Ева Витальевна Шилова
Преферанс на вылет
– Не факт… В смысле, не обязательно это будет баба. Может, девица эта давно догнивает в каком-нибудь овраге, а продавать спернутую цацку притащится очень даже мужик. Плохо, что мы даже примерно не представляем, ни что это за ценность, ни как она выглядит, ни была ли она вообще…
– Да нам и незачем, сейчас важнее собственную шкурку на растерзание не отдать, а всякие слухи вторичны. Так что бери список, буди самых неприметных из своих «рыбок», пусть они начнут предупреждать тех, за кем полиция пойдет в первую очередь. Доброе дело, говоришь? Вполне доброе!
И Лыч даже руки потер, представив, как забегают околпаченные полицейские!
Он, пожалуй, даже наблюдателей поставит у самых крупных отделений, а сам прогуляется к центральному комиссариату, что на бульваре Сагремон, чтоб посмотреть, как «козодои» будут возвращаться без добычи. Есть там одно очень удачное расположенное кафе, откуда прекрасно виден главный вход… Нужно только поточнее рассчитать момент, когда начнется основное веселье.
Официально пересменка у полицейских происходит в десять утра. Значит, именно к этому моменту на работу прибудет полицмейстер города и прочие официозные рожи. Тут-то и подтянутся курсантики со своей писулькой, чтоб их отчет изучали не замордованные суточными происшествиями «козодои», а сразу начальство на свежую голову. Ага. А дальше? На чтение и осмысление информации понадобиться от получаса до часа. Потом будет объявлен сбор всех, на кого можно переложить ответственность, значит, еще полчасика накидываем. Дальше они должны поделить адреса будущих арестантов между отделениями и только потом выдвигаться на задержание. Тут возможна задержка, потому что дележка будет производиться не просто по адресному принципу, а с точки зрения «жирности» добычи, и самых «вкусных» арестантов полицмейстер потребует доставить именно к нему. Определиться с кандидатурами на взятие они смогут где-то к полудню… Значит, занять пост в кафе следует примерно в час дня. Вряд ли раньше произойдет что-то действительно интересное.
Расположившись в отдельном кабинете «Лунного сада» с прекрасным обзором площади Кольбьер, Лыч с Кабаном заказали «большой» обед и с интересом поглядывали в сторону здания центрального комиссариата полиции, где уже началось нездоровое оживление. Из нескольких мотозаков вывели скованных арт-наручами задержанных, но в основном полицейские подразделения прибывали без добычи. Полюбовавшись открывшейся картиной и с удовольствием перекусив, Лыч уже хотел командовать отъезд, как вдруг поймал взглядом новое действующее лицо и смачно, с ненавистью, выругался.
Из подлетевшего полицейского мотомобиля с гербом Шателя появились двое: за грузно шагнувшим на брусчатку толстяком с одышкой, обряженным в полицейскую форму, каким-то змеиным движением выскользнул невысокий изящный грай в цивильном платье.
– Угорь, – злобно процедил Лыч. – Вот же, не было печали…
Событие действительно тянуло на ранг чрезвычайного. По чью-то душу в город принесло самогó знаменитого Угря, Элберта диФаушера.
* * *
Когда Эгберт Миарано ощутил активацию Капли в районе Тьеллимара, он не поленился сразу же, несмотря на время суток, оповестить об этом по переговорнику Председателя Совета Федерации. А грай Гроссер, в свою очередь, немедленно объявил сбор всех заинтересованных лиц. Во всяком случае тех, кто был на тот момент в столице Хельветской Федерации. И кому он мог доверять. И без кого в розысках родового артефакта Шустеров было никак не обойтись. Поэтому в его гостиной кроме самого Дагоберта и Миарано собрались Гуальберт Роффле, Роберт Хорле, Норберт Шромм и Элберт диФаушер. Зигберта Эльведи еще бы сюда… старый лис уж точно не стал бы лишним, и наверняка бы что-нибудь правильное присоветовал… но пока он еще доберется до Биарна из своего заштатного Кюра… ладно, не сегодня, так завтра он прибудет в столицу и поможет с координацией действий. А пока работаем с чем есть. И Даг вывалил на головы присутствующих новость:
– Эгберт только что зафиксировал всплеск Капли.
Все перевели глаза на Миарано.
– Капля проявилась в кантоне Галлен, в районе города Тьеллимара.
– Пятьсот с лишним миль от Биарна… – в раздумье протянут Шромм, – далеко забралась.
– Район Тьеллимара – это замечательно, но довольно расплывчато, – заметил Роффле. – Округ занимает более трехсот квадратных миль… а сузить круг поисков никак не получится?
– Никак, – помотал головой Миарано, – я и этот-то всплеск еле уловил. Такое ощущение, что Капля сработала не в полную силу.
– Вы не о том думаете, граи, – вмешался Гроссер. – Дело не в месте ее срабатывания, а в причине самого события. Два с лишним года с момента ее первичной активации Паулой Адлер Капля никак себя не проявляла. Она не использовала артефакт ни для мести, ни для побега, ни для последующего укрытия. Видимо, наша шустрая девочка берегла ее на крайний случай. Что за крайний случай мог у нее настать? Кто и каким образом вынудил ее использовать Каплю?
– Я все-таки надеюсь, что ее вспугнули мои ребятишки, – предположил диФаушер. – Собственно, их задание в том и состояло, чтобы заставить ее сбежать из того места, где она притаилась.
– А кто там отличился?
– Так… посмотрим по списку… в Тьеллимар были направлены курсанты диБашомóн и диНоргье.
– И как успехи?
– А сработавшей Капли уже через неделю их пребывания в городе Вам мало?! За это время они успели провести ревизию документации только завода Ханса Гайслера по производству медтехники. По срокам именно сегодня готовый отчет должен был лечь на стол подчиненным Шромма.
– Значит, именно на этом заводе нужно искать ее следы!
– Я бы не исключал и других причин срабатывания Капли, – покачал головой диФаушер. – Даже непроизвольных. В конце концов, много ли мы знаем о том, в чем заключаются возможности артефакта Шустеров…
В корень зрит, подумал Гроссер, его даже дополнительно предупреждать не надо. И задал самый важный вопрос:
– Кто поедет разбираться?
– От меня там толку немного, – признал Шромм. – Начальственного пинка местной полиции можно и по переговорнику выдать. Нет, там нужны те, кто умеет работать на местности.
А это значит, что кроме самого Гроссера и Роффле, которым это не по чину, также отпадают Хорле и Миарано. Шромм сам снял свою кандидатуру, остается… и все посмотрели на Элберта диФаушера. Тем более, что именно его подопечные из Академии сыска так быстро заставили прореагировать беглянку. Вплоть до первой за столько лет активации Капли.
– Понял-понял, – поднял руки, сдаваясь, диФаушер. – Моя очередь разбираться. Тем более, что присматривать за розысками девицы по любому должен кто-то из верхней палаты. Кто знает, как быстрее добираться до этого Тьеллимара?
– Перегон Биарн-Шатель ты пройдешь на президентской мотрисе, я распоряжусь, – пообещал Гроссер, – на рассвете прибудешь в столицу Галлии, но дальше по рельсам быстро не добраться, там дорога на Тьеллимар, помнится мне, делает от Шателя жуткий крюк через Перлитон.
– Зато для мотомобилей там проложено новое четырехполосное шоссе, – обрадованно подхватил Шромм, – и я озадачу полицмейстера Шателя, чтоб домчал тебя в лучшем виде.
– Раз определились, Элберт, бери вещи и через час выезжай с Восточного вокзала. В ВИП-зале тебя встретят и проведут к транспорту.
Ни рассветный Шатель, ни тем более увиденный при дневном свете Тьеллимар диФаушера не впечатлили. Пыль, грязь, мусор, все-таки отвратительно поставлена уборка улиц в его родном кантоне. А составивший ему компанию толстенький полицмейстер Шателя заслуживал только одного определения – провинциальный «козодой». Поэтому в центральном комиссариате Тьеллимара Элберт постарался от него отделаться, наладив его общаться с местным полицмейстером, и влетел в предоставленный ему кабинет не в самом лучшем расположении духа. И немедленно потребовал отчета от своих курсантов и местных сыскарей.
Курсанты вытянулись в струнку и с выпученными глазами отрапортовали, что только вчера закончили оформлять отчет по проверке завода Гайслера. И что посланные на задержание местные полицейские уже арестовали сегодня по их наводке некоторых подозрительных работников и работниц…
– Что значит некоторых? – с подозрением переспросил диФаушер.
– Да то и значит, что только некоторых, – пренебрежительно фыркнул Бертран Венуа, глава Сыскного отделения Тьеллимара, – примерно процентов десять. Остальных ни дома, ни на работе не оказалось.
Помнил диФаушер этого Венуа, вполне способный был парнишка, выпустился из их Академии лет десять назад и надо же, уже дорос до городского начальника сыска. Надо будет присмотреться к его работе, глядишь, он и на что поинтереснее, чем сыск Тьеллимара сгодится…
– И куда же они подевались?
– Спрятались… удрали… кстати, искомой девицы нами на заводе не обнаружено. Или она хорошо замаскировалась… а потом тоже удрала.
– А с чего кому бы-то ни было удирать после вашей проверки? Вспоминайте, чем именно вы ее спугнули?
Курсанты исступленно били себя во все части тела и клялись самым для себя дорогим, что ограничились в беседах с работниками завода исключительно стандартным спектаклем «плохой и хороший дознаватель». ДиНоргье кричит на свидетелей и стращает их, диБашомóн утирает им слезы и утешает. ДиНоргье угрожает посадить собеседников на лет несколько, диБашомóн предлагает им сотрудничать со следствием в обмен на смягчение наказания.
– Значит, если вы больше никого и нигде не стращали, она должна быть где-то там…
Курсанты снова поклялись, что кроме завода Гайслера, они больше нигде не могли спугнуть Паулу Адлер.
– Ну, почему же больше нигде, – неожиданно подал голос Бертран Венуа, – грай диНоргье, очевидно, забыл, что позавчера он учинил скандал в доме утех «Колокольчик» граи диКампанула. И даже требовал принять меры к одному из местных «цветочков», напавшему на него с применением артефакта.
– Даже так, с артефактом, а ну-ка с этого места поподробнее! – заинтересовался диФаушер. Он-то помнил специализацию Паулы и не исключал возможности ее отсидки в одном из домов утех. Нет, не в качестве секс-работницы, натура и фактура не те, а именно как изготовителя и содержателя в рабочем состоянии артефактов, которых в таком заведении наверняка уйма: от поддерживающих внешность и здоровье до осветительных и запирающих. Возможно она даже сумела изобрести некие новые секс-арты, девочка-то талантливая…
Оказалось, что позавчера Жан-Пьер диНоргье, сочтя, что после выполнения основной работы по сбору информации и запугиванию персонала завода, он заслужил развлечение, направился в самый известный в Тьеллимаре дом утех – «Колокольчик». Куда позже и был вызван наряд полиции для разбирательств между курсантом и одной из работниц. Полиция, однако, не сочла нужным удовлетворить требования диНоргье об аресте девицы и отбыла из дома утех вместе с ним…
Значит, из мест, где сработала провокация, на выбор у нас завод и дом утех. ДиФаушер подумал и принял решение:
– Завод… да и задержанные с него никуда из камер предварительного заключения не денутся. Тем более, что хозяин с сыном прибудут только завтра… а вот разобраться с какими такими артефактами наперевес секс-работницы позволяют себе нападать на моих курсантов… считаю намного более интересным. Что ж, показывайте дорогу диНоргье! И Вы, диБашомóн, тоже едете с нами!
Потому что совпадения, как считал диФаушер – это всегда интересно. Особенно интересным выглядит позавчерашнее применение артефакта и последовавший за ним вчерашний всплеск Капли. Совпадение? А совпадение ли? Или одно вытекает из другого? Какие артефакты вообще есть в «Колокольчике»? Кто отвечает за их работу? И что ж там такого курсант ухитрился натворить, если сначала к нему применили некий артефакт, а потом понадобилось вызывать еще и полицейский наряд? Который, что характерно, так и не нашел состава преступления и повода наказать девицу с пониженной социальной ответственностью?
А еще по дороге диФаушер силился понять, откуда ему известна фамилия ответственной за местный дом утех. Казалось бы, неоткуда, но в голове настойчиво крутилось какое-то воспоминание, причем, почему-то связанное с преподавательской средой. Потому что нечасто встречается такая необычная… и тут он вспомнил, профессор диКампанула, ну, разумеется!
Один из наиболее известных психиатров Шательского университета! Корифей и столп науки! Автор всех самых известных учебников, статей и монографий по психиатрии! И что, кто-то из его семьи не нашел ничего для себя лучшего, чем подвизаться на ниве секс-услуг?
Именно этот вопрос он и задал управляющей, Виолетте диКампанула, предварительно потребовав от курсантов молчать до тех пор, пока он лично не разрешит им открыть рот.
– Ну что Вы, грай Элберт, меня, конечно, могли оставить на кафедре, но это бы означало всю жизнь терпеть шепотки о том, что я не профессионал, а так…, папина дочка. Поэтому в классическую психологию у нас пошел только Симон, наш старший брат. А остальные двинулись по прикладной стезе: Эжен стал военным психологом, Люка – тюремным. А я вот… занимаюсь проблемами адаптации психики женщин после сильных потрясений. Кстати, через полгода у меня защита диссертации, если найдете время – приходите, поболеете за меня.
Если Элберт диФаушер до сих пор имел все основания полагать, что его практически ничем в этой жизни невозможно удивить, то Виолетта диКампанула поколебала его уверенность.
– Кстати, грай, не желаете выпить?
– Если у Вас найдется виньяран из Лайтина…
Виньяран для диФаушера нашелся. Сама Виолетта предпочла куда менее градусный тиньяран с грейпфрутовым соком. Предложить угоститься молчащим курсантам нужным она не сочла. Сам же Элберт тоже об этом не заикнулся, поскольку никак не мог переварить новость о выборе дома утех как базы для сбора диссертационного материала:
– Но все же… молодая, очаровательная девушка… и выбрать дом утех… и общаться со всяким…
– Дом утех был выбран потому что появилась государственная программа для молодых специалистов, готовых возглавить средние и мелкие предприятия, это, во-первых. А что касается необходимости общаться… я психолог, это, во-вторых. Дипломированный специалист, на минуточку. А, значит, должна уметь найти общий язык с кем угодно. Вот…, стараюсь.
– И как… не сложно?
– А знаете, нет. Тем более, что на ключевые должности я перетащила своих знакомых. Одна моя подруга – бухгалтер, другая – арт-мастер, третья – начинающий модельер. Да и остальной персонал мы подобрали такой, чтоб не было склок и дрязг. А то работа в подобном месте и без того нервная.
– А почему дом назван «Колокольчик»? И почему здесь такая расцветка… всего?
– Начнем с того, что наше родовое имя в переводе с языка латишей означает название этого цветка. Издревле в Галлии колокольчики дарили невесте на свадьбу, очевидно, символизирую готовность девушки раскрыться для мужа как этот цветок. А с учетом того, зачем собственно мужчины посещают наше заведение… – и грая диКампанула выразительно пожала плечами.
– Что же касается расцветок… сами колокольчики в природе бывают именно таких цветов: белого, голубого, фиолетового, розового, сиреневого или синего. Соответственно различаются цвета одеяний и у здешних девушек, определяя спектр оказываемых ими услуг.
– Ага… дайте угадаю, чем темнее цвет, тем разнообразнее спектр?
– Абсолютно верно. Желаете посмотреть наш арт-каталог?
ДиФаушер невольно почувствовал, что в нем просыпается интерес, возможно, не столько к общению с местными «колокольчиками», сколько к здешней явно новаторской методе организации процесса прелюбодеяния.
– Желаю, – и сам чуть не смутился от того, насколько фривольно это прозвучало.
– Полный или актуальный на сегодняшнюю рабочую смену?
– Если Вас не затруднит, полный.
– Извольте, – и грая диКампанула положила перед ним бледно-лиловый бархатный талмуд с витой бронзовой застежкой, очень похожий на те семейные альбомы, в которых хранят памятные арт-снимки.
На первом листе красовалось изображение белого колокольчика с названием «Альба», дальше шли арт-снимки девушек в скромных одеяниях кипельно-белого цвета. Следующий раздел открывал белый махровый цветок под именем «Мойра» с работницами новой категории, потом появились бледно-розовая «Анна», нежно-розовая «Катарина» и тёмно-розовая «Бэлла». За ними последовали голубая «Целестина» и темно-синяя «Персея», сиреневая «Каролина» и фиолетовая «Сурба». А также красная «Телла» и ярко-фиолетовая «Бренда». Некоторые цветы имели двойную и тройную окраску: белый венчик с голубым окаймлением носил имя «Маргарита», голубой с фиолетовыми прожилками именовался «Сюзетт», а черный с неровными пятнами синего и оранжевого значился в каталоге как «Карла».
Листая альбом, диФаушер заметил, что с усилением цвета наряды девушек постепенно теряли нарочитую скромность покроя, характерную для первоначальных арт-снимков и становились все более смелыми, если не сказать вызывающими. Но, что интересно, именно вызывающими, а не вульгарными. Такие бы и столичные львицы надели… Откуда у них средства на подобные… А, ну да, у них же тут свой модельер…
– Я обратил внимание на то, что… эээ… работниц начальных категорий от «Альбы» до «Бэллы» у Вас больше. С чем это связано?
– Не все любят сложные… хм… занятия. Большинство предпочитает классику. А с учетом того, что к нам поступают добровольно, мы не заставляем своих сотрудниц себя лишний раз ломать и насиловать.
– То есть подыскать… работниц уровня «Брэнда», «Телла» или «Карла»… это проблема?
– И это тоже, но ответ проще, чем Вам кажется. Далеко не все рискуют заказывать их услуги.
– А могу я взглянуть на… – диФаушер аж замялся, не зная, как здесь называется ценник.
– На прейскурант? Минутку.
И грая диКампанула произнесла в изящный зев переговорника, тоже стилизованного под цветок колокольчика:
– Генриетта, принеси нам, пожалуйста, клиентский прайс-лист.
И пояснила для диФаушера: «это моя секретарша».
Немолодая и угловатая Генриетта появилась меньше чем через минуту, буквально соткавшись из тени за креслом у диФаушера и вручила ему папку с таблицей в два столбца, где слева значилось одно из названий колокольчика, а вот справа… диФаушер сначала подивился в очередной раз степени формализации процесса выбора, но почти сразу нахмурился, с трудом продираясь через смысл витиеватых выражений:
– Нефритовый жезл… улыбка лотоса… любовное безумие бабочки… игра рыб… благожелательные жезлы… женский заяц… глаз коня… игра на яшмовой флейте… что это за белиберда?!
– Это стандартные эвфемизмы для тех, кто даже здесь стесняется называть вещи своими именами.
– А как быть тем, кому непонятно?
– Генриетта, покажи, пожалуйста, граю диФаушеру прайс-лист для внутреннего пользования.
Бесшумная как летучая мышь Генриетта опять материализовалась за его креслом и вручила ему новую папку с таблицей, от содержимого второго столбца которой диФаушер почувствовал себя, несмотря на возраст, несколько… неудобно. И порадовался тому, что давно разучился краснеть и смущаться. Потому что вот там все было перечислено предельно ясно.
– Так, спасибо, я… гм… понял. Можете забирать папки. Так вот, перейдем к делу. Насколько я понимаю, мой курсант позавчера посетил Ваше заведение и вместо оплаченных услуг заработал от одного из «колокольчиков» повреждение, нанесенное неким артефактом. Это так?
Генриетта удалилась вместе с прейскурантами, напоследок пробурчав себе под нос нечто вроде:
– Хлипкий мущинка пошел, стеснительный, невыдержанный… а туда же, обвинениями разбрасываться…
Благожелательная улыбка граи диКампанула сделалась чуть шире. Курсанты за спиной что-то неразборчиво хрюкнули. Самому диФаушеру пришлось сделать вид, что он этого не расслышал.
– Так что все-таки произошло?
– Ваш курсант оплатил право провести время с девушкой категории Катарина. Но в процессе общения счел возможным требовать от нее услуг другого, более… ммм… темного спектра. Более того, эти услуги он попытался получить силой. Катарина в целях самообороны была вынуждена активировать «пчелу».
– Что скажете, диНоргье?
– Врет эта ее девка! Она сама на меня напала!
– И кому я должен верить?
– Разумеется… – и грая диКампанула сделала театральную паузу, – беспристрастному свидетельству.
– Что имеется в виду?
– У меня сохранилась запись общения Катарины с Вашим курсантом.
– Насколько я знаю, записывающие артефакты в домах утех под запретом…
– Поэтому они у нас установлены исключительно для подстраховки и самоуничтожаются по кодовому слову в том случае, если общение клиента с «колокольчиком» проходит без эксцессов. А если нет… артефакт может быть предъявлен для установления истины.
– Я могу его прослушать?
– Разумеется.
И грая диКампанула снова попросила в переговорник:
– Генриетта, пригласи к нам пожалуйста Мадлен. И пусть прихватит с собой запись, она знает, какую.
Пришедшая Мадлен оказалась настолько не похожей на граю диКампанула, что диФаушеру оставалось только удивляться, как настолько разные женщины умудрились подружиться: низенькая, коренастая, с воинственно выставленной вперед нижней челюстью, она напоминала какую-то из пород бойцовых собак. И войдя, глянула на диНоргье так, словно собиралась его покусать. Страшна, конечно, и желания общаться не вызывает, но с другой стороны, подумал диФаушер, это точно не Паула. А Мадлен протянула начальнице инфо-блок, который занял место в стандартном гнезде арт-проигрывателя на ее столе.
После прослушивания записи, диФаушер понял, почему полицейские отказались арестовывать Катарину, или как ее там зовут на самом деле. Окажись он сам на ее месте, он бы парнишку не только артефактом приложил, а и чем потяжелее, да с острыми углами. Заслужил.
– Я все понял, а теперь могу я взглянуть на артефакт, который ваша… ну, пусть Катарина натравила на моего курсанта?
Потому что если он прав…
Мадлен тем временем невозмутимо достала из кармана коробочку, открыла ее и предъявила металлическое насекомое. Оно! Внутренне возликовал диФаушер. Последний официально зарегистрированный артефакт Паулы Адлер! Он молодец, он все-таки вышел на нее! Не зря он столько времени этих баб забалтывал!
– И откуда у Вас столь примечательный артефакт?
– Не артефакт, а артефакты. Мы купили целую партию по случаю.
– И что это был за случай?
– Я ездила в Биарн за отзывом на свою монографию… когда же… да, где-то года полтора назад, и, зайдя в лавку артефактов, познакомилась там с очень милой девушкой, которая недорого продавала свои работы. Остальное мне не подошло, но вот «пчелки»… Я подумала, что вещь полезная, а для нашей работы так и вовсе незаменимая… и купила у нее весь запас – тридцать штук.
– И как, работают?
– Да, в случае зова о помощи они кусают нападавшего, впрыскивая ему либо снотворное, либо слабый раствор парализатора. Хорошо, что нужны они бывают редко, с момента введения их в эксплуатацию это только третий случай.
И здешние полицейские наверняка знали, что это за «пчелки» и в каком случае они идут в ход, потому даже не пытались сажать Катарину под арест. А вот с розыском автора артефактов ему, кажется, не повезло… Однако еще не все потеряно, у покупателя периодически остаются контакты продавца.
– А в случае поломки… Вы можете связаться с той девушкой, которая Вам их продала?
– Нет… да и зачем? «Пчелки» – артефакт простенький, Мадлен разобралась в их внутренностях и регулярно подзаряжает… в чем смысл связываться?
Надежда, конечно, продолжала трепыхаться, но делала это все медленнее.
– А узнать Вы ее сможете?
– Если у Вас есть ее изображение… возможно…
Да, Виолетта выбрала арт-снимок Паулы среди пяти других, показанных диФаушером, но он уже понимал, что эта ниточка тоже оборвалась. Нет здесь их беглянки и никогда не было. Как встретились когда-то эти две граи, так и разошлись, совершив взаимовыгодную сделку, так что ничего по Пауле он здесь больше не раскопает… нет, он, разумеется, внимательно осмотрел все артефакты в «Колокольчике», но все они были стандартными, и только «пчелки» оказались единственной связью с пропавшей граей Адлер.
И ни одна из «колокольчиков» или других категорий работниц на Паулу даже похожа не была. И ни одна даже не думала пропадать. И визит в дом утех пришлось признать непродуктивным. Хотя сама Виолетта диКампанула ему, пожалуй, приглянулась.
Интересно, а услуги самой граи диКампанула входят в прайс-лист заведения, которым она руководит? Непохоже… Та еще, судя по всему, недотрога и идеалистка… Как она отреагирует, если он пригласит ее, например, посетить театр? Не сейчас, позже, когда завершатся розыски Капли? Видел он краем глаза, пока сюда ехал, афишу о гастролях труппы Академии изящных искусств… Возможно, она не откажется приобщиться к прекрасному…
А перед уходом ему, и не только ему, пришлось пережить еще один неприятный момент. Вежливая и воспитанная грая диКампанула, провожая их до двери, внезапно показала неожиданную сторону своего характера.
– А Ваш курсант не собирается извиниться за свое поведение? – неожиданно спросила она максимально милым голосом. – Мог бы, кстати, и ущерб девушке, пострадавшей по его вине оплатить…
ДиНоргье не собирался. Более того, он довольно эмоционально и нелицеприятно высказался о моральном облике тех, кто обслуживает посетителей в заведениях подобного толка.
Виолетта только вздохнула и спросила, знает ли он, почему подобные заведения вообще существуют и даже находятся, как в Хельветской федерации, под патронажем государства.
ДиНоргье полагал причиной обыкновенную женскую распущенность. Грая диКампанула была с этим в корне не согласна:
– Я бы на Вашем месте о распущенности помалкивала! А заведения такие возникают потому, что срабатывает старый добрый закон о спросе и предложении! Пока существует мужской спрос на секс-услуги, будет и женское предложение. И никак не наоборот! Что-то я домов с мужскими услугами для женщин не наблюдаю!
При одной мысли о появлении подобных домов синхронно скривились и диФаушер, и диНоргье, и диБашомóн. А грая диКампанула не унималась:
– Ловко придумано: сначала принимается закон, согласно которому секс-услуги легализуются, затем соответствующие дома открываются, государство радостно облагает их деятельность не самой низкой налоговой ставкой, и вперед: можно официально их посещать! Вы, как я посмотрю, вообще хорошо устроились: в случае нужды прогулялись к доступным девушкам, напряжение сняли, и довольные собой, расползлись к женам, а кто будет у таких «колокольчиков» потом неврозы и психозы лечить, вам плевать!
Да она и впрямь им сочувствует и видит в них людей, а не просто «мясо», с удивлением понял диФаушер. И, похоже, действительно пытается лечить их покореженную психику в рамках имеющейся квалификации. Ну, что, молодец, удачи ей, конечно, только мозговые выверты подобных девиц уж никак не его компетенция.
– И запомните, Вы, как Вас там, курсантишка! Вы навсегда попали в черный список! Для Вас при попытке посетить любой дом утех Хельвеции отныне действует 426 статья Гражданского кодекса!
И захлопнула дверь.
– Это что за статья? – наморщил лоб диНоргье. ДиБашомóн только беспомощно плечами пожал, он тоже не помнил ее содержания. ДиФаушер сокрушенно пробормотал что-то насчет беспамятной молодежи, но так и быть, соизволил процитировать курсантам нужный текст:
– Мы можем любому отказать в обслуживании.
У диБашомóна аж лицо вытянулось от сочувствия к напарнику, а диНоргье внезапно сощурился и возразил:
– Не так все страшно, им придется сначала озвучить причину!
Эх, дурачок, мысленно хмыкнул диФаушер, и ты думаешь никто не озвучит, как ты пытался выйти за рамки оплаченных услуг, применив к «колокольчику» силу? Как заставлял заведомо более слабую и бесправную девчонку тебе обувку вылизывать? Как ударил ее? Тебе все припомнят! Может в домах утех трудятся и не самые порядочные люди, но определенному кодексу чести они следуют неукоснительно. И выпереть такого морального урода за дверь у них сил хватит. А внутреннее сообщение у работников таких заведений быстрее, чем у президентской почты…
Тут Элберт диФаушер вспомнил, что он вообще-то на задании, и скомандовал возвращение в комиссариат. А потом в сопровождении курсантов направил стопы в гостиницу «Азалия», где и ему тоже был забронирован номер. После практически бессонной ночи и последующей беготни по городу перед очередным трудовым днем требовалось отдохнуть. Потому что завтра на очереди была повторная проверка завода Ханса Гайслера.
И на эту проверку диФаушер возлагал определенные надежды. О которых он никому раньше времени даже говорить не стал. И которые были связаны с одной записью в досье Паулы Адлер. Последние полгода пребывания в ВКУ ее общение с однокурсником, сыном Гайслера, Юстусом, было ну очень плотным. Дошло ли оно до максимально близкого, тут мнения свидетелей расходились, хотя самому Элберту казалось, что нет, иначе с чего ей кусать его «пчелкой»? Но именно для него ею вроде как выполнялись рефераты и другие самостоятельные задания и, поговаривали, что за отдельную плату даже была написана и выполнена практическая часть его выпускной работы. А проставленные с ее помощью преподавателями Юстусу оценки дали ему право получить в диплом не свою законную третью, а куда более высокую вторую категорию мастерства.
И разговоры о будущей работе Паулы на концерн Гайслера по производству медтехники затевались парнишкой чуть не со второго курса. Так что интерес этой семьи к грае Адлер имел место быть. Недаром именно их заводы, и не только в Тьеллимаре, стояли первыми в списке на проверку его курсантами. И то, что Капля «всплеснула» именно после проверки одного из них, могло означать только одно: его догадки о месте возможного укрытия Паулы нашли свое подтверждение.
Потому что именно в случае участия Гайслеров в ее исчезновении все сходилось. Он правильно рассчитал, что помешанная на артефактах девица постарается пристроиться туда, где можно будет свои способности применить и свои амбиции реализовать. И денег дополнительно заработать. А Гайслеры сказочку о ее нежелании выслушивать оскорбления и скрытно работать на них под чужим именем просто обязаны были скушать и не подавиться. Им только в радость заиметь давно приглашаемого подпольного Мастера-Творца и по-тихому выдавать ее открытия за свои… Он даже не стал вчера торопиться с повторной проверкой, и нестись на завод, зачем? Потому что сегодня в город примчатся и Ханс, и Юстус и им придется очень многое ему поведать… Но все пошло не так.
Прибывшие в Тьеллимар биарнским утренним мотовозом отец и сын Гайслеры наотрез отказались признавать свое участие в исчезновении и последующем укрывательстве Паулы Адлер. Что старший, что младший твердо стояли на своем: последний раз они ее видели около полутора лет назад на защите выпускных работ, ее и Юстуса. Да, они неодноратно предлагали ей работать на их концерн. Да, назначали самую высокую с учетом ее квалификации ставку оплаты. Да, пытались разыскать ее после окончания обучения, даже посылали для этого специальных людей, но не преуспели. И нет, они нигде ее не прятали! Они пока еще в своем уме, чтоб так глупо рисковать и подставляться!
