bannerbannerbanner
полная версияУлиткин Дол

Елена Трещинская
Улиткин Дол

Глава 13. Пятая Москва

Маха не звонила, а позвонить сам Яша ещё не решился.

Он спросил Барсука, нельзя ли узнать, где живёт в Москве Раса, на что Барсук тоном без возражений ответил:

– Раса живет не в Москве, и видеться с ней вам не надо.

В школу Яша ходил автоматически. Ему совершенно не хотелось переживать по поводу этой части своей жизни. Он иногда лишь вспоминал слова Маназа, Грека: «Если знания не несут мудрости, то они становятся мусоркой в голове». И он просто наблюдал всю эту серую школьную суету, в которой не было мудрости, почти не было настоящей дружбы никого ни с кем, зато, как майонез в салате, всех – и взрослых и учеников – связывала обязанность быть тут всем вместе, ради призрачной цели, которую поставило перед всеми «общество».

Из взрослых Яше более-менее была симпатична англичанка, потому что была и вправду интеллигентной и энергичной, и классная руководительница с грустными голубыми глазами и стрижкой «под мальчика», Регина Романовна, которая преподавала историю, та самая, что помогла устроить его в эту школу. Яша наблюдал, как она рассказывает о былых временах, находясь в это время, сама того не подозревая, в измерении того времени, как рыба в воде. И он плавал с нею вместе, отпустив всё.

А однажды в конце урока, уже после звонка, она проронила:

– Советую вам не по программе прочитать «Алхимик» Паоло Коэльо, если успеете до Перехода…

Конец фразы Регина Романовна намеренно потопила в возне и криках отпущенного на волю класса, а Яшу, уловившего утопленные слова, словно стукнули по голове. И он иначе посмотрел на эту немного печальную женщину, которая, кажется, тоже была тут чужой.

Яша подошёл к ней, не зная, что сказать.

– Что, Трубачёв? – спросила Регина Романовна. – «Алхимика» ты наверняка читал; как мне говорили, ты много читаешь.

– Да… я и про Переход читаю… знаю, – ляпнул Яша.

Голубые глаза сначала остановились на записи в журнале, а потом поднялись на Яшу.

– Про что?

– Вы сказали сейчас – про Переход. Я так понял, про перемену сознания, – говорил за Яшу кто-то.

Регина Романовна сидела тихо, словно не зная, что сказать.

– Я пойду? – спросил Яша почему-то.

– Иди, конечно, – ответила учительница и чуть улыбнулась.

Яша расплылся в улыбке в ответ, и лишних слов не понадобилось.

Яша постоянно ловил себя на мысли, что ждёт нового визита в Школу Улиткиного Дола. И не только потому, что здесь, в Четвёртом мире, за окнами стучала в стекло порывами колкая и жидкая декабрьская метель, а в Доле благоухали цветы, бегали белки, утки сновали по улиткиным заводям с утятами, что-то поделывали оленёк Сиро, кабан Брюншель, варан Бахар и прочие. А аэрокросы копали новые норы в высокой отвесной части берега моря, рядом с Тропою Встреч и роняли горячие «лепёшки» по бархатным лугам Пятого Мира…

Измученный тупым и противоречивым материализмом школьных предметов, как говорит Серый, а также собственными мыслями ожидания и тоски Яша заснул в мчащемся поезде метро. Засыпая, он услышал:

– Сосиска собачья, опять мышка дорогу перебежала…

Тузик прытко семенил по горной тропке вниз по склону.

– Туз, а за теми горами – что? – спросил Яша, указывая на высокие зелёные хребты далеко за Крупнолесьем.

– Честное слово, ты как маленький, – резко затормозил Тузик, и они присели отдышаться.

– А что?

– Узнаешь, как только! – отрезал пёс. Но увидев, как Яша тоскливо и покорно отвернулся разглядеть соседние кусты, Тузик не выдержал: – Ну, хорошо, ладно! Там – Москва.

Глаза Тузика горели, как два фонарика. Яша не удивился:

– Ты что-то напутал?

– Я, брат? Нет, но… – спокойно отвечал пёс, – не велено учителей опережать, а ладно! Сегодня вы туда пропутешествуете все вместе… Да нет, домой к бабушке ты не попадёшь. Это… Ну, вобщем, это – Пятая Москва.

Яша застыл. Единственный вопрос, который не был самым главным, Яша задал автоматически:

– А почему Пятая?

Тузик вскочил и закрутился на месте:

– Ну, это, короче, не приставай к собаке с цифрами… И давай в местную нумерацию не будем упираться, всё равно это не очень важно. А эта Москва… сам увидишь. Бежим в Дол.

Сол говорил:

– Итак, друзья. Большинство человечества на протяжении многих поколений находится в ловушке убеждений своих предков. Теми, кто жаждал управлять массами, была создана система негативных убеждений, в результате которых вы имеете массовое сознание, ориентированное на тотальную разобщённость людей, людей и природы, людей и Бога, сознание, ориентированное на Конец Света, ненужность индивидуума, бессмысленность жизненных устремлений, на конечность единичной жизни человека. Сформированы догмы – строгие правила и ограничения, – мешающие независимому мышлению. Эта система убеждений держит человечество в состоянии страха и вины. Такую систему можно определить, как «Стадное общество», потому что в таком обществе массы слушают правителей или СМИ – и ждут, что те скажут им делать.

Для альтернативы, как вы знаете, движущимися умами были созданы зоны, «пазухи», в соседних обертонах, или в прочих измерениях, совсем «рядом». В них были устроены Школы, подобно Школе Улиткиного Дола. Это благословенные места, где можно отдохнуть от дурмана Доски, прийти в себя и почувствовать себя настоящего, коснуться истинных знаний и кое-что сделать для правого дела грядущего воссоединения миров, некогда разделённых, как вам рассказывала Отил.

Отил, поглаживая серого кота Жиля, говорила:

– Как вы уже поняли, мир никуда не катится, как говорят на Доске, мир меняется. Так, ежегодно раз в году в ноябре 11 числа открыт один постоянный портал, Арка 11:11, для того чтобы сознательные непокорные всеобщему отупению и сну индивидуумы могли опять же сознательно принять в мир Доски порцию энергии Высшего Разума и ассимилировать её, чтобы остальные, спящие, могли напитаться ею. Чтобы не потерять шанс…

– Простите – шанс? – умно серьёзничал Миша-Ломоносов.

– Чтобы не проспать до смерти, так? – помог Антон.

Отил продолжала:

– Этому мастерству интеграции энергии высших измерений в низшие вы учились на протяжении тысячелетий, чтобы достойно встретить великие времена объединения.

– Простите, Учитель, а ведь Орлеанская Дева родилась 11 числа 11 месяца… – вставился Петя-итальянец. Отил лишь кивнула, как кивнула бы дождю за окном и продолжила:

– Вы, некоторые, устояли перед старыми учениями, которые провозглашали людей недостойными, и таким образом заставляли человека отказаться от своего Могущества, данного Богом, в пользу неких «более умных», чем остальные. Как правило они сами назначали себя лучше остальных, все эти властители, жрецы, а сейчас – политики, магнаты, всевозможные кумиры, самозваные маги, какие-то «звёзды», как некоторые позволяют себя называть. Вся эта уходящая толпа пока что узурпирует внимание человечества, а значит и некоторую власть.

Однако, это вы, и другие прочие инкогнито производят интеграцию нового, индивидуального сознания в массы, не проявляясь на публике, в специально созданных организациях и в СМИ. Настанет благословенное время, когда вы дадите миру новую технологию освоения Новой Энергии жизни. Этому вас постепенно обучает Наутиз…

Наутиз сидел на сцене своего театра прямо на досках. Варан Бахар расположился к нему вплотную и лежал, распластав лапы. Ребята из Дома Герани сидели в первом ряду зрительного зала. Наутиз говорил:

– Существуют особые внешние коммуникационные навыки для успешных действий на Доске, а именно: когда говорить и что, когда молчать. И внутренние: как находиться в состоянии благодарности. Или хотя бы для начала в неосуждении. И, кстати, кто скажет, зачем?

– Можно мне? – вскинул руку Антон. – Осуждение, вроде как большое пузо, сделанное из обид, оно очень мешает свободной ходьбе.

С минуту Антон наслаждался произведенным эффектом – все хохотали. Наутиз тоже.

– Не забудьте: нет проблем, есть задачи, и надо просто правильно видеть своё решение и помнить, что каждый спящий так же находится на тропе, – говорил Наутиз, поглаживая Бахара, который «таял», закрыв один глаз, а второй хищно оставив открытым.

– И самое главное помним: нет добра и зла, – Бахар закрыл открытый глаз, но никто не обратил на это внимания. – Есть свет и тьма, – это большая разница. Тьма – часть баланса, то есть гармонии. Вы же не ругаете ночь, зиму, хищных животных, ураганы… надеюсь? А также собственные недостатки и проступки? Все эти вещи не требуют отрицательного ярлыка, они просто есть. Иначе не было бы жизни на Доске, в четвёртом измерении.

– Как это зла нету? – спросила Оля, которая опять появилась на занятиях в Доле.

– В данности Природы нет зла, как и добра – есть баланс энергий жизни. Или, по-русски говоря, жизненных сил. Понятия «зло и добро» – это разбалансировка энергий, – создание человеческих рук.

– И зачем? – разузнавал Серый.

– Интересный вопрос, но мы ответим на него позже.

Все зашумели. Бахар проснулся и начал со стуком и шарканьем двигать мощным хвостом.

– Хорошо, – поднял руку Наутиз и все разом смолкли. – Прислушайтесь к собственной Глубине… Свет и тьма – для созидания, а «зло против добра» – ярлык, возбуждающий людей к борьбе друг с другом…

Сол ждал ребят у Дома Герани.

– Итак, как вам уже намекнули Проводники, мы отправляемся в Москву… следующего измерения. Что это за город? Он состоит из совокупности мечтаний многих людей. Вы увидите дело их рук, то есть мыслей и намерений многих людей, которые жили в старой Москве сотни лет назад и которые опять в ней проживают уже другие персональные истории, а также вы увидите творения свои собственные…

– Когда я успел город построить? – спросил Серый Расу, а ответила Маха:

– Во сне!

Но почему-то Сол попросил всех разойтись по комнатам. Яша зашёл в свою и почувствовал, что эта комнатка ему очень дорога. Она принадлежала только ему во всём мире и содержала в себе всё, что необходимо именно ему, Якову Трубачёву. Интересно, а что у Махи в комнате? Но тут камень на Аметистовой Двери загорелся ярким фиолетом. На экскурсию не опоздать!

 

Ребята и Сол стояли прямо за Дверью. Сол говорил:

– Первая прогулка будет короткой, потому что транспорт, на котором можно туда попасть вам пока не принадлежит полностью. Позже, когда вы познакомитесь с личными Тотемами, вы сможете использовать их для путешествий.

– А Там-тэм – это что? – переспросил Глеб.

Сол пояснил:

– Тотем или Патауа – животное, которого каждый из вас почувствует рядом. Сначала иногда, потом настойчиво, потом неотлучно. У каждого он свой. Он выбран подсознательно, вашей свободной волей…

– А как же Проводники? – спросил Яша, вспомнив Тузика.

– Проводники вас водят из Четвёртого сюда, а Патауа будут с вами тут повсюду, когда понадобятся, во всех прочих местах. Кстати, их появление на Доске может указывать вам на что-то, будьте внимательны. Помните, что карты Дола с картами Доски не совпадают. Вот и Меркабы, прошу любить и жаловать! – от широкого жеста расшитого рукава учителя все перевели взгляд назад и ахнули.

Внезапный свет озарил поляну, и все увидели тринадцать звёзд, которые словно вынырнули из сумерек и повисли полукругом в метре от земли.

– А вот и личный транспорт прибыл, – весело сообщил Сол. – Смелее, подходите! Меркаба – это совокупость двух полей в виде трёхгранных пирамид.

Но все стояли, парализованные потрясением, рассматривая чудо. Прозрачно-светящиеся фигуры – действительно, словно бы две пирамидки остриями вверх и вниз, проникли до середины друг в друга и в такой композиции медленно вращались, как показалось Яше с каким-то тихим, почти неуловимым звуком.

– Смелее, друзья, – почти захохотал Сол, глядя на оторопевших ребят с отсветом Меркаб на лицах. – Эти штуки – ваши Тела Света, часть каждого из вас, принадлежит вам с Начала Времен, как говорят на Доске…

Яша приблизился к светящемуся невиданными оттенками чуду и как только почувствовал новую волну восторга – тут же оказался внутри конфигурации и увидел свои ноги … над травой. Ощущение упоительного восторга парения и лёгкости тела охватило Яшу внутри звезды, а самый центр её – пульт управления? – оказался внутри солнечного сплетения… Фантастика!..

Когда все поместились в Меркабы, взоры обратились к учителю в его Меркабе.

– Ну, друзья, пора.

И в ту же секунду, одновременно со вспыхнувшей улыбкой, вокруг Сола осветилась трава, и все увидели, что высокая фигура учителя словно помещена в центре вращающегося …

– Учитель, – почему-то крикнул Миша-Ломоносов, – вы внутри летающей тарелки!..

Общий голос поляны звучал эхом – «НЛО» – и Сол опять засмеялся счастьем:

– Дорогие мои дети, – «НЛО» в небе на Доске – и есть существа высших измерений, путешествующие в своих Меркабах! Я тоже внутри Меркабы, просто оба её поля сейчас вращаются, как и ваши…

Только сейчас ребята заметили, что каждый из них находится внутри вращающегося эллипсоида, в который превратились их Меркабы.

Когда немного стих общий шок, Сол сказал просто:

– Полетели.

Яша почувствовал в затылке толчок неизвестной силы, который, как ему показалось, и поднял его в воздух. Это было так легко и чудно и… Яше показалось, что ему знакомо такое чувство, просто оно было словно зарыто миллионы лет в невиданных глубинах и вернулось…

Пятая Москва открылась с высоты полёта тринадцати Меркаб в виде огромного Георгиевского Креста вписанного в круг, а круг помещался внутри квадрата. Город сиял огнями окон и светящихся шаров, парящих в воздухе – такими стали уличные фонари, – солнечного цвета с фиолетовым отблеском.

Между раструбами сияющего огнями «креста», зелёным бархатом проступал второй крест, зёлёный, – парки или леса, отделенные от креста с домами водными каналами. В центре соединения крестов находилось озеро с островком посередине. Над Пятой Москвой словно салют вспыхивали голоса восторга из стайки светящихся дисков:

– Москва-то Пятая поменьше размером будет…

– И слава Богу…

– Да, раз в пять меньше. Или в семь…

– Ура! Небось, все заводы сократили… Петька, тебя в тарелке почти не видно! Светишься не по годам!

– А где Кремль? Там же озеро!

– Смотри получше, на островке посередине этого озера – Кремлёвская крепость.

– Она, вроде, немного другая…

– Братцы, похоже на остров Буян и царство Салтана!

– Ничего себе мысли людей наделали город!

– А наши дома есть?

– Создайте – будут!

– А я не хочу в городе жить, всё равно… даже в таком.

– А как создавать, учитель?

– Намерениями, мои дорогие! Ежедневными и сознательными. Вы же видите теперь – это создает реальность!

– Теперь я вижу, что не надо жечь автомобили в знак протеста – это устарело…

– В уши никому не дует?

– Меня подташнивает.

– А я никогда не видел Москву на Доске.

– И я.

– А тут она ведь тоже плоская – типа в квадрате круг с крестом внутри?

– А я вижу её шаром внутри пирамиды! – почти пропела Раса, – а второй Крест – вертикальный и есть ещё один, не знаю, как сказать… в другом измерении? Они все светятся разным цветом…

– … и все поняли, что им есть куда развиваться, – прокомментировал Антон, и смех из стайки светящихся эллипсоидов улетел вниз, к улицам Пятой Москвы.

– Вас учили тысячелетиями, что вы – существа недостойные, вы должны подчиняться и служить более «достойным», более одарённым людям или учениям, и вы отказались от своего Могущества, изначально данного каждому, кто решил воплотиться на Доске.

– И кто нам такое втирал? – слова Серого, не отрывавшего взгляда с улиц неведомой Москвы, услышали все. И Сол ответил:

– Ваши друзья-враги. Они помогли вам опуститься в Эксперимент Доски.

– Ну да, наступить в такое… надо помочь, – буркнул Антон.

– Обратите внимание, – сказал Сол, – в этом городе нет зданий-коробок, или зданий, одетых в чёрное стекло, потому что такая «архитектура» – плод фантазии не очень дружественных представителей других миров, Миров Сдерживания, как мы их называем. Они, в каком-то смысле, сдерживали мощный гений человечества и в плане архитектуры. Пример чисто человеческого гения – архитектура эллинов, готика, Ренессанс, а коробки – не свойственная ограниченность для таких волшебных существ, как люди.

– Только бы не спали…

– Да, именно спящим сознанием и управляют.

– Учитель… – подала голос Маха, – «Эта Земля была нашей» – это про то самое?

– Земные песни… Часто бессознательно правы. Теперь ваша задача…

– Я понял, Учитель, – вскинул руку Глеб, – пора выйти за пределы программирования?

– Я – просто То, что Есть!.. – Раса сияла, как новая Москва.

– А мы ещё эту Москву увидим?

– Обязательно!

– А нас видят там сейчас?

– Конечно!

Голос Сола прозвучал в каждом ухе:

– В Пятом Мире нет больших городов, в них нет надобности. Города являются просто местом общего сбора на праздники, здесь есть храмы – Здоровья, Храмы связи с другими мирами, вроде храмы-вокзалы в другие миры… Вот, Пятая Москва, к примеру.

– Короче, теперь вместо гигантского кошмара есть аккуратный кружок с озерцом посередине, – заключил Серый-москвич. – Это мечта.

После путешествия все разошлись по комнатам, как порекомендовал Сол. Мысли и чувства штормили внутри.

«Собственное Тело Света… Я многомерен от природы… Да, лысый Грек говорил на занятии». Яша тёр ладонью лоб, нос и щёки, как будто бы они чесались. «Эта многомерность вообще зачем? Стоп. Если измерений сознания в нашей Вселенной… тринадцать? В каждом нужно тело для обитания. Точно! В каждом измерении своя физика и своя биология. И химия, наверное».

И тут Яша заметил на подоконнике картонный крестик с маленьким металлическим распятием. Эту штуку Марьяна привезла ему из Израиля два года назад. Но по идее сейчас она должна была лежать в комнате Яши на Доске на полке перед зачитанным томиком Гоголя. В пыли.

«Что бы это значило?» – этот вопрос перенёс Яшу на Доску. Он, окончательно проснувшись, осознал, что проехал только одну станцию метро.

Глава 14. Людка и компания

На следующий день утром Яша вспомнил, что ему успело присниться под утро, как он летал и летал над Пятой Москвой среди тёплого ветра, и все огни чудесного Города пели ему в ушах хором восторга, но будильник не дал возможности совершить посадку.

Сегодня было воскресенье, и Яшу ждали Барсук с Лапкой. Программа выхода была грандиозная: Барсук сказал, что познакомит Яшу с человеком, который делает в Москве порталы.

– Прямо так и делает? – спросил Яша, нащупывая в кармане картонный крестик с распятием, который он, сам не зная зачем, прихватил с собой.

– Портал – от слова «дверь» – проход в иное измерение, – сказал Готик.

– Или проход в другую точку земного шара, – важно добавила Лапка, крепко держа за руку Готика, который морщился от моросящего снежного дождика. – Представляете, Готик вчера сделал заявление: я, говорит, теперь не мальчик, я – солнце.

– Правильно, солнца давно не видно на небе,– продолжал Барсук, поправляя на Готике красную вязанную шапочку. – Так вот, парня, к которому мы направляемся, зовут Джимми Даждьбог, и он писатель, может, слыхал?

Яша подскочил: этого Джимми знала вся страна, потому что он писал книжки про московских ведьм, а режиссёры снимали про это кино. Но личная жизнь Джимми была намеренно покрыта тайной: он скрывался.

– А что, он тоже из Дола?

– Нет. Он, знаешь ли, писать-то пишет, но не в сознании, – отвечал Барсук вяло. Яше показалось даже, что он не очень хочет идти к этому Даждьбогу.

– То есть?

– Неграмотный по-нашему, – уточнила Лапка.

– Из «спящих». Верит только своей маме, а знаний практических почти ноль.

– Ну, а зачем мы к нему…

– Поддержать. Вообще, как говорит один его герой: «Не бывает случайно, бесполезно и не вовремя». Нам сюда.

И Барсук первым свернул к какому-то подъезду.

Джимми оказался маленьким, щуплым и каким-то несчастным: несчастные плечики, несчастные джинсики и вялые уши. Большая однокомнатная квартира на Чистых Прудах была плотно заставлена старой мебелью так, что казалась реквизиторской на «Мосфильме». На предметах мебели, вдобавок ко всему, стояли друг на друге до потолка корзинки и коробки с какими-то вещами. Лапка украдкой шепнула Яше, что всё это – вещи мамы Даждьбога.

При виде Барсука Джимми засиял, а позже, когда он с благоговением назвал его «мой гуру», Яша чуть не прыснул. Барсук украдкой бросил на Яшу строгий взгляд. Ко всем людям, которых приводил его гуру, Джимми также испытывал чрезмерное уважение, кроме Лапки, – они друг другу не нравились.

Джимми затеял чай. Яша пошёл в туалет помыть руки (Готик отказался) увидев и там кучи барахла, и долго смеялся, глядя на себя в разбитое зеркальце над умывальником. Здесь, как и во всей квартире, было тесно от коробок до потолка, которые были полны старыми журналами, неполными чайными сервизами, старой обувью, какими-то тряпками, банками с краской, и даже кирпичами, – каждый был аккуратно завёрнут в газетку. Подойти к умывальнику мешал посох деда Мороза, торчавший из ящика с коробочками поменьше. Когда Яша вернулся в комнату, Барсук подмигнул ему, а Лапка опять тихо шепнула:

– Это у него всегда такой порядок.

В конце концов, визит оборвал Готик, которому Джимми назойливо предлагал конфетку, и спрашивал, как ему живётся. Готик посмотрел писателю прямо в первый попавшийся глаз и спокойно сказал:

– Ты сначала из лабиринта выберись, а потом будешь мне вопросы задавать.

Лапка пришла в полный восторг, и уход гостей ускорился.

– Как он может порталы создавать, не пойму? – спросил Яша сразу же, в лифте.

– Очень просто, как создаётся и всё остальное, – поясняла Лапка, повязывая Готику шарф. – Он выдумывает их в своих книжках, некие проходы в другие измерения, потом их местоположение в Москве, а потом миллион читателей в этих местах города своими мыслями дырку сверлят, – вот и проход. Только они ими не пользуются, оставляют пока в воображении. Погода хорошая.

Последняя фраза относилась к сильнейшим порывам ветра с кусками снега размером с килограмм зефира.

На троллейбусной остановке кто-то кричал. Троллейбус, закрыв двери, спокойно отправился, а за ним из лужи поднялся человек. Кто-то второй помогал ему встать. Человек, восставший из грязной лужи, орал, наставив на уходящий троллейбус остриё старого зонта:

– Чёрт!.. Авада кедавра!..

На что поднимавший его из грязи господин в плаще и в очках говорил, успокаивая:

– Ну, бросьте, Николай Николаевич, держите свой мир в руках…

И тут Лапка, бросив ладошку Готика, заорала, как укушенная:

 

– Людка!.. Куда ты пропал?! Где три месяца гулял?..

Две компании приблизились друг к другу, и Яша остолбенел: господин в плаще, очках, в толстом светлом шарфе, которого Лапка назвала Людкой, был… Сол! Только седые, почти сбритые волосы на голове и очки с сильными диоптриями искажали хорошо знакомый облик учителя. Он ответственно держал под руку мокрого Николая Николаевича и смотрел на Яшу так же, как и на всех остальных, одинаково растерянно и радостно.

– Друзья!..

Почему Лапка назвала его Людкой? Но она же и прервала мысли Яши, распорядилась, указав на мокрого:

– Давайте сплавим русского императора на такси домой и ко мне – есть суп!

Барсук быстро отправил мокрого Николая Николаевича по Лапкиному совету, уплатив таксисту вдвое «за влажного пассажира», и только тогда Яша спросил Барсука, почему Лапка назвала его императором. Барсук отмахнулся:

– Потом… Это не интересно. Лап, суп у тебя ещё вчера закис, не позорься.

– А я ел, – пожаловался из-под шапки Готик.

– Э… вот что, – подал голос Людка, скромно стоявший в сторонке, ссутулившись и непрерывно улыбаясь. – Я приглашаю вас, господа, ко мне в ресторан.

Оказалось, что Людвиг Иванович, в народе Людка, некогда был председателем Шахматного Клуба, помещавшегося в полуподвале на Якиманке. Позже его дочь, крутая бизнес-вумен, купила этот подвал и сделала там ресторан на свой вкус, предоставив отцу право бесплатно там питаться. Ещё Людка упросил дочку дать название ресторану, и теперь это был «ЧБ кот», в смысле чёрно-белый.

Действительно, кот, нарисованный на деревянной, как бы старинной двери ресторана, был раскрашен под шахматную доску с фигурками и таращил жёлтые глаза. Швейцар преградил компании дорогу, указав на Готика:

– С ребёнком в этот ресторан нельзя.

На что Лапка, гордо выпрямившись, отрезала:

– А это не ребёнок. Это пророк.

– Кто?

– Наш советский Далай Лама. Хочет также быть орлом. Птицей, в смысле.

Но на счастье швейцар увидел улыбающегося Людвига Ивановича, в котором о статном благородном Соле напоминало только лицо, спрятанное под очками, пушистым шарфом, и высокий рост, сокращённый сутулостью. Путь к обеду был открыт. Готик же успел шепнуть Яше на пути к столику, что уже не хочет становиться орлом, а желает стать просто небесным акробатом. А Барсук, пока Людвиг заказывал что-то официанту, шепнул Яше:

– Сей Людвиг – истинное чудо. Он раньше писал заявления в Патриархию с предложением, а потом и требованием вынуть гвозди из ладоней всех изображений Иисуса Христа. Он уверял, что надо показать пример и западному христианству, и оно непременно сделает так же.

Вскоре стол покрылся блюдами с яствами, и все принялись за трапезу. Одновременно с подачей горячего к столику подошла, степенно цокая высокими каблуками, молодая дама в чёрном костюме и белым платочком на шее. Лицо у неё было явной жертвой косметических стараний многих дорогих салонов. Готик успел шепнуть Яше:

– Это робот.

Однако, Людвиг Иванович расцвёл, как жасминовый куст:

– Познакомьтесь, господа. Это моя дочь, Виктория. Она – мой чёрный учитель. – Виктория не подавала признаков жизни, а Людвиг, просияв ещё более, засветился ярко, улыбаясь вширь горизонта, и как о драгоценности сказал, – Гневливая.

Робот Виктория что-то продудела про десерт и отошла, а Лапка, накладывая Готику какое-то желе, пробурчала:

– Уж такое лицо, скорее, морда. Точно, морда и такая, что ужас, ничего с ней не сделать, может, разве позолотить. И то стошнит.

Яша посмотрел на Людвига, но тот умильно глядел вослед уходящей Виктории и не слышал ничего. «Если, к примеру, взять Синди Кроуфорд, надуть её как следует, потом немного сдуть и прокоптить, – будет Виктория», подумалось Яше.

– Кстати, о внешности, я слышал, – подал голос Барсук, – в Италии на Аппиевой дороге при раскопках был найден набеленный труп молодой девушки, – ей две тысячи лет, но она не истлела.

– И что? – не понял Готик.

– Чистая духовная жизнь, скорее всего, – ковырял в тарелке Людвиг.

– А я прочитал в интернете, – доложил Готик, – что в Америке учёные определили вдруг, что теперь люди умирают, но не разлагаются в земле годами, потому что всю жизнь мы едим всё с консервантами и консервируемся.

– У нас то же самое наблюдается, – подтвердил Барсук.

– Ешьте без опаски, дорогие мои, у Виктории здесь всё натуральное, – заверил всех Людвиг.

– Приятного аппетита, – эта Лапкина команда сняла тему.

Яша вкушал и испытывал блаженство не столько от пищи, сколько от присутствия этих людей, каждого из которых и всех вместе, средний человек сходу оценил бы как сумасшедших. Барсук рассказал, что Людвиг питается только в «ЧБ коте», потому что дома на месте кухни он соорудил Средиземное море.

– Выкинул плиту, умывальник, всю территорию очистил, разрисовал стены картинами природы, и надул там бассейн три на три. Плавает, – пояснил Барсук, щуря улыбкой глаза, и перевёл внимание Яши на Лапкину речь:

– На том свете очень активная жизнь, – говорила она, накалывая на вилку кусок печёной картофелины и размазывая ею лужу соуса, – не то, что здесь.

– Отчего же? – поддержал Лапку киваниями головы и улыбкой вечно радостный Людвиг, закладывая в рот ломоть сёмги.

– Здесь материя такая плотная, кругом одни препятствия… Да не прикидывайся, ты ведь в курсе! – Лапка ткнула вилкой в сторону Людвига.

– А что Ледочка, Серая Роза, давно ты видела её? – спросил двойник Сола Лапку, и та отложила приборы, всплеснув длинными пальцами.

– Леда так и обитает в Париже. Я скоро иду на её концерт, кажется, через неделю… – и Лапка низким голосом, и, слава Богу, негромко затянула что-то по-французски.

– Леда Бара – наш человек, – подтвердил несказанное Людвиг.

– Пожарница, что ли? – тихонько усмехнувшись, спросил Барсука Яша.

– Выше бери – маяк…

– Каждый, каждый из нас мечтает быть светильником! – разводя длинные руки, и всех приобнимая, пропел Людка.

– Моя бОльшая часть говорит мне, что пора идти, – спокойно сказала Лапка, закончив трапезу. Все покорно разом послушали её, шумно встали со словами благодарности, вышли, вошли в метро и стали прощаться.

– Прощай, – сказал Готик Яше, подавая худую ладошку, и рассеянно глядя куда-то.

– А что так печально? – крепко встряхнул ладошку Яша. На что Готик отвечал:

– Нет, вон написано на рекламе «прощай, мокрота». Я читаю.

Это услышали все, и тут же весёлая толпа «священных придурков», как любовно именовал друзей Барсук, немного посмеялась над плакатами в метро и предложила свои варианты:

– Я простуды не боюсь – у Берканы я учусь.

– Позаботьтесь о том, что прикасается к вам – то, что вы сами производите…

– Прорвём реальность – даёшь порталы…

– Вы достойны самого лучшего – себя….

– Вука-Вука, ну-ка, ну-ка, просто добавь любви…

– Поскорее управляй переменами! Ты всё могёшь!

Когда все разошлись по поездам, Барсук сказал:

– Спасибо рекламе! Вообще хорошо поработали сегодня, коллективно.

– А что, есть толк в пересказе рекламы? – недоумённо спросил Яша.

– Не пересказе, а переделе на пользу, – с юмором сказал Барсук, пафосно воздев указательный палец. – Погасили мы их, как и положено простым пожарникам. Понял, что ли? Немного растормошили их энергетические структуры. Это часть работы. Чтобы создавать новую реальность, надо старую расшатать, измельчить и обсмеять. Очистить воздух для нового, то есть.

– Так просто? -спросил Яша, заметив, что Барсук еле сдерживается от смеха.

– Ага, ломать легко. Получше слушай предметы в Доле.

– И какой будет результат?

– Года через два-три уберут все рекламные щиты из метро, а из динамиков будут нестись стихи классиков и приличная музыка.

– Да ну? А переносчики – это кто?

– Это мы все и остальные «не спящие» тоже. Если ты уже проснулся, то проходя по Доске, ты передаешь часть своего поля остальным. А если собираться кучками, как сегодня, энергия во много раз усиливается. Это как бы групповая работа «священных придурков» Москвы. Один из вариантов.

– Я видел, Сол показывал, как по улице светящийся мужик шёл. А перевозчики?

– Это, брат, серьёзная должность, – в глазах Барсука блеснула обаятельная белоснежная снежинка зависти. – Перевозят в нужные места почти при полном сознании очень важные кристаллы, например. Или какое своё творчество, или чужое.

– Кристаллы?

– Тоже генераторы энергии, очень мощные. Это способ известный с древнейших времён.

– А маяк?

– Маяк, брат, это энергетическое светило для очень многих. Как правило, это люди публичные, известные, которые собирают аудитории. Кстати, Тёмные так тоже с людьми делают.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru