Елена Барлоу
Песня для разбитого сердца
Иногда Кейли понимала, что он мог быть невнимателен и груб, но это лишь сильнее распаляло её. Ей нравился его необузданный нрав и поведение дикаря, когда в самые жаркие минуты она становилась для него центром вселенной, и ничто больше не имело значения. И хотя порой, падая рядом с женой на спину и утирая ладонями лицо, Алекс бормотал ругательства и проклинал себя за несдержанность, Кейли тихо смеялась, потому что он не понимал, как сильно возбуждали её эти грубые офицерские ласки.
Он научил её такому, о чём, пожалуй, даже всеведущая графиня Бриджертон не догадывалась. Разумеется, ни о чём подобном Кейли прежде не знала, а поначалу вовсе противилась, поминая Божью кару. Но Александр умел убеждать, и под его руками, его телом и волей она становилась такой покорной, что все условности отходили на второй план.
Ей нравилось наблюдать, как он терял контроль. Она стала хорошо понимать, почему Алекс любил разглядывать её во время любовного акта, и её это больше не смущало. Кейли узнала, как доставлять ему наслаждение, и при этом ощущала свою власть над ним, так что порой они с радостью менялись ролями.
Иногда, засыпая на рассвете, Кейли с тоской думала, что добилась своего совсем не так, как ей того хотелось. Несколько раз, будучи на пике наслаждения, она едва не проговорилась, что любит его. Ей бы хотелось прокричать эти слова, пока он был в ней, пока его самого уносило прочь на волнах наслаждения, но каждый раз она вовремя сдерживалась. Он не скажет ей того же самого, и эта жестокая мысль отрезвляла её лучше любого средства.
Она стала замечать, как во время прогулок по заснеженному саду или за весёлыми трапезами Александр пристально смотрел на неё, слегка сощурив глаза и держа ухмылку на губах, которая придавала ему некий загадочный вид. Кейли хотелось верить, что он уже полюбил её, поэтому был так внимателен, а ночами не давал покоя и дарил невероятное наслаждение… Но гаденький голос в её голове всё повторял: «Он не верит в любовь, он считает это глупостью. Ему нравится твоё тело. Он просто занимается тем же, чем и прежде, как с другими женщинами до тебя, но с удовольствием, потому что ты красива и послушна, и принадлежишь ему…»
Кейли не могла заставить этот голос замолчать. Из-за него она продолжала нервничать и бояться проговориться.
И вот в одну из ночей, когда Александр довёл её до полного изнеможения, взяв сзади, внезапно, быстро и грубо, она закричала, потеряв голову от страсти, и произнесла ненавистные три слова.
Она сразу же почувствовала, как он напрягся. Он отпустил её, повернул лицом к себе, и Кейли увидела, что он был растерян настолько, что не мог ничего сказать… И она улыбнулась, притянув его к себе, обвив его тело руками и ногами, и произнесла:
– Не нужно ничего говорить, слышишь? Я не жду от тебя ответа. Ты и так знал, что я люблю тебя… Мне этого достаточно, пока ты рядом.
– Кейли, я… – прозвучал его хриплый голос.
Но она с жаром поцеловала его, а потом прошептала:
– Всё хорошо. В конце концов, два раза я уже одержала верх. Возможно, однажды ты тоже полюбишь меня…
Ей показалось, что на его лице отразилась невероятная мука, словно она сделала ему больно… Но в тот раз он ничего не сказал. Лишь неопределённо пожал плечами, отвернувшись, затем уложил Кейли рядом с собой и быстро заснул. Для себя же она решила, что ждать чего-то, тем более просить, от человека, пережившего столько горестей и страданий, как он, было бы несправедливо. Она знала, что однажды сможет смириться…
А через пять дней после наступления 1820 года пришло письмо из Рипона. Александра ждали в училище неотложные дела, тем более, что герцог Веллингтон хотел придержать для него место в Палате вооружений, что, разумеется, было большой честью для молодого капитана, а посему он обязан был поскорее вернуться.
С горьким чувством сожаления Кейли наблюдала, как шли приготовления к отъезду. Снова придётся запереть этот дом, в котором она познала столько счастья, снова придётся вернуться туда, где Александр будет днями пропадать из конторы в контору и добиваться для себя нового статуса. Она была рада за него, но вместе с этой радостью примешивалась ревность. Ей хотелось, чтобы он был рядом не только ночами… потому что ночами он знал и хотел только её тело.
И, в конце концов, им придётся вернуться в Фаунтинс, где не будет её отца, а Эшбёрн с лёгкостью сможет приходить, когда ему вздумается.
К десятому января, ровно за месяц до её дня рождения, все сборы были завершены, и Кейли с грустью наблюдала из окошка экипажа, как удалялся за снежной стеной Чотонфилд и его окресты.
– Не печалься, родная, – утешал её ласково виконт. – Мы сюда обязательно вернёмся. Все вместе. А, возможно, нас к тому времени станет ещё больше…
– Возможно, – произнёс Александр, задумчиво глядя на жену, которая уже предательски покраснела.
В Фаунтинс всё оставалось по-прежнему, но для Кейли словно закончилась та невероятная магия, соединившая её с Александром в коттедже на далёком острове. Без компании отца, пока супруг занимался делами и всё больше сближался с окружением герцога Веллингтона, Кейли начала скучать. Поездка в резиденцию Бриджертонов немного развлекла её, но счастливый вид заметно располневшей Аниты заставлял Кейли ощущать себя ещё более одинокой.
Несколько раз она получала короткие письма от Джорджа из Виндзора. Он извинялся, но не слишком искренне. К тому же извинялся он исключительно перед нею. О брате даже словом не обмолвился.
Кейли видела Александра так редко, что, казалось, она снова теряла его. Она засыпала в одиночестве и просыпалась без него, хотя ночь он проводил в её постели. Порой она оборачивалась к нему, гладила рукой его небритую щёку и почти невесомо целовала в сомкнутые губы. Совершенно уставший он спал так крепко, что не отвечал ей.
Когда спустя полторы недели в Фаунтинс-холл явился сам Артур Уэлсли, первый герцог Веллингтон, национальный герой и знаменитый фельдмаршал, Кейли осознала, насколько велико было его мнение об Александре, и она постаралась изо всех сил произвести наилучшее впечатление на этого статного брюнета с длинным орлиным носом и глубокими карими глазами.
За праздным ужином он похвалил молодую виконтессу и высказался о том, что желал бы видеть капитана Стоуна в числе своих приближённым в Плимуте, поскольку в октябре прошлого года стал его губернатором. Также Александру нашлось бы место в Оксфорде или Лондоне, в вестминстерском министерстве иностранных дел. Оглушённая всей этой информацией Кейли слегка потеряла нить разговора, поскольку дальше Александр и герцог завели не примечательный диалог о политике и беспокойном положении между Францией и Алжиром.
И единственное, о чём она с ясностью подумала в ту минуту, что на самом деле проиграла именно она. Александр владел её телом и разумом, занимал все её мысли, без него ей казалось, будто воздуха не хватало. Это было пугающе сильное чувство зависимости, от которого она уже никогда не избавится.
Глядя на то, с каким задором Александр отвечал Веллингтону, на его великолепную улыбку, и слушая его искренний смех, Кейли молилась в собственных мыслях, заставляя себя быть сильной.
«Скоро всё наладится, – размышляла она. – Ему нужна эта работа, чтобы никогда больше не смотреть на отчима, как на единственного идола. Он станет свободен от его ядовитого влияния… Может быть, тогда он полюбит меня?»
Той ночью, проводив экипаж Веллингтона за ворота, Александр пришёл в спальню жены и увидел её сидящей перед зеркалом. Кейли плакала, и он оторопел. Она так глубоко окунулась в своё отчаяние, что даже не заметила его прихода.
Она плакала, потому что он стал единственным, ради кого она существовала. Плакала потому, что её напугала страшная мощь этой любви, и она устала быть её покорной рабыней. Наконец, она плакала потому, что не желала становиться такой же эгоисткой и собственницей, как Эшбёрн. Александр может и должен жить без её постоянного присутствия рядом… потому что он свободен от всех привязанностей… и от неё тоже.
Когда он бесшумно приблизился, встал рядом с нею на колени и попытался обнять, она не стала сопротивляться. Он ничего не спросил. Алекс осторожно подхватил девушку на руки и отнёс к постели. Там он просто лёг рядом и стал сцеловывать слёзы, нежно лаская руками её напряжённые плечи, шею и спину.
Она не желала большего. Лишь бы он не покинул её. И только на минуту представив, как её девичий эгоизм и капризная влюблённость могут отпугнуть его, Кейли испугалась и разрыдалась, отпустив Оливию и оставшись в одиночестве в своей спальне.
Теперь он был рядом, целовал её, ласкал и шептал «моя милая». Всё остальное было не важно, иные слова просто ни к чему. Она уже давно знала, что была создана только для него.
Глава 19
Вести о смерти сына короля, Эдуарда Августа, который лишь недавно возвратился в Англию, застали Александра в конторе Веллингтона в Оксфорде. Многие приближённые, в том числе и сам Александр, знали, что принц Эдуард был тяжело болен, но никто и вообразить себе не мог столь фатальные последствия. А ведь его лечением занимались лучшие доктора…
Веллингтон вошёл в офис не один, вместе с ним прибыл российский посол от императора Александра Павловича. Оба бледные, небритые и раздражённые, они уселись за стол, пока капитан Стоун приводил в порядок бумаги, и разговорились о сложившейся ситуации. Затем подали чай, и беседа пошла немного живее.
Граф Сухтелен со своей стороны сетовал на раскол между братьями, сыновьями покойного императора Павла I, и полной неразберихой в их престолонаследии. Ходили слухи, что ныне действующий Самодержец подумывает уже об отречении в пользу брата Константина, который сам не горел желанием править. Веллингтон соглашался с тем, что подобное положение дел нужно исправлять, в то время как их собственный старик-король в состоянии настолько ужасном, что, того гляди, вслед за сыном помрёт, тогда официально королём станет принц-регент, Август Фредерик, он же Георг IV – самый непопулярный и нелюбимый у народа. А вдобавок у него наследников вообще не имеется, ведь единственная дочь Шарлотта умерла три года назад.
Алекс закончил с бумагами и сел напротив Сухтелена. Стоун посетил как-то Варшаву, где мельком встретил того самого Константина – потенциального наследника после его брата. В то время он был главнокомандующим польской армии и полностью оказался погружён в смотры и реформации среди состава новых войск. Вскоре он стал переживать кризис в связи с неприятием со стороны Царства Польского. И, судя по всем рассказам Сухтелена, кризис этот не прошёл. Алексу нравился Константин, его стойкость, мужество и дерзость, а также преданность военному делу, но совершенно не нравился тёзка, который слыл пессимистом и давно испытывал апатию по отношению к управлению Империей. Однако слухи о нежелании Константина занять престол вряд ли были беспочвенны. Алекс сочувствовал и отвергнутому поляками наследнику, и его брату, Николаю.
Обо всём этом, разумеется, он сразу же написал Кейли. В вопросе конфиденциальности он полностью ей доверял. Но в этот самый вечер, когда услышал от герцога о смерти принца, решил, что Кейли вскоре сама всё узнает. Так и вышло. Печальная новость молниеносно распространилась среди народа.
Алекс оказался в таком пугающем водовороте событий, что порой ему некогда было отоспаться. Веллингтон нагрузил его делами, попутно водя за собой повсюду от Оксфорда до Лондона. На похоронах принца Эдуарда в Виндзоре, в Капелле Святого Георгия, он присутствовал, как правая рука герцога. Усталый и раздражённый отказом жены приехать, Алекс едва держал бесстрастное лицо, но Веллингтон всё замечал. Под оглушительный звон колоколов, стоя выше огромной толпы британцев, фельдмаршал взглянул на поросшее щетиной лицо молодого капитана и сказал:
– Будет вам дуться, Стоун! Ваша супруга верно поступила. Ей нечего делать в этой грязи и духоте. Да вы бы всё равно не смогли и пары часов вместе провести… Но даю вам слово! Как только уладятся дела с Его Величеством, вы вернётесь домой, и она оттает.
Веллингтон говорил убедительно, однако к заветному дню рождения жены Алекс так и не освободился от своих новых обязанностей. За две недели отсутствия Алекс получил от неё лишь пару посланий весьма «сухого» содержания. С истекающим от тоски сердцем ему пришлось оставить её после визита герцога в Фаунтинс. Тогда она проводила его следующим же утром, даже улыбнулась и поцеловала на прощанье. Но в её потухшем взгляде он увидел настоящую скорбь. Она была разбита, и он догадывался, почему. Они отдалились с тех пор, как покинули остров Уайт.
«Она любит тебя до безумия, идиот, – ворчал он на себя позже. – А ты не смог её утешить».
Едва тело принца Эдуарда, оставившего после себя дочь Викторию, которая родилась в мае, навеки упокоилось в королевском склепе, Алекс не успел оглянуться, как вместе с Веллингтоном оказался подле постели Его Величества Георга III. Ослепший, глухой и в бреду, этот немощный старик то недвижимо лежал в окружении подушек и одеял за тяжёлым пологом, то заливался истеричным криком, который было слышно по всему дворцу.
28 января, в душной комнате Виндзорского замка, собрались почти все его приближённые, в том числе и один из сыновей, Его Высочество Фредерик, герцог Йоркский. А когда врач, качая головой, приблизился к собравшимся на пороге вхожим джентльменам, Алекс по его лицу понял – это конец.
Веллингтон оказался прав, и короля Георга не стало всего через шесть дней после смерти его любимого сына, о которой, из-за болезни и полнейшего безумия, он так и не узнал.
Почти тридцать тысяч британцев собралось в день похорон. Траур обещал быть долгим и тяжёлым для всей страны. Александр до того не привык к постоянному бдению в присутствии первых лиц королевства, плюс ко всему он настолько устал, что порой мог почти сорваться на Веллингтона, который, впрочем, ничуть не обижался. Он хлопотал за будущую карьеру капитана, и Алекс искренне надеялся на успех, в очередной раз усаживаясь за стол напротив фельдмаршала вместе с самыми яркими представителями тори.
К его огромному сожалению, десятое февраля он встретил в Кенсингтонском дворце, надеясь, что одно из его писем хоть немного сгладит вину перед супругой. Он писал, что мечтает быть с нею рядом в день рождения, что скучает и просит его простить. А сразу же после громких и печальных похорон старого короля Алексу поручили сопровождать (и едва ли не пылинки сдувать) вдовствующую герцогиню Кентскую с её двумя старшими детьми от первого брака и маленькой Викторией – одной из претенденток на трон после Георга IV. И последующие несколько дней, привыкая к Кенсингтонской резиденции, капитан находился в её окружении. Эта приятная статная брюнетка, умная и честолюбивая, сразу прониклась к нему симпатией, потому что, как мать потенциальной наследницы, герцогиню плохо принимали братья покойного супруга, и Александр оказался одним из немногих мужчин, кто был искренен, обходителен и вежлив с нею.
Особенно стала заметна неприязнь к крошке Виктории со стороны будущего короля. Он явно невзлюбил племянницу, которой ещё и года не исполнилось, а многие подданные уже вставали на сторону её матери. Веллингтон полагал, что для Георга сослать герцогиню с детьми в Кенсингтонский дворец, скромный и тихий, было сравни уроку, мол, это поумерит пыл «выскочки немки и троих её отпрысков».
– Он понимает, всё понимает, – сказала как-то герцогиня Кентская в присутствии Алекса. – У него нет наследников, да и вряд ли появятся… с его-то характером и увлечениями. Толстый безбожник! Моя дочь уже популярнее него, а малышка даже ходить ещё не научилась!
При этом молодая женщина хитро улыбалась, и Алекс, как и многие, невольно становился на её сторону. Самодовольный Георг, неприятный и чересчур счастливый после смерти отца, не был ему симпатичен, как и Веллингтону, что, разумеется, нельзя было высказать вслух.
– Хотела бы я видеть вас в качестве управляющего нашего домашнего хозяйства, – произнесла вдовствующая герцогиня как-то раз, оставшись с капитаном наедине. – Кроме стойкости и жёсткости, в вас ещё сохранились остатки простодушия. Порой мне этого так не хватает…
Александр был поражён, причём настолько, что мигом покраснел, и Её Высочество это заметила. Она рассмеялась и назвала молодого мужчину «очаровательным». А он-то вовсе не рассчитывал на подобные должности. Февраль был в самом разгаре, Георг IV фактически уже стал королём, но неприязнь со стороны народа к нему росла, тогда как любовь к потенциальной будущей королеве становилась всё крепче.
– Хватайся за эту возможность! Даже не думай упустить её! – высказался Веллингтон, едва Алекс всё ему рассказал.
Это была настолько пылкая реакция, что фельдмаршал сам почти смутился. Он успокоился и объяснил, что, если Александр станет приближённым будущей королевы Виктории, то его могут ждать такие высоты, какие даже герцогам не снились.
– Я на это не подписывался. Я офицер, а не шталмейстер, как какой-нибудь Джон Конрой, – категорически возражал капитан. – Мне было достаточно охранять Её Высочество, пока она адаптируется к жизни в новой резиденции…
– Ты дурак, Стоун! – рявкнул Веллингтон. – Дальше собственного носа не видишь! Герцогиня тебе доверилась. Ты уже завоевал расположение Карла и Феодоры. Ещё немного, и она позволит тебе нянчить Викторию, а это всё равно, что после управлять всем государством!
Алекс слушал его, затаив дыхание. Затем опустился в кресло, и долго сидел так, пытаясь собрать мысли в кучу. Веллингтон был прав, двое старших детей герцогини от первого брака уже полюбили его. Шестнадцатилетний Карл, которому вскоре предстояло вернуться в частную школу в Берне, привык играть с молодым капитаном в шахматы и расспрашивать о военных событиях. Его сестра, Феодора, хоть ей и было только тринадцать, едва ли в рот ему не заглядывала и всё время краснела, когда он кланялся ей. Сама герцогиня умилялась этому, но Александр не ощущал ничего, кроме давящего чувства ответственности и усталости.
Он не был дома уже полтора месяца, и за столь короткий период изменилось слишком многое, что, казалось, ещё чуть-чуть, и он забудет, как всё начиналось.
К концу февраля ситуация стала накаляться, потому что во дворце появился, наконец, знаменитый сэр Джон Конрой, шталмейстер покойного принца Эдварда и офицер до мозга костей. С его появлением Алекс всё реже стал проводить время около герцогини и её детей. Конрой обожал власть и намеревался управлять Викторией, как марионеткой, так что они с Александром невзлюбили друг друга с первого дня знакомства.
Противостояние это продлилось недолго. Казалось, грядёт некая развязка, привести к которой могло лишь решение герцогини Кентской. Алекс и без того ощущал себя зажатым со всех сторон. С одной – Веллингтон и его давление, с другой – окружение нового короля, в котором не принимали ни Марию Луизу, ни её детей. Порой ему казалось, что весь мир настроился против него. А кем он был? Просто пешкой в чьей-то игре.
Время от времени он получал письма от Кейли и отчима. И нежные, короткие послания жены, которые Алекс перечитывал снова и снова, разбавлялись длинными давящими письмами Эшбёрна, уговаривавшего его остаться при дворе и взять ситуацию в свои руки, поскольку герцогиня к нему столь расположена. Александр уже ничего не хотел, кроме обыкновенного глотка свободы. Он думал только о Кейли и о том, как бы поскорее избавиться от цепей, сковавших его.
И вот однажды, в один из последних дней февраля, пасмурный и дождливый, это случилось. Судьба повернула своё колесо, и выбор был сделан. В тот вечер Александр три раза подряд проиграл Её Высочеству в карты. Герцогиня заметила это и спросила с улыбкой:
– Вы сегодня совершенно не собраны, мой друг, что случилось? Сэр Конрой снова пытался вас третировать?
– Нет, Ваше Высочество… Просто я устал…
– Вы? Устали? Ах, оно и понятно! Далеко от дома, от близких, к тому же это постоянное давление то от Георга, то от брата его, Вильгельма…
– Больше всего давления я получаю от сэра Конроя, – Алекс позволил себе недобрую усмешку, которая, впрочем, была весьма очаровательной. – Он просто деспот. Неужели вы и вправду хотите растить Её Высочество Викторию под руководством этого тирана?
Герцогиня Кентская сбросила карты, взглянула на капитана и засмеялась молодым заливистым смехом. Она всегда забавлялась колкими замечаниями Александра и прощала ему остроты даже в сторону Джона Конроя, к которому слишком прикипела.
– Вы из-за этого так подавлены? – спросила она. – Полно, друг мой! Карл уехал, и вам, разумеется, не с кем больше фехтовать или рассматривать европейские карты, но я до сих пор здесь. И никуда не денусь.
Её пристальный взгляд, тёмный и испытующий, возродил на минуту в памяти Александра далёкие неприятные воспоминания. То, о чём он почти забыл благодаря Кейли… И вот опять!.. Если уж сама герцогиня, пусть она и мать наследницы, но в первую очередь всё-таки женщина, решила вести с ним эту игру…
– Я скучаю по своей жене, Ваше Высочество, – твёрдо произнёс Алекс. – Я не видел её два месяца.
– Вот как! Отчего не привезли её сюда, поближе?
– Она хоть и виконтесса, но не большая поклонница шумного города, – он решил выкрутиться, зайдя издалека, но, судя по тяжёлому пристальному взгляду герцогини, ему это не удалось. – Она ещё очень молода и все дела поместья остались на ней. К тому же я не собираюсь заставлять её делать то, чего она не хочет.
– Я вас понимаю… Хотелось бы мне увидеть вашу супругу… к которой вы столь нежно относитесь. У вас есть её портрет?
Разумеется, Алекс взял с собой изображение Кейли работы Голике. Он никогда не расставался с этим небольшим портретом, и это хоть как-то помогало скрашивать одинокие и порой бессонные ночи. Герцогиня Кентская с улыбкой взяла из его рук портрет Кейли, и Александр заметил, как постепенно изменилось выражение её лица. Улыбка медленно исчезла, в глазах появился надменный огонёк. Алекс нервно вздохнул. Он мигом всё понял.
– Думаю, от неё у вас появятся самые красивые дети, – сказала герцогиня, вернув ему портрет. – Теперь мне понятно, отчего вы так стремитесь домой… Она очень молода…
– Ей только исполнилось двадцать лет, Ваше Высочество.
«И ты ей не чета!» – хотелось бы сказать, но, разумеется, голова на плечах ещё была ему нужна. Хотя, судя по испорченной атмосфере и недовольной складке у губ тридцатилетней герцогини, она уже успела сравнить себя с красивой молодой виконтессой.
– Вы друг другу очень подходите, – произнесла она, наконец, и поднялась из-за стола. – Молодость и любовь… Это прекрасно!
Жаль только, что произнесла она это таким скорбным голосом. Но Александру уже было всё равно. Он думал о другом. В Фаунтинс-холле его ждала удивительная женщина, которая любила его так сильно, что сама этому удивлялась… и при одном взгляде на которую он сходил с ума.
– Любовь… – произнёс Алекс задумчиво. – Да, вот именно.
Этот разговор решил всё и перечеркнул всё. Следующую ночь Александр грезил только о возвращении домой. И цена за эту возможность его не интересовала.
Через несколько часов раздражённый герцог Веллингтон столкнулся с ним на дорожке, которая вела в дворцовую оранжерею. Здесь фельдмаршал высказал Алексу всё, что думал о его разговоре с герцогиней, и речь эта была отнюдь не самая цивилизованная.
– Ты испортил всё, что только можно было испортить! – выдохнул герцог, наконец. – Немка сразу же пошла к своему псу, этому Конрою, и велела ему готовиться к новой должности.
– Это было неизбежно…
– Нет, этого можно и нужно было избежать! Ты что, не понимаешь, что они вдвоём просто сожрут девчонку? Герцогиня и Конрой будут вертеть всеми нами, как им захочется!
– Но Георг ещё никуда не делся, – упрямо произнёс капитан. – Как и его братья.
– Это всё дело времени, олух! Немка и Виктория были у тебя в руках, а ты упустил их!
– К чёрту! Я не играю в политику! – процедил Александр со злостью. – Мне осточертел этот дворец! Пусть Конрой забирает всё, чего он так хочет, мне плевать!
– Ты болван, Стоун…
– Я думал, вы мне пророчили офицерскую карьеру, а я, оказывается, должен был стать красивой игрушкой для этой женщины, которая готова бросить свою дочь в котёл, лишь бы удержать в руках власть!
– Мы могли бы спасти принцессу от этого изверга Конроя! Могли бы сами встать у штурвала, но ты разнылся и убежал! – казалось, ещё немного, и Веллингтон ударит его или плюнет в лицо. – Ты просто бестолочь!
Побагровевший от злости Александр фыркнул и, развернувшись, быстрым шагом направился прочь. Он остановился лишь, услышав громкие слова, сказанные грозным голосом Веллингтона:
– Если ты сейчас уйдёшь, твоей карьере конец! Ты ещё можешь приползти к герцогине на коленях и попроситься на службу… Но если уйдёшь, ноги твоей не будет в Лондоне! Уж я об этом позабочусь!
Алекс подавил в себе желание обернуться и посмотреть на человека, которого он так боготворил. История повторялась. Как и Эшбёрн когда-то, Веллингтон разочаровал Алекса, решив, что сможет воспользоваться его молодостью и преданностью. Но теперь всё было кончено.
В этом мире остался лишь один человек, к которому Александр мог вернуться, найти у него утешение и покой. И он решил, что, если не с Кейли, тогда пусть всё иное идёт прахом. Наконец молодой капитан сделал вдох, расправил плечи и ушёл, оставив обозлённого фельдмаршала одного, в зимнем саду.
Перед тем, как покинуть Лондон, он всё же принёс письменные извинения Веллингтону, а заодно передал короткое послание герцогине. Возможно, она бы простила его внезапный побег, если бы Конрой, как всегда, не нашёптывал ей в ухо подсказки. Но Александру уже было всё равно, он посчитал свой долг исполненным и понадеялся, что в Рипоне или Лидсе ему улыбнётся удача. Возможно, даже Веллингтон однажды остынет.
И вот, в последний день февраля, пока высокие чины готовились к официальной коронации нелюбимого всеми Георга, Александр налегке оставил Кенсингтонскую резиденцию и приготовился к двадцати пяти часам беспрерывной скачки. Погода наладилась, уже ощущалось дуновение весны, и, несмотря на размытые грязью объездные дороги, Алекс с нескрываемой радостью бросился в путь. Он решил не делать остановок до самого Фаунтинс и, благодаря своему резвому и отдохнувшему за время пребывания в Лондоне жеребцу, добрался до Йоркшира без происшествий, в кратчайший срок.
Эдмонд был первым, кого Алекс встретил у самых ворот. Оказывается, Стокеру поручили руководить починкой и покраской прутьев, и к закату он и несколько рабочих уже заканчивали часть работ. Камердинер поначалу опешил и не узнал хозяина, увидев нежданного всадника возле ограды. Александр впопыхах поприветствовал его и проехал дальше, к конюшням.
В поместье жизнь текла размеренно и тихо. Те же приятные, напоминающие о детстве, запахи из кухни, большой камин в гостиной всё так же ярко пылал, и миссис Миллз неизменно следила за работой горничных, заканчивающих очередной день в особняке.
Алекс с порога услышал знакомые голоса, поприветствовал старика Грэма и спросил о Кейли, на что управляющий сказал, что миледи на четыре часа зачиталась в библиотеке. Отдав редингот, Александр, взволнованный и возбуждённый, быстрым шагом направился в библиотеку. Он будто вмиг забыл об усталости и о том, как сильно продрог по дороге домой.
Кейли сидела в глубоком кресле, укрыв ноги пледом, и читала книгу, когда он вошёл, резко толкнув дверь. На высоком столике рядом горели три свечи, и на лицо девушки, чуть склонившей голову, падал неровный свет, отражавшийся в её немигающих глазах цвета малахита. Александр застыл на пороге, словно прикованный, и на мгновение представил, что эта девушка – это видение в белом домашнем платье – ненастоящая, неживая. Но когда она вздрогнула, услышав его вздох, когда повернула голову, и их удивлённые взгляды пересеклись, ему захотелось упасть на колени и сказать ей…
– Алекс? Ты уже вернулся? – она мигом вскочила на ноги и отложила книгу. – Мы ведь только вчера получили твоё письмо!
Неожиданно она быстро оказалась рядом, обняла его, и Алекс мигом почувствовал тепло её тела и знакомый аромат парфюма, лёгкий, едва уловимый.
– Я закончил с делами быстрее, чем ожидал… – произнёс он; опустив глаза, он увидел, что Кейли смотрит на него с улыбкой. – Прости, что пропустил твой день рождения… Я бы так хотел…
– Ничего! Я и не думала, что ситуация окажется такой серьёзной, но твой… – на мгновение она смутилась, и перестала улыбаться, – то есть, лорд Эшбёрн приезжал к нам. Погостил всего день и рассказал о делах в Лондоне. Я не знала, что он близок к окружению Его Величества…
«Понятно, отчим всё же добился тех связей, о которых так мечтал, – мелькнула в его голове мысль. – И он знает всё, что происходит при дворе».
– Что ещё он рассказал? – поскольку Кейли не ответила, Александр нахмурился. – Он не обидел тебя? Вы не повздорили?
– Нет, конечно. Он лишь сказал, что ты будешь очень занят и приедешь нескоро, и что герцогиня Кентская дорожит твоей компанией… затем сразу отбыл.
– Да чтоб его…
Кейли почти отстранилась, но Александр взял её за плечи и поцеловал в лоб. Затем стал успокаивающе водить пальцами по линии её шеи и ключиц. Платье на ней имело не самый глубокий вырез, и мужчина вздохнул, потому что ему немедленно захотелось прижать ладонь к её мягкой груди.
Пока накатывающая волна желания окончательно не свела его с ума, Алекс произнёс, неотрывно следя за реакцией Кейли:
– Давай-ка я приведу себя в порядок перед ужином. Потом расскажу всё поподробнее.
Прижав ладонь к пылающей щеке, Кейли кивнула и выскользнула из его рук. Она пробормотала, что распорядится насчёт ванны и ужина, затем поспешила проскочить мимо. Александр лишь посмотрел ей вслед, прищурился и улыбнулся.
Она ждала его, и она скучала. Очень. Но приятнее всего было именно то, что она прекрасно догадывалась, какая долгая ночь ожидала их обоих сегодня. Так он снова почувствовал знакомую сладкую истому. Настолько быстро, что, если бы Кейли не ушла, он, пожалуй, сорвался бы и даже напугал её.
– Она меня с ума сведёт, и будь моя воля… – буркнул он в пустоту библиотеки. – Что с этим делать?
Затем взял ночник и вышел в коридор.
Время за трапезой пролетело незаметно, а во время чая к ним присоединился и Стокер. Алекс рассказал обо всём, что случилось после смерти старого короля, от чего ему заметно стало легче. Словно он сбросил с души тяжкий груз. Однако кое-что до сих пор смущало. Эшбёрн знал о том, какие дела он вёл при герцогине, и явно желал, чтобы это зашло намного дальше. В то же время отчим самостоятельно пробился к окружению нового правителя. Через кого? Палату лордов? Наверняка, один из любимчиков Георга IV, кто-то из знаменитых денди, вроде Браммела, поспособствовал его «продвижению наверх».
