Я знаю, что женщины приносят неприятности, посмотреть хотя бы на парня, сидящего спиной ко мне, грызущего свои и без того безобразные ногти. Мое мерзкое поведение по отношению к его чувствам, то, как я не сдержал свои животные инстинкты…
Но если бы не мелкая француженка, соблазняющая меня, наверняка, все было бы иначе. Она настоящее искушение для мужчины… Наваждение…
Если бы та, что писала однажды сообщение, поймала бы меня на этой ситуации, самое малое – я бы стал ее врагом номер один. Ведь именно сын пострадал от того, что я зажал девчонку в своей комнате на кровати и практически засадил ей по самые… Но я получил свою порцию гнева. Скула, которую красиво разрисовал кулак моего сына, саднит и опухает с каждой минутой все больше. Удерживаю гелевую подушку у лица, которая приятно холодит.
– Что это за ерунда, которую ты мне дал? – указываю на подушечку. – В доме закончился обычный лед?
– Скажи спасибо, что я вообще принес тебе ее. Мог бы вполне еще пару раз ударить, для равновесия, – бубнит Хаш.
– Я не знал, что она девственница, – слова вырываются из меня прежде, чем я успеваю сообразить, все еще смотрю на свои пальцы, не так давно лишившие невинности девчонку.
– Ну, тогда спросил бы, что же ты так скромно? То есть, полезть в вагину тебя не смутило, – я морщусь от этого слова. – Что? Это нормальное выражение, если ты все еще помнишь физиологию. И тебе надо было вспомнить о том, что это моя подружка.
– Уровень дерзости в этом доме зашкаливает. А ты полон сюрпризов. Мог бы уже давно трахнуть девчонку, вместо того чтобы махать ей перед моим носом, словно красной тряпкой.
Хаш недоверчиво смотрит на меня и качает головой, его поражают мои слова. А мне надоело вести беседу с этим заносчивым щенком. Я виноват, согласен. Но моё лицо болит, в то время как он сидит и выпендривается передо мной. И это меня жутко злит.
– Она была моей подружкой, – говорит он и поворачивается ко мне в крутящемся кресле. – Ты не мог держать дистанцию, да? Такой отцовский поступок. Трахни мою подружку, попробуй для меня, как в дешевом порнофильме о доминантах, так?
– Заткнись, пожалуйста, я тебе уже говорил, все вышло само собой. И иногда надо выбирать девчонку, которая будет держать себя в руках, – ох, ну я это зря, в любом случае она не виновата.
Меня уже бесит это переливание из пустого в порожнее.
– Что же ты не побежал за ней, раз она так важна для тебя? – говорю ему, почти скрипя зубами.
– Извини, не оправдал твоих ожиданий, – ерничает пацан. – Почему ты не побежал? – дерзкий паразит, сейчас бы устроить ему, но я не чувствую его отчаяния, не настолько она его интересовала.
Снова беру со стола свой телефон, чтобы не дать по шее этому мальчишке, смотрю на сообщение его матери. Это всегда останавливало меня от карательных действий. Почему этот балбес не спал с девчонкой? Ведь у них была возможность за это время, и не раз. И я отчетливо слышал возню прошлой ночью. Им повезло, что я не колотил в дверь каждый раз, когда она громко стонала. Я вымотан этой ночной симфонией, подслушиванием и ночным бдением. Меня вообще, по большому счету, она не должна интересовать.
– Я могу уехать из страны, – откладываю телефон на столик, стоящий передо мной, и сажусь удобнее на диване, широко расставив ноги, делаю вид, что меня не цепляет этот разговор. Тон, с которым он произнес это предложение, отличается от того, с каким начал. Совсем как в детстве, он обдумал и пришел к выводам.
– И чем же вы, мистер, будете заниматься? Без образования, имея за спиной только пару кубков и толпы визжащих девчонок, – последнее напоминает мне о тоненьком голосе Беатрис и ее стонах подо мной. – Хаш, это будет ошибкой.
Сын смотрит мне в лицо, его глаза горят гневом и ненавистью, но неуверенность выдают розовеющие как в детстве скулы. Он встает и начинает расхаживать из стороны в сторону, при этом теребит свои светлые волосы на макушке. Я же старательно маскирую истинные чувства, не хочу, чтобы он покидал свой родной дом. Это должен сделать я, а не Хаш.
– Пап, извини за это, – сопит он и показывает на моё лицо. – Что, если бы ты разочаровался во мне, как и я в тебе? Что, если бы у меня тоже был секрет, который тебе показался бы жутким? А я полон сюрпризов…
Сердце болезненно сжимается, когда укол действует точно в цель. Что бы сделал я на его месте? Наверное, это моё влияние, что он решился предложить мне подобное.
– Хаш, лучшим решением двух взрослых мужчин будет временное разъединение. Каждый пойдет своей дорогой, – я встаю, кладу на стол гелевую подушечку и подхожу к Хашу вплотную, поймав его испуганный взгляд, делаю шаг назад. – Ты думаешь, я сейчас дам тебе сдачи, ребенок? Глупо. Меня ждет работа на острове. Я должен был улететь сегодня рано утром, но обстоятельства сложились иначе… Ты обязан окончить университет. Несмотря на нашу с тобой размолвку, ты все еще мой мальчишка. И ответ на твой вопрос – я не могу разочароваться в тебе, что бы ни случилось, я люблю тебя.
Протягиваю руку и сжимаю его плечо по-отцовски. Хаш придвигается и крепко обнимает меня, по-мужски сильно бьет между лопаток тяжелой ладонью.
– Кажется, ты только что прокряхтел, словно старик, – насмехается надо мной гаденыш.
– Ну, так тридцать четыре – это не твои восемнадцать, согласись? – отвечаю ему.
Я, было, мысленно добавил еще пару строк, о том, что я дам ему фору, но проблема в том, что пару часов назад я трахал пальцами его сексуальную подружку, поэтому удерживаю себя от едкого комментария. Измеряться членами мы еще успеем, но не сегодня. Я влюблен в этого мальчишку с его рождения, и, если бы сейчас на меня не смотрели глаза его матери, я мог бы ему влепить подзатыльник за свое испорченное лицо.
Мой телефон гудит, оповещая о входящем вызове. Вытягиваю руку вперед, чтобы посмотреть на время, которого у меня совершенно нет. Устроить себе выходной не получилось. Чуть не забыл о самом главном.
– Спасибо за кокосовый коктейль, ты все еще великодушный мерзавец, – парень усмехается мне в ответ.
– Как я мог забыть день твоего рождения? Подарка, чтобы распаковать у меня не было, но… – он краснеет, замолкает на некоторое время, мы разрываем свои мужские объятия, нелепо обращая внимание на все что угодно. – Не важно. Счастливого пути.
Я знаю, Хаш своей заботой пытается показать, что чувствует за собой вину. И я рад, что смог привить ему лучшие качества характера. То, что я «распаковал» на свой день рождения, бесценно для девушки. А я, мало того, что не успел поговорить с ней, так еще и унизил тем, что импульсивно отправил хорошие отступные. Но подарок получился что надо. Забыть его точно не выйдет. Неожиданно для самого себя я говорю то, чего никогда бы не сказал.
– Хаш, оставь Беатрис в покое. Я не хотел бы, чтобы ты с ней встречался. Будь хорошим мальчиком, – он резко вскидывает голову и провожает меня долгим взглядом.
Да, вот такой я эгоист. После того, что я с ней сделал, тебя в ней точно не будет.
Я мог бы добавить, что ни с кем она не будет встречаться, но это глупо. Поэтому делаю непроницаемое лицо и забираю смартфон со стола под его гудение, иду к выходу.
Я какого-то черта ей отправил деньги, и она приняла их. Мне просто хотелось извиниться перед Беатрис тем способом, которым умею. Но вот сейчас смотрю на Хаша и понимаю, своими детскими мозгами Беатрис придумает чушь. Неверное, истолкованный посыл наделает кучу проблем и для меня в том числе. Но дело сделано, отправлять букеты оскорбленной девушке… Тем более, после ее сообщения со словами: «Пошел к черту, м*дак»…
Я не делал глупости в молодости, так что же произошло со мной сейчас? Словно с цепи сорвался, как изголодавшийся пес кинулся на бедную девчонку. Угрызения совести терзают мою душу. Мне тридцать четыре года, а я повел себя как подросток с бушующими гормонами. Такого со мной никогда не было, чтобы вот так запросто снесло крышу с первой встречи.
Сажусь в машину, и мой водитель сразу же выезжает с подъездной дорожки. Он прекрасно выучил язык моего тела, сейчас я явно показываю своим видом, что не готов к общению.
Все никак не могу выбросить из головы произошедшее.
Прошло уже много лет с тех пор, как самолет с матерью Хаша разбился. И не многим в жизни удалось держать на плаву бизнес, совмещать все с воспитанием ребенка. При условии, что сын свалился на мою голову, когда мне был всего двадцать один год. Я сам еще был пацаном, который учился в университете! Сын, которого у меня никогда не было, маячил передо мной, требовал моего внимания и отнимал все моё свободное время. Я мог бы воспользоваться услугой нянь, свести наше общение на нет, отдать его на попечение… В конце концов, просто сбежать из этого дома от призраков, напоминающих о прошлом. Но я не сделал этого ради нее… Ради нас…
Я любил Шейлу самой искренней любовью, как можно любить человека родного для тебя и важного. Но оставшись без нее, я понял, что просто обязан исполнить ее мечту и сделать так, как она просила. Позаботиться о нем.
И пусть я не идеален в своем методе воспитания, потому что однажды что-то пошло не так. В момент, когда в жизни моего сына появилась «Чертовка», я с первого взгляда понял, что спокойно жить мне осталось совсем немного. Она словно вспышка на солнце, геомагнитная буря… Одним своим появлением она подняла моё кровяное давление, свела с ума и при этом оставила только головную боль.
Первая наша сцена в бассейне, как нелепо я повел себя, не удосужившись спросить, кто она. У нее животный магнетизм, Беатрис загипнотизировала меня своим огромными глазами. Самое смешное, впервые в жизни я нахально поцеловал девушку. Мне не присуще психовать из-за дерзких слов, но она просто вывела меня из себя – обозвала стариком. Ну, может в ее глазах я такой и есть, но мне не хотелось на тот момент, как, впрочем, и сейчас, быть таковым для нее.
Впервые я задумался о возрасте.
– Эй, Кэмп, у тебя есть семья? – задаю вопрос своему водителю, он старше меня на много лет, но все еще на службе.
– Есть сэр, – отвечает он, слегка прицыкнув языком. – Двадцать лет вместе, как один день.
Киваю головой, и пустым, ничего не значащим взглядом упираюсь в обшивку впереди стоящего сидения. Человек счастлив в браке столько лет, пока я, строю бунгало, осуществляя чужую мечту и воспитывая самостоятельно ребенка, который теперь, возможно, считает меня худшим из зол.
– Извини за бестактный вопрос, а дети есть? – мне снова становится не по себе, этот человек работает на меня очень долгое время, с момента моего становления как предпринимателя. – Я не настаиваю.
Кэмп, смеется, но в этом смехе нет горечи или мнимого счастья. Он будто обдумывает, как правильно мне рассказать.
– Она младше меня, совсем девчонкой была, когда поженились. Сначала мы тянули, думали, что ребенок принесет в нашу жизнь хаос. Стремились дольше побыть вместе, уделить внимание друг другу. Насладиться тишиной. А потом стало поздно, мы много раз пробовали завести ребенка. Это стало не просто идеей, а целью нашей жизни, но череда неудач, несколько выкидышей, и мы решили остановиться. Я думал, мы не переживем этого. Но мы все еще не теряем надежду, чудеса случаются, и я не так стар, – он говорит это так, словно сам верит в то, что это произойдет. – Сейчас решаем вопрос об усыновлении малыша, родители которого погибли.
Погибли… Поправляю галстук, который душит меня все сильнее. Погибли… Несколько раз киваю головой.
– Хорошо, – отвечаю ему, смысл этого разговора потерян, не многие поймут меня.
Его уверенность, то, как он сам себя подбадривает, улыбчивое лицо, несмотря на потери. Я не замечал этого раньше. Человек все еще верит в мечту, или сожалеет о потерянном времени. Всегда диссонанс, который балансирует на грани.
– Я, кстати, сегодня выпил коктейль, приготовленный из твоего подарка. Неплохой, немного по вкусу напоминает мыло, – решаю увести от темы, гнетущей нас обоих. – Но мне было действительно приятно, что два человека участвовали в этом состязании сюрпризов. – Третий преподнес мне постинсультное состояние, но об этом умолчим. – Ты доставил девушку по необходимому адресу? Она так поспешно покинула дом, как и появилась.
Я очень долго подходил к основному, интересующему меня вопросу. Даже для важности потянулся за кейсом с документами, и теперь делаю отрешенное лицо, надеюсь хоть голосом себя не выдать.
– Да, прекрасная мадмуазель доставлена, я думаю, он счастливчик, – с удовольствием смакует последнее слово.
Я хочу у него узнать, почему именно на французский манер, и кто из нас счастливчик. Но останавливаю себя, ни к чему выспрашивать информацию о человеке, который был лишь мгновением в твоей жизни. Я не причисляю себя к везунчикам. Не с ней, по крайней мере, она еще ребенок, которого совратил «Старый извращенец». Сжимаю челюсти и снова вожусь с галстуком.
Некоторое время мы едем в тишине, мне, наконец, удается сосредоточиться на бумагах. Обычно это не составляет труда, в нынешнее время сложностей не возникнет при условии, что у тебя есть деньги.
Мы подъезжаем к аэропорту, Кэмп вытаскивает мой небольшой чемодан, опускает его на колёсики и начинает катить. Печатаю несколько сообщений на смартфоне и отправляю. Пока я буду в полете, мне предоставят полную картину потерь, если таковые имеются. Мой прагматичный мозг привык просчитывать все ходы наперед, чтобы лишний раз не возвращаться я всегда продумываю, программирую себя. Сложность возникала раньше, пока я не получил юридическое образование. Теперь же обходить подводные камни стало намного проще. На табло высвечивается объявление о посадке на мой рейс, и я снова проигрываю в голове случившееся много лет назад. Только теперь рядом со мной не Шейла, а мой грузный водитель. Человек, который сейчас внимательно смотрит на меня, сдерживает себя, чтобы не сказать лишнего. Чтение эмоций по лицу человека давно стало моим усовершенствованным хобби. В работе очень помогает.
– Сэр, ваш чемодан, – Кэмп протягивает мне ручку багажа, пожимает руку на прощение, но это еще не все. – Она была очень расстроена, если вам от этого станет легче.
Мое лицо потеряло маску безразличия на долю секунды, но я взял себя в руки и слегка кивнул. Был бы на его месте кто другой, уволил бы к чертям собачьим, чтобы не лез ко мне в душу со своим видением. Он уходит, а я продвигаюсь в зону посадки. Из огромного окна я вижу, как взлетают самолеты и направляются каждый в свою сторону. Но в этот раз я не думаю о Шейле, о том, как мы прощались. Сейчас мои мысли бессовестно украла маленькая француженка с дерзкими словами, то и дело выскакивающими из ее прелестного ротика. Ее обнаженное тело, преследующее меня всю ночь, и невероятно выразительные глаза. Я ведь даже не спросил ее фамилию, не удосужился поинтересоваться, как она себя чувствует, считая это лишним, после сюрприза, который она мне преподнесла.
Вообще, день рождения – самый грустный день в моей жизни. Практически всегда я провожу его в полете неизвестно куда, и вернусь ли я однажды, непонятно. Но этот день был настолько эмоциональным, что я просто истощен, и в то же время улыбка, то и дело неосознанно появляющаяся на моих губах, не может скрыть всю полноту ощущений. Она забавная малышка, бестолочь еще. Но на ее очарование не сможет повлиять время и изменить его. Такие хрупкие женщины всегда вызывают в мужчине желание, возбуждают воображение, превращая нервы в оголенный высоковольтный провод, находящийся в опасной близости от наших сердец.
Однажды она разобьет сердце не одному мужчине… Заметно хмурюсь, снова это собственническое чувство.
– Ваш билет, пожалуйста, – девушка приятной внешности услужливо улыбается, возвращая меня на землю. – Счастливого полета, сэр.
Едва заметно выдыхаю, еще одно впервые… Я не думал о смерти перед полетом благодаря Беатрис…
Маленькое уютное кафе, в котором работала «Амели», героиня одноименного фильма, оказалось вполне себе реальным. Когда я училась в университете, мы с девочками выбрали это место для своих встреч. Однажды я забыла улицу, куда я должна была приехать. Но мне достаточно было сказать таксисту, что мне нужно добраться до «кафе, в котором работала Амели», как меня тут же доставили на «Лепик пятнадцать». Так, словно это нормально, знать вымышленного героя и точное место его работы. «Две мельницы» стали нашим местечком для сплетен, поедания крем-брюле и круассанов. Это место напоминает музей для приезжих, каковой я и была в тот момент. Туристы фотографировались на фоне этого милого кафе, пока я погружалась в уютную атмосферу Франции.
Сегодня нет особой причины для встречи, я все еще сижу на улице. Уютные красные стулья и укрытые белой скатертью столы, на которых стоят маленькие вазы с цветами – такого ты не встретишь в любом другом городе. Я всегда сажусь так, чтобы видеть мимо идущих людей. Мне нравится то, как они романтично вздыхают и рассматривают это кафе, превращая его в место паломничества. Как ни странно, в этом месте нет девушек официанток, только парни. Красивые французы с особой обходительностью обращаются с нами. Может вот еще одна причина, почему девочки настояли на этом месте. Устроившись поудобнее, я заказываю себе кофе и пару круассанов. Эти маленькие «рогалики» имеют особое значение для меня, потому что моя Корин делала их по выходным. Особая атмосфера и уют приходили в нашу жизнь благодаря этим маленьким шедеврам.
Парочка останавливается около портрета Мадемуазель Пулен, просят мимо проходящего мужчину сфотографировать их на ее фоне. Хитро улыбающаяся женщина стала, пожалуй, самой популярной картиной этой эпохи. Улыбаюсь, когда мужчина понимающе смотрит на парочку. Я, наверняка, тоже выглядела именно так, когда впервые появилась в Париже. Когда камера указывала на то, что уже нет места на флешке, я принималась за телефон, который устал от всех этих селфи.
– Ваш заказ, – парень официант с приятной внешностью ставит передо мной чашки, убрав руку за спину, затем его удаляющаяся фигура теряется в потоке клиентов.
С удовольствием делаю глоток напитка, на секунду прикрываю глаза, чтобы насладиться первыми впечатлениями.
– А вот и мы, – мои подруги по очереди целуют меня в щеку и усаживаются за стол. – Кажется, вечность прошла с того момента, как ты освободилась, – задорные рыжие кудри Лулу подпрыгивают от ее резких движений. – С таким же успехом могла бы спрятаться в пещере. Чем тебе не жизнь отшельника?
Полин одобрительно кивает, пока отщипывает от моего круассана кусочек. Хлопаю ее по руке и отнимаю свой обед.
– Я вам говорила, что подготовка к выставке отнимает очень много времени и сил, – неодобрительно шикаю я, когда Лулу делает тоже, что и Полин несколько минут назад. – Ты ведь на диете, выпечка не очень хорошо влияет на твою фигуру.
– Да, думаю, ей пора сесть на основательную диету. Она весь день сидит на кофе и сигаретах. Но как только сгущаются сумерки, жди беды. Лулу превращается в пожирателя всего, что есть в доме. Иногда я надеюсь, что ты заберешь ее на некоторое время к себе. Тем более что у тебя в холодильнике мышь висит. Тем самым поможешь подругам, – она выразительно смотрит на меня, делаю вид, что ее намеки до меня не доходят.
Официант наклоняется к Лулу, она делает заказ за двоих, пока я отпиваю свой кофе.
– Что случилось с ее порывами похудеть? – наклоняюсь к Полин и шепчу ей на ухо.
– Дидье бросил ее, сказал, что все еще не готов к серьезным отношениям. Она ела всю ночь, – ошеломленно произносит она. – Я думала, ее вырвет от такого количества пищи. Но зато она не плакала, это ведь радует, да?
Прищуриваю один глаз и показываю двумя пальцами, примерно, насколько это хорошо. Мои подруги истинные парижанки, то есть, рожденные и выросшие. Менталитет совершенно отличается от обычной американской молодежи. Здесь нет этого: «Эй, детка, я трахну тебя в кузове пикапа», или «Ты офигенная телка». Просто тут так не разговаривают. Я научилась сдерживать свои выходки только спустя два года, хотя может этому поспособствовал не кто иной, как…
– Ты все еще одна? – Лулу, берет нетронутый мной круассан и жадно вгрызается в него. – Тот парень, как его? – она крутит указательным пальцем в воздухе, пока я наблюдаю за этими движениями.
– Алан? – подсказывает Полин, и я закатываю глаза. – Адам? – Господи, они сводят меня с ума.
– Андриан. Почему вы такие курицы? – возмущаюсь я. – Я всегда знаю, как звать ваших парней, но вы мало того, что постоянно приплетаете мне романы и сплетничаете между собой, так еще и коверкаете имена.
Я смеюсь, когда они начинают препираться друг с другом. Девчонки очень хорошие, но память у них, и, правда, куриная. Подумать только, за все эти три года мы ни разу еще не поругались. Они совершенно разные, даже внешне.
Лулу рыжая, ее нос покрыт крошечными веснушками, размер ее одежды неприлично обсуждать, назову ее пышечка. Ну, такая яркая бомбочка. Но это ничуть не делает ее уродливой, скорее аппетитной, округленной в нужных местах. Лулу работает флористом, и мне кажется, от нее всегда исходит цветочный аромат.
Полин же секс-символ, фитнес-леди, чокнутая любительница йоги и, ко всему прочему, мадмуазель-шикарный-пресс. Это роскошная обладательница копны черных волос и безумно красивых зеленых глаз. Все в ней идеально, даже рост.
Ну а я среди них маленькая пигалица, лишенная нормального веса и роста. Хотя теперь я обладаю аккуратной грудью второго размера. Возможно, помогла та мазь из слизи, которой я натирала свою грудь каждые два часа. А, может, восстановился гормональный фон. Не знаю, но я горжусь своими малышками.
– Ты трогаешь свои титьки, – громко произносит Лулу, и я начинаю оглядываться на окружающих. – Ты снова их гладишь. – Они смеются надо мной, а я не могу удержаться, чтобы не притронуться к единственной своей гордости.
Из меня вырывается смешок. Глупая ситуация, в которой я уже не первый раз оказываюсь.
– Так что случилось с тем парнем? – Полин барабанит по столу своими длинными красными ногтями. – Или он снова не дорос до мнимого идеала мужчины? Твой первый, кстати, не объявился?
Моментально крещусь, еще не хватало, чтобы он приехал в Париж. Мое настроение мгновенно меняется, в чем-то они правы. Я все еще сравниваю ощущения. То, как я растворилась в его руках, как его дыхание действовало на меня, мгновенно посылая мурашки по коже. Что до остальных, они выглядели мальчишками с глупыми ухаживаниями. Энтони, конечно, не эталон, но пока я нахожусь в поиске претендента.
– Все банально, Адриан курит, как паровоз, дым от его сигарет мгновенно впитывается в мои вещи, и это меня раздражает, – неопределенно пожимаю плечами.
Они переглядываются между собой, словно знают особый секрет.
– До этого был слишком худой, слишком заносчивый и слишком… Просто они все слишком, так? – Полин убирает свой телефон в сумочку и смотрит на время. – Ты думала о том, что твои биологические часы просят член? Или это тоже слишком? В курсе, что скоро тебя накроет климакс, и ты превратишься в печеное сморщенное яблоко?
Сажусь, откинувшись на спинку стула, кладу ногу на ногу и жду, что же они еще придумают.
– Ты могла бы поехать к своему бывшему, ну, я не знаю, может он все еще тебя ждет, – Лулу вытирает салфеткой рот и вопросительно смотрит на меня.
Девочки просто не в курсе, какой он мудак и что сделал. Моя бы воля, я бы расчленила его и выбросила собакам, чтобы грызли его вонючие кости. Утопила бы в ванне с позором. То, что я придумала для него, страшнее инквизиции, и появись он здесь, думаю, смогла бы воплотить свой план в действие. Все приготовленное для него, нашло бы применение. Но для девочек у меня была красивая сказка о прекрасной ночи буквально с принцем. Не хотелось позориться историей про «пальцы».
– Я думаю, мне пора, – достаю из сумочки деньги, кладу их на стол и придавливаю блюдцем. – На следующей неделе у меня выставка, вы обе приглашены, – встаю из-за стола, наклоняюсь, чтобы поцеловать их на прощание. – Угощение и выпивка – всё как в лучших домах Парижа, – шучу я.
Девочки галдят, что я снова их бросаю. Но у меня действительно ещё не всё устроено для мероприятия. К тому же им не понять моего решения по использованию наследства, как я обошлась с тем, что осталось для меня. В общем, я поступила, верно, когда купила пустующий танцевальный зал. Окончив университет, я поняла, что бакалавра недостаточно, чтобы работать искусствоведом. А вкладывать в образование и жить на деньги, которые мне остались от моих родителей, было глупо. Я осталась бы с огромной дырой в кармане, но при этом с невероятным образованием. Мне хватило мозгов вложить их в искусство. Не Ван Гог, конечно, и не Лувр. Фотогалерея, выставка работ профессиональных фотографов, которые были рады воспользоваться такой возможностью.
Первая выставка привела ко мне интересных людей, амбициозных и талантливых. Их финансовые возможности вполне покрывали расходы за аренду моего помещения и работы, которую я делала для них. Благодаря своему образованию я знаю, что именно стоит выставлять, и будут ли интересоваться ценители.
Поэтому, едва смахнув слои пыли после вскрытия пола и снятия зеркал со стен, я принялась создавать свой шедевр, детище, которое будет отличаться от типичных фотогалерей Парижа. Это не были социально-политические выставки. Первое, естественно, асоциальное, для привлечения репортеров.
Я никогда не забуду тот день, когда Адриан, тот самый, о котором говорили девочки, пришел ко мне со словами: «Ты просто обязана выставить фотографии обнажённых тел». Я доверяла его нюху, ведь он был напрямую задействован в связях с общественностью. А проще говоря, журналист пусть и маленькой газетенки, но шуму я наделала изрядно.
Я тогда словно застыла в одной позе с бокалом вина, остолбенела, пока люди прибывали один за другим, они задавали мне вопросы, а я стояла истуканом, отворачивала голову от особо назойливых, отходила в сторону. Когда мы подсчитали доход от проведенной выставки, мои эмоции невозможно было передать словами. Корин чуть было не оглохла, пока я визжала в смартфон о своем успехе. Этот день невозможно забыть. Я благодарна Адриану за поддержку, за то, что он сделал для меня. Но быть вместе с ним нам не суждено, парень зациклен на сексе, чем и помог мне выбрать пусть скандальное, но приносящее доход направление.
На следующий день заголовки пестрили об эротической выставке, устроенной молодой американкой почему-то французского происхождения. Они копали под меня и сочиняли небылицы. Это было, с одной стороны, смешно, а с другой – противно. Столько грязи обо мне никогда не говорили за глаза, и я не думала произвести такой фурор.
Вторая выставка представляла работы уже другого профессионала, и я молилась, чтобы хоть один человек пришел. Но и здесь я напрасно переживала, люди в восторге от таких мероприятий, они приобретают прекрасные работы, а выставки расписаны на год вперед.
С этими мыслями я захожу в помещение моей галереи, вешаю на плечики бежевое пальто, чтобы заняться работой, которую я отложила. На ходу закручиваю волосы в небрежный пучок и затягиваю резинкой. Встаю на небольшой пьедестал, на котором стоит квадратный стол, и выставочные работы в рамках удобно прислонены сбоку. Включаю огромную лампу, беру первую работу и рассматриваю линии роскошного тела натурщицы. Есть в этом нечто манящее, волнение и легкость, шарм и сексуальность. Откладываю ее в определенную стопку и беру вторую, это работа напоминает мне Энтони… То, как он зажал меня около кухонного островка. Пара стоит лицом к лицу, крупным планом автор сконцентрировался на их губах и шее. Тяжело сглатываю и убираю фотографию в сторону. Мне надо подумать, где ее разместить. Может быть в центральной части… Надо попросить негатив у автора работы, распечатать ее на весь экран, как рекламу.
Развожу уже приготовленные картины на тележке к стенам для того, чтобы развесить. Все фотографии черно-белые и отлично сочетаются с бордово-красными стенами. Они выделяются на фоне, привлекают внимание. Эдакий контраст, на котором я и планирую сыграть.
– Беатрис, приветствую, – мужской голос за моей спиной заставляет меня оглянуться, картина соскальзывает в сторону, и я немного приседаю. – Прости, что напугал. Ты решила работать без меня? Они слишком тяжелые для такой малышки, как ты.
Мой помощник Джекс обхватывает картину и выравнивает вместе со мной. Мы вдвоем постоянно находимся в галерее, у меня не хватает сил таскать эти огромные коробки, а ему все по плечу. Поэтому, однажды познакомившись, мы поняли, что наши отношения никогда не перейдут за грань дружеских, верней, в основном поняла я, потому что этот красивый парень гомосексуалист. А еще Джекс американец, он напоминает мне о доме, который я покинула. В общем, нам вместе очень комфортно, а не это ли главное?
– Это не проблема, я только подвезла тележку, тебе хватит работы, – пролезаю под его руками и иду к столу рассматривать, что еще мне принесли, и как это расположить.
Молча, Джекс развешивает под моим чутким руководством все, что я ему предоставила. Когда я отвлекаюсь, снова очарованная увиденным, он подходит сбоку очень близко и проводит пальцем по очертанию бедра девушки.
– Это должен быть успех. Ты обращала внимание, что в этой стране особое отношение к натуре? – он отходит от меня на шаг, я показываю ему, куда ее повесить, и с удовольствием обнаруживаю, что уже ничего не осталось.
Сажусь поверх стола и скрещиваю руки на груди. Хозяйским взглядом обвожу свое детище, то, насколько все гармонично сочетается и как в целом выглядит. Я горжусь собой, надеюсь, мои родители тоже.
– Ты извращенец, все-таки. Наверняка, в первый же парижский вечер ты, как и мужская часть туристов, пошел искать пикантные приключения, оценил на себе невероятные способности «жрецов любви». Романтизм города и прагматичный подход к удовлетворению сексуальных потребностей. Не так ли? – обращаюсь к нему, с улыбкой приподнимая брови. – Я до сих пор не понимаю, как в таком романтичном месте столько проституток?
Он подсаживается рядом со мной на стол и тоже оглядывает наши труды.
– Ты не права, большей частью вокруг улицы Сен-Дени множество проституток, а у нас тут так, кружок по интересам. Я не бегал по ним уже… – Джекс на пальцах подсчитывает, наверняка, дни, но не недели точно, поэтому я сжимаю их в кулак. – А романтизм, – он толкает меня в плечо, от чего я покачиваюсь, теряя равновесие. – Может Амур ходит с тобой рядом. И ты его не замечаешь.
Встаю со своего места, снимаю резинку с волос, встряхиваю ими, чтобы расправить локоны, под его не мигающим взглядом иду к выходу.