Елена Трещинская
Улиткин Дол
Глава 29. Земля мечты
Как сказал Тузик, ночь в Пятом измерении – невидимка, но всё же некая ночная пора тут есть и её нежно называют Время Прозрачного Тумана.
Яша вспомнил, что как-то вышел из Дома Красной Герани в Прозрачный Туман и спустился к морю. В отдалении на берегу он видел, как несколько аэрокросов лежали на песке почему-то тройками, мордами к прибою и что-то мурлыкали друг другу. Из вершины Горы Улитки исходило мягкое сияние.
Яша сел на песок. Сначала он ещё раз вспомнил разговор с Греком про то, что надо с больными ногами разговаривать. «Где сейчас Маха? – вдруг подумалось Яше. – Наверное, в Библиотеке». В этот момент Яша обернулся на звук знакомого «фырка» Тузика: на собаке сидел попугай Сентябрь. За ними стояла сияющая Маха:
– Мы двинемся в Венецию или нет? Сил больше нет, как интересно! Тебе – нет?
Мрак пещеры-прохода казался фиолетовым. Яша с Махой шли рука в руке навстречу Венеции Пятого измерения, впереди бежал Тузик, сверкая белой спинкой, и хлопал крыльями попугай Сентябрь. Маха была в своём длинном бархатном платье времен Рафаэля, так оно ей понравилось, подарок гномихи Кородубии.
Черничный мрак оказался коротким, и четверо вышли на свет. Яков и Маха ахнули: они оказались на краю скалы. Перед ними раскинулась огромная бухта. Но большую часть её водной глади покрывал, словно кружевом, сказочной красоты город.
– Это Венеция? – прошептала Маха.
– Номер Пять, – настаивал Сентябрь. Тузик нетерпеливо прыгал на месте:
– Скорее, туда! За мной!
– Держи платье! – прокричал попугай над ухом Махи. Она одним жестом подхватила подол своего прекрасного наряда и крепче сжала руку Яши. Они бежали по вьющейся каменной тропке, залитой солнцем, вниз и нечто дивное внизу приближалось к ним.
Яша сразу прикинул, что эта Венеция была явно меньше той, что на Доске. Город с красновато-розовыми кварталами лежал на голубой воде внутри огромной бухты, словно в центре объятий двух рук-гор.
Дома напоминали маленькие дворцы или виллы, сотворённые из какого-то розоватого камня с отделкой из сероватого камня – балкончики, ниши со статуями, ворота, причалы… Каналы с голубой прозрачной водой вились, разветвляясь, встречаясь и расходясь. По ним скользили чёрные лодочки выстеленные коврами. Мостики напоминали ожерелья. В центре города виднелась площадь, похожая на шахматную доску.
Чувства ошеломили путников, они стояли, онемев, пока солнце не зашло за горы и в Венеции номер 5 начали зажигать фонари, а в окнах засиял свет сотен свечей. Откуда-то послышалась музыка, а на улицы стали из домов выходить люди. Это напоминало костюмированный карнавал, потому что все жители этой другой Венеции были облачены в старинные платья, парики и головные уборы. Люди и чёрные лодки устремлялись к центру города, к главной площади.
Начиналось прекрасное время суток Пятого мира – Время Прозрачного Тумана – ни ночь и ни день, просто смена красок. Деревья начинали отливать тёмным изумрудом, сапфир неба становился ярче и глубже, на нём разноцветными бриллиантами проступали звёзды.
– Всё, я долго ждал, пошли, – сказал Тузик и потрусил по каменистой тропе дальше, вниз к городу.
Маха очнулась первая, молча взяла Яшу за руку, и Юные нырнули в карнавал. Собственно, они просто ходили по улицам, площадкам и мостикам этого удивительного города, как и все остальные «маски», глазели на дома со статуями и балкончиками, иногда вовлекаясь в хороводы, теряя счёт времени.
Маха то и дело тянула Яшу к светящимся витринам. В этой Венеции на витринах были выставлены не товары, а произведения искусства, составленные в композиции, картины, или цветы.
– О, это же работы Рафаэля! – Маха прилипла к стеклу. – А это? Такой его работы я не знаю! Но это его рука…
Якову понравилась витрина-выставка, которая представляла картину природы – поляну с большим деревом, вокруг цветущие кусты, камни, ящерицы, ручей, – всё исполненное из полудрагоценных камней, даже листья.
– Ты посмотри, какое кафе! Хочу туда, бежим! – Маха рванула Яшу за руку.
В кафе Юных объял аромат фруктов и пряностей. На стенах горели множество свечей, маленькие круглые стеклянные столики с букетом в центре каждого и алые бархатные креслица манили посетителей.
Как только пара заняла место у большого окна, выходившего на канал, к столику подскочил официант в камзоле и парике. Маха заказала мороженое, а Яша чай со сладостями.
– Знаешь, – Яша взял руки Махи в свои, – я думаю… Может ли человеческое сердце вмещать радость ежедневно и всегда? Или мы на Доске так привыкли к бедам, что задаём такие вопросы?
– Я думаю не так, – ответила Маха, сжав яшины пальцы крепче. – Мне кажется, что эта Пятая Земля – как наш Дом, из которого мы иногда отправляемся за приключениями, но потом возвращаемся. И так было всегда.
– А ты помнишь эти места до своей жизни на Доске?
– Это постепенно «вспоминается»! Как будто ты давно дома не был и забыл, где у тебя что в комнате лежит, но по возвращению снег тает и из-под него появляются воспоминания.
Разговор прервался появлением на столике мороженого, – Маха издала вопль. В изумрудной креманке-вазочке возвышался собор из волшебных взбитых веществ, украшенный ягодами, орехами и шоколадной стружкой.
– Такой? – спросил официант, улыбаясь до ушей.
– Да! – Маха сидела с расширенными глазами, полными слёз. – А откуда вы знаете?..
Выяснилось, что однажды, когда она ещё пребывала в детском доме, голод и грусть так мучили всех детей, включая маленькую Маху, что она предложила всем, кто хочет, отправиться в песочницу и сделать из песка, палочек, листьев и камушков торты и мороженое, кто какое захочет. Дети так увлеклись, что в ход пошли найденные у забора пробки от пива, палочки от чупа-чупсов и пушистые комочки вербы. Маха слепила замок «мороженого», но потом стало ясно, что это собор. Там внутри можно было молиться, обратиться к Богу со своей мечтой. Тогда давно, Маха зажмурилась и только почувствовала то, что хотела бы чувствовать в своей жизни: тепло любви и заботы.
– Эй, – Яша вернул Маху в кафе, – не забудь, я с тобой навсегда.
Маха улыбнулась и с улыбкой закрыла глаза, как тогда в детстве над скособоченным собором из веточек вербы.
Яша заметил, что в стороне от них стоит какой-то молодой человек и смотрит на них, как бы ожидая приглашения. Яша неуверенно кивнул, и тут же человек подошёл к столику. На нём был камзол из фиолетового шёлка, голубые кюлоты и бархатные туфли цвета фуксии. Из-под камзола выбивалась пена кружевной рубашки и шейного платка. На голове его был надет пудреный парик, лицо также было напудрено и подкрашено. Незнакомец сиял улыбкой.
– Позвольте представиться, – Пьеро, – произнёс он театрально и протянул Махе крошечный горшочек с голубоватым гиацинтом. Яша вспомнил, что в Пятом мире не срезают и не рвут цветы: они тоже наделены сознанием.
Маха издала вздох восхищения и пригласила Пьеро присесть с ними.
– Я вижу, что вы из Школы… и здесь впервые, да? И как вам Пятая Венеция?
– Наверное, вы уже считали наши мысли, – заметил Яков.
– И имена, – не стирая улыбки с лица, ответил Пьеро. – А я работаю в этом кафе, встречаю новичков, отвечаю на вопросы.
Вдруг Маха, увидев кого-то за окном, воскликнула:
– Ой, смотрите, какое-то знакомое лицо! Сейчас вспомню…
– Синьора хорошо знает живопись Эпохи Возрождения? – сиял Пьеро. – Это малоизвестный художник той эпохи, известный, правда, только своим автопортретом. Он гуляет тут так же, как и вы, во сне.
Юные с удивлением посмотрели на Пьеро и он ответил:
– Здесь другое время, не линейное, забыли? Он спит на Доске в Эпоху Возрождения!
– Выходит, что тут можно встретить кого угодно? – Маха забыла про сливочный собор из мороженого.
– Не совсем, – отвечал Пьеро, искря хитроватыми глазами, – к примеру, Ботичелли или Леонардо да Винчи – они находятся в несколько более утончённом измерении… Но оно как бы тоже здесь.
– Шестая Венеция тоже тут? – пошутил Яков.
– Нет, вы забыли про семь ступеней каждого измерения, – сказал Пьеро, доставая из рукава камзола кружевной платок, чтобы помахать им какой-то даме в ярком пышном шёлковом платье и маске с перьями. – Мы находимся в Пять-и-два, а Рафаэль, к примеру, здесь же, но в Пять-и-пять…
– А та картина в соседней витрине – не его? – предположила Маха, приступив к мороженому.
– Не смущайтесь, синьора. Чем прекрасен этот Пятый мир, что тут есть не всё, но очень-очень многое, – и Пьеро расхохотался, как настоящая театральная маска. – Та картина Рафаэля, что вы заметили, – действительно, его новая работа. Сам он тут не появляется, а вот новыми картинами радует!
– Это значит, что в греческом Аполлонополисе гуляет… – Яша не успел произнести имя знаменитого древнегреческого скульптора Фидия, которое он смог вспомнить в эту минуту, как Пьеро ответил:
– Он сейчас именно гуляет по городу со своей здешней семьёй.
– Здешней? – переспросила Маха, опять оставив мороженый собор в одиночестве.
– Да, перейдя в этот мир с Доски, многие заводят новые семьи, но кто-то ждёт перехода своих любимых.
– Всё-таки, почему кто-то находится в более высоком измерении? По каким признакам? – Этот вопрос Махи задал бы и Яков.
– «Признак», синьора, всегда только один: степень погружения сознания в божественность Бытия, то бишь, степень духовности, – значимо произнёс Пьеро. – Если в сознании Доски человек совершенно не допускает Бога – то есть саму искрящуюся ткань Творения Всего – в своё сознание, то при переходе через порог смерти, он какое-то время находится в местном Реабилитационном Центре, после которого многие выходят сюда и живут в прекрасных городах или на природе, а кто-то… да, населяет мир Пять-и-один. Это особый мир. Но оттуда можно выбраться.
– Ад, что ли? – не понял Яша.
Пьеро засмеялся.
– Нет, конечно, просто люди продолжают там свою земную суету. Правда, умноженную на два, как минимум. И, конечно, неизбежно имеют дело со своими… э-э… недостатками. Там им от этого никуда не спрятаться. К примеру… если человек по привычке сказал другому «чтоб ты провалился», он сам и проваливается. Потом выбирается полдня из ямы. Бывает и хуже.
– Всё-таки есть сковородки?.. – неуверенно спросил Яков, но, почему-то захотелось смеяться.
– Нет, дурные слова, мысли и эмоции мгновенно производят искажения… тела.
Яша и Маха переглянулись. Пьеро добавил:
– Ну, конечно, на Доске в такое поверится с трудом, даже здесь, в Пять-и-два, не такие пластичные энергии ваших тел, как в Пять-и-три и так далее – тем более.
– Закон физики «отдал яблоко – получи яблоко» – здесь можно показать на учениках, так? – усмехнулась Маха.
– Что это мы завели про грусть на празднике? – вспорхнул Пьеро из-за стола. – Веселитесь! А я всегда тут – к вашим услугам. Ваше мороженое, синьора!
Когда Пьеро испарился, Яша задумчиво пробормотал, погрузив глаза в гиацинт:
– Тут все мысли видны, всё словно прозрачно…
– Ой, а где Проводники? – спохватилась Маха. – Про всё забудешь тут…
Она чмокнула Якова в щёку, рванула его за руку из-за стола, прихватив гиацинт, – Юные выскочили из кафе на мостовую, – и стала прямо перед ним дотанцовывать тарантеллу, не сводя своих «чайных» глаз с Яшиных. Это было прекрасно: и праздник, и небо в алмазах, и запах моря отовсюду, и этот волшебный мир и эта ни с кем несравнимая девушка…
Грёзы прервал скромный собачий «гавк», скорее напоминающий покашливание. На мостике в одиночестве стоял одноухий Тузик.
– Туз, ты где был? А где Сентябрь? – спросила Маха, снимая с себя разноцветные спирали мишуры.
Тузик был чем-то расстроен.
– Видишь ли, местные венецианские кошки уж больно любезны, поэтому сам я тут не совсем собака… Хочешь погнаться – нет! На первый план выходит такая интеллигентность, что останавливаешься и соглашаешься.
– На что? – еле сдерживал смех Яша.
– На что. На предложения местных кошек прогуляться вместе и осмотреть достопримечательности! Позор моей собачьей породе, потому что я каждый раз соглашаюсь.
Небо за краем моря начало светлеть, звёзды по одной растворялись в расцветающей голубизне.
– Ну ладно, – сказал Тузик деловито ворча, – это был небольшой, тренировочный праздник, и вообще, программа похода выполнена наполовину. Идём. Попугай уже там. Были бы у меня крылья, я бы тоже просто перелетел на другую улицу…
Юные переглянулись, подмигнув друг другу одновременно.
Огни, краски и смех «тренировочного» праздника постепенно таяли. Яша и Маха, держась за руки, торопливо шагали по разбросанной повсюду мишуре вслед Тузику. И вот они остановились перед массивной деревянной дверью с ручкой-кольцом, которое держал в зубах тот самый грифон со старинной гравюры в бабушкиной квартире, только бронзовый.
– Входим, – услышал Яша за спиной голос своего Проводника и толкнул дверь. – Это тоже ваш дом. Замок у Озера Снов, теперь вот квартирка в Венеции… А что, тут и так можно.
Вдруг Маха вырвала свою руку и, придерживая платье двумя руками, через две ступеньки унеслась наверх. Яша стоял в нерешительности, пока Тузик не сказал:
– Иди направо, прямобровый.
Яков заметил, что справа словно бы засветилась тёмнозелёная дверь, покрытая старинной резьбой. Он вошёл в небольшую комнату.
Пол выложен терракотовой плиткой, как почти везде в этой Венеции, на полу – толстый ковёр. Стены покрыты полуистёртыми росписями, но от них почему-то было очень уютно и… знакомо? Здесь было два окна и в верхнюю закруглённую часть было вставлено витражное стекло, игравшее яркими красками. Перед одним окном стоял старинный письменный стол с креслом. Яша увидел, что это окно выходило на канал: вода становилась прозрачно-зелёной, пропуская первые лучи солнца.
« Мой сон! Мне снилось, что меня по воде венецианского канала за руку вёл человек… сюда! Вот и шкафы со старинными книгами и вот та, про осознанные сновидения!»
Другое окно выходило на небольшой внутренний дворик с каменной скамьёй и деревом в каменной кадке.
– Это твой кабинет, Яков. Ты же писателем будешь, – сказал Тузик, присев на ковёр.
– Откуда ты знаешь? – Яша повалил меховую собаку и начал шутливо «валять» его по ковру.
– У тебя всегда всё на лбу написано! – взвизгнул Тузик. – Давай, пошли к Махе, она там наверху пищит от радости, слышишь?
Поднявшись по каменной лестнице, Яша прошёл в просторную залу. Три огромных окна от пола, повсюду на пьедесталах римские и греческие статуи, у стены – массивный стол на «львиных лапах», и на стене – древние вазы на полках. Из соседней комнаты выбежала Маха.
– Вот! Видишь? Моя мастерская! Это сон или реальность?! Смотри, ящик с инструментами, глина, – всё есть!.. Господи, я об этом мечтала.
– Ты мечтала быть скульптором? – Яша слышал об этом впервые.
– Ну да, всё началось в песочнице с песчаных соборов, я тебе рассказывала. Посмотри туда, – Маха указала в угол.
На постаменте стояла небольшая скульптура, фигура крылатого оленя Орландо, Хранителя Дома Руны Дагаз, солнечного короля в прошлом.
– Это ты слепила?..
– «Слепила», – передразнила Маха. – Да, я его слепила из пластилина в Брюсселе, от тоски. И вот, вижу его здесь, огромного… Ты не знаешь продолжения! Здесь в Пятом можно и лепить, но потом можно как-бы перевести в другой материал, ну… к примеру, моя скульптурка станет янтарной! А там ещё комнатка – диван и книги! Я поверить не могу!
– Всё это тут с тех пор, как у вас на Доске появились эти желания, – зевнул Тузик. – Спать мне или не спать?
Сентябрь влетел в комнату с громким криком и сел на голову статуе греческой нимфы.
– Что … у нас и в Аполлонополисе домик есть? – прищурила глаз Маха, поглаживая птицу.
– Захочешь – будет, – отвечал Тузик, – тут места всем хватает. Мне известно, что один парень из вашего Дома Герани живёт в пещерке над морем. Хочет жить в пещерке.
– Наверное, Антон, – предположил Яша, – он романтик.
– Антон как раз живёт в Аполлонополисе, в домике около театра, – ответила Маха. – Он сам сказал, да и вычислить нетрудно.
– В пещерке живёт мальчик по имени Пётр, – заверещал Сентябрь. – Вид на море для бывшего пирата и бывшего философа – то, что надо!
– Давай к нему в гости напросимся, а? – Маха обхватила Яшу со спины.
– Сейчас?
– Никаких сейчас! – рявкнул Тузик. – Пора на занятия!
– Марш! – заорал попугай.
У Дома Красной Герани Яков и Маха буквально столкнулись с Серым, выскочившим из-за цветущих кустов сада.
– Ребята, – Серый пытался отдышаться, – происходит опять нечто интересное. Во-первых, Раса спросила, где я тут живу, правда, к нашему дому в Долине пока не захотела подойти…
Маха и Яша знали, что Серый поселился в Долине у Озера Снов на противоположной стороне от их замка в доме-арке со стеклянной галереей наверху, но Расы там не было, она появлялась только на занятиях.
– А сейчас она где? – спросила Маха.
– Да вон на полянке с Сиро обнимается, сейчас сюда подойдёт, – и вдруг Серый посерьёзнел, – слушайте, она сказала… Короче, она сказала, что гуляла у Озера с мамой.
Яков и Маха переглянулись. Яшу осенила догадка:
– Так ведь все учителя тут отмечали её необычность, и в Доме 25 Руны на празднике наверху она видит кого-то, кого мы не видим…
– Да! – подхватила Маха. – Нам же кто-то сказал, она видит миры Пять-и-три и Пять-и-четыре…Может, и дальше?
– Значит, Регина Романовна… Они нашли друг друга за пределом Доски, – сказал Яша и впервые действительно ощутил, что хочет стать писателем.
Яша недоговорил, потому что из сада вышла Раса. За ней, дожёвывая пучок травки, вышел оленёк Сиро. Серый обнял Расу и спросил друзей:
– А вы-то где были?
– Нарядные, – сказала Раса.
Тут на крыльцо Дома вышел Сол и поклонился студентам, щурясь от яркого солнца и игриво улыбаясь. Маха взяла Расу за руку, и девочки побежали на занятие. Серый на минуту задержал друга. Он показал Яше какой-то листок бумаги, исписанный крупным неуверенным, почти кривым почерком.
– Вот, держи, прочитай, – сказал он, это Раса написала. – Ты только прочти! Это новое сознание, оно заполняет землю, и ауты его тоже транслируют на Доске… Им вообще трудно там жить, но с другой стороны проще: карусельный яд их не берёт, эго почти нет. Давай, я за ней!
Серый побежал в Дом, а Яков прочитал:
«Азарт – такое увлечение, когда ничем другим заниматься невозможно, пока силы есть.
Африканец – лучший разведчик для ночной разведки.
Бабочка – главная примета летнего счастья.
Ветер – воздух, который не любит покоя.
Детство – восход судьбы в человеческой жизни.
Душа – это такое пустое место в человеке, которое человек может заполнить Богом или сатаной
Знакомство – встреча разных пониманий мира, или даже разных миров.
Игра – взаправдашняя понарошность.
Импровизация – игра воображения со словами, звуками, красками, чтобы быстро получилось что-то новое.
Книга – вещь, в которой можно сохранить знания и чувства людей во времени. Или – способ разговора со многими людьми сквозь время.
Лошадь – большое тёплое четырёхкопытное счастье.
Маска – лицо одного выражения.
Мудрость – мера между «мало» и «много».
Музей – консервы времени.
Музыка – гармоничное сочетание звуков и эмоций.
Мысль – самая мощная после любви сила в мире.
– смелость ума оформлять словами образы.
– то, что отличает мир от хаоса.
Наука – познание, основанное на сомнении.
– система познания, в которой нет места вере.
Новизна – такое явление, что от встречи с ним твой мир становится богаче.
Ночь – чёрный зонтик со звёздами.
Отдых – работа с удовольствием.
Преодоление – усилие души, в результате которого ум и тело справляются со всякими препятствиями.
Приключение – такое необычное событие, которое изменяет в чём-то твой мир и тебя.
Роль – это жизнь, которой живут в игре.
Романтика – настроение, когда во всём обычном видишь чудо.
Сказка – это жизнь, придуманная душой, когда ей не подходит её реальная жизнь.
Скобки – это стенки для слов в письменной речи.
Смех – доктор для печальной души.
Собака – лающее воплощение верности и покорности.
Соревнование – это совместное делание чего-нибудь с целью узнать, кто делает это лучше.
Спираль – застывшая в танце прямая.
Стол – площадь, на которой разыгрывается жизнь тарелок и всего остального, что на нём оказывается.
Стыд – огонь, выжигающий грех из души человека.
Судьба – это жёсткие событийные границы жизни отдельного человека.
Страх – возбудитель трусости или – тормоз на пути к действию.
Тревога – зудящая щекотка в сердце в ожидании чего-то неприятного или непонятного.
Удовольствие – это когда много гостинцев творят чудеса с плохим настроением.
Ураган – сошедший с ума ветер.
Ухо – ловушка для звуков у живых существ.
Фантазия – ткань для украшения существования души.
Фотография – это законсервированный образ.
Человек – такое живое существо, у которого есть разум, речь, умелые руки и способность решать, как всё это использовать.
Человечество – это все человеки вместе, если их рассматривать как одного большого человека.
Череп – маленькая костяная коробка, в скелете в которой заключена Вселенная.
Шар – куб без углов и рёбер.
Эссе – эмоция, выраженная как мысль.»
(Приведенные афоризмы принадлежат 10-летней москвичке Соне Шаталовой, больной аутизмом.)
Яша почему-то заметил, что в списке Расы нет слова «школа».
