К нам подходит официант, и я, как ни в чем не, бывало, заказываю на всех мороженое крем-брюле с интересным названием «Амели». Полин молча, погружается в ковыряние мороженного, пока я наблюдаю за проходящими мимо людьми. Меня жутко бесят личности, желающие стать третьим колесом. Провидцы и всезнайки, черт возьми, которые рьяно проталкивают свои бестолковые мысли, убеждая всех в своей правоте. Я никогда не слыл человеком, поддающимся убеждениям, и сам никого не убеждал. Если ситуация выходила из-под контроля, я ломился вперед и подхватывал, чтобы разрушения были минимальными. Но ни одна собака не гавкала мне в спину. А здесь девчонка, мировоззрение которой застряло на уровне автозагара и краски для волос, учит меня жить. Я еще больше убеждаюсь, что Беатрис хоть и шальная, но для своих лет очень мудрая. Я не чувствую себя с ней старым и рыхлым.
Меня настолько взбесили слова этой крашеной куропатки, что вылетела из головы основная информация. Упоминание о родителях Беатрис, погибших в авиакатастрофе, заставило моё сердце сжаться, замедлить ход. Словно сбившиеся часы… Может это и есть общее между нами? Боль потери, безысходность и трагедия. То, чего уже никогда не вернуть, и о чем мы обязательно должны поговорить.
– Мы вернулись, – голос Беатрис вибрирует от возбуждения, она наклоняется к моему уху и шепчет. – Ну как тебе Полин? Я видела, что вы разговаривали.
Уголок моих губ тянется вверх, она наблюдала за нами исподтишка, ревнивая проказница. Поднимаю ее со стула и усаживаю к себе на колени, руки мгновенно обвивают мою шею, а губы оказываются в миллиметре от моих.
– Она не в моем вкусе, – шепчу ей на ушко. – Но я думаю, она хорошая подруга, – впиваюсь в ее рот, с наслаждением закрываю глаза.
Кажется, что минуты, проведенные порознь, превращаются в часы, от чего я готов провалиться в своё забвение.
– Это будет какая-то особенная встреча? – подушечками пальцев беру немного крема и нежно наношу вокруг глаз. – Во сколько ты за мной заедешь?
Мы с Энтони одеваемся в моей гардеробной, пришлось купить ему пару костюмов и вещи для выхода. Очевидно, что спортивные штаны Джекса не смогут стать панацеей, учитывая то, как я поступила с его одеждой. На удивление, Энтони быстро нашел все, что ему необходимо, а мне не пришлось его долго ждать. Поход в магазин стал приятным времяпрепровождением с поеданием мороженого в рожке и распитием молочного коктейля. Конечно, я ожидала муторной поездки, что он начнет, как Джекс, кривить свои губы, готовилась ко всему. Даже прихватила пакет мятных конфеток для успокоения нервной системы. Но как оказалось, Энтони – мужчина с конкретными целями и сам знает, что ему необходимо. Сейчас он надевает рубашку, а я смотрю на его отражение в зеркале. Неторопливо он застегивает пуговицы, при этом с его губ не сползает загадочная улыбка.
– Я приеду за тобой, как только ты освободишься. Мы поужинаем в ресторане, проведем некоторое время наедине, – это прямое попадание, ведь мы постоянно, как трио, вместе. Единственное время, когда мы наедине, без свидетелей – это ночь. Джекс уже неделю ведет развратный образ жизни, не появляется дома. Что странно для него.
– Мне нужно будет решить некоторые вопросы с Хашем, он все еще в городе. Постараюсь разобраться с делами поскорее.
Он заправляет свою белую рубашку в брюки и проверяет карманы как-то немного нервно, но потом одергивает себя.
– Это выглядит довольно странно. Я познакомила тебя с девочками, а ты продолжаешь меня прятать, – составляю все баночки, которые я использовала для лица, и беру в руки тушь. – Ты не настолько неуверенный человек… Верней, ты полностью уверен в себе, а здесь целая операция по сокрытию меня, как преступницы. Я не претендую на нечто сложное в наших отношениях. Более того, не собираюсь занимать важное место в твоей жизни, – я не произношу вслух, что именно этого я и хочу, но он не должен знать об этом. – И тем более не хочу, чтобы это влияло на ваше общение.
Руки начинают дрожать, и я размазываю тушь по нижнему краю века. Ругаюсь про себя, из-за постоянного напряжения я веду себя как идиотка, актрисулька, которая вот-вот упадет в обморок из-за нервозности. Глубоко вздыхаю и закрываю глаза, чувствую тепло, а затем сильное тело мужчины за своей спиной. Он поправляет воротничок на моей блузке и сжимает плечи.
– Ты, как всегда, все неправильно расценила. Я не собираюсь держать все в секрете. Хочу удержать наши моменты. Мы успеем сообщить обо всем, зачем торопиться? Преподнесём это весомо, когда уже будут сожжены мосты, – мы смотрим друг на друга через отражение.
– Bien volé ne profite jamais (Краденое добро впрок не пойдет), – произношу я на французском, скидываю его руки с плеч и подправляю макияж. – Обязательно произойдет что-то, и все рухнет, как карточный домик.
– А я предпочитаю «L’exception confirme la règle» (Исключение подтверждает правило), – он надевает пиджак и затягивает галстук, свисающий на его груди. – Ты слишком переживаешь о том, чего не будет. Я, по-моему, был достаточно убедителен ночью и все то время, которое мы провели с тобой. – Резко дергает галстук, и я поворачиваюсь, убираю его руки, чтобы поправить.
– Извини, но иногда я не могу тебя понять. Секс – это всего лишь этап. И я, правда, не манипулирую тобой, – провожу руками по его груди и прикасаюсь к губам. – Я доверяю тебе. Встретимся вечером.
Он уходит, оставляя нежный поцелуй на моих губах, оглядывается, чтобы проверить, провожаю ли я его взглядом. Иначе и быть не может, он мне кажется таким родным и в то же время давно знакомым. Когда за ним закрывается дверь на первом этаже, я сажусь на маленький пуфик, который притягиваю ногой. Веду себя как истеричка, то кляну его и отталкиваю, но в то же время не хочу даже думать о том, что останусь без него. Эта дурацкая влюбленность раздражает меня. Он хранит свои секреты, а я не стану напрямую ему внушать, что не могу без него. Когда я полюбила его? В момент нашей первой встречи? Сомневаюсь, тогда он ясно показал, какой он отвратительный. Не позволяю говорить даже самой себе, что я не думала о нем. Конечно! Любая захочет его себе, на него достаточно взглянуть, сразу понятно. Любая! Чем я хуже?
– И долго ты еще будешь сидеть здесь с несчастным лицом? – помятый после дневного сна Джекс стоит передо мной в одних шортах.
Вот что в нем не так? Почему его гомосексуальность я принимаю нормально, притом, что шесть кубиков пресса, полные губы и шикарная прическа сводит всех девчонок с ума. А молчание перед Хашем стало такой проблемой?
– Меня все бесит. У Энтони есть сын, который был моим бывшим, ты же в курсе? Так вот теперь он здесь, и я не могу с ним встретиться, так как меня прячут. Это ли не странно? И, кажется, я не слышала от Энтони признаний, как и от его сына в свое время. Может, он все еще любит мать своего ребенка? – беру в зубы невидимки, чтобы заткнуть свой рот от потока, льющегося из него.
– Откуда ты берешь всю эту ерунду, а? Я вот слушаю тебя и не пойму, ты же не бестолковая, чтобы заниматься фантазиями и самоедством. Он с тобой, так? – я киваю и засовываю невидимки в прическу. – Энтони из кожи вон лезет, чтобы сделать все для тебя по высшему разряду? – я снова киваю. – Притом, что ты треплешь нервы, выводишь его из себя, устраиваешь сцены поджога и истерики? – я устала кивать и не признаюсь в этом, тогда Джекс своей рукой давит на мою макушку, помогая мне сделать кивок. – Так вот, хватит трахать ему мозг и мне, по совместительству, тоже. Лучше помоги мне выбрать, в чем идти на очередное свидание.
Плетусь за ним, удерживаю некоторое расстояние.
Он уже стоит около своего шкафа и прикладывает к себе вещи. Его густые черные волосы в полном беспорядке и сексуально взъерошены, придают ему невероятно привлекательный вид.
– Ты пялишься, – бубнит он.
– Я просто не могу никак внять твою речь. Свидание? Ты с ума сошел? У тебя же нет постоянных отношений, – подаю ему темно-синюю футболку и начинаю разгребать руины одежды.
– Это ещё почему? Просто я не был настолько заинтересован, – он идет в душ и оставляет дверь широко раскрытой так, что я не вижу его тела за стеной, но прекрасно слышу, иногда это очень удобно – разговаривать и не отрываться от дела. – Мы встретились в баре, выпили. Он интересный, красивый и не дурак. Несколько ночей вылились в совместные завтраки… Дальше рассказывать?
Цокаю, когда вижу маленькую дырочку на его любимых штанах. Он настолько увлечен, что не видел, как ему прожгли ногу? Джекс не похож на постоянного парня, в его голове ветер, который дует ему в уши и спокойно перемещается в пустой черепной коробке. И это не нормально, что он пропадает с новым бойфрендом ночами.
Он выходит из душа в одних трусах, вытирает волосы полотенцем.
– Думаю, ты должен быть осторожней… – говорю ему строгим голосом настоятельницы.
– Ты и до меня решила докопаться? Мне нравится проводить с ним время, – натягивает вещи, которые я для него выбрала, поправляет карманы у джинсов. – Я другого не пойму, с какого момента ты влюблена в Энтони?
Действительно, когда? Это же важно точно знать, когда произошел этот волшебный момент? У бассейна? На балу? В мутных водах Сены? Свидание с шариками? Могу точно сказать, нет. Лучше воспринимать это как уже свершившийся факт, не морочить себе голову и промолчать.
Вдвоем мы спускаемся со второго этажа и идем в галерею готовиться к очередной выставке. Монотонными, заученными движениями расставляем все в необходимом порядке. Иногда я останавливаюсь, чтобы рассмотреть ближе ту или иную работу. Интересно, что, когда ты видишь их просто напечатанными, все выглядит иначе, чем под специально направленным светом. Даже если эти черно-белые фотографии с натуры, они приобретают душу. Джекс включает заводную песенку «2002» Anne-Marie. Он пританцовывает, пока развозит фотографии в рамках, и мне нравится, что он может поднять мне настроение. Несмотря на свой внешний строгий вид, а одета я в широкие черные брюки с высокой талией и кремовую блузку, я готова танцевать. Немного двигаю телом, вспоминаю, как готовилась с Хашем поехать на отдых, наивно предполагая, что влюблена в него, и встретила Энтони. Улыбаюсь нашему дурацкому диалогу произошедшему в первую встречу. И этот поцелуй. Никогда меня так не целовали: страстно и властно. В тот день все смешалось в кучу, он, я, Хаш. Если раньше я не хотела вспоминать те моменты, сейчас я их буквально лелею в своей памяти. Вынашиваю с особой нежность и любовью. Как и в песне, поставленной на повтор, я помню каждое мгновение, проведенное с Энтони, и хочу, чтобы, между нами, никогда не вставали недосказанности и подлые поступки. Закрыть их в ящик и с глаз долой, насколько это возможно. Но я уверенна в одном – все, что произошло с нами, незабываемо во всех смыслах.
– Я уже здесь, – я дергаюсь, очнувшись от погружения в свои мысли, когда позади меня появляется мужчина моей мечты. – Приятно наблюдать за тобой во время танца, и это уже не в первый раз.
Мы улыбаемся друг другу, я привычно обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к его груди.
– Я думала о тебе, – честно отвечаю ему, хочется, чтобы он понял, насколько мне дорог. – Кажется, ты нарушил свои планы и приехал намного раньше, – стрелка на часах показывает почти пять.
Погрузившись в себя, я даже не заметила, сколько прошло времени.
– Рвал когти, чтобы спасти тебя от рутины. У меня огромные планы на этот вечер. Если ты закончила, я могу перенести время заказа столика в ресторане, – он прищуривает глаза. – Но я и не против помочь тебе здесь, пока есть время.
Джекс округляет глаза и как бы невзначай греет ухо, проходя мимо.
– Она закончила, идите уже отсюда и не мозольте глаза. Меня скоро стошнит от ваших обжиманий, – шутит Джекс и поправляет центральное фото.
Энтони обнимает меня за плечи и уводит, я ожидаю, что мы поедем на такси, но, видимо, зря. Любитель пеших прогулок, мой мужчина, ведет себя немного странно. Его нервозность, немногословность напрягает, поэтому я заправляю одну руку в карман брюк и сжимаю пальцы в кулак. Что бы он сейчас ни задумал, надо быть готовой. Мы прошли уже достаточно, чтобы начать трепать ему нервы, дабы выпытать его тайну. Но несколько поворотов, и мы уже оказываемся в дверях одного из нашумевших ресторанов Парижа. Энтони крепко сжимает мою руку и ведет к столику, который нам показывает приятный официант. Выдвигает для меня стул, отказывается от помощи представителя ресторана и ухаживает за мной сам. Сдержанно улыбаюсь, открываю меню, незаметно для себя дергаю маленькую сережку в ухе. Молчание слишком затягивается, предпринимаю попытку привлечь его внимание к своей персоне, наступив на туфли.
– Прости, – я не искренна в извинении, но все же. – Что интересного в твоем меню, чего нет у меня? – прикусываю верхнюю губу.
– Я знаю тебя, Беатрис, слишком хорошо, возможно, даже лучше, чем себя, – наконец на его лице появляется теплая улыбка. – Твои мысли только что проскочили искрой мимо меня, пробежались разрядом и вернулись. И эта маленькая ножка, – ничто, по сравнению с твоим выражением лица, – он придвигается немного ближе. – Я люблю тебя, чертовка, – расширяю глаза и замираю.
– Я должна была догадаться? – совершенно растерянно отвечаю Энтони. – Я тебя тоже, но…
– Безумно люблю тебя, что бы ты ни делала… Сжигай мои вещи, разрушай все вокруг, уже ничего не изменишь. Я просил шанс на отношения, – его рука тянется, чтобы взять мою, – теперь я хочу большего. Намного большего, – он опускает голову и прикасается к своим брюкам. – Я все еще должен рассказать тебе кое о чем.
– Например, о своей бывшей жене? Я нормально отношусь к прошлому, – стукнуть бы себе по губам.
Он признается мне в любви, а я, как дура, вспоминаю его прошлое.
– Начнем с того, что именно об этом я и хочу поговорить. И к сведению, я никогда не был женат и даже не собирался, – он хмурится. – Тебя интересует, каким образом Хаш появился в моей жизни?
– Тони, я с первого дня знаю, что он твой сын, но ничего не слышала о женщине, которая была его мамой. Он рассказывал, что она умерла, – я хочу услышать о ней как можно больше.
– Шейла моя родная сестра, – я шокировано смотрю на него. – Что? О, боже… нет, ты не поняла. Я не отец Хаша. Он ребенок моей сестры и парня, который решил, что прочерк в свидетельстве – будет хорошим решением. Шейла старше меня на пять лет, мы были практически неразлучны, родственные души, словно однояйцевые близнецы. Когда она родила Хаша, я был рад, что теперь наша семья станет больше. Пацан меня постоянно раздражал, но я любил его с первого взгляда. Именно я был тем, кто первым взял его на руки, пока Шейла отходила от послеоперационного наркоза. Она дала ему нашу фамилию, а я имя, тогда мне казалось, это круто. В общем, бессонные ночи, сопли, болезни, мы все это прошли вместе с ней. Я испытал отцовские чувства к нему, в то время как моя сестра моталась, чтобы сделать свою мечту на шаг ближе, – он задумывается, берет салфетку в руки и начинает крутить.
– Ты любил свою сестру и ее ребенка. Сколько тебе было лет, когда ее не стало? – его боль пронизывает меня насквозь, я ещё не особо понимала, когда моих родителей не стало. И Корин сделала все для того, чтобы мне было легче.
– Двадцать один год, я учился в университете, мечтал сделать карьеру адвоката. В тот день мы немного поспорили. Мне казалось, что эта бредовая идея с островом ни к чему и без того успешной туристической фирме. К тому же Хаш еще мелкий, в тот день он был на занятиях, и я должен был успеть добраться из аэропорта раньше, чем он начнет трепать нервы, – он тяжело сглатывает. – Я любил в ней все, ее мечты, улыбку, жизнелюбие, то, как она воспринимала действительность, – он протягивает мне телефон, предварительно разблокировав экран и открыв то самое сообщение, содержание которого заставляет меня проглотить ком горечи. – Я посадил ее на рейс и спокойно поехал за Хашем в школу. Тот самолет совершал свой первый рейс, и через пятнадцать минут после взлета они разбились. Ни одного человека не осталось в живых.
Закрываю ладонью рот, он даже не представляет, сколько всего я знаю о нем, но информации о том, что это была его сестра, не было. От этого ничего не меняется, я вижу горечь от пережитого, уверенность полностью покидает, и на смену Энтони приходит совершенно другой человек, разбитый и несчастный.
– Все произошло в мгновение, и ничего не оставалось, кроме как осознать произошедшее и двигаться дальше. Я опоздал в тот день, попросил воспитателя забрать Хаша к себе домой. Развернул машину, вжимал педаль газа в пол, только бы добраться. Надеялся, что произойдет чудо. Самолет упал за городом, и этот поток машин, родственников, родителей… Кто-то кричал, причитал, полакал, я же молился. Видимо, слишком мало, потому что под этими обломками не было ничего, кроме тряпок и искореженного железа, – он делает глубокий вдох и теперь уже внимательно смотрит на меня. – Так что Хаш не мой биологический сын, папой он стал меня называть практически с первых дней, и я ему в этом не отказывал. Это был своеобразный прикол между дядей и племянником. Все вечеринки, праздники и детские тусовки мы посещали вместе. Даже когда его мама была жива.
Сейчас в моей душе такая дыра, меня когтями разрывает боль утраты, его и своей. Теперь его признания в любви – это то, в чем он действительно искренен.
– И что было дальше? – я хочу видеть его реакцию в этот момент, несмотря на всю нежность и любовь в моем сердце.
– Я был успешным студентом на своем курсе. Многое постиг за время учёбы, обладал природной прыткостью и острым умом, чтобы достигать желаемого. Тогда закон был на моей стороне, оставалось только заручиться поддержкой убитых горем родственников, потерявших в этом крушении своих любимых. Мне удалось убедить их не довольствоваться суммами выплат по страховке, а подать заявления в суд на авиакомпанию, которой принадлежал тот несчастный самолёт… Я развалил её, разодрал в клочья, как катастрофа мою сестру и всех этих людей, – его челюсть сжимается. – Мне было откровенно наплевать, что и владелец этой авиакомпании тоже погиб вместе с ними. Месье Бонье был бы разочарован, узнав, что двадцатидвухлетний пацан стер с лица земли его детище, завалил судебными исками и разорил. Все последние деньги горе-компании тогда ушли на выплаты компенсаций по решению суда всем родственникам, утратившим своих любимых, так же, как и я.
По моей щеке катится слеза, я не успеваю ее незаметно убрать, она капает на мою блузку, расползаясь черным пятном от туши. Так страшно от того, что он не осознает, что сделал. И вместе с тем моя душа еще больше болит за него. За нас! Он ведь был еще слишком молод, когда все свалилось на него. И та жизнь, которую жестоко прервали. Но ведь он так и не понял, что ничьей вины в том не было. Это воля случая, ужасная катастрофа, унёсшая жизни многих людей. Узнаю другую сторону медали, которая все больше меня убивает.
– Прости, – встаю со стула, – мне необходимо отлучиться.
Он не останавливает меня, а я пытаюсь себя переубедить и поступить правильно. Хоть раз в жизни…
Я сижу за столиком в ресторане в ожидании Беатрис после того, как рассказал ей о своей сестре. Понимаю, что она хочет побыть одна некоторое время, чтобы более или менее успокоиться. Это всегда будет нелегко, однажды, потеряв человека, ты помнишь его вечно. Она тоже потеряла родных, именно поэтому ей сейчас так тяжело. Я видел ее реакцию на мою историю, как она переживала, пропускала все через себя, но именно это нас и сближает. Мне кажется, что она разочарована во мне. Знать бы еще почему, тогда я смогу объяснить ей все, что я чувствую на самом деле. Мои локти стоят на столе, что, в принципе, противоречит правилам этикета, а пальцы скрещены в замок. Ими я подпираю подбородок, пока нахожусь в ожидании девушки. Тихий гул голосов, медленная, приглушенная мелодия играет фоном, создает атмосферу в ресторане. Смотрю на наручные часы, уже прошло двадцать минут с тех пор, как она ушла, немного нервничаю, кажется, она решила не возвращаться. Пора проверить, находится ли она в уборной, или снова бежит от меня без оглядки. Поднимаюсь со стула и иду через весь зал в поисках своей пропащей девушки. Заворачиваю за угол, и меня хватают за руку.
– Привет, Тони, – Селена, облаченная в одно из своих обнажающих грудь платьев, стоит передо мной во всей красе.
Странно, что раньше я пользовался услугами именно такого типа женщин, раскрытых настолько, что уже невозможно оставить что-то для воображения.
– Здравствуй, ты здесь одна? – убираю от себя ее руку, оглядываюсь в поисках ее мужика, но относительно заполненный ресторан не подразумевает пустого места для этой женщины.
– Да вот хотела зарезервировать столик, но, к сожалению, все занято, – она делает вид, что все хорошо, но я-то знаю это выражение лица. – Захотелось поужинать в тишине.
– И подцепить богатого спутника, который займет место предыдущего, – добавляю я с кривой усмешкой. – Малоэффективно, Селена. Но я должен идти, удачи.
– О, боже, – восклицает она и двигается от меня в сторону. – Беатрис! Как же я рада тебя здесь видеть!
Вот только этого мне сейчас не хватало. Я подготавливал почву для себя, а теперь все мои планы разлетелись на мелкие куски. Они целуются в щеки, словно кровные родственницы или близкие подружки, что тоже сомнительно. Селена не дружит с женщинами, если ей нет выгоды. А Беатрис, наивно полагающая, что все это искренне, становится легкой добычей для нее.
– Так вы, ребята, вместе? Неожиданный поворот событий, моя роль купидона сработала на отлично, – ее ироничная улыбка, начинает меня напрягать. – Отлично выглядишь, милая, – берет Беатрис за руку и удерживает.
– Я тоже очень рада тебя видеть, – голос Беатрис надрывный, она еле сдерживает себя. – Ты могла бы составить нам компанию.
Беатрис даже не смотрит на меня, цепляется за Селену мертвой хваткой и практически тащит к нашему столику. Я остаюсь стоять вполоборота, прищуриваю глаза, сбитый с толку. Вот эти сюрпризы Беатрис, когда она совершает абсолютно ненужные поступки, подставляя меня таким образом, раздражают. Она решила удалить меня на некоторое расстояние, дабы избежать разговора, а мои признания и планы полетели коту под хвост. Когда я подхожу к столику, светящиеся глаза Селены сканируют пальцы Беатрис на предмет кольца для помолвки.
– Нет, мы не встречаемся, – отвечает Беатрис. – Энтони был травмирован, и я, как хорошая знакомая, предоставила ему место для отдыха и восстановления сил.
– Ты слишком молодая, чтобы быть его возлюбленной. Кроме того, зачем тебе мужчина такого возраста? – банальный вопрос-захват от женщины из моего прошлого.
Что же, интересно, ответит Беатрис? Она поднимает совершенно пустой взгляд, ни тени сомнения, ответ мне не понравится. Это месть за Хаша? Она думает, я скрываю ее ото всех, и таким образом решила наказать.
– Я бывшая девушка сына Энтони, – вот так оказывается. – Возраст мистера Уилсона не имеет никакого значения, я вообще сейчас не думаю об отношениях, так как это идет в разрез с моими планами на будущее.
Довольно болезненный ответ, но я проглочу этот выпад, по крайней мере, до того момента, как мы вернемся домой.
– А я бы не удивилась, если бы Энтони решил попытать счастья с тобой. Хотя ты абсолютно не соответствуешь его вкусу, – подозреваю, что Селена сейчас договорится, она явно выпила и не следит за своим рупором.
Словно со стороны я наблюдаю разыгравшуюся, в основном для меня, трагедию века. В кои-то веки я решил сделать предложение девушке, надел чертов галстук, сорвался с работы, и тут это чудо в перьях – женщина, уверяющая, что знает меня лучше меня самого. Поразительно.
– Ну, раз ты так говоришь, значит, есть на это причины. И, видимо, вас с Энтони связывали какие-то отношения, – глаза Беатрис блестят, а на скулах появляется румянец, еще пара минут, и она будет представлять собой бушующую катастрофу. – И не мне делать выводы.
– Да, Тони тот еще ходок, мы с ним расстались буквально после бала, и я немного жалею о том, что произошло. Все было спонтанно, скомкано, в общем, секс ни о чем. Но теперь у меня явный иммунитет к таким мужчинам как он, – извиняющимся тоном она раскрывает наш маленький секретик.
– У вас, девушки, явно что-то с памятью. Стоило вам встретиться, как у обеих разыгралась амнезия? – меня бесит поведение Беатрис и Селены.
Прошлое и настоящее, вчера и сегодня. Как разительно отличаются эти временные рамки. Я не останавливаю поток грязи, словно сель, смывающий все, чего я с таким трудом добивался. Груды камней, посыпавшиеся на наш маленький островок любви, того и гляди, сотрут его с лица земли.
Облизываю губы и смотрю в упор на мою девушку. Раз уж тут такой балаган, устроим очную ставку.
– Насколько я помню, с Селеной мы никогда не встречались, это был просто секс за деньги. А то, что произошло после бала, с явным нежеланием обеих сторон, можно назвать лишь ошибкой, я был слишком пьян. Кроме того, могу сказать, что эта пламенная речь могла нагадить сейчас не только мне, правда, Селена? Твой ухажёр будет готов услышать про все дерьмо со съемом? – Беатрис сжимает свои губы в тонкую линию, сама хотела услышать, так что, пожалуйста. – А вы, мадмуазель Пати, не знаю, к чему столь изящные порывы к театральному искусству. К слову, это абсолютно не ваше амплуа, но забыть то, что мы уже почти месяц просыпаемся в одной постели – сложно, даже для такого отсталого идиота и бабника, как я. Наши недопонимания, произошедшие до этого момента, грозят перерасти в скандал, поэтому попрошу вас обеих привести свои нервные клетки в порядок. Зверь во мне проснется уже через пару секунд, если вы не остановитесь. И если ты, Беатрис, с ним еще не знакома, то Селена в курсе, как я могу уладить конфликтную ситуацию, – костяшками пальцев я бью по столу, так что весь стоящий хрусталь начинает звенеть.
Обе девушки поднимаются из-за стола, мне плевать на Селену, пара слов с ее стороны, и она быстро распрощается с тем, что имеет. В этом я не сомневаюсь. А Беатрис, дай бог ей мудрости, а не природного упрямства.
– Селена, приятно было увидеться, – беру Беатрис под руку и, оставив несколько купюр на столе, вывожу ее из ресторана.
Она отталкивает мою руку, как только мы выходим за двери заведения, и некоторое время спустя мы продолжаем идти к ее дому порознь.
Я не беру ее за руку лишь потому, что хочу, чтобы она остыла, а ее мысли и душевное равновесие приобрели баланс. Она же, разъяренная, бубнит себе под нос. Не могу разобрать слова из основного, но ругательства на французском слышу отчетливо.
– Ты трахал ее после того, как целовал меня и говорил все те слова? – она резко разворачивается после того, как только что бежала впереди, я спокойно останавливаюсь.
– Получается, что так, – отвечаю ей, она делает резкий выпад и бьет меня по лицу.
– Мерзавец, – шипит она, снова ускоряет шаг и практически бежит по улице.
Я отстаю от нее на некоторое расстояние, готовлю вторую щеку, чтобы ей полегчало. Раз уж натворил, отвечу, по совести.
– Ты – настоящая свинья. Я ведь верила тебе, но ты настолько по-уродски поступил… У меня нет слов! А еще это ее «Тони»! Да как она имеет право тебя так называть? – орет она и снова стоит передо мной. – Ты целовал ее? – глаза Беатрис горят янтарным огнем.
– Я был сильно пьян, и не очень помню подробности. Возможно… – она бьет меня по второй щеке, сжимает свою ладонь другой и пищит на всю улицу, я беру ее за руку и удерживаю. – Ты мне не дала договорить. Возможно. Но скорее всего, нет, потому что я не целую шлюх.
Обхватываю тело девушки, притягиваю к себе и крепко держу, пока она не успокоится. Она рычит и бьётся, как загнанный зверёк, в моих объятьях, маленькие ножки, облаченные в туфельки, топчут мои туфли. На виду у парижан мы устроили разборки. Несколько зевак проходят мимо с открытыми ртами, мне ничего не остается, кроме как улыбнуться им в ответ. Неужели они не встречали темпераментных девушек?
– Я ведь тебе доверяла. Ты же был со мной, удерживал, – она хватает меня за рубашку, сжимает в кулак и бьет по груди изо всех сил.
– Я был свободен тогда. И дал тебе возможность сбежать, потому что ты не была готова к нашим отношениям, – руками обхватываю маленькую голову для того, чтобы она пришла в себя, сжимаю ее щеки, немного проявляю силу. – Я тогда еще сам не знал, чего хочу. Мы встречались и разбегались. Ни о каких отношениях речи не было. Перестань вести себя, как обманутая дурочка. То, что произошло тогда, никак не связано с тем, что будет в дальнейшем, – отпускаю ее, и мы стоим друг напротив друга. – Это глупо. Я не стану перед тобой оправдываться за каждый бестолковый секс в моей жизни. Тебе же не советую брать с меня пример. Это плохо закончится для тебя. А теперь возьми себя в руки, и пойдем домой. Хочешь крушить мебель, вперед, но никаких истерик, а то ведешь себя как неразумный ребенок. Это не было тайной, Беатрис. Рано или поздно ты бы всё равно узнала. Мне тридцать семь, и у меня есть прошлое, то, что было до нас.
Разворачиваю ее, беру за руку и, как ребенка, веду оставшуюся часть пути, молча. Не понимаю эти приколы показать характер на людях, устроить мне разбор полетов. Я, видимо, слишком быстро повзрослел, некогда было заниматься подобной ерундой. Мимо нас проносится парочка велосипедисток, я оглядываюсь, чтобы посмотреть марку велосипеда, давно хотел такой приобрести. Тут же оборачиваюсь назад и ловлю ненавидящий взгляд Беатрис.
– Что? – спрашиваю ее. – Ты обижена? Оскорблена? Кто, интересно, воспитал в тебе эту строптивость? – ее лицо меняется, она опускает голову, уперевшись взглядом в асфальт, и идет вперед. До двери квартиры она добирается быстрее меня, открывает ее нараспашку, позволяет ветру поднять вихрь из занавесок на окнах. Быстрым шагом Беатрис пересекает ряд лесенок наверх, скрывается за дверью своей комнаты, о чем извещает громким ударом об дверной косяк.
Стою посередине прихожей, ноги широко расставлены, руки в карманах, пальцами верчу коробочку, приготовленную для идеального ужина. Чертова Селена, надо же ей было припереться именно в этот момент. И какой резон женщине рассказывать всякую хрень на людях? Если только она не получила пинка от того идиота.
Двери в комнате открываются, а я все еще стою в одной позе, сейчас мы спокойно объяснимся, я приведу ее хаотично разбежавшиеся мысли в порядок, тогда она будет соображать, в чем дело.
– Беатрис, – начинаю я, – мое прошлое никогда нас не потревожит. То, что случилось до тебя, там и останется.