Эллен Фоллен
Магнитная буря
Глава 26
Энтони
Вернувшись в Америку пару недель назад, я разгребал все свои дела, мыслил о правильности действий и прочей ерунде, которая засела в моей голове. Глупо полагаться на судьбу, надо двигаться вперед, ставить цель и намертво цепляться за любой шанс, который тебе подкидывает фортуна. Хаш через несколько часов вернется в Париж и пробудет там, пока я не сделаю то, что уже давно должен был.
Оставшись с ним наедине в офисе, я рассказал ему о дальнейших планах. Сейчас подписываю несколько документов, сверяю ведомости, которые мне передал бухгалтер на подпись.
– Хаш, ты помнишь Беатрис? – глупый вопрос, как, впрочем, и разговор.
– Пати? Конечно, – он кусает внутреннюю сторону своей щеки. – Почему ты спрашиваешь?
– Она не Пати, ее фамилия Пати-Бонье, – его зрачки расширяются. – Да, она их дочь, – пришло время рассказать ему обо всем.
Уже все решено, я имею право просто поставить его в известность.
– Это же… – он сбивается. – Этого не может быть, ведь о ней не было речи в сми.
Я откидываюсь на спину в кресле, скрещиваю перед собой руки. Меня изрядно утомила эта история с Бонье, Хашем и его секретами. Кто-то из нас должен первым начать.
– Это уже не важно. В Париже я хотел сделать ей предложение, – он замирает в буквальном смысле, на его лице читается непонимание. – Я ее люблю. Не могу сказать тебе однозначно, когда именно это произошло. Но, скорее всего, у бассейна. Это я тогда перекинул ее через забор, приняв за соседскую прислугу. Но перед этим я вытащил ее из бассейна и поцеловал. Вот, наверное, в этот момент она и очаровала меня. Я врал тебе и себе, когда все это происходило. И именно я был инициатором каждого нашего поцелуя и прикосновения. А когда встретил ее на балу в этом году, в качестве сопровождающего, то убедился, что это судьба. Но все же отпустил ее. Сделав глупость, я потянул свою последнюю ниточку в судьбе, и это произошло. На речном трамвае Дженсен привел ее для знакомства со мной. Я до сих пор не могу в это поверить. Это выглядит как сильные толчки или удары идиотов лбами. То есть, пока мы уже не поймем, что выбора нет – вот она для меня, а я для нее. И время тянуть нельзя, – моя пламенная речь еще больше повлияла на него.
– Ты веришь в судьбу? – это все, о чем он спрашивает, выводы всегда были не самой сильной его стороной.
– У меня нет другого выбора. Чем дольше я находился с ней наедине, тем сильнее скучал. Даже после расставания. Поэтому узнав от нее о том, кто она такая, и что я натворил, я очень взбесился и расстроился. Но, по прошествии некоторого времени я понял, что именно должен сделать и как поступить правильно. И первое на повестке – разговор с тобой.
– Так это я был причиной того, что вы встретились, – говорит мой племянник, когда я задумчиво подпираю свой подбородок кулаком.
– Это было всего лишь следствие, а ранее произошедшее просто бумерангом вернулось мне, – отвечаю ему.
Если я утону, то только с Беатрис. Ни один из нас не останется в выигрыше. Я был с ней так счастлив, что забыл, кто я есть, и что сделал для того, чтобы похоронить под руинами воспоминаний свою боль. Ее боль теперь стала очевидной. И мне ли судить ее за поступок и возможное желание использовать меня?
– Она подставила тебя, а ты сидишь и думаешь, насколько это было болезненно для нее? – спрашивает Хаш. – Она как гидра, будто у нее каждый раз вылазит новая голова. Так руби ее.
Беатрис не актриса, сыграть на моих чувствах не ее конек. Да и я не дурак, чтобы не видеть ее искренность. Она перешагнула через себя, стерла в памяти наши отношения, чтобы наступить на больную мозоль. Ни одного сообщения или звонка, гордая девчонка.
– Эта семья виновна в смерти мамы, о чем ты думаешь, черт возьми?! – возмущается Хаш, бьет ладонью об ладонь и начинает ходить из стороны в сторону, наконец-то я вижу от него истинные эмоции. – Пусть идет на все четыре, ты не мог оставить их безнаказанными из-за нее. Вспомни, что произошло, когда она появилась впервые? Она уже тогда знала, что сделает с тобой.
Мой взгляд упирается в нашу совместную с ней фотографию. В тот день в Париже мы наняли фотографа, чтобы он запечатлел нас двоих на фоне Эйфелевой башни во время прогулки. Мы с Беатрис стоим спиной к фотографу на фоне башни, держимся за руки, я смотрю на неё, повернув голову, в то время как ее головка покоится на моем плече. Мы выглядим влюбленными и счастливыми, это невозможно подделать. У меня осталось очень много фотографий с той прогулки, где мы танцуем, пока фотограф нас снимает. Лицо Беатрис едва достигает моего подбородка, я обнимаю ее хрупкое тело, бережно удерживая. Она преданно и влюблено заглядывает мне в глаза… Я был для нее всем миром. В реальности же, я был ее врагом, ненавистным убийцей мемориала, созданного родителями, разрушителем ее будущего. Так кто я теперь? Палач? Жертва? Или возлюбленный?
И в чем суть этой неприязни? Хаш все еще пытается запудрить мне мозги. Очернить ее еще больше в моих глазах.
– Знаешь, что меня удивляет? Эта черта не присуща тебе. Ты не претендовал на нее тогда и не делаешь этого сейчас. Почему ты так стараешься избавиться от нее? – напрямую спрашиваю Хаша, отталкиваю подальше от себя документы, сажусь прямо и облокачиваюсь на стол. – Что знает она, но не имею права знать я? Я сейчас затеял этот разговор, чтобы ты знал о моих планах. Это предупреждение, а не просьба о помощи. Ты с ней виделся, так? – я начинаю дышать глубже, если он ее обидел, или у них что-то было, я задам щенку хорошую трепку.
Он снова встает и начинает ходить передо мной, я ведь знаю, что он постарается выкрутиться, пальцы сжимаются в кулаки. Он посягнул на моё?
– Хаш, – рявкаю я грубо, он дергается. – Я задал тебе вопрос! Ты видел Беатрис после того, как мы расстались?! Той ночью, когда я звонил тебе раз двадцать, ты был в ее доме?
Мой голос никогда не был настолько суровым. Если между ними что-то произошло, я сверну ей шею. Это будут ее последние минуты, как и его. Бешенство накрывает меня с головой. Я соскакиваю со стула, когда пацан молчит.
– Я, последний раз тебя спрашиваю! Ты. Был. С. Беатрис? – он кивает головой, бью со всей дури кулаком по рабочему столу. – Ты. Спал. В. Ее. Доме? – еле сдерживаю себя.
Готовый сорваться в любой момент, выделяю каждое грёбаное слово, он кивает, и я уже сильнее бью по столу несколько раз, до боли и ломоты в костях. Трясущейся ладонью я провожу по своему лицу и тру подбородок.
– Не могу в это поверить.
Возвращаюсь на свое место и отворачиваюсь в кресле. Сейчас даже не в ревности дело, а в чертовом доверии. Могла ли она переспать с ним? Я ведь предполагал, что он не той ориентации. Тру большим и указательным пальцами глаза и с силой давлю. Он не врет, что был у нее, но и я уверен, что она меня не предаст. Я столько раз не доверял ей, наказывал, а в итоге она была девственницей все это время. Так какого, он делал в ее квартире, тем более ночевал? Хаш усиленно пыхтит позади меня, я слышу его тяжелое дыхание. Именно так в детстве он напрягался, когда не мог рассказать то, что натворил. Мои мышцы немного расслабляются, я погорячился, но выпытаю хитростью, как делал это в далеком прошлом.
– Не думал, что вырастил из тебя труса, – говорю ему надрывным голосом, пытаюсь вызвать совесть наружу. – Ведь учил же тебя много раз поступать так, как велит сердце. Никогда не подставлять и не лгать. Хаш, – я поворачиваюсь к нему, – ты ведь не станешь меня огорчать ложью?
Он паникует, дергает себя за ухо. Вся его крутость испарилась, и на смену пришла неуверенность.
– Пап, я не спал с Беатрис. Но я, правда, ночевал в ее квартире. Меня бесит, что я подставил тебя. И жутко стыдно говорить о том, кем я стал. Я так не хочу тебя разочаровывать, – он сжимает в руках карандаш, который ломается на две части.
– Я всегда говорил и говорю, тебе не удастся меня разочаровать. Только вранье разрушит наш крепкий мост доверия, – мне становится намного легче дышать после его признания, что между ними ничего не было.
Его двоякая подача информации чуть не обманула моё сознание.
– У меня нетрадиционная ориентация. Мне нравятся парни. И оказалось, что парень, которого я встретил в Париже, живет вместе с Беатрис, – он отворачивается от меня, стыд, с которым он это произносит, заставляет меня встать и подойти к нему. – Я не знаю, как так получилось. Я обманывал тебя и Беатрис. Мне никогда не нравились девушки. И именно поэтому я привел ее в наш дом, чтобы ты думал обо мне как о нормальном.
Никогда бы не подумал, что мне станет так легко от того, что он признался. Я не могу его винить или ругать за это. Без понятия, как происходят эти вещи с выбором ориентации. Фастфуд, поглощаемый Шейлой, или гены, не важно.
– Ты и сейчас для меня абсолютно нормальный. Я тебе всегда твердил, что ничего не изменится, если у тебя появится какой-то вопрос или проблема, я выслушаю. Не было ли проще рассказать мне, чтобы я поддержал тебя? Все это время ты прятался от меня в надежде, что я не узнаю? И дай я догадаюсь, из спорта ты ушел по этой же причине? – он начинает плакать, и я обнимаю его, сжимаю затылок. – Хаш, ты бестолочь, ты знаешь, сколько в бейсболе геев по статистике? Или в футболе? Ты не стал бы первым, никто не осудил бы тебя. Это твоя жизнь и выбор. Сказать честно, я подозревал, но ждал, когда ты сам мне об этом расскажешь, – он смеется, и мы садимся как в старые добрые времена – друг напротив друга.
Я его друг и соратник по проказам.
– Прости, пап, – говорит он и бьет мне по протянутой руке.
– Ну, я тоже извиняюсь, Беатрис была твоей девушкой, пока я за ней влачился. Но Джекс? – я смеюсь. – Это странно. Даже здесь эта прямая пересекает наши параллели на случай, если мы разбежимся. Чтобы вы стали нашим мостом, – я хмурюсь и смотрю на время. – Ты знаешь старый адрес ее тети?
Забиваю в телефон координаты и быстрым шагом выбегаю из офиса. Хаш провожает меня с понимающим выражением на лице. Я хочу сделать то, что действительно должен. С помощью навигатора отчаянно петляю между улицами в поисках ее дома. Тихий район пригорода, маленькие однотипные дома, ухоженные газоны. Образцовый район американской мечты. Останавливаю машину напротив хорошенького двухэтажного домика, стены которого немного обшаркались, с одной стороны. Украшенный зелеными ветками плюща, он стоит почти в самом конце улицы. Двор ухожен, детская пластиковая горка и качели, потрепанные временем, стоят на своем месте. Тетя действительно обожает Беатрис, и я знаю почему. Выхожу из машины, открываю скрипящую белую дверь калитки и иду по узенькой дорожке, усеянной маленькими круглыми камнями. По сторонам меня окружают кустарники, похожие на розы, их аромат почти дурманит. Полная женщина одиноко стоит и двигает руками, склонившись над глиняным уличным гномом, но меня не замечает, потому что огромная шляпа закрывает ей обзор.
– Здравствуйте, Корин, – говорю я немного громче обычного, она оборачивается, и кисть в ее руке застывает. – Могу я с вами поговорить?
– Что-то случилось с Беатрис? – она бросает кисть на лужайку и энергично идет ко мне.
– Нет, я уверен, это «что-то» случилось со мной. Из-за Беатрис. Но я бы хотел прежде обсудить все с вами, – она показывает мне пройти в дом, что я и делаю.
Все так, как рассказывала Беатрис, их дом наполнен запахами ванилина и арахисового масла. Более сладкого дома невозможно найти, даже в фантазиях не представишь эти фигурки засохшего печенья, сделанного руками ребенка и тщательно сохраненного на память. Я рассматриваю детские фотографии на стене, рисунки, которые аккуратно помещены в рамки. Стена тщеславия со всеми успехами подросшей Беатрис привлекает моё внимание, и, наконец, семейное фото. На нём запечатлён мужчина примерно моего возраста и молодая девушка, которая прижимает к груди маленький сверток. Сверху стоит девушка очень похожая на Корин в молодости. Все счастливо улыбаются, даже любопытный сверток, как мне кажется.
– Могу я предложить вам булочки? – на небольшом подносе женщина несет чайник с чашками и тарелку, заполненную доверху выпечкой.
– Я бы хотел сначала поговорить с вами, и если вы меня не выгоните, тогда я с удовольствием угощусь, – она садится ровнее, и я начинаю рассказывать, с самого начала.
Говорю ей о том, как появился Хаш, каким образом я стал отцом, о том, что происходило на протяжении всего пути к нашему воссоединению с Беатрис. Самой сложной частью для меня стало признание в том, что я натворил. Как повел себя по незнанию и горячности. В этот момент ее глаза наполняются слезами уже во второй раз, она вытирает их салфеткой и кивает головой. Я каюсь во всем содеянном. Это самые искренние признания и извинения, которые я приносил когда-либо в жизни. Она понимает, что значит потерять, и когда я заканчиваю свой рассказ на том, что ушел от Беатрис, она берёт меня за руку.
– Все и так бы разрушилось, этот новый самолёт был последней надеждой вытянуть бизнес из огромных долгов, чтобы компания оставалась на плаву. Ты просто ускорил процесс, и в итоге банкротство избавило меня от головной боли. Беатрис слишком молода и на эмоциях не разобралась. Либо ей так преподнесли. Но я-то знаю наверняка, что ее отец никогда не позволил бы умереть кому-либо намеренно. Они сами летели тем рейсом, чтобы посмотреть, чем заняться дальше. Если бы они знали, что погибнет столько человек, клянусь, не впустили бы на борт ни одного, – она проводит руками по своим темным волосам и вздыхает. – Мне очень жаль, что так произошло с твоей сестрой. Но это была их судьба, с которой они бы, так или иначе, столкнулись, и если не таким образом, то другим. Никому не дано знать, что нам предначертано.
Я не встречал более доброго человека. Когда она сжимала мою ладонь, я будто чувствовал нечто родное, именно так делала Шейла. И мне стало легче, камень упал с моей души, когда до меня дошло, что человек меня не ненавидит, не проклинает. Все действительно произошло по воле судьбы.
– Я, пожалуй, пойду, – встаю с дивана, но внимательный взгляд и чуть отстраненное лицо заставляет меня остановиться. – Что-то не так?
Корин отмирает, моргает и поднимает вверх указательный палец, так точно, она вспомнила кое-что.
– Я сейчас что-то тебе покажу, – она роется в старых видеокассетах, перечитывает все подписи, которые немного подстерлись. – Ты же ходил со своим племянником на детские праздники, дни рождения, так?
– Да, постоянно. Шейла часто была занята работой, а мне нравилось общество детей, – она звонко смеется, почти как Беатрис, и вытаскивает кассету, вставляет в старенький видеоплеер и ждет, когда экран перестанет дергаться.
– Смотри внимательно, и если я не ошибаюсь, то ваша любовь началась задолго до всего этого, – говорит она, и я всматриваюсь в экран.
Очень много шариков, зеленая лужайка, какой-то мальчишка проносится с мечом. Множество гостей, среди которых дети снуют туда-сюда. И тут у меня щелкает в сердце, когда камера ловит парня, сидящего в кресле, его светлые волосы намазаны гелем в смешном стиле, я вижу профиль и кусок плеча. Перед ним стоит светленькая малышка в короне, наклоняет свою голову то в один бок, то в другой. Ее ручки упираются на худенькие бедра, камера приближается, и я вспоминаю этот момент. Смех вырывается из моей груди. Как после этого не поверить в судьбу? Я все еще смотрю на экран, когда оператор перемещает камеру на мою сестру, которая машет с улыбкой в объектив. Впервые за это время по моей щеке скатывается слеза, когда Шейла по ту сторону экрана показывает пальцем в мою сторону, где я сижу спиной, и складывает указательные и большие пальцы рук в форме сердца, соединяя нас с Беатрис.
– Спасибо огромное, – говорю я моей сестре и Корин, я должен был посмотреть это видео, чтобы до конца поверить и осознать.
Глава 27
Беатрис
Пока я размахивала кистью по стенам, испачкала оранжевой краской джинсовый комбинезон и шлепки. В довершение моя маска уже не справляется с едким запахом в галерее. Рукой смахиваю с себя капли пота и поглядываю на достойную работу моих атлантов.
Мальчики ходят с голым торсом в одних шортах, меня бесят их улыбочки счастливой парочки, но в то же время и забавляют. Я даже не представляла, что буду рада снова увидеть Хаша, и его тайна не стала для меня трагедией. Они с Джексом временно живут вместе со мной, на всякий случай я сплю в берушах, чтобы не представлять снова картину их страстного секса. Несколько дней назад Хаш вернулся из Америки, и тут был мой выход. Пьяная в хлам в очередной раз я смотрела «Леди и Бродяга», уж не знаю почему, именно этот мультфильм показался мне таким печальным. Парни увидели меня опухшей от слёз с очередной бутылкой шампанского, которым я уже просто запивала суп. Они вытащили меня из гостиной и заставили нормально поесть. Хаш извинялся за свое поведение, обман, пока я точила все то, что они мне предложили. Полночи отчаянного блева, и вот она я, ожившая с малярной кистью, в бейсболке Джекса на голове. Что уж говорить, когда я затеяла все это ради успокоения своей нервной системы, парни были рады мне помочь. Но я, как обычно, полезла в дебри.
– Мы закончили, – громко говорит Джекс и садится на перевернутое ведро, Хаш лежит, развалившись на полу, всей своей тушей раздавив мягкий пуф.
– Что значит закончили? – поправляю маску и показываю им на косяк, где еще пара рулонов стоят в углу, девственно неиспользованные. – Вы можете наклеить, например… Эмм… – упираю руки в бедра и кружусь вокруг своей оси, размышляю, чем бы их еще занять.
– Прекращай, тут уже просто нечего белить, красить и клеить, – стонет Хаш. – Я понимаю, что ты в депрессии, но и мы не трёхжильные. Посмотри на это, – он оттягивает кожу на своих боках. – Я истощен, хочу нормально поесть и отдохнуть.
Тычу в его тело пластиковой штангой для валика, он откатывается в сторону и зажимает ее руками.
– Это жир, – констатирую я, – и его надо сжигать!
– Ты хотела сказать мышцы и бицепсы, – вступается за него Джекс. – Прекращай тыкать палкой в моего парня. Не посягай на чужое имущество, – он встает и подходит ко мне, выдирает из моей руки инструмент и бросает в ближайшее ведро. – Серьезно, хватит заниматься ерундой. Когда ты сказала, что мы просто передвинем мебель в гостиной, никто не предполагал, что дубовый шкаф, от которого мы до сих пор ещё не можем отойти, тоже подлежит перемещению. Затем кухня, на кой-то черт, была разделена на две части, и мы мочалили все эти полки. Люстры, окна, чертова побелка…
– Да, это было жестко, – вступает Хаш, кряхтит и усаживается на свою задницу. – Ты всегда такая чокнутая, когда расстроена?
Кидаю в него тряпку, и он ловит ее перед самым своим лицом. Кто сказал, что я расстроена? Просто все пошло не так, как я ожидала. Я уже успела прийти в себя, хорошенько протрезветь и, вообще, пересмотреть то, в чем обвиняла Энтони. Но это ерунда по сравнению с тем, что я теперь испытываю. Помимо угрызений совести и апатии, в дополнение ко всему, на меня нахлынула удушающая тоска. Я брожу как во сне, лелею свои воспоминания. Еще этот подарок в виде кольца, как бельмо в глазу. Выкинуть рука не поднимется, а вот эти перекладывания с одного места на другое излишне выводят из себя.
– Хорош уже киснуть. Давай оторвемся, – Джекс потягивается, крутит кистями рук, затем полностью руками, профессионально разминается перед нами, притягивает колени к животу и хрустит суставами. – Как насчет клуба?
Хаш переворачивается на живот и начинает отжиматься, выпендриваются друг перед другом, придурки. Они вообще интересная парочка, один абсолютный любитель моды, второй же страдает полным отсутствием вкуса в одежде, к тому же спортсмен. Удивительно, как они вообще сошлись, настолько непохожие между собой? Всегда энергичный Джекс и спокойный, как слон, Хаш. Закатываю глаза, когда Хаш закидывает она руку за спину, а на второй отжимается.
– Не пойду в клуб, – ною я. – Мне придется приводить себя в порядок пару часов, потом вся эта перестановка. К тому же, вы забаррикадировали дверь в мою ванную, а в вашей, после «эксперимента» на диване, я не рискну, – теперь приходит их черед закатывать глаза.
Беру швабру и специальную губку, чтобы начать мыть полы.
– Я знаю, куда мы пойдем, – меня лишают уборочного инвентаря и толкают к двери, они это делают в буквальном смысле, потому что на их фоне я маленькая букашечка.
– Намордник снимай с неё аккуратно, а то укусит, – посмеивается Хаш, пока Джекс закрывает двери.
Освобожденное лицо от маски, получает глоток свежего вечернего воздуха, у меня кружится голова, желудок напоминает о том, что мы еще не ели сегодня. Я цепляюсь за талию Хаша, старательно удерживаю равновесие, закрываю глаза и жду, когда в ушах перестанет так сильно гудеть.
– Она опять не завтракала? – Джекс подхватывает меня на руки и несет в дом, укладывает на диван и ждет, когда открою глаза.
– Хаш, убери все эти полки от двери ванной комнаты, я пока покормлю ее, – он наклоняется надо мной. – Беа, я тебя прошу, давай без капризов. Поешь немного, съездим в одно место, отдохнем, и пошел он. Раз уж решил, что он выше всего этого. Не надо думать, что это конец света. Ты такая тощая, кожа уже просвечивает, – он поднимается и делает несколько шагов в сторону кухни. – И, если ты умрешь, Леклер обязательно выкупит это здание. Ты же не сможешь себе этого простить?
Только не Селена, в моей голове взрываются пузырьки загустевшей крови и моментально заставляют принять сидячую позу. Эта сучка не получит и кусочка от моей галереи. Я являюсь полноправной хозяйкой этого здания и плевала на то, что она предложила мне за него другую, более высокую сумму. После встречи в ресторане она замучила меня бредовыми сообщениями на тему продажи галереи. Ей, видите ли, стало понятно, что здание может быть не только жильем, но приносить доход. Очевидно, раньше ее отупелые в конец мозги об этом не догадывались. Грязная игра против меня ничем не закончится, все законно.
Джекс приносит мне творожное бланманже с ананасами – восхитительный, нежный десерт, который он делает лучше, чем в любом ресторане. Сладкие кусочки тают на моем языке, я смакую их с наслаждением. Живот удовлетворительно урчит – пища Богов, не иначе. Не проходит и десяти минут, как на тарелке остаются только разводы, оставленные моими пальцами, пока я слизывала остатки.
Я встаю и иду в свою ванную комнату, несколько капель масла лаванды, пена, которая достигает моего подбородка, такого наслаждения я не испытывала уже некоторое время, потому что мне хотелось плакать и страдать.
– Я приготовил тебе вещи, – Хаш стоит у моего зеркала и перебирает баночки. – Где ты поставила тот крем для рук?
Воровство практически входит в его привычку, они с Джексом уже перетащили в свою комнату львиную долю моих любимых L'Occitane. Скрабы, кремы для рук, лица, малюсенькие тюбики пробников и даже набор для стоп.
– У меня тот же вопрос, вы меня разорили. Как две вороны тащите все, что попадается в ваши руки, – окунаюсь в воду, чтобы волосы полностью намокли. – Вот если ты помассируешь мою голову, я подарю тебе свой набор, и все будут рады.
С хитрым лицом, он ставит маленький стульчик, на котором до этого сидел Энтони, и устраивается у изголовья ванны.
– Да, вот так, отлично… – я стону от наслаждения, поистине, мужчины их семьи – лучшие массажисты с волшебными руками.
Когда так делал Энтони, я готова была кончить от его прикосновений. Сейчас я расслабленно лежу в пене, и мои мысли, естественно, только о нём.
– Сильно по нему скучаешь? – приглушенно спрашивает Хаш.
Я не очень хочу отвечать на этот вопрос, но если быть честной с собой…
– Очень, – наклоняю голову в сторону, для массированная нижних косых мышц шеи. – Ты считаешь меня распущенной? Наивной?
Он перемещает пальцы на мои ключицы и возвращается к затылку.
– Нет, кажется, он тоже по тебе скучает. Разница в том, что ты могла бы позвонить ему. В силу возраста, воспитания. Я не знаю, эта твоя гордость сейчас не сработает, – отвечает Хаш. – Я бы сделал это для уверенности, чтобы знать, куда двигаться дальше.
– Я не хочу ему звонить. Если не пришел, значит, так и надо. Думаешь, я одна такая страдалица? Посмотри хотя бы на Селену Леклер, – удерживаю его пальцы, призываю остановиться. – Спасибо, дальше я буду мыться.
Он разочарованно встает и закрывает за собой дверь, предварительно прихватив мой крем для рук. Намыливаю тело, смываю с себя пену и заканчиваю всю эту ванную возню. Одетая в коротенький халатик, тщательно сушу волосы феном после того, как нанесла на них мусс для объёма. Критически прикладываю к телу коротенькое белое платье на тонких бретельках, едва ли закрывающее мою задницу. Замшевые туфли на высокой шпильке, сзади на шнуровке, и даже тонкое нижнее белье. Обалдеть, они снова рылись в моей гардеробной, это становится невыносимым. Не заморачиваюсь с прической, просто разделяю волосы на прямой пробор, одеваюсь и выхожу.
– И что это на твоих плечах? – Джекс критически смотрит на кружевное болеро, которое я надела поверх тонкого платья, но, когда я показываю ему рукой по горлу, он затыкается. – Как знаешь, мы тоже готовы. Кстати, не используй моего парня для своих целей.
Это он, видимо, решил показать мне немного ревности, для связки могу сказать, что не испытываю к Хашу никаких эмоций, как и он ко мне. Но для разрядки стоит поговорить об этом.
– О, я реально балдею от его рук, ничего не могу с собой поделать, – мы садимся в такси, я в очередной раз без сумочки и, соответственно, ключей. Значит, буду пить!
– Я тоже балдею от твоих рук, а особенно от крема для рук. Согласись, у нее полный арсенал, поэтому иногда стоит прогнуться и сделать приятное девушке, – смеется Хаш, в это время ловлю удивленный взгляд таксиста. – Ты тоже иногда мнешь ее плечики в ванной, я не против.
Прикрываю рот руками и улыбаюсь, человек думает, что я трахаюсь с двумя парнями сразу, да-да, дядечка, у меня тут такой гарем. Конечно, если понаблюдать за нами, все станет более понятным, но не за одну поездку. Мы проезжаем центральную улицу, основная часть ночных клубов остается в стороне. Когда водитель поворачивает на улицу красных фонарей, я обхватываю переднее сидение вместе с Джексом.
– Вы меня к проституткам решили отвезти? – давлю пальцами на его горло. – Ты ничего не перепутал?!
– Эй, успокойся, это всего лишь стрип-клуб. Пусть парни подзаработают, своими сочными булками потрясут перед тобой. Ты повеселишься. Не захочешь парня, мы тебе девочек закажем. Там отличная атмосфера.
– Ваше счастье, если это не будет злачным дном, Пигаль, – шиплю я.
Я слишком много читала про парижский район «Пигаль», эдакое место сосредоточения разнообразных стрип-клубов и борделей. Такая комбинация похабного прошлого и перспективного настоящего – придала этому месту сомнительную и несколько грустную атмосферу. Но, естественно, меня ожидал сюрприз, такси останавливается не около известного «Мулен Руж», все не так уж и плохо.
Стриптиз-клуб «Lido», именно здесь Элвис Пресли, тогда еще будучи американским солдатом, находясь в отпуске с несколькими армейскими друзьями, дал импровизированный концерт. Мальчишки только что выиграли джекпот и уйму новеньких кремов. Если же они обеспечат меня отличным местом, чтобы я увидела какую-нибудь знаменитость, то вообще замечательно. Мое настроение взлетает до небес только от увиденной вип карты в руках Хаша и Джекса. С победной улыбкой мы двигаемся в сосредоточение разврата. Помещение внутри просто потрясающе красивое, атмосфера создается уже на входе у гардероба. Шикарная хрустальная люстра во весь потолок встречает и увлекает в праздник красок и роскоши. Зал внутри довольно большой, много столиков на пару человек, а также и для больших компаний. Все в огнях и хрустале. Это не просто место с голыми жопами и сиськами, высший класс.
– Сейчас мы выпьем шампанского, посмотрим часик их шоу и спустимся вниз, ты не будешь разочарована, уж поверь мне, – с сексуальной улыбкой произносит Джекс. – Там такие мальчики, что Энтони, нервное, покурит в сторонке.
Я смеюсь, когда он получает толчок в бок от Хаша в качестве протеста на его слова. Мы проходим в центральный зал, шоу уже началось. Мальчики устраивают меня за столом и рассаживаются сами. Я глазею по сторонам так, что моя голова открутится. Все очень зрелищно и красиво. Танцы, музыка, акробатические номера, фигурное катание, дамы топлес, они же на люстре и в фонтане. Где бы я могла такое увидеть? Кажется, меня уже пару раз толкнули в бок, но я не могу оторваться от происходящего вокруг. Будто очутилась на другой планете, я получила все то, чего не ожидала, и даже больше. Сам зал невероятно красивый, все в люстрах и винном вельвете, столы укрыты белоснежными скатертями, а столовые приборы сплошь серебро. Я, честно говоря, не представляю, как можно сделать еще круче. Фантастические красотки в перьях и топлес танцуют прямо перед нами, пока я глушу шампанское бокал за бокалом. Атмосфера накаляется так, что кружевное болеро становится лишним в моём наряде, и я принимаю решение избавиться от него.
– Эй, ты не устала еще пялиться на девчонок? – Хаш, тянет меня за локоть и поднимает. – Давай, шевели попкой, у нас есть для тебя сюрприз.
– Ты сказал сюрприз или стриптиз? Потому что я не хочу увидеть вас снова голыми, – меня немного шатает, носком туфельки я цепляюсь за свою же ногу и смеюсь над своей уже изрядно нарушенной координацией. Мимо меня проносят торт, и я радостно хлопаю, надо же, и день рождения здесь справляют. Помпезный день рождения. Трясу немного головой, фокусирую взгляд.
– Пойдем быстрее, – смеется Джекс, и мы спускаемся по лестницам в цокольный этаж.
Когда передо мной открываются двери, нас встречает оглушительная, почти мертвенная тишина. Я полагаюсь на моих друзей, уж если умирать, так с музыкой. Прошагав один поворот, мы упираемся в новую дверь, я приподнимаю брови, когда Хаш вставляет маленькую пластиковую карту в замок и величественно открывает ее. Громкая музыка, синий цвет во всем зале, невероятное количество огоньков и мать-вашу-голых-парней. Их столько, что можно подавиться своими слюнями. Я смело шагаю навстречу своим приключениям. Парни в крошечных стрингах и черных галстуках-бабочках обслуживают столики. Мимо меня проходит один из них, и я беру два бокала шампанского, один выпиваю залпом и возвращаю его на поднос, пританцовываю в ритм музыки и направляюсь к сцене. Мне уже откровенно наплевать, где парни…отстали, или же они плетутся за мной. Музыка наполняет моё тело. Подняв высоко второй бокал на тоненькой ножке, я двигаюсь к намеченной цели. Усаживаюсь за самый ближний столик и подзываю официанта, притягиваю его за галстук и нашептываю на ухо заказ. Парни садятся рядом и переглядываются.
