдают, жены их с неграми сейфы громят, людей на кроватях душат, это же бред сивой кобылы.
– Никакой надежды?
– Никакой.
– Значит, сумасшедший?
– Именно. Вы сами это сказали, значит, не все потеряно, – полковник смотрел изучающе. – Помните, Валерий Петрович, однажды вас по голове молотком ударили?
– Это были… вы?! – закричал я в ужасе. Он даже опешил.
– Вы и в самом деле. Сумасшедший.
Меня затрясло, окосевшие глаза сошлись на переносице, из груди вырвался странный смех, меня скрючило, как Квазимодо при виде Эсмеральды. Полковник испугался, и даже схватился за телефон, собираясь вызвать психиатричку. Но не успел. Я выложил на стол снимки, веером. И посмотрел на него этаким чертом.
– Что это, – он близоруко сощурился.
– Это? Бред сивой кобылы. Как раз, что померещилось. Негры, сейфы, полковничьи жены, пушки заряжены, сцены удушения.
Половник надел очки и стал внимательно рассматривать снимки. Минут пять любовался, если не больше, я даже скучать начал без его нападок.
– У вас нет «Мурзилки»?
– Чего, – он поднял задумчивые глаза.
– Журнал какой-нибудь, – робко попросил я, – с картинками. Люблю, знаете…
Он понимающе кивнул, открыл папку на углу стола, вынул пару фотографий, молча подал. Кажется, сегодня День фотографа? Вот черт. Настал мой черед. Мурашки забегали по спине, пятки вдруг зачесались, намекая, что пора драпать, а нос вспотел, как лысина Мефистофеля. Вспоротое брюхо с разошедшимися краями и красным маревом внутри, белки глаз размером с футбольные мячики, вот и все, что осталось от ночного обидчика. Убили негра. Кровавые каракули на обоях.
– Драма, – сказал полковник.
– Что? – я вздрогнул, чувство юмора стало мне изменять.
– Он написал на стене перед смертью «Драма». Надо полагать, кличка убийцы. Кстати, где и как вы провели минувшую ночь? Ограбление, как я понял, произошло вечером. Кстати. Алиби у вас есть?
– Ночью я был без сознания.
– Да вы что! Всю ночь напролет? Звучит неубедительно. Одним словом, алиби у вас нет. Еще. Помощь следствию зачтется. Вы не знаете, кто такой Драма?
Я жевал глазами фотографию:
– Надпись сделал убийца, кто еще! Человек с такой раной физически не способен оклеветать ближнего.
– Оклеветать не способен. А вот правду написать, чтобы отомстить, вполне.
– Но это не есть правда, – вяло заспорил я.
– Почему так решили? Вы явно что-то скрываете, Валерий Петрович.
– Вы прекрасно знаете, что Драма это я. Но Драма не убивал, его самого чуть не убили.
– Шутите, – полковник издевался. – Вы – Драма?!
– А что тут дурного. Драматург.
– Подарок судьбы! – полковник ухмыльнулся, достал из папки листок бумаги. – Сейчас зачитаю. Начальнику милиции. От гражданки Граниной И.А. заявление. Прошу оградить меня от угроз сутенера по кличке Драма, в скобочках Драматург. Он втягивает меня в авантюры, заставляет заниматься проституцией. На попытки обратиться в милицию угрожает расправой. Если со мной что-нибудь случится, знайте, это дело рук Драмы. Дата, подпись. Написано не очень грамотно, но суть понятна, – полковник поднял глаза. – Не желаете ознакомиться? Прошу! Это копия.
– Это фальшивка! С гражданкой Граниной мы не виделись больше года.
– А вы уверены, что ваша бывшая знакомая жива и здорова? А, Валерий Петрович? Этот бедняга, которому вы живот разрезали, был ее женихом. Он отнял у вас Пуму, лучшую вашу добытчицу, вы отомстили жестоко. Да вы страшный человек, Валерий Петрович! Руки ваши по локоть в крови.
Зазвонил один из телефонов на столе. Полковник взял трубку, что-то выслушал, удивленно вскинул брови и уставился на меня. Закончив разговор, он сообщил:
– Валерий Петрович. У вас на квартире произошло двойное убийство. Да вы маньяк.
Я похолодел. Лидия Аристарховна была права, когда советовала убираться куда подальше.
– Федор Ильич, вы подтвердите мое алиби? – заискивающе спросил я. – Разрешите закурить, что-то я нервничаю.
Полковник понимающе кивнул, двинул пепельницу и пачку сигарет с зажигалкой. Пока я закуривал, он что-то соображал, тут запищал селектор, он придавил клавишу, послышался голос секретарши:
– Федор Ильич! Я подготовила документы. Вам занести?
– Я занят, – отрубил полковник, на миг задумался. – Вы свободны, понадобитесь после обеда, – и он отключился, бросив на меня беспокойный взгляд.
– Нет уж, позвольте! – запротестовал я.
Прежде, чем он успел остановить, я вскочил и выбежал из кабинета. В приемной, за большой пишущей машинкой сидела она, Марина! И сережки от малахитового гарнитура были на ней: ай, да сюрприз! Мое внезапное появление ее шокировало. В милицейской форме она показалась мне краше всех женщин на земле, я почти влюбился.
– Здравствуй, моя ненаглядная! Головушка не болит?
– Здравствуйте, гражданин, – сухо отвечала она, зеленые глаза ядовито блеснули.
– Ядра чистый изумруд. Помнишь? Мое предложение в силе. Бросай мужа и выходи за меня, я слов на ветер не бросаю! Мерси, что не угробила.
Поскольку она сидела каменным изваянием, я наклонился, поцеловал ее задорный носик, и ринулся обратно в кабинет, где предстоял очередной раунд без правил. Трупы брызгами летели в разные стороны, битва чемпионов, куда деваться.
– Срочно, Иван. Немедленно, – полковник закончил разговор, положил трубку и уставился в мою сторону рассеянным взором.
– Неосторожно, Федор Ильич! Ваша карта бита, – сообщил я, усаживаясь на место, взял из пепельницы брошенную впопыхах сигарету. – Угораздило секретаршу впутать. Доверенное лицо? Это я так интересуюсь, вдруг не договоримся.
– Щенок, – процедил он, нажал клавишу. – Дежурный! Конвой в кабинет.
И воззрился на меня с нескрываемым любопытством.
– Федор Ильич, не делайте глупостей. Если я через час отсюда не выйду, то Сергей Петрович, мой брат, перейдет к активным действиям. Да и мэр будет недоволен.
Болевые точки я нащупал, и теперь аккуратно надавил. Полковник словно мышь зубами схватил, так его скривило. Улыбка на лице превратилась в сморщенный блин. Я выпустил струйку дыма, и колечки нимбами поплыли над его грешной головой. Полковник не сдавался.
– Что ты хочешь?
– Вот. Наконец! Что мы в самом деле. Конвоем друг друга пугаем! Попросите Марину, пусть кофейку приготовит.
– А чай не устроит?
– Устроит, если с лимоном.
– Так и быть, уважу напоследок, – он опять ткнул пальцем в измученный селектор. – Марина, еще не ушли? Будьте любезны, чаю нам сделайте.
– Про лимон не забудьте.
Полковник огрел меня чугунным взглядом, и как раз, коротко стукнув, в дверях возник верзила-сержант, доложиться не успел.
– Отставить конвой! – полковник взмахнул рукой. – Свободен.
Сержант медлил. Это в кабинете, чуть зевнул, и жизнь кувырком насмарку. А у сержанта? По расписанию. Точнее, по приказу. Полковник закрякал, как лебедь-шипун, и замахал руками, поднимая ветер, еще чуть-чуть, и взлетит. Сержанта смыло ураганом. Марина внесла нагруженный поднос, расставила чашки, взглянула на полковника, ожидая распоряжений.
– Спасибо, родная, – обнаглев, я хлопнул ее по тугому милицейскому заду. Она подпрыгнула и выбежала из кабинета. Своим отчаянным блефом я показывал, что на руках у меня сильная карта, и плевать я хотел на все казенные порядки.