Ева Витальевна Шилова
Преферанс на вылет
– И что было потом?
– Мы с граей Зейт уехали в Кюр.
И тут диФаушера отвлекли полицейские, обыскивающие дом.
– Что там?
А там полицейские обнаружили неподвижное тело Варта Шустера в подвале, находящегося под действием артефакта-парализатора в связке со «Сладкими грезами». То есть грая Адлер уложила его отдохнуть и заодно приобщиться к снам эротического содержания. Какая, однако, милая и заботливая девушка…
– А снять?
Никак невозможно, помотал головой один из «козодоев», ему уже арт-эксперт доложил, что снять конкретно этот артефакт-парализатор стандартными способами не получится. Вернее, получится, но… его разблокировка намертво «завязана» на одновременную активацию болевых центров в мозгу… и тогда носитель умрет от болевого шока. Какая, однако, злобная и неприятная девушка…
– Что ж Вы так с бывшим женихом-то неласково обошлись?
– Ну, во-первых, заслужил, а, во-вторых, почему неласково? Как раз ему сейчас очень хорошо.
– У него на сей счет может быть другое мнение. У меня, кстати, тоже.
– Вы помните, когда я интересовалась его или Вашим мнением? Я тоже нет.
С чего эта поганка не боится ему дерзить? На артефакты надеется? Так я могу ее самоуничтожение ой как быстро приблизить! А нельзя. Пока нельзя. Мне ее еще в Биарн на допрос везти…
– Завидное хладнокровие… что, часто доводилось убивать?
– Никогда. И Варт, заметьте, жив, только вот использовать его по назначению у Вас не получится.
Знает. Знает и успела подстраховаться. На Варта, как на активатора Капли, теперь надежды никакой. На что она надеется? Выторговать себе жизнь? Непонятно…
– Если не принять мер, он ведь так и умрет, либо от боли, либо от наслаждения… Почему у меня такое ощущение, что его судьба Вас не волнует?
– Если Вам кажется, что мне на него наплевать, то Вам не кажется.
– А как он вообще здесь оказался?
– Сглупила я. – Со вздохом призналась грая Адлер. – У женщин в моей семье из поколения в поколение передавались несколько очень необычных узоров для вязания, но один из них… трехцветный с алыми маками на белом фоне, выполненный в технике жаккард, считался фамильным. И Варт об этом знал, да об этом все наши знакомые в Биарне знали… Именно его я всего один раз повторила на пончо, и именно его у нас украли в Шателе. А Варт увидел его у воровки и вцепился в нее как клещ. Такое когда-то всего два человека делать и умели, я да моя мама. А если учесть, что она давно лежит в семейном склепе… то догадаться об авторстве было несложно. Варт, увидев украденное пончо, силой выбил из похитительницы ответ, что стянула она его у проживающих в гостинице «Луч», просмотрел журнал записи гостей и начал проверять все адреса. Так и добрался до меня…
И тут его по переговорнику вызвал усаженный за проверку финансового положения граи Уффер Шарль Лабарр. Новость заставила диФаушера мысленно присвистнуть.
– Грая Уф…, то есть Адлер, а Вы в курсе, что час назад грая Зейт закрыла Ваш счет в банке Кюра, переведя все деньги на свой вклад в банке «Олимп» в Сан-Георгио? Вам не кажется, что это как-то не вяжется с дружескими чувствами?
– Я бы могла согласиться с Вами, но тогда мы оба были бы неправы. Грая Зейт сделала это по моей просьбе. Чтоб ей было на что жить.
– Даже так… неожиданно. А на что же Вы собираетесь жить дальше?
– А Вы мне позволите дальше жить? Я так понимаю, мое дальнейшее существование не входит в Ваши планы.
И это знает. Или догадывается. Вот почему она такая смелая, понимает, что терять ей нечего… Однако же и бежать не пытается. Окоротить бы язычок этой невеже…
– Что ж… тогда соблаговолите последовать за мной, нас ждут в Биарне. И в последующих беседах… постарайтесь вести себя более пристойно.
– Я Вам еще не говорила, что это не ваше дело? Я исправляю это упущение.
– У Вас есть хоть какое-то представление о приличиях?!
– У Вас есть право говорить о приличиях, а у меня есть право это не слушать.
А потом она сжала губы и замолчала, как бы говоря, что беседовать она, конечно, будет… но не с ним. И молчала всю дорогу, разве что один раз кротко попросилась в туалетную комнату. Тем не менее ни в мотомобиле до Кюра, ни в вагоне до Биарна грая Адлер даже не попыталась проявить агрессию. И в здание государственного сыска (грай Гроссер решил, что заведение, оборудованное допросными камерами, больше остальных подходит для беседы с государственной преступницей) проследовала с каменным выражением лица. После преодоления ступеней испарилось ее третье кольцо, не иначе как среагировав на защитный артефакт на входе. ДиФаушер аж вздрогнул, представив себе, что было бы, среагируй на защиту все ее кольца, в том числе то, которое отвечает за уничтожение носителя… И что бы потом от холла, да и от всех них осталось… а эта даже глазом не моргнула.
И допросный кабинет с арт-ремнями и прочимы пыточными приспособлениями ее не впечатлил, хотя он распорядился отконвоировать ее в камеру для обычных преступников, где в изобилии были представлены не только артефакты, но и иглы, и щипцы, и клещи, и бокорезы… Только пренебрежительно хмыкнула, едва глянув на все это металлическое богатство. Непростая беседа будет с этой смертницей… ладно, и не таких «вскрывали».
За непробиваемым арт-стеклом допросной напротив граи Адлер собрались только те, кого «третье лицо государства» счел достойными присутствовать. Прослушав запись артефакта диФаушера Дагоберт Гроссер решил, что беседовать с ней он будет сам. Эльведи должен быть готов вмешаться в любой момент, если у того иссякнут вопросы… или терпение. А самому Элберту выпало внимательно отслеживать реакцию граи Адлер, чтоб понять, когда она собирается солгать. Кроме того, опробовать на ней имеющиеся в камере артефакты можно было и дистанционно…
– Итак, – начал Гроссер, – здравствуйте, грая Адлер. Долго же Вы от нас бегали…
– У меня были на то основания.
ДиФаушер старательно пытался подметить в грае Адлер признаки лжи. Обычно, если человек лжет, то его лицо будет выражать тревогу – поднятые кверху внутренние концы бровей, образующие морщины на лбу. Кроме того, люди, которые лгут, очень часто при этом дотрагиваются рукой до носа и держат руки как можно ближе ко рту – как бы пытаясь прикрыть рот и прекратить говорить неправду. Также, люди, которые лгут, начинают моргать более часто. Лгуны часто вертят в руках какие-то предметы или теребят платок и постоянно ерзают на месте. Если у человека явно напряжены или сжаты губы – это значит, что он напряжен и тревожен. А эта? Ни единого признака, сидит спокойно, даже расслабленно и не дергается…
– Давайте разберемся с фактами, итак, защитив выпускную работу, Вы уехали из Биарна в провинциальный Тьеллимар. Там Вы устроились горничной в гостиницу «Азалия». Почему такой странный выбор работы?
– Потому что я понимала, что меня будут искать. Искать как сильного артефактора. И я постаралась создать впечатление человека, напрочь лишенного умения работать с потоками силы. Ну, и внешность подкорректировала… даже сам глава государственной службы сыска меня не узнал.
ДиФаушер аж зубами скрипнул, вот стерва, не могла промолчать про его промах при остальных!
– А когда Вы поняли, почему именно Вас будут искать? – перехватил инициативу Эльведи.
– Не сразу. Сначала я думала, что Капля – это просто украшение, и хотелось, забрав ее, подразнить Варта и его крысу оптическую, но потом я к ней присмотрелась…, и она оказалась не простым артефактом.
ДиФаушер знал, что обычно, когда люди пытаются вспомнить что-то, что действительно произошло, их глаза смотрят в левую сторону или в верхний левый угол, если человек правша, как грая Адлер. А вот когда люди пытаются включить свое воображение и придумать что-то, либо солгать, их глаза смотрят вправо. Она, вспоминая, смотрит влево… значит, не врет…
– И в чем была ее сложность?
– Она меня… воспринимала. Если это уместно, я бы сравнила ее с ласковым домашним существом, от общения с которым тебе тепло. А если тебя принимает за свою чужой родовой артефакт, то понятно, что это беда: рано или поздно его захотят вернуть роду, и ты окажешься лишней.
Правильно понимает, переглянулись члены верхней палаты. Что ж ты, девочка, еще сумела в ней разглядеть?
– И как Вы с ней… взаимодействовали?
– Никак. Мне было достаточно того, что с ней я себя ощущала защищенной и не хотелось лишний раз ее «будить». Я же не была уверена, не сумеет ли кто-то почувствовать ее «пробуждение», и старалась не высовываться.
И опять ты все правильно сообразила, но всплеск-то в Тьеллимаре был?
– Почему же Вы тогда в Тьеллимаре ее все-таки активировали?
– Видимо, непроизвольно… я очень боялась, что эти проверяющие вроде как из Департамента охраны труда, на самом деле появились в Тьеллимаре по мою душу. И, собираясь это выяснить…, наверное, как-то… нет, даже не попросила… а захотела, чтобы Капля помогла мне это выяснить.
Вполне возможно, прикинул диФаушер, недаром Миарано тогда поймал только слабый, как бы «сглаженный» всплеск.
– Потом Вы уехали в Линцону… кстати, смерть диНоргье Ваших рук дело?
– Я этого гада пальцем не трогала! Я покинула Тьеллимар до его отъезда!
Ого! Если человек вдруг начинает говорить быстрее или медленней обычного, или тембр голоса вдруг повышается – это может означать, что он говорит неправду. А не пора ли на нее слегка нажать?
– А Дину Сольвино? А эту… Зольберг-Ленц? А как насчет того, что из-за Вас погибли Рауль диРужайо и Жером Локонте?
– Дина погибла… жаль…, а про остальных я слышу в первый раз. Я никого не убивала.
– Ну… допустим. Но с граей-то Сольвино Вы в Линцоне неоднократно контактировали! И артефакт-стимулятор сердечной мышцы для судьи Фиоримондо Марлезиано делали по ее просьбе! И артефакты для поддержания внешности и для смягчения природной асимметрии лица тоже! А как только наши люди собрались с ней на сей счет побеседовать, ее почему-то вдруг берут и убивают. Странное совпадение, не правда ли?
– Мне нужны были деньги, вот я артефакты и сделала! И, кстати, получив гонорар, после этого почти сразу покинула Линцону и уж никак не могу быть в ответе за то, что там в мое отсутствие произошло!
А это тоже знаковый момент отметил диФаушер: если собеседник продолжает отвечать все теми же словами и повторять уже сказанные предложения – он, скорее всего, врет. То, что ее не было в тот момент в Линцоне, скорее всего правда, но, похоже, есть тут что-то еще, из-за чего она занервничала. Что же ты такого, связанного со своим отъездом из Линцоны, пытаешься скрыть?
– Итак, получив деньги за артефакты, Вы с граей Зейт уехали в Кюр. Кстати, почему именно туда?
– Потому что Романш самый спокойный и неприметный из всех кантонов Хельвеции. А нам нужно было как-то пересидеть в тихом месте и определиться, что делать дальше. Заодно решить, какое дело можно попробовать организовать, чтоб товары оказались востребованными, но при этом и особого внимания не привлечь, и каких-то денег заработать. Я планировала вспомнить передающиеся в нашей семье навыки вязания, и производить теплые вещи не вручную, а с помощью артефактов, а Офра умела делать всякую ручную растительную косметику: шампуни, бальзамы, мыло… Но долго мы там не пробыли…
– А что так?
– А вы представьте, уважаемые граи, какой такой интерес могут вызывать две относительно молодые особы, которые ездят туда-сюда и расспрашивают окружающих о возможности вложить свободные деньги? Правильно, тот самый, сугубо меркантильный и отбирательный! Ну, и отбившись от второй попытки грабежа, мы прямиком двинулись в Сан-Георгио и открыли счета в банке «Олимп», оставив себе совсем немножко, так, на пожевать.
– А дальше?
– А дальше мы сняли квартиру в Сан-Георгио и обратились в агентство недвижимости Кюра по поводу поиска подходящего варианта для магазинчика. Долго они морочили нам голову… ничего интересного не было… либо дорого, либо неудобно… А потом и подвернулся совершенно замечательный вариант долгосрочной аренды дуплекса в Лейкервальде.
– И чем это было так… замечательно?
– Во-первых, удобством планировки: справа я со своими вязаными изделиями, слева Офра с ее травяной косметикой. Никто никому не мешает, а при необходимости общения есть внутренняя дверь. Во-вторых, отдаленностью расположения: деревушка глухая, народу в ней мало, количество приезжих, кто тебя видит, тоже невелико… а лишний раз мозолить кому бы-то ни было глаза я, сами понимаете, как-то не рвалась.
– Значит много лет Вы сидели в деревне и не высовывались… – Эльведи задумчиво покивал в такт своим мыслям. – Подождите, но Вы же бывали как минимум, в Шателе и Сан-Георгио?
– Бывали. Невозможно все время в этой замшелой глуши торчать. Мы не только по федерации путешествовали, мы еще и в Фирш ездили, и в Лакию, и в Тильсар…
– Так почему Вы вдруг решили пробудить Каплю сейчас, столько лет спустя?
– А потому, что Варт приперся! – раздражением от граи Адлер плескануло так, что ее застекольные собеседники аж отшатнулись. – И немедленно начал с демонстрации «берт-синдрома»: претензии выдвигал, что его жена и ребенок из-за меня умерли, Каплю отдать требовал, карами разными угрожал. Да еще заявил, что артефактов на нем, как украшений на дереве Снежного деда, поэтому он ничего не боится и выбора у меня, кроме как вернуть ее, все равно нет. А потом руки протянул к шее…
– И что?
Паула Адлер досадливо повела плечами:
– Да то, что остановить его в тот момент я могла только осознанным обращением к родовому артефакту! Вот я Каплю в кои веки и попросила. Обездвижить его и дать мне возможность спеленать его арт-тандемом: моим артефактом-парализатором и завязанным на него стандартным «Сладкие грезы».
Она впервые при разговоре задействовала плечи… Когда человек лжет – ему неловко, он делает резкие движения и принимает неудобную позу. Его руки могут касаться лица, ушей или шеи. Сложенные, переплетенные руки, заложенные одна на другую ноги и стесненные движения или их отсутствие, могут означать нежелание дать информацию и попытку что-то скрыть. И диФаушер подал сигнал собеседникам – здесь может быть ее слабое место!
– И это единственная причина обращения к артефакту? – мягко подтолкнул ее Эльведи.
– Вы же знаете, что нет. Я догадывалась какова будет последовательность действий: вам нужно отнять у меня Каплю, потом убить меня и дать Варту возможность ее переактивировать с новой кандидаткой, я правильно поняла?
Ты правильно поняла, и ловко сумела вывести Варта из игры, сделав отныне невозможным активацию им Капли, но почему ты так спокойна, рассуждая о собственном убийстве?!
– Но теперь-то Вы у нас!
– Я-то у вас… – протянула эта грая с препаскуднейшей улыбкой. И не надо было быть крупным специалистом по физиогномике, чтоб не понять повисшее в воздухе продолжение: «А Капля – нет». И грай Гроссер резко перестал улыбаться:
– Где Капля?
– Где-то за границей, я точно не знаю.
И откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. ДиФаушер напрягся: когда человек говорит правду и ему нечего скрывать – он наклоняется вперед к человеку, с которым разговаривает. А если человек лжет и скрывает что-либо, он будет отклоняться назад, подальше от собеседника. Как она сейчас. Знает, ведь, где Капля, знает и не скажет. И, повинуясь чуть заметному кивку Гроссера, он для начала активировал «Снежинку», в очередной раз вызвав легкий дымок над одним из ее пальцев.
– Осталось шесть, – меланхолично прокомментировала Паула, посмотрев на свои руки. Лгуны часто держатся руками за что-то – край стула, стола, или какой-то объект. Иногда они так сильно сжимают руки, что костяшки пальцев становятся белыми. А у этой кисти расслаблены и спокойно лежат на столе…
Нет, она точно смертница, и, как ни прискорбно, прекрасно это понимает. И даже не боится, мерзавка. Надо попробовать вытащить из нее максимум информации до того, как она констатирует «остался один».
– Так чем вызвана повторная активация Капли буквально через полчаса? – ненавязчиво сменил тему Эльведи.
– А тем, что она как-то… не знаю… помогла мне сделать так, что теперь вы из меня не выудите ничего сверх того, что я сама вам не соберусь сообщить. И умру я не от ваших дурацких приборов, – Паула Адлер с презрением покосилась на коллекцию пыточных приспособлений диФаушера, – а сама, и только тогда, когда решу, что наш разговор не имеет смысла.
Ну ничего толком нет, расстроился диФаушер, из того, что является отличительными признаками лгуна: ни постоянного сглатывания или покашливания, ни заикания вкупе с бормотанием и запинанием, ни попыток теребить волосы или поправлять одежду. Что ж она непробиваемая-то такая?!
– Вы даже не попытались от нас сбежать, хотя перевал Флюэль на Сан-Георгио был открыт. Вы без возражений проследовали с Элбертом диФаушером в Биарн. Вы спокойно сейчас с нами беседуете. Вы ведь даже не боитесь смерти… – с удивлением констатировал Эльведи. – Почему?
– Устала я за столько лет бегать и прятаться, потому и нашла в себе силы с вами поговорить. И потом… все решения имеют свою цену. Считайте, что я ощущаю в себе готовность заплатить свою.
И смотрит презрительно. Да она же буквально кайф ловит, хамя власть предержащим, как же я сразу-то не понял, ахнул про себя диФаушер, она же адреналиновая наркоманка, в кои веки давшая себе свободу! Сначала она меня в разговоре опускала ниже низкого, а теперь добралась до еще более высоких персон! И если он правильно понял, она просидит здесь ровно то количество времени, которого ей покажется достаточно, чтобы над ними вдоволь поиздеваться, а потом… она не будет ждать, пока отработают все десять артефактов. Она атакует раньше.
Он успел. Успел свалить на пол Гроссера и Эльведи, и рухнуть сверху, прежде чем из соседнего помещения на них обрушились сначала стеклянная, а потом огненная волна…
Распасы
Человек должен пройти через многие двери,
пока придёт к себе и туда, где останется;
и двери не могут оставаться открытыми.
Эрих Мария Ремарк
– А здесь какие хитрости бывают?
– Для начала: на распасах хватай свои – иначе не дадут. Не возьмёшь свои, дадут чужие. И держи до последнего возможность отдать заход.
– А как учитывается проигрыш, если мне всучат лишнее?
– Зависит от договоренности, а различных разновидностях префа… в смысле чойса результаты распасовки записываются по-разному: в гору или в вистовую запись. Игроки должны условиться перед началом игры о том, в какую разновидность они играют и как будет происходить распасовка.
Вот если играется «Сочи» или «Ленинград» за каждую взятку, взятую на распасовке, игрок пишет определённое количество очков в гору. Игрок, не взявший ни одной взятки, пишет в пульку стоимость одной взятки.
– Ну… логично. А бывает и по-другому?
– Бывает. Если играется «Ростов», игрок, взявший на распасовке взяток меньше всех остальных участников игры, пишет условленное количество вистов на своих партнёров за каждую взятую ими взятку. В наиболее распространенном варианте это пять вистов за взятку. Игрок, не взявший ни одной взятки, пишет в пульку одно очко. Если минимальное количество взяток набрали два игрока, они пишут висты на третьего пополам.
– Сурово…
* * *
Обучение в ВКУ Майле в общем пришлось по душе. И предметы были познавательными, и задания интересными, и преподаватели не вредными. Если что-то ей не нравились, то это однокурсники. Раздражали они ее, если уж называть вещи своими именами. Она понимала, что дело не в них, а в ней, это они более-менее одинаковые, а сама она получила не вполне стандартное воспитание, но поделать с собой ничего не могла: они ее злили и выбешивали.
Вот так идешь, например, после пары в общежитие и видишь валяющийся у выхода кошелек. Внимание, вопрос: что нужно делать? Правильный ответ: обойти на максимальном расстоянии. Потому что, если сдуру, как это сделала Данута, поднять это изделие кожаной галантереи со словами «кто потерял?», оно взорвется в руках, заляпав руки и лицо несчастного несмываемыми чернилами. А почему? А потому что это однокурсник Леннарт Зальцман в очередной раз изволили пошутить. Это у него шутки юмора такие.
Игрун, маму его за жаберную кость! Хотя, почему маму? Это ж у него папаша, говорят, знатно пошутить любил в бытность свою студентом ВКУ. Оно и видно… сыночку было в кого пойти…
И такие «милые» студенты встречались через раз. Название у нее для них было одно: молокососы. Только и умеют, что родительские кроны бездумно тратить. Пока человек сам хоть гнутый раппен не заработает, он не будет знать цены деньгам. Сама она с четырнадцати лет на каникулах и официанткой, и баристой, и чипером подрабатывала, и не хуже столичных барменов коктейли научилась смешивать, и систему арт-защиты казино помогала настраивать. Теперь и вовсе всю сеть защиты здания в одиночку запитывает. Ее опекун, владелец самого известного в Сан-Георгио казино пообещал, что после получения диплома и звания Мастера, ей будет доверено арт-обеспечение всего развлекательного комплекса. А он не из тех, кто бросает слова на ветер, если пообещал, то обещание обязательно сдержит. Очень она уважала его за мощные мозги и за то, что он никогда не пытался на нее давить. В процессе воспитания использовался только метод убеждения.
Ну, и наглядная агитация. Отель при казино – это как раз то место, где все человеческие пороки выползают наружу в гипертрофированном виде. Видела Майла и тех, кто теряет рассудок, делая очередную ставку на последние фишки, и тех, кто нажирается всем, в чем есть хот малейший градус до потери человеческого облика, и тех, не может устоят перед очередной дозой веселящего порошка, и тех, для кого сиюминутное ублажение собственного естества важнее соображений морали и закона. Она видела достаточно, чтоб не хотеть для себя впасть от каких бы-то ни было внешних факторов в зависимость.
Поэтому к своим двадцати годам она, в отличие от своих соучеников, оказалась человеком гораздо более зрелым и не падким на стандартные соблазны.
Азарт при игре в тонкер или чойс? Никакого азарта. Работая крупье, она намертво усвоила: это не развлечение, это ремесло.
Алкоголь? Да она лучше многих взрослых разбирается в марках самого дорогого виньярана. А для себя, по совету опекуна выбрала в качестве единственного любимого коктейля редко употребляемую женщинами «Багряную богиню»: градусный джиньяран с гранатовым сиропом.
Наркотики? Да она лучше умрет, чем позволит себе превратиться в такую слюнявую мерзость, готовую ради понюшки на все.
Секс. Вот тут она не могла предсказать, как однажды поступит. Никто не знает, когда тебя может «накрыть» вплоть до потери соображения… и именно эту область чувств контролировать может оказаться сложнее всего… Но раз уж пока никто из тех, кто ей встретился, не вызвал у нее бешеного желания нырнуть в койку, то… она подождет. Где-то же ходит и ее судьба…
За три года из всех своих однокурсников у нее в результате сложились более-менее дружеские отношения только с Дидье Мюссоном. И не потому, что он ей нравился как парень, а потому что был похож на нее в своем стремлении нормально доучиться, получить звание Мастера высшей категории и самостоятельно сделать карьеру конструктора. А, возможно, еще и потому, что тоже был сиротой, и не мог рассчитываться на поддержку родителей. И он оказался единственным, кто понял желание ее опекунов показать ей смолоду механизм зарабатывания денег изнутри. Чего он не понимал, так это отсутствия у нее стремления делать карьеру в игорном бизнесе при наличии такой возможности.
– Ты же сама говорила, что прошла первые две стадии работы крупье и можешь «расти» дальше!
Ну, прошла. Ну, может. Была она по молодости подсобным чипером на побегушках, которому доверяют только складывать фишки по цвету или номиналу на рулетках и разбирать колоды карт для карточных игр по мастям и старшинству. Была и самостоятельным дилером, который ведёт игру за столом в таких играх как тонкер, рулетка, блэкфриц или двадцать одно, крафт, гаядора, и остальными. Проводила по несколько полных шаффлов, в смысле игровых циклов за вечер, начиная с замешивания колоды, и заканчивая выходом разрезной карты. Научилась поддерживать разговор с клиентами, объяснять им правила игры, следить за выполнением ими этих правил. Но замахиваться на следующие «высóты» при этом абсолютно не собиралась.
Потому что следующая стадия – это инспектор. А это совсем другая работа и другая ответственность. Инспектор должен следить за всеми действиями дилера, чипера и клиентов. В его обязанности входит помогать клиентам и дилеру в случае ошибки за столом, следить за выполнением всех правил казино, выявлять факты мошенничества (как со стороны казино, так и со стороны клиентов), поддерживать разговор и доброжелательную атмосферу за столом, передавать информацию о всех нарушениях, нестандартных ситуациях, специфики игры клиента, его пожеланиях и предпочтениях старшим на смене и инспекторам, сменяющим его за игровым столом. Это дилер должен мило улыбаться, не имея права высказать своего отношения к нерадивому клиенту, спорить или перечить ему, а инспектор имеет право вмешаться в любую конфликтную ситуацию, приобщить охрану или высшее руководство. Потому на такие должности чаще принято брать мужчин.
Следующая категория – это пит-боссы. Те, кто следят за самими инспекторами. Ну и, управляющий казино – самая высокая должность, до которой может дорасти наемный сотрудник. Тоже, кстати, как правило, исключительно мужская. А ей все это зачем? Она собирается в собственное удовольствие заниматься арт-обеспечением штатной работы казино, а не «сажать» зрение в игровом зале, пытаясь углядеть какое нарушение. Плюс ненормативный рабочий график, постоянные ночные смены, огромные эмоциональные нагрузки… Но, похоже, объяснить окружающим свое нежелание напрягаться оказалось практически невозможным.
Потому что где-то там в мозгу у всех жила твердая установка: работник казино – вор и мошенник. Трудишься там, значит, имеешь прямой доступ к неправедно нажитым деньгам. И пытаться объяснять им закон больших чисел и иные части теории вероятностей было делом абсолютно бесполезным. Или вот сказала бы она им, что размер ставок заранее определен так, что участники получают выигрыш чуть меньше «положенного», то есть рассчитанного по законам теории вероятностей, и казино сознательно занижает выигрыши для комбинаций, забирая себе разницу, и что бы было? А ничего, кроме очередных обвинений в мошенничестве. Но при этом ничего зазорного или там аморального в том, чтоб самим примазаться к тем самым бесчестно полученным деньгам, они почему-то не видели. В результате не только вроде как вменяемый Дидье, но и более падкие на развлечения представители студенчества, как только пронюхали о ее занятиях, так сразу и забросали ее идиотскими просьбами из серии рассказать им какой секрет, чтоб именно им потом сорвать банк.
А наглючий Илберт диГармо так и вовсе не поленился выловить ее в коридорах училища после занятий и начальственным тоном сообщить, что в свое ближайшее посещение Сан-Георгио он обязательно зайдет в ее казино и чтоб она была на месте и обеспечила ему выигрыш за своим столом не менее десяти тысяч гольдеров за вечер. Эквивалента пятнадцати тысяч хельветских крон. Этого, видите ли, его планы на жизнь требуют. Вот же тварь. И Майла не удержалась от язвительного:
– Я сейчас несколько занята. Могу я Вас проигнорировать в следующий раз?
ДиГармо со злости чуть свой дорогущий галстук не заплевал от ее ответа, чем ее сильно позабавил. А вот те, нате, хрен в томате! Привыкли, гады, что им все в рот смотрят, а теперь извольте насладиться и противоположной ситуацией. Не собирается она прогибаться под этих балованных «берт»-ребятишек, равно как и крысятничать в родном казино, даром, что их всех учили разным приемам. И самый простой способ для дилера – смошенничать с «башмаком». В начале очередного шаффла новая колода перемешивается и вставляется в «башмак», специальное приспособление для карточных игр в казино, из которого потом идет раздача карт. Именно дилеры умеют доставать из него не ту карту, которая лежит следующей, а другую, способную сломать комбинацию клиента при игре в «двадцать одно».
Конечно, диГармо возвысил голос и постарался настоять на своем, но нарвался только на ее скучающее:
– Вы продолжайте говорить. Я всегда зеваю, когда мне интересно.
Не в курсе был балованный мальчуган, что для должности крупье она проходила специальное обучение и жесткий конкурсный отбор. У нее вырабатывали способность выходить из различных стрессовых ситуаций, сохраняя невероятное самообладание. Конечно, диГармо и его первый подпевала Ганс Бёш попытались донести до нее все неправильность ее столь вызывающего поведения, чуть не пустив в ход руки. Остановила их только демонстрация «Щелкунчика». Этой арт-новинки пока не было даже у этих высоко летающих поганцев, хорошая вещь, обеспечивает нападающим лоботомию с одного удара. А Майла, глядя на них, в бессильной злобе сжимавших кулаки, церемонно сообщила:
– После общения с вами у меня появился комплекс полноценности.
После такого отпора ее хлипкий нейтралитет с «берт»-студентами сошел на нет и не имея возможности причинить ей физического вреда, ее начали осыпать оскорблениями. Сиротка-воровка, мошенница, поганка, лахудра, весь список она даже не помнила, да и расстраиваться не собиралась. Гораздо неприятнее, что регулярно появлявшемуся рядом с ней Мюссону тоже постоянно перепадали заявления типа бастард и ублюдок, от которых Дидье злился и норовил лезть в драку. Еле удержав его в очередной раз от попытки дать Гансу в глаз, Майла прямо его спросила, у него что, не хватает мозгов сообразить, что его дразнят специально? Чтоб он повелся и нарушил правила училища? Тут Дидье и рассказал, почему именно его так это злит.
Оказывается, его покойная матушка ни разу не была виновата в таком его статусе. Просто его папаша когда-то соблазнил ее перспективой совместного проживания с перспективой замужества при условии рождения ему ребенка. И вот они начали встречаться в период его обучения, он дарил ей цветы и подарки… Но, когда она забеременела, выгнал ее, заявив, что детей он иметь не может, а, значит, она изменщица и обманщица. И бедная грая Мюссон оказалась вынуждена хвататься за любую работу, чтоб прокормить себя и сына. Полы мыла, белье стирала, служанкой работала, даже в театре в крохотной роли Целестины выступала… Не стала Майла ему объяснять какими именно услугами промышляют девушки категории «Целестина», достаточно того, что ее опекунша ей на сей счет целую лекцию когда-то прочла… а Дидье лучше оставаться в неведении…
– И она не пробовала как-то… не знаю, к властям обратиться?
– А у него такое положение, что ее и слушать не стали! Связи с государственным сыском… сама понимаешь.
