Елена Трещинская
Улиткин Дол
– Да ну? Лапка?..
– Чего ржёшь? Она супер-специалист Доски по коммуникациям со стихиями и животными. Гости заслушивались. Она и тут плясала.
– То-то я смотрю, гном тебе кланяется! – Яша веселился. Тут ему страшно захотелось обнять отца и, конечно же, Барсук сразу крепко обхватил его.
– Сейчас войдём в пещеру, – сказал он яшиному уху, – ничего не говори. Если только чего не спросят. Ты меня не случайно увидел – помнишь? Выйдем – поговорим. За мной, нас ждут.
И они вошли в пещеру, которая открылась в Горе Уле, как только о ней заговорили. Яша давно замечал, что мрак в Пятом мире синий или фиолетовый, очень приятный, обволакивает, словно настраивает на внимание. Барсук шёл впереди.
Синий полумрак превратился в синий свет, и силуэт отца стал чётко виден. Они вошли в зал.
В тот миг Яше показалось, что ослепительнее он ничего не видел никогда. Зала была круглой и вся словно изо льда, хотя холод почти не ощущался. Пол – стеклянно-ледяной, стены – из стеклянно-ледяных колонн, напоминающих стволы деревьев с кронами, поддерживающими потолок мощными ветвями, и опирающимися о пол витыми стеклянными корнями. В глубине огромной ледяной арки стоял трон, а на нём сидели две фигуры – мужская и женская.
Яша заметил, что их длинные одежды сияли и искрились, руки и прекрасные лица были почти голубыми, и тут пригодился тихий голос в ухе:
– Это Снежные Король и Королева. Руна Иса. Для взрослых. Посчитай руки.
Яша посчитал руки Руны, их оказалось две на двоих, но это не мешало восхищению. Глаза снежной пары устремились на Якова. Он помнил, что должен молчать, но и так слова застряли, глядя в эти глубокие живые синие кристаллы.
– Мы приветствуем вас, Йера и Юный. Садитесь.
Какая-то приятная сила толкнула Яшу и Барсука на мягкий снежный диван, соткавшийся их воздуха позади гостей. А дальше произошло нечто необыкновенное. Яша перестал слышать разговоры и словно оглох. Зато перед ним на прозрачном ледяном полу закружились в танце крошечные снежные существа – снежинки? Льдинки? Какие грубые определения для этих живых – живых! – улыбающихся персонально Якову крошек, которых на Доске Яков точно бы принял за обычные снежинки!
Но присмотревшись получше, Яков увидел, что и колонны-деревья, и потолок состоят из этих живых кристальных существ, они двигаются, не двигаясь с места, общаются на своём еле слышимом музыкально-звенящем наречии и направляют взгляды своих микроскопических глазок к Яше!
Не успел Яша насмотреться на эти чудеса, как крошки по воздуху внесли в зал какую-то штуку, похожую на комнатный органчик со стеклянными трубками, клавишами, ручками, педальками и подставили его прямо Яше к коленям. Руки Яши сами опустились на клавиши ледяного органчика и … заиграли, будто делали это всю жизнь. Играть можно было, не глядя на клавиатуру, а музыка лилась из трубочек какая чудесная!..
Почему-то в эти мгновения Яков вспомнил о Бахе, Иоганне Себастьяне, немецком композиторе. И вдруг… сам Бах соткался позади органчика!
Он стоял в серебристо-сером камзоле, в парике, облепленный живыми снежинками, а пальцы Якова продолжали отплясывать жигу по клавишам. В руках Баха оказался хрустальный бокал с вином цвета нежно-жёлтого топаза, он пригубил, поприветствовал жестом невольного юного музыканта и испарился.
Голос Барсука сказал тихо:
– Идём.
Яков словно очнулся. На троне никого не было, существа-кристаллики затихли, и только сияли глазками с ветвей колонн-деревьев…
У Добросолей было тепло, почти жарко. На столе, покрытом коричневой скатертью стояло огромное блюдо с выпечкой: булочки в виде птичек, улиток, рыбок, колечки, посыпанные сладкой цветной пудрой, сердечки из ярко-лимонного теста, ещё квадратики, треугольники и ромбики. Две большие глиняные кружки дымились ароматным травяным чаем. В одной вазочке на ножке лежали фиолетовые кубики мармелада, а в другой – клюквенное варенье.
– Вот, – сказала Добросолиха и положила перед каждой кружкой по золотой ложечке, – Кукорь ложки передал чаю попить. Потом назад отнесу… Салфетки дай!
Последние слова полетели к Добросолю, который застыл на месте с улыбочкой, любуясь гостями. Гном тут же подал на колени каждому по льняному полотенцу. Потом чета удалилась гулять, надев красивые шляпки с пучками трав и сухими грибами на верёвочках.
–Замёрз? – спросил Барсук и сам обхватил озябшими пальцами горячую кружку.
Яша отпил вкусного отвара и отправил в рот кусочек мармеладки из ягод рябины.
– Давай, говори, зачем я там был, в Башне Льда. Не на клавесине же поиграть перед Бахом…
Барсук усмехнулся.
– Значит, так. Говорить буду коротко, потом осмыслишь. Задай вопросы, если что. Повсюду во Вселенной существует такое обычное понятие – мыслепакет. То есть, передаваемый объём информации. Только в сознании Доски это понятие отсутствует. Потому что, – правильно подумал, – в одиночку такое понятие не существует. К нему надо приложить понятие обо всей системе информирования во Вселенной, о способах, об устройстве, то есть, о законах информирования, которые, в отличие от Доски, совершенно свободны. Простой пример, который сразу ошеломит среднего статистического землянина: любой человек способен получать информацию из энергоинформационного поля планеты самостоятельно и без разрешения каких бы то ни было инстанций на Доске. Конечно, человек сможет получить только ту информацию, которая сходна с его вибрационным полем. Но он и запрос пошлёт по вопросу, который интересует его, а не кого-то другого. То есть, таблица химических элементов пришла в голову Дмитрию Ивановичу Менделееву, а не аптекарю за углом его дома.
– Но…
– Прости, я считал твою мысль, сынок. Но у нас и об информационном поле не все знают, хотя его ещё русский учёный Вернадский определил сто лет назад, как ноосферу Земли. А до него Джордано Бруно приблизился к этой истине, но ему помешали… Вернёмся к заявлению Вернадского: тут же все дружно замолчали открытие, которое надо было разрабатывать и внедрять, но! Это же приведёт к угрозе существования власти каруселей, так что…
– Слушай, а вот возможно ли когда-нибудь в будущем, ну… чтобы совсем государственного управления не было? Будет ли такое житьё нормальным? – Яша распробовал пирожки с розоватым повидлом из ревеня.
– А чего такого невероятного? Конечно, к этому всё и придёт. Зачем кому-то управлять абсолютно сознательным и сбалансированным человеком? А такими все и станут постепенно. Люди будут жить не в государствах, а поселениями, городами по интересам, вроде того, – Барсук согрелся и любовался сыном.
– Что, проблемы исчезнут?
– Исчезнет такое понятие – «проблема». Люди будут создавать себе индивидуальные программы, и решать их. Задач – заметь, не проблем, – увеличится на порядок. Не забегай вперёд. Итак, ты получил в Башне Льда мыслепакет. Какой? Рассказываю. Руна Иса – Снежный Король-Королева – это лёд, заморозка, остановка до поры, процесс глубокого созревания внутри, понимаешь? Тебе дали пакет информации, которую ты должен какое-то время осмыслять, как бы в холодильнике подержать, а потом уже применять «оттаявший продукт».
– Какое-то время?
– Может, и несколько лет.
– А что за инфа? Из какой области?
– Вот тут самое интересное, – сказал Барсук, но тут в закусочную влетел рой белых мотыльков, описал круг над головами отца и сына и вылетел вон, оставив в воздухе тонкий аромат пыльцы. Яков чихнул.
– Вот правда, будь здоров, сын, поправляйся, нога! Кипяточку подлей мне. Думаешь, вы с Серым случайно встретились в Москве? Случайно Маху нашли? Нет, брат, для вашей компании есть одно хорошее дело, над которым вы вместе должны поработать.
– Ух, ты! – Яша не донёс до рта кубик цуката, превратился в слух.
– Держись за скамейку, – хитро улыбался Барсук-отец. Во-первых, вас не трое, а четверо. Раса. Без неё никак.
– Раса? – удивился Яков.
– Я понял, считал вопрос, – приобнял сына отец. – Придёт время, и вы сможете и там общаться и сотрудничать, как и тут, не беги впереди паровоза.
– А дело-то какое? – копал Яков.
Барсук с минуту молча любовался сыном, подперев рукой щёку, и улыбаясь.
– Ты сейчас как я бровями дрыгнул, – сказал он и ответил на вопрос: – тема – школьное образование. Пора ему заканчивать мутации и переходить к эволюции.
– Мы что, министрами образования станем? – спросил Яша кисло.
– Эх, зелёный ты пока! – отвечал Барсук, выбирая в вазочке очередное печенье. – Здесь вам уже говорили: мир Доски заканчивается, вы вступите на новую территорию… Короче, всё будет происходить не так, как вы привыкли ожидать. И логику нашу земную придётся ополовинить, а потом и заменить на новую, многомерную. В мир начнут добавляться другие измерения… Такие дела.
– «Новое небо и новая земля»! – процитировал Яша Библию.
– Именно! А ученикам Школы Улиткин Дол – первым карты в руки. Одно дело – бессознательно творить, другое дело – как вы, с осведомлённостью.
– Я не понял, что нам надо будет делать? – пытал Яша.
– Придёт час – мыслепакет «вскроется», сынок, не беспокойся, – отвечал Барсук обыденно. – Соберётесь вчетвером, начнёте рисовать, писать, сочинять, мечтать, считать… Серый картины напишет, ты книжки сочинишь, девушки ваши свои миссии совершат. То есть, изготовите мыслепакеты из «местной» энергии, и они «полетят» в голову тому же министру. Оно и материализуется. Так, короче, я забегаю вперед. Ешь варенье!
– А почему их было двое? В Башне Льда?
– Не просто двое, а он и она, – то есть, олицетворение гармонии. И их не двое. Это такое единое существо.
– Ух ты! – Яша радовался, как ребёнок. – От них до сих пор, как очарование… Они инопланетные?
– Не-а. Местные. Земляне и не подозревают, что на планете кроме них ещё столько всего!..
Яша хохотнул:
– Не я один заметил, что тут много королей – бывших или почти сказочных!
– Потому что исторические земные короли – это персоны, которые обладают большей силой, чем многие другие, потому что опыт их жизни в роли правителей мощнее. Даже если они были придурковатыми или слабыми, а уж те, кому удалось что-то сделать, или те, кто многое совершил… понял? В них большая сила.
– А вот ты сказал в будущем … города по интересам – это как?
– Город вообще будет не совсем местом постоянного проживания людей, только временно, пока создаётся спектакль, строится архитектурный ансамбль…
– Здорово, но, наверное, это будет через тысячу лет, – Яша заметил, что в горницу крадучись входит Кородубень. – Скажи, а Бах зачем являлся?
– Какой бах? – не понял Барсук.
– Иоганн Себастьян, композитор. Пока мы в Башне сидели.
– Ничего не знаю, – заметил крадущегося Кородубля Барсук. – Твои грёзы, ты и разбирайся… А ты о Бахе подумал? И чего удивляешься? Он явился! Тут так.
– Можно последний вопрос? Я, выходит, не Трубачёв, а Барсуков, так? – Яша смотрел отцу в самую глубину глаз.
Барсук застыл в широчайшей улыбке.
Внутри Якова пели все птицы Пятого Мира и Доски вместе взятые. Яша проснулся в своей комнатке под крышей, ещё слыша пение всех птиц мира, и счастливо подумал: «Послезавтра – лето».
Часть 4. Лето
«Да, всё это происходит у тебя в голове. Но кто сказал, что это неправда?»
Альбус Дамблдор
Глава 27. Дела Пещорские
Второго июня в Пещоры из Швейцарии приехала мама Марина. Но первым, кого заметил Яша, который стоял на костылях у крыльца, был Савва. Сердце радостно взлетело, а Савва в три прыжка оказался возле брата и крепко обнял его, обхватив посередине.
– Братка! – сказал Яша, сдерживаясь, чтобы не брызнули слёзы. – Ты подрос, старичок!
– А ты чего? – спросил Савва, взявшись за костыль. Он впервые видел брата после аварии. – Я тебе помогу, будешь без них ходить, держись.
И, прежде, чем Яша успел сообразить, Савва отбросил один костыль и обхватил брата покрепче.
– Пошли! Давай!..
Все замерли, а мальчики сделали два шага.
После воплей Марины, аплодисментов Лапки и брызнувших слёз бабушки, Барсук попросил оставить братьев в покое. Клавдия Михайловна предложила Марине присесть рядом с ней в плетёное кресло и отдохнуть с дороги, пока заваривается чай.
Марина в ужасе оглядывала поляну перед домом, Яша и Савва катались по траве в обнимку, отбросив костыли, и орали, Ежевичка пыталась схватить их зубами, а Лапка в будёновке с хризантемой выделывала что-то хореографическое из балета «Щелкунчик», на который недавно водила Готика, напевая себе за весь оркестр Большого театра. Соседский ротвейлер Зайчик тоже подключился.
– Чай, готов, – спокойно сказала бабушка. – Я испекла торт, как ты любишь, дочка.
Марина молча смотрела на мать. Наконец, Лапка крикнула детям и собачонке по-английски, как ей показалось:
– Тихо! Ван, ту, шри!
Барсук подлил масла в огонь:
– Вы обедайте без меня, Клавдия Михайловна, мне тут в Марфиных Горках обещали клиента, я поеду. Марин, ты останешься тут до завтра?
– С ума сошёл? Мне Савку мыть надо и вообще.
– У нас есть великолепная деревянная банька, – подхватила бабушка, – Сережа сделал плитки, свет, – чудо. И потом, не надо Савву и Яшку сейчас разделять, понимаешь? Я – против.
– Так и не купил себе машину, Барсуков? – вместо ответа ехидно спросила Марина.
– А у меня есть машина, – невозмутимо сказал Барсук. – У меня есть человек со своей машиной, он на меня работает, я ему плачу. На этом моя забота о железке заканчивается, а геморрой – это для аристократов.
Последние слова Барсук сказал мультяшным голосом. Вскоре подъехал «его человек» по имени Степан на большом джипе и Барсук, помахав всем, удалился. Марина промолчала.
Яша и Савва не расставались весь день. Они в сотый раз прочёсывали сад, до последней объели ягоды с кустика жимолости, рассматривали яшину коллекцию камешков и ракушек, сидя у подножия Дуба, или Савва гонял за Ежевикой.
Лапка тоже провела с ними время: около часа она рассказывала детям языческую сказку, путанную, но очень интересную. Как уловил Яша, Лапка – сознательно или нет – описывала Пятый мир, полный живых деревьев и сказочных животных, танцующих тропок, говорящих цветов и поющих многоголосьем источников.
После обеда Савва уснул на пледе, расстеленном прямо на траве. Марина хотела было вмешаться, но Яша и бабушка упросили её. Яша просидел возле спящего брата пару часов, читая книжку. А когда ноги затекали, и боль заполняла половину тела, Яша ложился рядом с Саввой и, закрыв глаза, рассматривал солнечный свет, наслаждаясь блаженным безмыслием. Это было домашним заданием от Наутиз. И фундаментальным покоем! Это уже Тюр постарался и его волк.
К вечеру на веранде собрались все, кроме Барсука: его ждали с минуты на минуту. Барсук пришёл не один. С ним на веранду поднялся Степан-водитель и очень похожий на него господин, только одетый в дорогие брюки и рубашку. Судя по манерам и взглядам, которые он бросил на общество на веранде, незнакомец был большого о себе мнения. С простым добряком Степаном они оказались братьями. Барсук представил гостя:
– Вот, это Борис, председатель нашего дачного посёлка.
Борис дополнил:
– Пришёл познакомиться с дорогими гостями из далёких стран, – сказал он, указывая поклоном на Марину. Клавдия Михайловна радушно повела императорской рукой над столом:
– Милости просим, Борис Павлович. Саввочка, солнышко, принеси из буфета чайную пару.
– Да я на минутку, – шумно уселся председатель, – малость волнение чаем загасить. Иду тут, Стёпка свидетель, по поселку, а навстречу бежит эта, ваша соседка… Нина… как её. У которой ротвейлер. Орёт, трясёт холодцом, – председатель обеими ладонями показал на грудь, – грозит сбить с ног любого зазевавшегося лося. Говорит, у неё из сарая ночью кто-то электрокосилку спёр. Требует обыскать всех соседей.
– Так вы с обыском пришли? – спросила Марина холодно.
– Ну что вы! – заискивающе покраснел председатель. – Пришёл нервы в приятном обществе успокоить… А покрепче, чем чай – есть? Да я сейчас Стёпку пошлю.
– Не стоит, – вдруг сказала Клавдия Михайловна с ноткой власти, – у нас очень крепкий чай.
А Савва, который стоял рядом с председателем, и внимательно слушал, подал голос:
– Если вы хотите покрепче, то вот вам рецепт: берёте свежую луковицу, режете её на четвереньки, добавляете два сантиметра молока…
Грянул общий хохот, в чашку гостя неумолимо полился чёрный как нефть чай, и тема была закрыта. Но председатель, неумело улыбаясь, решил отомстить:
– Да… Как приезжаю сюда, ну, по обязанностям, так вечные проблемы! В городе ведь проще: кнопку нажал – вода, тепло, чисто. А тут… Как вы тут в дикости, интеллигенция, не понимаю. Или только на лето тут?
– Да нет, на зиму устраиваемся, – Барсук подлил нефти в чашку председателя.
– Ох, а я, знаете, решила для себя, – сказала бабушка, – не желаю жить среди плохой архитектуры, поглотившей хорошую. Жить в неопрятном городе размером со страну, среди бензина и шума…
Но председатель не сдавался:
– Вот вы тут живёте, радуетесь, и не понимаете, что человек никогда полностью с природой не сольётся.
На что Лапка, которая только что усаживалась за стол, ответила:
– Не знаю, что вы там имеете в виду под Природой, но части не обязательно сливаться с целым, оно и так его составная часть.
На лице председателя вдруг молнией вспыхнул ужас, потому что он увидел на голове Лапки будёновку с хризантемой, но быстро взял себя в руки и спросил Марину:
– А как там у вас в Европе, – вы-то в раю живёте?
Все сидящие за столом взрослые Марине были глубоко безразличны настолько, что это чувствовалось в радиусе пяти метров. Однако она ответила, но не на вопрос:
– Москва, это ненормальный город, как и вся страна. Тут всё так.
– Собачка у вас местная, – заметил председатель Лапке, которая держала на руках Ежевику, – по помойкам лазает. Беспородных тут полно, надо собачий ящик вызывать.
Лапка положила в рот Ежевике пирожок и спокойно сказала:
– Детям порода не нужна, она ведь для меня не собака. Я её удочерила.
Милосердие Клавдии Михайловны поднялось выше человеческих страстей:
– Ещё чаю, и, наверное, пирог с рыбой подошёл. Вам его попробовать непременно нужно!
Но председатель откланялся, сославшись на срочность обысков у соседей. Когда он ушёл, а Барсук и Степан пошли к машине, Марина изрекла:
– Надеюсь, он вас не подозревает в краже косилки?
Клавдия Михайловна подлила себе из молочника в чай:
– Так ты и не поняла, Мариша, что в одном обществе живут люди, которые разделены. Одни считают, что красть нельзя, потому что тогда обязательно украдут что-нибудь у тебя – вещи, чувства, любимого человека. Или ты сам будешь обкрадывать себя, то есть не давать проявиться своему таланту, к примеру. Не дать волю прекрасному чувству доброты в себе, – это тоже кража! Не поняла, что это закон жизни? А у других закон – взять себе. И эти последние никогда не поймут тех, первых.
Однако Лапка не дремала и решила тут же поднять энергетические частоты разговора:
– Но скоро всё изменится! Наш мир перейдёт на следующую ступень и люди проснутся!
– А люди, по вашему мнению, спят? – сказала Марина, волком глянув на будёновку.
– Это не моё мнение, а данные науки: мозг обычного человека работает на десять процентов, а остальное бездействует, то есть, спит, – Ежевика на руках Лапки шумно вздохнула.
– Леопарда Наумовна обладает знаниями об очень любопытной теории, – начала было бабушка, но Марина нашла предлог прервать разговор:
– Савва, встань с земли! Яков, ты тоже! Рядом же стулья!
– Мама, не мешай, тихо, – подавляя голос, ответил ей Савва. – Мы увидели на доске большую жабу, а она – нас. И она от страха описалась!
Марина твёрдо решила ночевать в Москве, но её уговорили оставить Савву на ночь в комнате брата на раскладушке.
Грек Маназ растянулся на песке у моря. В отдалении на белой глиняной стенке его домика радиоприёмник по-прежнему сам себе напевал фокстроты времён Второй мировой войны. Одна из греческих красноглиняных театральных масок, висевших на стене дома, раскачиваясь от морского бриза, легонько постукивала по стене.
Группа ребят, тихо подошедших к учителю, стояла, вдыхая морской солёный дух. Грек сказал, не двигаясь и не раскрывая глаз:
– Присядем на песочек. Был у меня друг один, давно, – начал Грек, глядя в небо, – хороший человек, умный, очень умный. Целый город вращался вокруг его ума. Но этого было мало. Его ученики записывали за ним его слова, и получилось очень много книг. Тогда много городов стали вращаться вокруг его имени, его цитировали… По сей день его цитируют многие начитанные люди. Теперь вокруг его имени вращаются страны… Он изложил правду, но не всю, то есть некую городскую истину, я бы сказал. Но сознание горожанина ограничено.
– А чем? – задала вопрос красавица Эля, отмахнув волосы назад.
– Это сознание нашло себе место вне Природы, то есть в среде планеты, но как бы в неких изолированных пузырях…
– Так ваш умный друг, – серьёзно вставился Миша-Ломоносов, – писал о законах сознания внутри замкнутых систем? Это Платон?
Грек помолчал, а потом рассмеялся.
– Мне нравится здесь работать, – ответил он, почесав руку, и не отрывая взгляда от неба, – это просто жизнь! Но такая беспредельная! Итак. Вы помните, что у человека двенадцать нитей ДНК.
– Да, и 12 месяцев, и 12 рыцарей Круглого стола! И кратно двенадцати число минут в часе и секунд в минуте! – раздались голоса.
– А активизировано на Доске в сознании только 5-10 процентов, – изложил Михаил.
– Да, и структура сознания городских пузырей на Доске не превышает этого уровня вибраций… уже несколько тысяч лет. Таков и был изначальный план…
– Неужели пример Иисуса никого не научил? Ведь у него, говорят, была стопроцентная активизация ДНК? – спросила Маха.
– Разумеется, – ответил Грек и сел. Вся спина у него была в песке. – Но почему вы решили, что пример Иисуса никого ничему не научил? Вот – Дол, это создание его учеников и последователей, даже если они не жили с ним на Доске одновременно.
Он смотрел на Маху, улыбаясь с прищуром.
– Но вы совершенно правы, моя госпожа, что вспомнили Иешуа, и это просто чудо! – продолжил Грек. – Потому что именно он показал, как самостоятельно программировать своё сознание и никому не позволять этого делать с собой. Заметили, что он ходил со своими учениками в основном не по городам? Не из-за преследователей, а чтобы заниженное сознание города не мешало постигать себя. Многие так делают по сей день! В разных уголках планеты. Человечество развивается. Подобно разным речкам с разными названиями и длиной, стекающимися в один океан…
– А воронки-карусели – это только городские устройства? – спросил Глеб.
– Они там располагаются, потому что это – удобная для них среда, побольше народу, больше суеты… Но они могут быть где угодно, ведь человек – это сознание, поле. Убеждённый в своей «цивилизованности» горожанин может поехать в дебри Амазонки, поразиться глубокому восприятию местных людей и вернуться в свой город, продолжая топтаться на десяти процентах сознания.
– Смешно. А жители джунглей на Амазонке… обладают более высоким сознанием? – спросила Эля серьёзно.
– Речь-то не об уровне IQ, которое входит в десять процентов, а об уровне сознания, это разные вещи, так? – Антон зашвырнул в море камешек.
– Конечно, и в городе может помещаться сознание выше десяти процентов, – сказал Грек. – Потому-то города ещё и живы, пока в них живут люди разного уровня сознания.
– Я поняла, массовое сознание, подчинённое Каруселям – десятипроцентное! – тряся поднятой рукой по-школьному, вставилась Джамиля.
– Верно, госпожа, но картина меняется, из-за присутствия в городах неосознанных последователей Иешуа, людей с индивидуальным, а не массовым, сознанием. Они перепрограммируют вокруг себя среду и это удивительная картина!
– А это будет происходить тысячелетиями? Или побыстрее? – задала вопрос Маха, посыпая песочком ноги.
– Это происходило медленно, тысячелетиями, но лет шестьдесят назад картина изменилась и теперь это происходит стремительно.
Посыпались вопросы и ответы Юных.
– А разве эволюция – дело не постепенное?
– Цветок растёт скачками, и дети тоже рождаются рывками, и вода льётся, и любая энергия – это скачки, я читал в Библиотеке Дола.
– Значит, мы на Доске сейчас живём внутри скачка?
– Именно, – продолжил учитель. – Потому-то вас стали больше приглашать сюда, в школы Пятого измерения сознания. Но мой предмет – о телах и о физическом теле, которое есть уплотнённая сердцевина сложного и прекрасного электромагнитного поля, которое и составляют другие тела человека. И все эти тела, замечу – целый Комплекс тел у каждого! – в свою очередь, являются уплотнённой сердцевиной вашего обширного сознания, вашего Высшего Я, частицы Бога. Оно стремится пробиться в мир третьей плотности – Доску – через активизацию остальных нитей ДНК. Эта схема ясна?
Яша вдруг подумал, что у Лапки явно более десяти процентов в активе, просто она отпустила все ненужные условности. Он с улыбкой вспомнил рассказ бабушки Клавдии Михайловны, как они с Лапкой, проходили мимо церкви села Салазкино. Лапка начала танцевать еще у дома и так разошлась, что чуть не попала под машину батюшки.
Тот испуганно выскочил, взял её под локоть, извинялся ради Бога и что-то стал говорить про то, что каждый пока грешен. На что не пострадавшая Лапка ответила:
– Грех да грех. Как грязь, да? А уборку когда будем делать? Две тысячи лет подряд вы чем занимались? Вам ещё две тысячи надо? Вот вам, хватит! – и она с улыбкой явила фигу.
Потом, отдохнув пару секунд в райских кущах внутри себя, она чмокнула батюшку и пошла в сельмаг покупать собакам и птицам хлеб, забыв про Клавдию Михайловну.
Небо Дола насыщало сердце глубоким чистым голубым светом.
– Простите, учитель, – с улыбкой спросил Антон, – а вы не скучаете по Элладе? Тут у вас, конечно, атмосфера есть, но… только этот маленький домик и кусочек пляжа?
Грек вдруг накинул обе мясистые загорелые руки на плечи Антона, шутя, повалил его на песок, Антон засмеялся и тоже крепко вцепился в учителя. Они валялись в веселом поединке с минуту, обсыпая остальных песком. Потом сели, оба довольные, но Маназ обтряхивать с себя песок не стал.
– Я никогда не скучал и не скучаю ни по чему. Это энергия-вампир, да ещё и тупая. Да и потом тут за Долом с той стороны полуострова есть полис – прекрасный греческий город! Храмы, театры, стадионы, агора, другие площади… Не были? Сходим как-нибудь. Там всё так, как в древней Элладе, только… без войны. Там – мой друг, я говорил вам…
Тут приемник на стене затих на полуслове: «…. А любовь Катюша сбережёт». Стало слышно только прибой.
– Вот это да! – Эля вскочила. – Там – Эллада? Пошли, пошли, пошли!
Она запрыгала, а Раса тоже быстро поднялась и затанцевала.
– Тут один парень спрашивает, что такое грех, – Маназ неожиданно повернулся к Яше, который сидел молча. – Что это значит в сознании стереотипов, вы знаете. А вообще… тема моей Руны – божественность происхождения человека, вы не заметили? Так вот грех, если допустить такое понятие сюда, в эти просторы, может означать только одно: отступление от себя самого. От данной по образу и подобию божественности.
– То есть, не от личности, а от своей совершенной части, да? – спросила Маха.
– Да, от Высшей части каждого из вас, божественной сердцевины.
– Спасибо, просветили, – Антон поймал танцующую Элю, – а у нас там на Доске – путаница с грехами…
– А я бы сказал, – вставился учёный Михайло, – что без этого понятия – грех – невозможно было обойтись в истории человечества. Насилие и прочее вышли бы из границ.
– Они и так вышли, – заметил Антон, раскручивая Элю в танце.
– Я понял, – серьёзно сказал Глеб. – Это понятие на Доске означает одно, а на самом деле – другое. Как всегда.
Приёмничек на глиняной стене проснулся и запел хриплым голосом Утёсова: «Сердце… как хорошо, что ты такое…»
Маназ быстро поднялся и заявил:
– Айда купаться, братцы!
И первым рванул к морю. В небо полетели рубашки, майки и джинсы, – Юные не стали отставать.
Яков сорвался с места со всеми вместе – тут в Доле ноги его прекрасно слушались. После купания он с наслаждением лёг на горячий песок. Тут же рядом лёг мокрый Грек.
– Слушай, – сказал он Яше. – Тебе надо по закону Равновесия энергий уравновесить один вопрос. Там на Доске начни разговаривать со своими ногами, как с друзьями. Каждый день понемногу. И послушай, что они тебе ответят. На Доске много людей, которые не используют свое тело для болезней и ты такой же. У тебя с ногами другое – что-то в далёком прошлом. Как только ноги тебе ответят – запиши это словами, сложи из них стихи, потом песенку и пой. Не забыл, что твоё твёрдое тело находится внутри Тебя?
– Я помню, – отвечал Яков. – Тело – это затвердевшая часть моей Души, а Душа находится внутри Духа…
– Молодец, сынок, учись…
В этот момент приёмничек запел: « Мы парни бравые, бравые бравые…», а рядом с хохотом плюхнулся на песок Серый, еле удержавший споткнувшуюся Расу.
В тени оливы тихо вздыхала старая черепаха Геката.
