Когда мы, в длинном кузове манипулятора, рядом с замечательным зверем рядом, подъезжали к нашему офису, в городе уже вовсю властвовала ночь. Мы с Митькой сидели на каких-то досках, держась за руки. Другую руку я не отрывала от мраморной лапы, поглаживая тёплый камень. Мне было очень хорошо. В Митькиных глазах, направленных на меня, сияла гордость.
– Ты похож сейчас на охотника, возвратившегося в пещеру с добычей, – тихо сказала я.
– А ты, значит, моя женщина, ради которой я рисковал жизнью на охоте?
Я не ответила. Митька ещё крепче сдавил мои пальцы и совсем близко подвинулся ко мне. В глазах его зажглись огоньки. Сердце моё подпрыгнуло и вернулось на прежнее место. Что я чувствовала сейчас? Неужели только благодарность к этому человеку? А может быть, что-то ещё?
– Сань, я говорил тебе, что ты мне очень нравишься? – прошептал он мне в ухо. Его губы были горячими и щекотными.
– Говорил…
– Санька…
Он обхватил ладонями моё лицо. Мне стало совсем жарко. Я знала, что последует дальше, и противиться этому мне сейчас совсем не хотелось.
– Ай! – внезапно он дёрнулся и испуганно оглянулся. – Кто здесь?
– Ты что, Мить? Какая муха тебя укусила?
– Муха – не муха, но кто-то явно царапнул меня по спине, – лицо его выражало крайнее недоумение. – Если бы я не был уверен, что кроме нас с тобой тут больше никого нет, я бы подумал…
– Что?
– Ничего, Санька, – взгляд его скользнул по невозмутимой морде льва и вернулся ко мне. – Слушай, что-то мне зябко стало.
– Так ведь не лето же, – я постаралась скрыть своё разочарование. – Дать тебе мой шарфик?
– Чуткая ты девушка, Ковалёва, – сказал он, напомнив мне о точно таких же словах, сказанных шефом.
Интересно, как Зимин отнесётся к переменам, которые совсем скоро произойдут в его владениях? Наверное, глаза полезут на лоб от удивления! Я улыбнулась, представив себе выражение его лица в тот момент, когда он, открыв калитку, увидит на постаменте… Дальше продолжить мечтания мне не удалось, потому что пришлось срочно возвращаться в реальность – машина вдруг резко дёрнулась и, возвещая всей окрестности о своём появлении громким гудком клаксона, остановилась.
– Приехали! – обрадовалась я.
– Жалко, что так быстро!
Митька явно хотел добавить к своим словам что-то ещё, но, метнув взгляд на льва, продолжать не стал. Со стороны кабины донёсся хлопок двери, а следом за ним послышались голоса грузчиков. Мы вскочили. Пока Митькины глаза были обращены в другую сторону, я нежно погладила каменного зверя. Вот ты и дома, лёвушка! А скоро найдём и твоего братца, обещаю!
Представляю, что могли бы подумать соседи, если бы таковые имелись, услышав в непроглядной ночной тьме, прерывающейся отблесками фонарей, отрывистые реплики рабочих и металлический скрежет подъёмного механизма. Слава богу, ближайшие дома, арендованные под офисы, были в это время суток пусты, и нам удалось без происшествий завершить дело до конца.
Ловкие дядечки в рабочих комбинезонах покинули нас сразу же, вполне довольные щедрой оплатой (к Федькиным деньгам Митька приложил и свои, крепко пожав руку каждому из ребят), и мы с ним остались вдвоём. Точнее, втроём. Глаза льва благодарно светились, а Дом с любовью взирал на возвращение своего стража.
– Да, теперь тут и не покуришь, – Митька с сомнением смотрел на сигаретную пачку, которую он так и не решался открыть. – У меня такое ощущение, что этот зверь меня не одобряет!
– Будет повод бросить курить, Шапкин! – усмехнулась я.
– Ага, щаз! – он надвинул кепку на лоб. – Просто найду другое место, и все дела.
– А мне никогда не нравились курящие мужчины, – произнесла я с нажимом.
– Так нечестно, Ковалёва! Это удар ниже пояса!
– Тебе решать, Шапкин.
– Да не буду я бросать! – возмутился он. – С какого перепугу, вот ещё! Придётся тебе смириться с моей малюсенькой слабостью!
– Ничего себе – малюсенькая! А ты знаешь, какой вред ты наносишь окружающим, когда дымишь в их присутствии? Знаешь, что пассивное курение – это ещё хуже, чем…
– Ну вот, понеслась! – он прижал ладонь к моему рту. – Помолчи, Ковалёва, женскими нотациями я сыт по горло, до сих пор слышать их не могу. Давай-ка лучше по домам разъезжаться. Я правильно понимаю, что ко мне ты опять не захочешь поехать?
– Конечно, Мить, потому что я останусь здесь.
– То есть – здесь?
– А что такого? Я часто ночую в офисе.
– Ты сумасшедшая? Сейчас не сдача номера, очнись! В своей постельке тебе будет гораздо удобнее, чем на офисном диване!
– Это ты так думаешь, а у меня другая точка зрения.
– Ничего не понимаю в женщинах, – скривился он. – Надеюсь, ты не ждёшь, что я останусь тут вместе с тобой?
– Кажется, я не делала тебе такого предложения, Шапкин!
– Ну и хамка ты, Ковалёва! – он сверкнул глазами. – Ладно, хрен с тобой, я еду домой, а ты поступай, как знаешь.
– Вот и договорились, – улыбнулась я в ответ.
– Я не могу оставить его себе, – она вложила в его руку что-то блестящее.
– Почему, любимая? Мне будет спокойнее, если он будет с тобой. Ты же знаешь, какой силой он обладает!
– Я больше не принадлежу этому дому – значит, ничто не должно принадлежать и мне.
– Ты отказалась от меня, ты отказалась от всех сокровищ, которые находятся здесь, и теперь ты возвращаешь и мой подарок тоже?! Если тебе не нужна его сила, пусть хотя бы этот лев просто напоминает о другом Льве! Я умоляю тебя!
– Именно этого я и боюсь, мой дорогой, – она грустно покачала головой. – Я не смогу жить, нося на своём теле частицу вашей души и зная, что никогда больше мы не сможем быть вместе!
– Но ты сама решила бросить меня! – с горечью произнёс он.
– Вы знаете, почему! Мой отец не переживёт позора, если узнает о нас с вами. Замужество с Иваном Семёновичем – единственный, пусть и страшный, выход из этой ситуации.
– И откуда он только взялся, этот твой Иван Семёнович!
– Я должна быть ему благодарна, что он имеет смелость взять в жёны порочную женщину.
– Не говори так, родная моя! – седовласый мужчина порывисто прижал девушку к себе. – Ты чиста и невинна, как цветок, родившийся на рассвете! Он должен за счастье почитать твоё согласие стать ему преданной женой! Ох, если бы не больное сердце твоего отца! Никому на свете я не позволил бы прикоснуться к тебе даже пальцем!
– Прошу вас, не терзайте меня! – глаза её наполнились слезами. – Я, может быть, в последний раз вижу вас…
– Родная моя! – он ещё крепче сжал её в объятьях. – Как я буду жить без тебя… Как…
– Барин, к вам господин Шалимов пожаловали-с! – в дверь просунулось круглое лицо немолодой женщины. При виде замершей парочки глаза её заблестели. – Что изволите ему доложить?
– Пусть подождёт в кабинете, я скоро выйду, – хозяин недовольно нахмурился. – Глаша, сколько раз я говорил тебе, чтобы стучалась, прежде чем дверь открывать!
– Извиняюсь, барин, опять запамятовала! – с елейным выражением лица она нырнула обратно.
– Теперь уже всё равно! – прошептала девушка, вновь опуская голову на плечо возлюбленного. – Всё равно…
Я проснулась внезапно, как от толчка. В глаза мне светило солнце. Я лежала на диванчике в комнате рядом с менеджерской, где обычно мы спали после сдачи номеров. В голове всё ещё звучал голос прелестной незнакомки. Какая грустная история!
Я повернулась на другой бок и только тогда, когда поменяла своё положение, поняла, что крепко сжимаю в руке что-то твёрдое. Что ещё такое? Быстренько выпростав руку из-под одеяла, я разжала кулак. Знакомый маленький зверёк с закрытыми глазами и лукавым выражением на спящей морде устроился в моей ладони, как родной. Меня бросило в жар. Как он оказался в моей руке, если я точно помнила, что вчера вечером он висел на моей шее?! Только лунатизма мне не хватало!
И тут меня что-то кольнуло: а ведь именно эту фигурку умолял взять девушку мужчина из моего сна! «Ты знаешь, какой силой она обладает», – сказал он, и я, кажется, теперь тоже знаю это! Значит, это был Лебедев, хозяин этого загадочного Дома?!
– Я оказалась права, всё дело в тебе? – радостно воскликнула я, обращаясь к спящему льву. – Но почему выбрали именно меня? Неужели потому что я самая красивая дама в нашем издательстве?
Кажется, можно было назвать ухмылкой то движение, что промелькнуло на сонной морде. Я рассмеялась. Мне стало вдруг так хорошо, так радостно! Как будто с сердца, наконец, упал тяжёлый камень, мучивший меня целую вечность!
Ой, а ведь в доме появился ещё один лев, как же я забыла?! Я подлетела к окну и прижалась носом к стеклу. Белые мраморные завитушки сверкали на солнце так ярко, что я зажмурилась. Острое счастье пронзило вдруг моё сердце. Теперь всё будет хорошо, я была в этом уверена абсолютно!
– Доброе утро, Дом! – громко прокричала я, встав на носочки и раскинув руки. – Доброе утро!!!
Мне уже не нужно было попадать в тёмную галерею, чтобы почувствовать в себе единение с этим пространством – оно присутствовало везде, в каждом уголке безлюдного дома. Куда бы ни заводила меня нужда – то ли на кухоньку, где я с аппетитом пила кофе, то ли в свой кабинет, где я ныряла в глубины интернета, – всюду я ощущала дыхание Дома, его сердце, бившееся в унисон с моим. Я растворилась в этом безмятежном спокойствии, чувствуя в душе только одно – абсолютную безопасность!
Субботу я провела словно в раю, и ночь не обеспокоила меня ни единым сновидением. Спохватилась я только в воскресенье. Безоблачная ясность расслабила меня, и я чуть не забыла, зачем, собственно, осталась тут на выходные.
До кабинета шефа я добралась без приключений; я не боялась, что сегодня кто-нибудь из наших может прийти в офис. Это было бы совсем уж невероятно!
Тайник, который прятался в нише за книгами, ждал меня, всё так же хитро подмигивая мне круглым желтоватым глазом. «Думаешь, что теперь сможешь меня открыть?» – как будто спрашивал он.
– Я должна это сделать! – улыбнулась я в ответ.
Должна – хорошее слово, основательное. Но буду ли я столь же уверенной, пытаясь найти ключ к разгадке? Ещё сама пока не понимая, почему мне так важно открыть эту дверцу, я подкатила кресло к книжному шкафу, упёрлась носом в глубокую нишу и стала внимательно разглядывать таинственный организм. Я мало что знала о сейфах. Если же быть совсем честной – я не знала о них ничего. Значит, придётся полагаться на свою логику, уж какая-то же у меня имеется?
Итак, что мы с моей логикой видим? Мы видим прямоугольный металлический короб-сейф, вживлённый в стену книжного шкафа, на блестящей дверце которого – небольшой, сантиметров пять в диаметре, круглый металлический механизм, сделанный, как мне кажется, из латуни, по кромке которого, словно лепестки ромашки, выдавлены удлинённые латинские буквы. У верхушки этой крутящейся ручки, на стыке с основанием дверцы, узким треугольником сделана засечка. С левой стороны от кругляша находится ещё одна штука, трехпалая лапа – тоже, видимо, крутящаяся. Если я правильно понимаю принцип, сначала нужно состыковать с треугольной зарубкой какие-то из букв, потом привести в действие второй рычаг, и опля! – дверка и откроется. Что ж, осталось только подобрать слово – и дело с концом!
Я усмехнулась. Легко сказать – подобрать слово! Ладно, если бы буквы были русские, может быть я бы и смогла что-нибудь придумать, но использовать латинские, не зная ни одного иностранного слова – это было выше моих интеллектуальных и языковедческих сил! А если разгадка вовсе не слово, а просто хаотичный набор букв, что тогда? А тогда, госпожа Ковалёва, закатывайте губу обратно и перестаньте строить из себя великого медвежатника! Совершенно некстати вдруг вспомнилась одна книжка, однажды мною прочитанная, в которой неудачливый взломщик, так и не сумев подобрать шифр, просто взорвал сейф, и его схватили тут же, как миленького, не отходя от кассы, как говорится.
Нет, взрывать, пожалуй, мы ничего не будем. Я откинулась на спинку и крепко призадумалась. Ещё бабуля мне говорила, что во всяком событии есть свой смысл, не всегда видный сразу. Цепь обстоятельств привела меня к тому, что я обнаружила этот тайник. Если бы я не могла решить трудную задачку, чёрта с два Дом притащил бы меня сюда и ткнул носом в эти закорючки. Значит, он уверен – или хотя бы надеется, – что я смогу во всём разобраться. Как говорит моя Ксенька – человеку Богом даётся только то, что он способен выдержать. Пусть она вкладывает в эту фразу другое значение, смысл ведь остаётся тем же. В моих возможностях открыть сию дверку. В моих или… Я погладила свой талисман. Что ж, кажется, пришла пора использовать твои способности в собственных интересах, киска!
Я выпрямила спину, правой рукой сжала фигурку льва, левую положила на солнечное сплетение, замкнув круг, закрыла глаза и застыла. В голову тут же, будто только и ждала этого сладкого момента, полезла какая-то ерунда. Соберись, Шурка, о порванных колготках и недоеденном бутерброде будешь думать потом! Потом, так потом, как скажешь, хозяйка! – усмехнулся кто-то внутри меня, и мне тут же вспомнилось, как совсем недавно меня назвали этим самым словом. Кто же это был? Ах, да, статуя льва – в ответ на мой молчаливый вопрос в доме Федьки Куку. Один дом, другой дом, весёлая колесница легко подпрыгивает на кочках, а везёт её белоснежный в мраморных прожилках зверь. И так ясно я увидела эту сверкающую колесницу с золотыми узорами на дверцах и два поющих колеса, вокруг которых, как стайка бабочек, порхала вереница букв, что дух захватило! Буквы-бабочки взлетали и опускались, никак не желая быть прочитанными мною, но удача всё-таки оказалась на моей стороне. Вот первая, а за ней и вторая с третьей вспыхнули ярким пламенем на фоне тёмного неба, замедлили свой полет, сбились друг к дружке, и я увидела! Четырнадцать букв, четыре слова. Что сие означает, видение мне не раскрыло, но достаточно было и этого. Открыв глаза, лихорадочно принялась я крутить блестящую ручку, вслух повторяя буквы, пока память ещё удерживала их в моей голове.
a t u o l a r e i n c i p e…
atuolareincipe…
a tuo lare incipe…
Сердце бешеным ритмом возвестило о последней букве, я резко крутанула трёхпалую ручку по часовой стрелке, сделала три оборота и тут же услышала громкий щелчок. Дрожащей рукой потянула за лапу, старые петли вскрикнули что-то отчаянно, дверца приоткрылась, а я замерла.
Мне вдруг стало очень страшно.
А если то, что я там увижу, сделает меня несчастной? – в ужасе спохватилась я. Откуда возник этот страх, я понять не могла, и на чём он был основан – не видела. Только чёрной рукой сжало на одно мгновение грудь, и тут же прошло, отпустило. Шумный вздох, который я издала, разнёсся, кажется, по всему дому.
– Открывай уже, Шурка, нечего нюни распускать! – приказала я сама себе.
И опять потянула за ручку. Тяжёлая дверца открылась до упора. А внутри… Внутри лежал всего один листок. Я убедилась в этом, с головой забравшись в тёмное пространство тайника. Больше ничем другим там не пахло. Что ж, тем ценнее находка, если ради одной этой бумажки было создано такое сооружение! Осторожно вытащила я на свет листок, быстро пробежала глазами по написанному от руки тексту, ничего не поняла, передвинулась к столу и тут уже стала вчитываться медленно и вдумчиво. Почерк был твёрд и понятен, словно принадлежал прилежному ученику.
Завет потомкам
Эти строки адресованы тем, кого я люблю, но никогда не увижу. Обращаюсь к вам, мои дорогие потомки, с заклинанием исполнить мой наказ!
Я прожил долгую и трудную жизнь. Всё было в ней – работа, творческие мучения и победы, радостные встречи и нелёгкие расставания, но одна страшная, непоправимая ошибка сделала несчастным меня в мои последние годы – я не смог уберечь единственного человека, которого беззаветно любил и люблю на склоне лет. Женщина, предназначенная мне самой судьбой, не смогла составить мне супружеское счастье в силу некоторых обстоятельств, в которых виню только себя. Лишь потеряв её, я понял, чего оказался лишён!
Я неспроста написал, что встреча с этой женщиной была предопределена свыше. Это истинная правда. Почему я так уверен в этом? Тому порукой слова человека, не верить которому невозможно. Блаженный Николай, без сомнения, читает будущее, словно по книге, я убеждался в этом не раз. Горько осознавать, что я не прислушался к его словам раньше! Ах, если бы вернуть то время…
Но пора переходить к главному, друзья мои. Николай открыл мне одно видение, которым теперь я, стоя на пороге небытия, хочу поделиться с вами. У вас будет ещё одна попытка изменить роковое течение жизни. Когда-то небесами было решено соединить два рода, Лебедевых и Голутвиных, воедино. Я эту возможность упустил, не упустите же её вы!
Слушайте же! Чтобы наше родовое дерево своими корнями крепло, а ветвями поднималось ввысь, необходимо сделать то, что мне уже не представляется возможным. В ваших силах соединить два благочестивых рода, только в этом случае, по словам Николая, снизойдёт на нас благодать Божия и изменится карта судьбы. И даётся нам на это, ни много ни мало, всего пять поколений. Я спросил блаженного человека, что станется с моим родом и родом Голутвиных, ежели не произойдёт этого соединения. Черны слова были его, и даже это перо не желает доверить их бумаге.
И последнее, что я хочу вам сказать. Есть ещё одно непременное условие, которое обязательно должно быть выполнено. Два каменных льва, два стража моего дома, два символа обоих родов должны быть на своём месте в час соединения. Не будет хоть одного из них – проклятье разрушено не будет тоже!
Я умоляю вас, любимые мои потомки, исправить роковую ошибку своего предка! Пусть во веки веков соединятся два знатных рода, и да пребудет моя душа в покое!
Аминь!
Всепокорный слуга Божий
с любовью и смирением
Лебедев Лев, сын Ивана, июнь 1890 года, день пятый.
Первой моей мыслью было уложить мрачный листок на его прежнее место и бежать от этих тайн, куда глаза глядят! И, собственно, одну часть своего импульсивного желания я исполнила, пожелтевшая бумага вновь оказалась в душном плену, трёхпалая рукоять отсчитала три круга назад, четыре отгаданных слова остались только в моей памяти, а сама я в задумчивости уставилась в пустоту. Кажется, теперь я начинаю понимать, для чего я понадобилась Дому. Его маленькая частичка, золотая фигурка льва, привела меня к этому открытию, и мне придётся со всем этим что-то делать, хочу я этого или не хочу.
Противный мелкий озноб охватил всё моё тело. Нервишки-то ни к черту, усмехнулась я сама себе. И немудрено! Если следовать просьбе автора этого наставления, мне необходимо будет найти потомков обоих семейств и каким-то образом соединить их вместе. Никогда ещё не доводилось мне выступать в роли вершительницы судеб, стоит ли удивляться тому, что меня трясло, как в лихорадке?
Ну, Дом, ну, спасибо тебе! Втянул же ты меня в историю! Я скосила глаза на закрытый тайник. А правда ли написанное на этом листке? Может быть, это просто чья-то глупая шутка? Как бы мне это проверить? Может быть, с Митькой посоветоваться? Нет, тут надо действовать по-другому. А обращусь-ка я к Серебрякову! – пронзила меня радостная мысль. Ведь его дальняя родственница была дружна с архитектором, вдруг в архивах их семейства затерялись какие-то сведения об этой истории? Да и почерк этого письма с почерком Лебедева на её рисунках сличить не помешает.
Я вскочила, схватила лежащий на столе мобильник и торопливо начала искать в адресной книге номер телефона художника. Сколько же ненужной информации в моей трубке, оказывается! Я дошла ещё только до буквы «К», как вдруг аппарат завибрировал сам. От неожиданности я чуть не выпустила его из рук. Номер был незнакомым.
– Алло! – воскликнула я громче, чем надо было.
– Здравствуйте, Сашенька! – голос, раздавшийся в трубке, я бы не спутала ни с чьим другим. Серебряков, вот это совпадение!
– Вот это да! – вскрикнула я и рухнула в кресло. – Андрей Михайлович, да вы покруче Мессинга будете!
– Мне нравится ваша реакция на мой голос! – рассмеялся тот весело.
– Ой, простите! – спохватилась я. – Это я от изумления ляпнула!
– Вас так удивил мой звонок, дорогая Саша?
– Ещё бы! – горячо сказала я. – То есть он удивил меня не сам по себе, а потому, что вы опередили меня ровно на две секунды. Я уже почти набирала ваш номер!
– Вот как! – в его голосе послышался интерес. – Тогда могу удивить вас ещё больше, сказав, что поражён не меньше вашего.
– А вы почему?
– Тем, что позвонил вам.
– То есть вы не собирались этого делать, Андрей Михайлович?
– Нет, то есть да… – он помолчал. – Скажем так: я собирался, но не сейчас.
– А что же вас заставило мне позвонить? – меня опять охватил нервный озноб, и похолодели кончики пальцев на руках.
– Необъяснимый порыв. Или интуиция. Называйте, как хотите, я пока сам не пойму, что это было.
– Интересная история, – пробормотала я.
– Соглашусь с вами, – Серебряков кашлянул. – Должен признаться, Саша, всё, связанное с вами, кажется мне интересным и необычайным.
– Даже не знаю, что сказать на это, Андрей Михайлович…
– Да что тут говорить, – мне показалось, что в его голосе послышалось несвойственное ему смущение. – Но у меня к вам встречный вопрос, Саша, зачем вам понадобилась моя скромная особа?
– Мне нужно у вас спросить что-то очень важное, Андрей Михайлович! – выпалила я тут же. – Помните, в интервью вы рассказывали мне про свою прапрабабку Полину? Ну, о том, что в вашем семейном архиве сохранились её рисунки с подписью архитектора Лебедева? Помните?
– Это странный вопрос, Саша, но, конечно же, я помню об этом.
– А вы сможете показать мне эти рисунки, Андрей Михайлович?
– Прямо сейчас не смогу, – усмехнулся он. – Но через несколько недель – пожалуйста! Только с одним условием, дорогая Александра.
– С каким?
– Вы объясните мне, зачем они вам понадобились.
– О, ну это легко, Андрей Михайлович! – я перевела дух. – Просто мне интересно всё, что связано с историей жизни архитектора Лебедева. Мне кажется, это был очень загадочный человек, а пройти мимо тайны – выше моих сил!
– Вы истинная женщина, мадемуазель Ковалёва! – хмыкнул мой собеседник. – Впрочем, я сразу это заметил… Но вернёмся к рисункам Полины Голутвиной. Насколько я помню, всего лишь на одном из них…
– Подождите, Андрей Михайлович, – совершенно невежливо прервала я художника. Но у меня было оправдание, его слова повергли меня в шок. Ещё одно потрясение, не много ли для одного дня? – Я правильно вас услышала? Вы сказали – Полина Голутвина?
– Да, вы не ослышались. Именно так я и сказал. Полина носила эту фамилию, пока не вышла замуж.
– За Ивана Васильевича… – медленно прошептала я.
– Откуда вы знаете, Саша? – он удивился. – Опять ваши вещие сны?
– Вы не представляете, насколько вы близки к истине, Андрей Михайлович…
– Саша, у вас там всё в порядке? Я чувствую, что мои слова каким-то образом подействовали на вас!
– Значит, это была она… – я невидяще уставилась в стену, почти не слыша голоса Серебрякова. Зачем, зачем я открыла ящик Пандоры?
– Саша, вы можете объяснить мне, что случилось?
– Андрей Михайлович, я не только могу, но и обязана вам теперь всё рассказать. Раз вы являетесь потомком Голутвиных, это всё меняет… Но только сначала мне необходимо сравнить оба почерка!
– И для этого вам нужны рисунки Полины?
– Совершенно верно!
– Ну нет, я так не согласен! – живо воскликнул он. – Сначала вы будите во мне дикое любопытство, а потом говорите, что нужно подождать. Давайте сделаем так: сейчас вы мне всё подробно расскажете, а после моего приезда разберёмся с рисунками. Договорились?
– Это невозможно, Андрей Михайлович! О таких вещах нельзя говорить по телефону, понимаете?
– У нас нет другого выхода, Саша! Вы же не хотите, чтобы сейчас я бросил всё и прилетел к вам за тысячу километров?
– Да, это, пожалуй, будет не очень удобно, – согласилась я, в душе страстно желая, чтобы так оно и случилось. – Тогда я в общих чертах вам расскажу, а подробности уже будут при встрече, ладно?
– Я сейчас на всё согласен, лишь бы услышать вашу историю. Вы меня заинтриговали, Саша, а это редко кому удаётся сделать. Слушаю же вас!
– Ну что ж… – я помолчала, собираясь с мыслями. – Я, наверное, не говорила вам, Андрей Михайлович, что наш офис располагается в бывшем доме архитектора Лебедева…
– Впервые об этом слышу!
– Так вот, сегодня случилось одно очень странное обстоятельство… – я сделала паузу. – В одной из комнат, а точнее в кабинете нашего шефа, я обнаружила небольшой тайник.
– Тайник? – повторил он заинтересованно.
– Да, но это ещё не самое главное. Главное оказалось внутри этого потайного ларца, который мне удалось открыть совершенно случайно.
– Вы что-то не договариваете, Саша. Как можно случайно открыть тайник?
– Андрей Михайлович, пожалуйста, не спрашивайте меня об этом, я всё равно не смогу вам всего объяснить! Да это и ерунда по сравнению с тем, что я нашла в этом сейфе.
– Неужели сокровища? – я почувствовала в голосе художника улыбку.
– Лучше бы это были сокровища! – вырвалось у меня отчаянно.
– Вы меня пугаете, Саша!
– Простите, Андрей Михайлович. Но вы и сами испугаетесь, когда узнаете, что там лежало.
– Говорите же, не тяните!
– Там было предсмертное наставление потомкам от хозяина дома, от Лебедева! – я невольно понизила голос.
И опять, в который уже раз за сегодня, по моей коже пробежали мурашки.
– Не молчите же! – нетерпеливо воскликнул Серебряков. – Что было там написано? Вам удалось разобрать текст?
– Ещё бы! У господина архитектора был прекрасный почерк.
– Ну и?
– Если вкратце, Андрей Михайлович, то он пишет о своей несчастной любви к одной женщине, и теперь я догадываюсь, кто была эта дама.
– Полина Голутвина? – проницательно заметил художник.
– Да! Полина, которую он, видимо, боготворил, но на которой так и не смог жениться почему-то. Но это ещё не всё, Андрей Михайлович. Дело в том, что… – у меня сорвался голос.
– Что же вы замолчали, Саша?
– Лебедев пишет о том, что эта женщина была предназначена ему самой судьбой, но из-за какой-то страшной своей ошибки он не смог её удержать.
– У нас в семье ходили кое-какие слухи об их отношениях, – пробормотал художник.
– Но и это ещё не всё, Андрей Михайлович! – страшным голосом продолжала я. – Если оба рода – Лебедевых и Голутвиных – так никогда и не соединятся, случится что-то очень-очень ужасное! Будто бы это напророчил ему какой-то блаженный Николай, в чьих словах он не сомневается. И максимум времени, которое даётся на изменение карты судьбы – пять поколений! Я, хоть и не математик, но смогла посчитать, что пять поколений – это примерно 125 лет, а письмо датировано 1890 годом, Андрей Михайлович…
– И вы полагаете, что…
– Что вам срочно нужно искать потомков Лебедевых и жениться на любой из этих счастливиц! Почему вы смеётесь, Андрей Михайлович?
– А вам не кажется, что это послание – всего-навсего маразматический бред одинокого старика, которому просто не с кем было поговорить? Вот он и придумал и блаженного, и проклятие рода…
– Что вы такое говорите, Андрей Михайлович! – горячо воскликнула я, уже всей душой поверив в истинность письма. – Я убеждена, что на самом деле существует это проклятие, и если в течение ближайшего года ваши семьи так и не соединятся....
– Ну какие же вы, женщины, падкие на романтическую мистику! – он перебил меня. – Разве вы не видите, Саша, что это просто глупо, верить в предсказания какого-то безумного? Да и существовал ли этот Николай на самом деле? Скажу вам откровенно: я вовсе не собираюсь следовать наставлениям эксцентричного архитектора!
– Но ведь это правда, как же вы не понимаете? – упрямо настаивала я на своём.
– Значит, если верить вам и этому посланию, я не имею права встречаться с той женщиной, которая мне нравится, а должен искать какую-то неизвестную мне девицу, пусть даже ей окажется семьдесят лет, и жениться на ней?
– Но если так надо… – пролепетала я.
– Лично мне это не надо, Александра! – он повысил голос. – Неужели вы не понимаете, что никто не может заставить человека жить вопреки собственным чувствам и стремлениям?
– Наверное, вы правы, но только мне кажется… я верю, что…
– А я верю только себе и своим убеждениям! А ещё знаете что, Саша… – очень решительно сказал он.
– Что, Андрей Михайлович?
– Я хочу вам признаться в том, что женщина, которая мне невероятно нравится – это вы!
– Я??
– Вы! Я и позвонил сегодня именно потому, что в глубине души давно хотел вам это сказать, но никак не решался, а тут сама судьба… – последнее слово он произнёс с нажимом, – подтолкнула меня совершить этот звонок.
У меня пропал дар речи. Я просто осталась стоять с открытым ртом и обалдевшими глазами. Представляю, какой дурой я сейчас выгляжу со стороны! – быстро пронеслось в моей бедной голове.
– Ну и что вы на это скажете, Александра? Вы позволите мне за вами ухаживать или мы будем искать старушку Лебедеву?
– Андрей Михайлович! – с трудом выговорила я. – Подумайте, из-за своего неверия вы можете погубить весь ваш род! А вдруг вы совершаете страшную ошибку?
– Страшную ошибку я совершу только в одном случае, моя дорогая Саша: если упущу такую упрямую девушку, как вы! Поверьте моему богатому опыту, не существует в мире никаких проклятий, предвидений и прочей чепухи! Земля крутится по вполне понятным и логичным законам, в которых нет места мистике и чудесам!
И что мне теперь делать, как быть? Я в замешательстве сжала в руке свой талисман. Я-то к этой секунде уже отчётливо поняла, что всё, написанное в предсмертном письме – правда! И львы указывали мне на истину, и внутри меня присутствовало уверенное знание – если Серебряков не женится на ком-либо из рода Лебедевых, случится непоправимая беда!
А ещё я поняла вдруг, почувствовала, что если откажусь сейчас от счастья, пусть недолгого, с Андреем, жизнь моя будет пустой и холодной, как у архитектора в его последние дни. И я решилась на отчаянный шаг: я урву хоть немножечко счастья у судьбы, раз она так настойчиво протягивает его в мои руки, но одновременно продолжу искать второго льва, и я найду его обязательно, чего бы это мне ни стоило! Найду и потомков Лебедева, раз это необходимо. А потом, когда завет хозяина Дома исполнится, я исчезну из жизни Андрея навсегда. Иначе я никогда себе не прощу, что из-за моего эгоизма могут разрушиться два великих рода!
– Не надо никаких старушек! – твёрдо заявила я. – Вы мне тоже очень нравитесь, Андрей Михайлович, до темноты в глазах и замирания в сердце. Что же я – враг самой себе?
– Я знал, что вы благоразумная девушка, Сашенька! – с облегчением выдохнул он. – Но теперь, после ваших слов, возникает одна большая проблема…
– Какая? – испугалась я.
Может быть, не надо было признаваться ему в своих чувствах?