Елена Трещинская
Улиткин Дол
Глава 30. Два мира в одном
У кого вместо мозга – варёная цветная капуста, будут рабами умных, у которых мозг – свежая цветная капуста. А мудрые – это третьи.
Яша немного стал ходить. Медленно, держась за мебель, деревья или людей, но он начал понемногу ходить к всеобщей радости. Барсук-отец купил ему трость и сказал:
– Временная палочка-выручалочка.
Яша подолгу ходил в саду от дерева к дереву, привыкая вновь к ходьбе. Готик развлекал его разговорами:
– Конечно, нет плохого и хорошего, зато есть толстые энергии и тонкие. То есть медленные или быстрые. Быстрые и тонкие – это ближе к свету и электричеству, а толстые – потвёрже: типа страхи и прочие его дети. Все они нужны.
Лапка, стоя на четвереньках, усердно прилепляла кустики травы у своей избушки, и было слышно, как она говорит бабушке:
– Клавдия Михайловна, забыла вам сказать: уберите сахар. Готик гребёт из сахарницы. Не ест, а именно гребёт!
– А вы идите вязать, – отвечала бабушка.
Клавдия Михайловна научила Лапку вязать из тонких разноцветных тряпочек нарядные коврики для избушки. Так она старалась отвлечь Лапку от грустных мыслей: пару дней как пропала собачка Ежевика. Но Лапка сохраняла абсолютное спокойствие, показное, как казалось бабушке, чтобы скрыть печаль и пустоту. Но Лапка настаивала:
– У вас в саду есть порталы в другое измерение, это точно. Раньше их на земле были единицы, а теперь они часты. Это для того, чтобы ходить в них и отдыхать в другом мире, и возвращаться сюда на службу. И Ежевичка….
– Она ушла в портал? – тихо спросила бабушка, уверенная, что собачка погибла.
– Да, конечно. Животные уже ходят через портал туда-сюда. Ушла, говорю вам. А потом вернётся. Я очень умна,– сдерживала слёзы Лапка.
Клавдия Михайловна со слов соседки, уже знала, что в поисках собачки Лапка обошла весь посёлок, заодно познакомившись со всеми бездомными псами, накормив их и поговорив с ними обстоятельно. В поисках она обошла также и ближайший лес, сообщив после, что там видела драконов – огромные поваленные деревья – и дала название разным лесным полянам: Драконья поляна, роща Чистый Ельник. Но вернулась она без собачки Ежевики.
Потом у неё ещё были дела в городе. Стоматолог, заглянув Готику в рот, сказал ей:
– Вашему Готвальду нужны брекеты.
На что Лапка устало ответила:
– Знаете, доктор, мы можем предметы мыслями двигать. Какие зубы надо выпрямить?
А в метро она сказала в кассе:
– Один билет мальчику. А у меня – просто тяжело на сердце.
Готик тоже искал Ежевичку. Он даже предложил Яше план. Надо было сбежать на автобусе в соседнюю деревню и поискать собаку там. Яша молча дал Готику пачку распечатанных объявлений о пропаже и мрачно сказал, стукнув тростью по ступеньке крыльца:
– Вот, Барсук развесит и всё пока.
Готик с минуту молчал, и выдал:
– Помоги мне разобраться. Вот жила Красная Шапочка. А в лесу жил злой волк. Злой, но добрый.
– Почему добрый?
– Потому что его Бог послал.
– Зачем?
– Научить бестолковую девчонку.
– И чему? – внутри Яши мерцали искорки смеха.
– Чему. Вот тут и помоги, – сказал Готик и добавил: Лапка увидела мои чёрные носочки, – я их разбросал у кровати – и сказала, что это пиявки, которые питаются моим хорошим воспитанием и тогда оно у меня пропадает. Значит, зло учит стать лучше. Так?
– Знаешь, насчёт страха, – сказал Яша и поменял положение затёкшей ноги, – мне кажется, что Бог, – всё божественное производство Вселенной,– страха не сотворяет. Его может сотворить только человек. И тем он и ценен.
– Да? – зрачки Готика расширились.
– Но смотри дальше: у девчонки не было страха, она ведь волка не испугалась. И поплатилась. На время была съедена. Значит, немного страха не помешает.
– Я понял, – сказал Готик, кивая кому-то, – надо научиться пользоваться страхом. Для развития. А Бог наблюдает и радуется.
Яша подумал, – или кто-то сказал внутри? – что если думать о каждой своей мысли как о Творении? У каждого получится так: кто во что горазд, тот то и имеет. Но авария – чему Яша научился? Скорее, сбросил. Тяжесть себя того, что в камзоле сидел в кресле, не верил ни во что, упирался в негатив, грузил им других. Давно это было, но осталось для доработки. Яша вспомнил выражение, которое как-то оборонил Людвиг Иванович «трудовая Вселенная».
– Друзья, садитесь за стол, – сказал Сол как всегда с улыбкой, и все с удовольствием сели вокруг любимого стола с розово-чёрными прохладными мраморными шахматками. Все как один тут же положили ладони на каменную мозаику, а она в ответ начала слегка светиться.
– Сегодня я хочу сообщить вам следующее. – Сол внимательно смотрел на всех сразу. – Люди Мира Доски, то есть Четвёртого измерения, в ближайшие сроки условно разделятся на две группы. Одни будут встречать перемены, словно серфингист, вспрыгивая на волну. Другие, желая жить по-старому, примут удары волн в спину и будут отброшены ими. Это не зло, а эволюция, мощное движение раскручивающихся на Доске новых преобразующих энергий.
– А их отбросит – как? – поинтересовался Михайло.
– Они будут вновь и вновь наталкиваться на свои проблемы, и напряжение от этих проблем будет нарастать. Люди старых убеждений – не отсталые и не плохие. Просто каждый развивается со своей скоростью, но развитие происходит у всех, замечают они это или нет, так уж устроен мир. О последней группе сейчас подробнее. Прежде всего, их на Земле Четвёртого измерения – большинство, поэтому и перемены тормозятся.
– Но они всё равно происходят? – спросил Глеб.
– Это эволюция, дорогой мой. Совершенно напрасно бороться по весне с силами, которые по высшим законам рождают листья, поднимают травы. Однако, человечество радикально разделилось. Среди большинства, которое мы рассматриваем, есть часть людей, которые выбрали быструю деградацию и уход, не пользуясь разумом, а эмоции оставив только заниженным примитивным набором. Помните, однако, что простая мать из Монголии, жизнь которой на внешний взгляд составляют только хозяйство и дети, не обязательно относится к этой группе. Часто в глубине разных народов есть высоты Духа, это вы понимаете. Сословия и степень образованности здесь не критерий. Также самобытность и глубина есть в каждой нации и социальной прослойке. Но, повторюсь, каждый человек развивается со своей индивидуальной скоростью.
Вот об этом слова Энштейна: « Есть два способа жить: одни люди верят в чудеса, другие же – верят, что всё вокруг – это чудо».
Сол постоял немного, размышляя, глядя в пол, и продолжил:
– Так вот, часть людей верят в чудеса, потому что они не очень хорошо познали истинную реальность, законы физики в Духе и прочее. Они верят, а не знают. К этой группе относятся и те, которые категорически отрицают всякую «мистику». Эта группа «верю – не верю» существует, как вы знаете, по принципам искусственно созданной системы, которую мы условно именуем Матрицей.
Это есть до данного момента времени суть Доски – быть полем массового сознания, испытать эту реальность в таком виде, рабском, тёмном, малодуховном, технократическом. А зачем? Чтобы изучить «на собственной шкуре» эту фазу, понять её опытным путем и выйти из неё, из Матрицы, уже точно зная, куда.
Кстати, характерная особенность: тип «верю – не верю» постоянно хочет находиться в большом скоплении людей. Они не любят и не умеют находиться в одиночестве, для них это состояние – пугающая пустота.
– Что, и высшее образование тут не поможет? – спросил кто-то.
Сол улыбнулся, как показалось Яше, ехидно.
– Высшим на Доске названо образование весьма ограниченное, узкоспециализированное, подстроенное Матрицей под свои нужды: делать из людей рабсилу, которая об этом не подозревает. То есть создаётся иллюзия свободы и знаний. Обществу также внушается, что выпускники институтов выше всех остальных и эту кость они гложут всю жизнь, ни о чём не подозревая.
– А о чём они не подозревают? – спросила Джамиля, а Оля толкнула её в бок.
– О том, что они как все, – ухмыльнулся Антон. – Так?
– Давайте вернёмся к нашему более полному обобщению: группа «верю – не верю». Пожалуй, самая точная характеристика этой группы: в их сознании нет понятия божественности каждого человека. Жемчуга в ракушке.
– Тогда в этой компании большинство учёных? – спросил Миша-«Ломоносов». – А вот Ломоносов к ним не относился!
Прокатился всеобщий смех. В комнату вбежал Сиро, за ним вбежала и остановилась его фиолетовая тень. Яша давно заметил, что оленёк обожает смех и всегда старается присутствовать на занятиях: сколько взрывов этой золотисто-искристой энергии было за год в Доме Красной Герани! А во всей Школе Улиткиного Дола за полторы тысячи лет?!
– Массовое сознание уверено, что оно изучает науки глубоко, на самом деле изучение наук жёстко дозируется и контролируется. Потому что как вы знаете, настоящие знания дают инструменты свободы, а тогда человек выходит из Матрицы. Ей это не нужно, она собирает урожай энергий для себя и каплей не поделится. Она создаёт целые институты, вырабатывающие массовое мнение по поводу инакомыслия, целых областей наук и разных понятий, знаний. Мнение это, как вы понимаете, часто являет собой просто осуждение, категорию ненаучную…
– Осуждают, кроют, ясное дело. Не все же учёные такие, это ясно тоже… Так другие учёные – в другой группе… Есть же полно народа, которые изучают то, что общая масса называет мистикой, и среди них физики, биологи… и археологи… – галдели ребята.
– Я так понял, что большинство под-матричного народа составляют в основном обычные люди? – поднял ладошку Петя-Итальянец.
Ему ответил Антон:
– Да, брат, обычные типа граждане. Просто едят-спят, смотрят телевизор, стараются жить семьями, выживают, как могут. Как правило, книг не читают совсем или что-нибудь легко-развлекательное. Они не идут за бандитами и фанатиками, ежедневно смотрят всё подряд в телевизоре, стройными рядами ходят в церковь, только чтобы быть как все… Так?
Сол, глядя на гобелен-шпалеру на стене, изображавшую сцены средневековой сельской жизни, вспоминая о чём-то своём, давно прожитом, кивнул и ответил:
– Да. Знания обычных людей об устройстве жизни ничтожны, и у них нет привычки в чём-то разобраться поглубже. Обычно они подбирают к случаю народную пословицу, и на этом дело заканчивается. Они пока не пришли к нормальному подходу решения проблем: сознательно измениться самому. А уж стремиться к совершенству души или действительно – поговорить со своим Высшим Я… Хотя у некоторых это неосознанно получается.
– Но ведь в храме люди обращаются к святым? – спросила Оля.
– Обращаются, только когда беда нагрянет, – хмыкнул Серый.
– Святой, конечно, отвечает, но его не слышат, – заметила Маха.
– Именно, – подхватил Учитель. – Эти люди не знают, что с Богом или святыми они могут говорить в любую минуту жизни и… обязательно получить ответ! Но ведь они всё-таки обращаются к святыне и это уже хорошо. Но вы знаете, что помощь приходит, если они готовы принять её. Только в пустой сосуд можно налить свежую воду.
Матрица гуляет по спинам этих людей «на полную катушку». В их сознании крепко посажено чувство собственной ничтожности, которое и обеспечивает им их уровень жизни как следствие: низкая зарплата, низкопробные развлечения, отравленная пища и вода.
– А почему среди них так много алкоголиков? – спросила за Олю Джамиля.
– Хороший вопрос, – подхватил Сол, поглаживая Сиро, который пролез под столом к нему и подставил свою спинку. – Их много, но… это хорошо.
– Ничего себе, – удивился Антон, – как это?
– А вы не заметили, что среди «пьющих» много творческих натур? Поэтов, художников, писателей? Есть, конечно, люди других профессий. Пьющие люди, а особенно пьющие во времена Перехода – это те, что почуяли нечто, другое, другую жизнь, перемены!
– Точно! – понял Антон, – они вечно горюют, что им что-то не хватает, что им тесно, что они хотят вырваться и… не могут. Потому и пьют.
– Учитель, некоторые пьют банально, от зависти к тем, у кого зарплата и блага повыше, и от собственного бессилия, конечно, – вставил Петя, а Оля молча кивнула.
– Может, ближе к общей теме? – робко предложила Джамиля, подняв ладошку.
Сиро под столом подошёл к ней. Сол опять слегка кивнул.
– На занятиях в Доме Красной Герани мы всё время говорим об измерения или уровнях сознания, но помните, что чётких границ измерений нигде и никогда не существует, всё перетекает, развивается, двигается каждый миг, деградирует или эволюционирует с каждым поступком или мыслью.
– А если так: сегодня хорош-молодец, а назавтра напился, – ляпнул Антон.
– Но ведь всё это большинство «верю – не верю» топчутся на месте, а это может длиться много-много жизней подряд, – строго заметила Эльвира.
– Вот кстати, – блеснул улыбкой Сол. – Очень строго скрывается истина, что человеческое сознание живёт вечно. Матрица внушает на каждом углу, что человек живёт один раз, потому что ей это выгодно. Почему? Потому что вечное – это постулат свободы, а на неё у Матрицы – табу. Она может предоставить только иллюзии свободы, чтобы «больно умные» успокоились, попавшись в эту ловушку.
Но есть пытливые и они идут дальше, потому что их начинает раздражать жизнь «как у всех» или «как положено». Эти люди больше наблюдают, читают, размышляют, ищут, задумываются, изучают, переживают тоньше. Даже организовывают лаборатории для изучения разных вопросов, ставят опыты, пишут книги, снимают кино…
– Но? – спросил кто-то.
– Но это только начало выхода из Матрицы. Видите ли, когда выходишь из толпы, появляется ощущение боли. Это и одиночество, и поиск смысла жизни, и желание для себя и близких чего-то иного, иные краски приобретает любовь, я бы сказал, более божественные.
– А большинство..? – спросил Глеб почти с ужасом, и Сиро теперь ему подставил свою спинку.
– Большинство, увы, живёт страстями и рефлексами. А это воронки, которые требуют постоянного «корма» и обеспечивают его себе с помощью разноцветных каруселей: потока дешёвых фильмов и бульварных страстей или книжек про преступников, извращений, чёрных фантазий про тотальную власть зла. В отдельной семье или в целом государстве или по всей планете.
– Шарманка, каруселька! – покрутил пальцами воздух Антон.
– А могут они пожалеть или спасти животное? – спросил Глеб, не отрывая взгляд от глаз-маслин Сиро.
– Конечно, могут, могут и спасти! Но создают приюты, лечат, продвигают законы о защите животных уже люди, продвинувшиеся на шаг вперёд от собственного эго, – ответил Сол, и вдруг из воздуха над столиком соткался светящийся всей радугой шарик.
Сиро в ответ начал бешено носиться кругами по комнате. Ребята хохотали, потому что оленёк развивал скорость. Когда, наконец, Сиро пулей вылетел через дверь в сад, приступ колик от хохота достиг девятого вала.
После передышки все повернулись к столику и заметили, что радужный шарик разделился на двенадцать шариков, и каждый из них подплыл по воздуху к каждому из ребят. Сол поправил свой пояс с драгоценными камнями – это означало итог лекции.
– Так не забудем людей, сделавших первых шаг-полушаг из толпы, из собственного эго, из Матрицы… Они посвятили себя альтруизму в высшем смысле, самоотверженном, то есть отвергшем эго, и те, что начали подниматься выше общественных установок, морали и догм. Не обязательно напоказ.
– А всё-таки, – прищурившись сказал Петя, – про большинство можно ведь сказать, что в их жизни есть если не гармония, то некий баланс, а?
Сол всегда озарялся улыбкой, когда слышал от ребят глубокие мысли.
– Молодец. Да, это – тоже тип баланса. Только с балансом высших измерений есть принципиальная разница: отсутствие свободы. Итак, друзья, куда же движется Корабль Человечества? К Полимиру.
Тут вскочила Раса и повторила по слогам:
– По-ли-мир! Небо и земля вместе! Слепить вместе!
– Вот оно, чудо рядом, – с особой нежностью произнёс Сол и подтолкнул радужный шарик Расы к её лбу. Шарик стукнулся об лоб Расы, отскочил, заплясал и стал сиять золотом. Раса звонко рассмеялась и Серый тоже – эхом.
Тут же в гостиную опять вбежал Сиро и, не раздумывая, ткнулся носом Расе в колени.
– Да, дорогие мои, – продолжил с чувством Учитель, – за десятки тысяч лет появилась возможность привнести в сознание земной жизни… Пятое измерение. Дверка, чтобы начать его пускать на Землю, это вы уже поняли. А какова цель?
– Неужели из Четвёртого сделать Пятое? – недоумённо спросил Михайло. – А Четвёртое куда денется? Это же испытательный полигон!
– Вот молодец, а? – хлопнул в ладоши Сол и даже подпрыгнул. – Разумеется, измерения по порядку никто не отменит, но!
– Я, я, я! – Маха трясла поднятой ладонью, и всех это рассмешило, – как в первом классе!
Палец Учителя показал на неё.
– Туда-сюда будем ходить? – выпалила Маха, сияя чайными глазами.
– В точку!.. – завопил бывший король французов. – Что за день!.. Это и есть суть Полимира, друзья!
– Стоп, тогда мы – его первопроходцы, что ли? – задал Петя вопрос всем.
– Ну да! Точно! – полетели голоса над столом.
– Только не забывайте, что впереди много работы над этим вопросом, – продолжая ликовать, говорил Сол, но его слова потонули в общем непроизвольном веселье, центром которого опять стал Сиро, который впал в бешенство и совершал ритуальный танец диких оленьков. Ребята и учитель присоединились к нему. Женя тоже осторожно кружилась, разведя руки в стороны.
В саду все повалились на траву и повалили оленька.
– Короче, открыли дверцу…
– И что будет дальше происходить?
– Что? Мир начнёт постепенно меняться! Обязан!
– Ну да, наши мечты начнут материализоваться… Не придави оленюшку…
– А сколько лет Матрице, братцы?
– Говорят, около пяти тысяч… Старушенция!
– Интересно, как старушка выглядит? В смысле схема энергетическая?
– Как будто на голову каждому надета клетка с прутьями, силовыми линиями.
– Типа шапка-невидимка?
– Типа телек на башке? Кастрюля?
Сол, распластавшись на траве, глубоко вздохнул, глядя в небесную синь.
– Многие сначала просто почувствуют, что что-то не так, что-то изменилось, но информацию они пока не будут искать, а многие так и окончат жизнь, в пределах вещества Матрицы.
– А новорождающиеся дети все будут носителями Нового Сознания, – сказала Женя, уютно устроившись в плетёном кресле, – мне гномы рассказывали, все уши прожужжали. Растворят они эту Матрицу постепенно.
И она подставила лицо Солнцу Пятого мира. Но Петя, снизив голос, сказал:
– А почему в последнее время такой натиск на детишек вообще? Я читал. Крепчает ад в детских домах, торговля детьми во всю, смерти в семьях от побоев и голода, в школах – вкручивание матричных гаек массовым способом. То есть… Матрица обороняется?
– Совершенно верно, – Сол закрыл глаза, и веки скрыли взор сострадания. – Вот вам и два мира: один – это кластер лжи, лаборатория всего отжившего, мир иллюзии, и другой – пробивающаяся, словно зелёная трава из-под снега, реальность.
– Ничего, против эволюции не попрёшь, да, Сиро? – поглаживая оленька, сказал Антон.
– Долго невозможно сидеть на заборе, – подвёл итог Сол, – придётся выбирать ту или другую сторону.
– Но потом будет объединение? – каждый воспринял вопрос Расы как утверждение.
В этот момент разговора неслышными шажками к лежащей компании подошёл кот Жиль. Не смущаясь, он прошёл по животам ребят к Сиро, лизнул его ухо и лёг Солу на грудь.
– Кажется, нам пора в прошлое, к Отил, – сказала Эльвира, приподнявшись на локте.
– А перекусить? – спросил всех Антон.
– Мимо Берканы идите – она торт с грушами приготовила, забыл сказать, – сонно отвечал Учитель.
– Все к мосту номер сколько?.. За котом! Жень, тебе торт можно? Эх, давненько я кабана не обнимал… Брюншель не любит панибратства, тяпнет! Спорим?..
Голоса умчались. Сол открыл зеленоватые глаза. Над ним стоял Яша.
– Ну да, возможно полное исцеление, хромой писатель, – прочитал вопрос Учитель.– Получил наработанное, потом осознал, потом это растворяется.
– Главное, – служить эволюции? – спросил Яша, глядя на огромную Красную Герань, которая цвела над крышей Дома.
В эту минуту Сол был похож на Людвига Ивановича.
– Я вижу в тебе надежду, а эта штука – инструмент материализации.
– До встречи в «ЧБ коте»! – Яша припустил за остальными.
Глава 31. Остров Леды Бара
В Москве Серый рисовал день и ночь. Он выгородил для Расы место у окна и устроил для неё там садик из растений в горшках. Она копалась в земле, обрезала сухие листья и могла проводить тут целый день. Кроме, конечно, трапез, которые они готовили вместе, – это занятие тоже очень увлекало Расу.
Она также продолжала свои записи, и Серый собирал эти драгоценные листочки в папку, а потом переносил по строчке на свои картины, готовил выставку.
Маха всё ещё пребывала в Европе с родителями, а Яков пытался плавать в речке под присмотром Барсука, конечно. Успехи были относительными, и это удручало Яшу: нога не желала плавать дальше трёх метров. Однажды в июле они вдвоём лежали на скромном речном песчаном пляжике.
– Да, на море надо, – сказал Барсук-отец. – Едем? Тебе полезно.
Яша резво опёрся на локоть:
– В Грецию? К Савке?
Мама Марина пребывала с младшим сыном в Коринфском заливе в Греции, в своём обычном состоянии обиды. На этот раз она обиделась на отказ Якова ехать с ней. А на Савку обиделась, потому что он потащил её на развалины древнего Коринфа. Савка носился по развалинам улиц этого древнего города, подбегая то к древней бане, то к бассейну, высохшему пару тысяч лет назад, то к храму, а Марине пришлось изнывать в тени стены одного из домов.
На самом деле, Яша не отказывался: у Марины была особенная способность передёргивать понятия другого человека, превращая почти любой разговор в ссору. Она позвонила Яше из Женевы сразу обиженным тоном, потом внезапно прекратила разговор, услышав яшины вопросы. Он просто хотел прояснить обстоятельства поездки.
– В Греции, – загадочно сказал Барсук, – тебя ждёт большой сюрприз.
– Какой?
– Я тоже еду…
– Здорово! Ты там – это сюрприз!
– Не перебивай. Да, мы там встретимся и кое-куда сходим… съездим, вот это будет сюрприз, – хитрил Барсук-отец.
– А Савку… можно будет взять с собой?
– Думаю, да, если Марина разрешит…
В это время берег огласился громким рёвом. Яше на мгновение показалось, что кто-то заводит мотор новенького байка Барсука, которого он приобрёл с лёгкой руки Миши-байкера, чтобы вдвоём с Яковом ездить на природу.
– Это Лапка, – хихикнул Барсук, вставая, – попросила покататься.
Яша увидел, как из ивовой рощицы на берег выскочила Лапка, а за ней, вприпляску по песку, – Людвиг Иванович. У Лапки на руках была… пропавшая Ежевичка!
– Людка мою ягодку нашёл!!! Вот она, моя доченька собачья, – плакала от счастья Лапка, – нашлась в Салазкино, голодная, милостыню просила…
– Ну вот, а ты переживала, – улыбался Барсук, – мы с Людвигом Ивановичем тебе говорили, что она найдётся, а ты плела про порталы…
– Я страдала, – говорила Лапка, счастливо плача синими очами.
– Кстати, господа, – обратился Людвиг Иванович к Барсуку и Якову, – за спасение собачонки вы должны мне визит. В кафе «ЧБ кот» новые деликатесы! Прошу в ближайшие дни.
В «ЧБ коте» произошёл интересный разговор. Владелица кафе Вика-робот, дочка Людвига, всё так же молча поприветствовала гостей отца и удалилась, а официант заполнил стол блюдами со средиземноморскими ароматами. Лапка теперь не расставалась с Ежевичкой, нарядила её в пышное платьице («мы же в ресторан идём!»), и поставила собачке под стол отдельную тарелочку.
– Леопарда, – шутливо изображая ревность, спросил лапку Людвиг, – я прослышал, что у тебя в селе Салазкино завёлся поклонник?
Лапка сунула собачке под стол тигровую креветку.
– Булочник? Это сплетни. Мы бы не сошлись с таким человеком. Во-первых, он не любит животных, а во вторых, у него радиокулит.
Яша засмеялся:
– Радикулит?
Но Лапка глядела на подростка с высокомерием большой птицы.
– Ты не ослышался, Яков. Целыми днями у него в пекарне работает радио. Он слушает всё подряд.
– И что? – Яша ожидал Лапкиных заключений, как дитя мандаринку.
– Он заболел: на всех обижен, поэтому всё путает. И тема только одна – политика.
– А что слышно, – Людвиг Иванович отправил в рот мидию, – эта болезнь лечится?
Помог Барсук:
– Лечится, если пациент захочет лечиться.
– Тот пекарь считает не себя больным, а всех остальных, – качала головой и вилкой Лапка. – Но всё-таки я сказала ему напоследок… что пусть каждый живёт так, как считает нужным, и что меня ничто не остановит, к примеру, ежедневно молиться за медведей.
– Каких медведей? – спросил Яша бывшую бабу-ягу с набитым ртом.
Лапка выдержала полуминутную паузу, глядя точно Яше в глаза и ответила:
– Всех медведей. Я ежедневно молюсь за медведей и их семьи, чтобы они были в безопасности и могли жить в своей радости. Все существа на Земле имеют право на жизнь.
Людвиг Иванович приобнял свою старую подругу.
– Ах, дорогая, как же я тебя люблю! Бесконечно! Потому что ты бесконечна, как Вселенная!..
Лапка сунула Ежевичке под стол очередной кусок и налегла на мидии с рисом, а Людвиг продолжил разговор.
– Правильно! Все существа, а также девяносто процентов людей хотят просто жить, заводить семьи, детишек, жить мирно, без всякой политики, которая упорно делит людей и сталкивает эти группы. Вспомните Григория Мелехова из «Тихого Дона»! Ему до лампочки были красные и белые. Да провались!.. И царь наш последний с большой семьёй тоже так думал… – Людвиг отпил глоток белого вина, отщипнул от ломтика хлеба маленький кусочек и показал его всем сидящим за столом. – Маленькая кучка персон портит жизнь всему человечеству. Это спятившие из-за денег параноики: боятся, что денег им не хватит. Правда, они сами сидят в тенёчке, а на солнцепёк выводят нанятых ими политиков, их слуг, чтобы они добывали кучке ещё больше денег. Какая-то чертовщина! Люди никак не поймут, что ими играют, как куклами!.. Куклы-политики, куклы-обыватели, куклы-солдаты, – карусель дураков. А всё почему?
– Почему? – спросил Яша.
– Не почему, а для чего! – неожиданно весело, нараспев произнёс, улыбаясь, не менее непредсказуемый, чем Лапка, Людвиг Иванович и съел тот маленький кусочек хлеба. – Чтобы люди проснулись и осознали свою силу. Каждый в отдельности и все вместе. Не нужны людям «руководители» из числа людей. Только Бог в каждой груди!..
И Людвиг театрально залпом осушил бокал – там было вина с чайную ложку.
– Нам пора на самолёт, – сказал Барсук, вытер рот салфеткой и встал. – Такси подъехало.
Афины открылись взору Яши за пять минут до посадки самолёта. Море было словно обсыпано абрикосового цвета блёстками (дело было к вечеру), а древний город тонул в сиреневатой дымке.
– А когда сюрприз – завтра? – спросил Яша отца с детским нетерпением.
– Я должен буду сначала позвонить туда, куда мы направимся, – ответил Барсук, укутав тайну дополнительным одеялом. – Сегодня переночуем в отеле в Афинах, завтра осмотрим Акрополь… Желаешь?
– С ума сошёл? Ещё бы!
– Потом на таком смешном полустеклянном поездике отправимся в Коринф. Пара часов – и мы предстанем перед сердитой Мариной… Нога справится в Акрополе?
Яша только отмахнулся и опять прилип к иллюминатору, счастливо созерцая новые места.
Акрополь произвёл на Яшу странное впечатление. Его захлестнула волна негодования: почти весь шедевр лежал на земле кусками.
– Я не понял, что ЮНЕСКО не имеет средств поднять эти куски колонн и поставить один на другой?! Вон же видно: сначала этот, потом на него вон тот поменьше… Это же вред, показывать людям свалку камней, ты что, не понимаешь? – тряс Яша отца за локоть. – Где та красота, которую люди едут сюда смотреть? Они же приезжают сюда раз в жизни и что они видят?..
– Я с тобой согласен, старик, – вяло отвечал Барсук. – Не кипятись – и так жарит…
Жара, действительно, давила бетонной плитой на каждую клетку тела.
Вечером Барсук позвонил маме Марине. Оказалось, что они с Саввой уже перебрались из Коринфа на какой-то остров и ждут Яшу там, в комфортной гостинице.
– А нам только лучше, – сказал Барсук, блаженно растянувшись на диване после душа.
Савва как всегда встретил брата бешенными объятиями. Он сразу же увлёк Якова в свою комнату показывать найденные ракушки и камешки. Барсук нехотя остался с Мариной наедине и, после пятиминутного кофепития, ушёл спать.
Во сне на греческом острове Яша увидел лестницу. Где он находился, и что это была за лестница – непонятно. Но голос, который с ним разговаривал, напоминал голос Грека, Руны Маназ.
– Лестница и школа – в некоторых языках обозначаются одним словом, – говорил голос. – Ступени познания, всё просто. Шагай. Двигайся. Иди. Узнай, что там наверху. Заметь, лестница познания – всегда спираль. Почему? Потому что большинство энергий в мире идут спирально…
Яша проснулся, открыл глаза и продолжал додумывать сон. Лестница – это школа, ступени… Спиральная лестница со ступеньками… ДНК – спираль… Галактика – спираль… Спираль тоже имеет ступени? Неважно, всё это – путь. Ну да, родился – женился, молодой – состарился, и это и всё? Это не путь, это канва для получения знаний, опыта. Вернее, один вариант канвы, отрезок… Пора вставать.
За завтраком Марина курила и ворчала по поводу купания Саввы: тот перекупался и начал кашлять, немного поднялась температура. Яше стало ясно, что сюрприз, к сожалению, он увидит один. Барсук заметно волновался, куда-то звонил, оттягивал разговор и поездку. Наконец, он объявил Марине, что они с Яковом едут на пару дней в Дельфы.
– Оракула слушать, – сказал он.
Марина затушила сигарету.
– Я не сомневалась.
Но в Дельфы они не поехали. Барсук нанял такси в Афинах, машина вывезла их за город и уехала, оставив путников наедине с оглушающим оркестром миллиона невидимых цикад. Перед Яшей раскинулись остатки какого-то древнего храма: одни стены, покрытые кустарником и песком. Барсук увлёк Яшу по древней лестнице, свернул куда-то и вдруг начал спускаться по рассыпающимся каменным ступеням вниз, под землю.
– Стой, ты куда? – Яша еле успевал за отцом. – Клад будем искать? Так и скажи…
Барсук вдруг остановился.
– Так, слушай. Сейчас мы пойдём ниже. Будет трудно дышать, будет тошнить – терпи и помалкивай, понял? Нога как?
– Нога нормально хромает. А… идём в погребальную камеру древнего царя? – попробовал шутить Яша.
Барсук похлопал его по плечу и на миг закрыл глаза.
– Надо спешить. Она уже ждёт нас.
Яша, Яков Трубачёв, ученик Школы Улиткин Дол Пятого Мира, привык к чудесам и неожиданностям! Более того, тяга к познанию и встрече с новым превышала всё в жизни.
– Давай, веди!
И они спустились в полный мрак.
– Сейчас я зажгу фонарь, – сказал Барсук-отец, и желанный лучик осветил ход.
Они шли долго. Радость была только в том, что проход расширялся. Вдруг Барсук остановился и присел на какой-то выступ.
