Екатерина Береславцева
Начинай со своего дома
Глава 24
– Девушка, вы к Казимиру Тихоновичу? Он в шестом кабинете! Давайте сюда свою одёжку!
Я не успела ничего сказать, как моя старенькая курточка оказалась в руках пожилой седовласой женщины, а сама я с растерянной улыбкой осталась стоять в узком холле художественного училища, прямо напротив высокого, почти до потолка, обрамлённого в чудесную деревянную раму зеркала. Отражение в нём не подняло мне настроение. Молодая пышная тётка в темно-синей цветастой юбке, подчёркивающей широкие бедра, и коричневой блузке – лишний раз смотреть на саму себя удовольствие мне не доставляет. «Мда, начало неудачное, – хмуро подумалось мне. – Может быть, не стоило сегодня отпрашиваться? Прав был Теняков, надо было подождать до субботы…»
– Что же вы стоите, девушка? – гардеробщица настойчиво хотела меня спровадить к какому-то Казимиру. – Он вас ждёт давно! Да вы не бойтесь, он у нас не кусается!
Она хихикнула, как мне показалось, весьма недвусмысленно. Ненавижу попадать в неловкие ситуации! Я со злостью на саму себя дёрнула за ручку двери.
– Можно, Казимир Тихонович?
– Прошу вас, проходите!
В приоткрывшемся пространстве комнаты я узрела худощавого человека с небольшой чёрной бородкой, взъерошенными волосами и нервной улыбкой. Увидев меня, его глаза расширились, а на лице отразилась такая гамма чувств, что я даже испугалась на миг и слегка попятилась к двери.
– Это невероятно! – воскликнул он энергично и почему-то отбежал на несколько шагов назад, рассматривая меня как диковинную картину. – Это ещё лучше, чем я ожидал! Ну, Олимпиада, ну, богиня!
Я стояла, как вкопанная, не в силах ничего понять. При чём тут олимпиада, или я не в то учебное заведение попала??
– Ах, какая кожа! – не переставал верещать этот сумасшедший. – А эта дивная стать! Нет, я не могу поверить своим глазам! Но что же вы стоите, душа моя? Вот я дурак, я даже не предложил вам сесть, и вы, конечно же, подумали о старике Козинском невесть что!
Вот тут он попал в точку. Конечно, стариком я бы не посмела его назвать, на вид этому странному типу было лет сорок с хвостиком, но нормальным человеком он явно не являлся.
– Спасибо!
Зачем-то сделав подобие реверанса, я присела на краешек предложенного стула и притихла. Говорить о деле, которое привело меня сюда, показалось мне неуместным, и поэтому я решила просто помолчать и посмотреть, какая история из этого всего выйдет. Впрочем, даже если бы я и собралась что-то сказать, сделать бы мне это не удалось. Козинский сыпал словами без умолку.
– Нет, я никак не мог ожидать такого чуда! А ведь Олимпиада и словом не обмолвилась, хотела сразить старика наповал! И ведь получилось, получилось таки! Я сражён, я повергнут, я распят! Но что же вы сидите, душа моя?
– А что я должна делать? – привстала я.
– Обнажайтесь, обнажайтесь скорее, дайте испить мне эту чашу до дна!
– Что?? – ноги мои подкосились, и я опять рухнула на стул.
– Она стесняется, вы представляете! – он сложил руки на груди, глядя на меня с искренним умилением. Мне стало страшно. Куда я попала, в сумасшедший дом? – Вы стесняетесь, душа моя? Поверьте, с вашей фактурой стесняться никак нельзя! Ну что же вы, Любочка?
– Я не Любочка! – замотала я неистово головой. – Вы ошиблись, К-к-казимир Тихонович! Я совсем не за этим сюда пришла!
– Ах, я напугал вас, да, душа моя? – он замахал руками, бородка его мелко затряслась, а бледная кожа на худой шее обнажилась. «Да, похоже, господину Козинскому не меньше сорока пяти», – злорадно подумала я. – Но ведь это впечатление, вы понимаете? Настоящее впечатление, impression! Вот она, награда за все мои мучения! Моя купальщица передо мной!
– Казимир Тихонович! – строго сказала я, нахмурив брови для пущей убедительности. – Я не Любочка, вы перепутали меня с кем-то другим! И я ничего не знаю ни об Олимпиаде, ни о купальщицах, честное слово!
– Позвольте, как же так? – кажется, до этого странного типа стало доходить. – Разве вас не Олимпиада Марковна прислала? Вы, наверное, шутите? Я же просил именно такую, как вы!
– Какую?
– Такую! – он сделал довольно красноречивое движение руками. – Мне для моей картины нужна именно ваша фигура!
– Для вашей картины? – в моей голове тоже стало проясняться. – Так вы натурщицу ждали, что ли?
– Ну конечно же! – он облокотился о какую-то деревянную штуковину, именуемую, кажется, мольбертом, и нервно взъерошил волосы. – И Олимпиада Марковна меня заверила, что прекрасно меня поняла, и вот я вижу вас… А вы точно не Любочка?
– Нет, – улыбнулась я. – Меня зовут Александра Ковалёва, и я к вам совсем с другим вопросом.
– С другим вопросом… – повторил он, смотря на меня всё тем же полубезумным взглядом. – Вы понимаете, Александра Ковалёва, что сейчас вы разрушаете мою жизнь?
– Я??
– Я десять лет искал вас, страдал, мучился, и теперь, когда наконец вы явились перед моими глазами, вы говорите мне «нет»?
– Но, Казимир Тихонович… – смятенно пролепетала я.
Нет, всё-таки он ненормальный!
– Вы убиваете меня! – он закрыл лицо руками.
Я замерла в полном обалдении. Прав был Андрон Архипович, не следовало мне сюда приходить сегодня. Почему я не дождалась субботы! И что мне теперь делать? Может быть, просто смыться потихонечку, пока он на меня не смотрит? Я пошевелилась, но бородач тут же дёрнулся и вновь уставился на меня своим воспалённым взглядом. Всё во мне похолодело.
– Я пойду, хорошо, Казимир Тихонович? – выдавила я из себя и сделала попытку привстать.
– Я умоляю вас, – таким страшным голосом сказал он, что пригвоздил меня к этому месту навечно, – не губите мою жизнь! Я на коленях прошу вас!
И он, оторвавшись от деревянной опоры, с отчаянным хрустом в коленях и других частях немолодого тела рухнул вниз, прямо на пол, заляпанный краской!
– Да вы что! – я резво подскочила к художнику и потянула его вверх, ухватившись за первое попавшееся под руку место. Ткань его пиджака грустно затрещала. – Вставайте же, разве так можно?
– А вы согласитесь позировать мне, и я встану! – тут же заявил этот шантажист. Что мне оставалось делать?
– Хорошо, Казимир Тихонович, только встаньте с пола, пожалуйста!
– Она согласна! Моя богиня согласна! – с криком радости вскочил бедняга и опять отбежал от меня на приличное расстояние. Боится он меня, что ли? – Завтра же, нет, сегодня же прошу вас ко мне в мастерскую, вы слышите меня?
– Сегодня уже поздно, Казимир Тихонович, – рассудительно произнесла я. – А завтра я работаю. Давайте отложим нашу встречу до выходных, хорошо?
– Но как же так? – он опять схватился за голову. – Я же умру от ожидания!
– Вы ждали десять лет и ничего! – твёрдо сказала я. – Ещё несколько дней роли не сыграют. Кстати, а в каком виде я буду изображена?
Почему-то перед глазами всплыла растрёпанная фигура кающейся Марии Магдалины. У меня были небольшие познания в изобразительном искусстве.
– Моя картина называется «Маленькие купальщицы»! – гордо произнёс художник. – Вы будете главным персонажем, центральной фигурой, так сказать. Обнажённой, разумеется!
– Как – обнажённой? – ахнула я. – Совсем?
– А вы что же, Александра, хотите, чтобы мои наяды купались одетыми? – он поднял вверх чёрные брови.
– Нет, Казимир Тихонович, вы меня хоть убейте, но позировать обнажённой я не стану!
– Опять! – плаксиво воскликнул художник. – Вы же пообещали мне!
И в этот момент сладкая музыка раздалась из моей сумочки. Телефон! Никогда ещё не радовалась я этому звуку так, как в этот миг!
– Извините, Казьмиртихныч, – быстро пробормотала я и отошла с трубкой к окну. – Алло! Здравствуйте, Андрей Михайлович! Вы не представляете, как я счастлива слышать вас!
– Милая моя Сашенька, я тоже очень рад! – услышала я такой родной, такой дорогой мне голос! – Вы где сейчас, я вас не отвлекаю?
– Я в художественном училище, Андрей Михайлович! – я скосила взгляд на человека с бородкой. – И рядом со мной Казимир Тихонович Козинский…
– Казик? – удивился мой собеседник. Я мысленно потёрла руки. – А зачем он вам? Вы что, интервью у него берёте, Саша?
– Нет, Андрей Михайлович, Казимир Тихонович хочет, чтобы я позировала для его картины. Обнажённой.
– Что?? Ну-ка, дайте ему трубочку, Александра!
– Вас-с! – я услужливо протянула телефон художнику, стараясь при этом не улыбаться. Тот взял трубку с некоторой опаской. – Серебряков Андрей Михайлович!
– Андрюша? – удивлённо произнёс бородач. – Вот уж не ожидал! Здравствуй! Да-да-да, у меня всё в порядке. Что ты говоришь?
Он растерянно посмотрел на меня. Мне даже стало жаль беднягу.
– Но помилуй, я вовсе не… Хорошо, хорошо, я понял. Да, передаю…
С несчастным выражением лица он отдал мне телефон и отвернулся. Сердце моё заныло.
– Сашенька, он больше не будет вам ничего предлагать, вы слышите меня?
– Слышу, Андрей Михайлович! – я облокотилась на подоконник. – Спасибо вам!
– Как вообще вы там оказались, непоседливая вы моя?
– Так я же насчёт льва пришла узнать! – ляпнула я, думая в это время о несчастном Казимире, но тут же спохватилась. Мама моя родная, что я наделала!
– Насчёт какого льва, Саша? Вы ничего не перепутали? Или опять ваши таинственные штучки?
– Андрей Михайлович, милый… – быстро забормотала я, силясь придумать какое-нибудь логичное объяснение. – Я просто…
– Саша! – прервал он меня. – Мне срочно надо уйти. Я вам перезвоню попозже, а вы пока тщательно продумайте, что бы такого мне соврать, чтобы я поверил, ладно?
– Ладно, – грустно кивнула я погасшему экрану.
И подняла глаза. Козинский возился с какими-то бумажными рулонами, открывая и меланхолично рассматривая их один за другим. Вид у него был понурый.
– Казимир Тихонович, для вас это действительно так важно? – негромко сказала я, подойдя к нему ближе.
– Вы знаете, Александра, вчера от меня ушла жена, – он не отрывал взгляда от рисунка. – Она сказала, что ей надоело жить с неудачником, который мнит себя великим художником и забыл, что сегодня серебряная годовщина их свадьбы. А я ведь правда забыл, вы понимаете? – он поднял на меня печальные глаза. – Я всегда думал, что для того, чтобы быть настоящим творцом, нужно забыть обо всём. О семье, о еде, о какой-то ерунде вроде тёплого сортира или нового комода. Я был воспитан так и гордился этим, гордился своей избранностью. А вчера я понял… Поздно понял, к сожалению.
– Она вернётся к вам, Казимир Тихонович.
– Не вернётся. И правильно сделает. Я бы на её месте не простил. А вы бы простили, Саша?
– Казимир Тихонович, а вы когда-нибудь рисовали свою супругу?
– Что?? – он удивлённо вздёрнул брови.
– Опишите мне, какая она, ваша жена? Пожалуйста!
– Маша? – он лихорадочно стал сворачивать рисунок. – Она… Вы знаете, Александра, вы с ней чем-то похожи. У неё очень ладная фигура, красивые плечи, длинные волосы… И ямочка на левой щеке… Но почему вы спрашиваете об этом?
– А разве не её вы хотели сделать центральной фигурой вашей картины, а, Казимир Тихонович?
– Моей картины? – он в замешательстве опустился на табуретку. – Но… Я никогда не думал…
– Время пришло, Казимир Тихонович, – прошептала я. – Она посвятила вам свою жизнь, сделайте же и для неё что-то особенное!
– И вы думаете, она согласится быть моей натурщицей? – он опять стал разворачивать тот же рулон.
– Я думаю, она двадцать пять лет ждала, когда вы ей это предложите.
– Саша! – он вскочил, решительно отбросив ненужный рисунок в сторону.
– Казимир Тихонович, перед тем, как вы наберёте её номер, можно у вас о чём-то спросить?
– О чём угодно, душа моя!
Ну вот, он уже приходит в своё обычное состояние, улыбнулась я про себя.
– Много лет назад во дворе вашего училища стоял мраморный лев. Вы слышали что-нибудь о нём?
– О Лежебоке? – ничуть не удивился моему вопросу художник. – Я даже видел его, как вижу сейчас вас!
– А где он сейчас, Казимир Тихонович? – я порывисто схватилась за его руку.
– На этот вопрос я не могу вам ответить, душа моя. Он просто исчез в одну ночь, как дворец разгневанного джинна. Вечером ещё стоял на своём обычном месте, а утром испарился, будто его и не было.
– И никто не пытался найти его следы? – чувство отчаянного разочарования сжало моё сердце.
– Пытались, конечно. Разные слухи ходили…
– Расскажите мне, Казимир Тихонович, прошу вас!
– Знаете что, Саша, вам лучше спросить об этом не у меня… – он вытащил из кармана записную книжку и стал что-то искать в ней, спеша и неловко перелистывая измятые странички. – Пишите, душа моя, это телефон Парамонова Юрия Борисовича, он единственный, кто может хоть что-то знать. Юра учился тогда на четвёртом курсе, а ваш лев исчез в ту ночь, когда Юрчик писал дипломную работу как раз в этом кабинете. Взгляните, из этого окна видно всё, как на ладони!
– Я позвоню ему сейчас же! – радостно вскричала я и чуть не свалила табуретку по пути к двери. – Спасибо вам за всё, Казимир Тихонович!
– И вам, Александра Ковалёва! – улыбнулся он на прощание. – Андрюше привет передавайте. Повезло ему с невестой…
– С какой невестой? – не сразу поняла я, а когда поняла, такая тяжесть вдруг обрушилась на меня, что я еле устояла на ногах.
– До свидания, душа моя! Буду рад видеть вас, – он уже не слушал меня, думая сейчас только об одном – о предстоящем разговоре со своей женой.
Я тихонько закрыла за собой дверь.
Глава 25
– Скажите, а можно мне выйти в ваш двор? Я ненадолго, можно? Мне очень нужно…
– В туалет, что ли? – оборвала меня гардеробщица.
– Э-э-э… Да! – радостно согласилась я.
– Иди. Вон та дверь, дойдёшь до конца и налево.
– Спасибо!
Я помчалась вперёд, сама ещё не понимая, зачем я это делаю. Льва там уже давно нет, но какая-то сила тянула меня туда очень настойчиво. Заодно Парамонову позвоню, решила я. С места событий, так сказать.
– А что, уютненько у них тут! – осмотрелась я по сторонам, когда закрыла за собой тяжёлую деревянную дверь.
Двор был довольно большой, неправильной формы, слева его ограничивал высокий каменный забор, выходивший на проезжую часть, впереди стоял ещё один учебный корпус, а по правую руку от меня бежал ряд небольших застеклённых мастерских. Посреди двора, как детский грибок в песочнице, пестрел разноцветными боками маленький автомобильчик, больше похожий на игрушку, чем на транспортное средство. К нему я и устремилась. Лев, как я поняла из объяснений Козинского, находился как раз за этой машинкой, между зданием училища и одной из мастерской. Странно, что никого из студентов не видать, все на учёбе, что ли?
Место, где когда-то стояла статуя, я нашла по небольшой прямоугольной вмятине на асфальте. Надо же, сколько лет прошло, а двор ещё помнит своего необычного жителя! Я спохватилась – мне же на работу пора бежать, отпрашивалась я всего на два часа, а вон уже сколько времени прошло! Ещё один звонок – и в путь.
Ответил мне почему-то женский голос.
– Здравствуйте! – вежливо произнесла я. – Могу я поговорить с Юрием Борисовичем Парамоновым?
– Нет, не можете! – резко ответили на другом конце провода, чем привели меня в некоторую оторопь.
Но я ведь всё-таки менеджер со стажем!
– А можно узнать, почему? – я постаралась придать своему голосу как можно большую мягкость. – У меня очень важный вопрос к Юрию Борисовичу!
В этот момент из телефона раздались ещё какие-то звуки, как будто сразу несколько человек выхватывали друг у друга аппарат. Спустя несколько секунд вместо недовольного голоса моей собеседницы я услышала совершенно другой голос. Мужской и необычайно галантный.
– Здравствуйте, с кем имею честь говорить?
– Добрый день, Юрий Борисович! – обрадовалась я. – Меня зовут Александра Ковалёва, ваш номер мне дал Козинский Казимир Тихонович…
– Прошу прощения, Александра, но я не Юрий Борисович! – огорошил меня мужчина.
– А кто? – глупо спросила я.
– Я брат Юрия, Иннокентий.
– Очень приятно, Иннокентий Борисович! – я опять взяла себя в руки. – А ваш брат может со мной поговорить?
– Боюсь, что это невозможно, Александра.
– Может быть, мне попозже перезвонить? Он сейчас занят, да?
– Лариса, уймись! – внезапно рявкнул мой собеседник, и я испуганно отдёрнула трубку от своего уха.
Что там у них происходит, чёрт возьми?
– Это она, я знаю, это она! – верещала, видимо, та самая Лариса. – Как она может, в такой день?! Дай мне поговорить с этой дрянью, я всё ей скажу!
– Это не она, Ларочка! – мужчина, наверное, прикрыл трубку ладонью, потому что звук стал гораздо тише, как будто сквозь ватное облако. – Ты слышишь меня? Успокойся, пожалуйста! Лёша, уведи её!
Я молчала. Во мне зрело нехорошее предчувствие, что на том конце провода произошло что-то страшное, что-то такое, что изменить уже никак нельзя.
– Алло, Александра, вы ещё здесь? – голос мужчины опять приблизился.
– Да, Иннокентий Борисович. У вас что-то произошло, да?
– Юра погиб. Сегодня сорок дней, как это случилось.
– О, господи! Какое несчастье! – я невольно сжала свой талисман.
– Да, – он помолчал. – А что вы хотели у него спросить, Саша? Я знаком немного с его делами, может быть, я смогу вам чем-то помочь?
– Я хотела узнать у него про скульптуру льва из художественного училища, возможно, вы что-то слышали о нём…
– Нет, про льва я ничего не знаю, – с сожалением сказал Иннокентий. – Извините меня, Александра!
– Это вы меня простите, Иннокентий Борисович! – воскликнула я. – Я не должна была… в такой день…
– Ничего страшного. До свидания, Александра.
– Подождите, Иннокентий Борисович, ещё одно только слово! – у меня вдруг закружилась голова, и я сильнее ухватилась за золотую фигурку, как будто это могло мне чем-то помочь.
– Слушаю вас, – с некоторым удивлением сказал он.
– Вам, наверное, покажется странным то, что я сейчас скажу, но прошу вас, поверьте мне, пожалуйста! – я перевела дух. – Вы ни в чём не виноваты! Вы понимаете меня?
– Признаться, не совсем, Александра! – в голосе его послышалась усталость.
– Перестаньте казнить себя, вы не виноваты в смерти брата! И никто не виноват, это просто страшное стечение обстоятельств. Он бы всё равно поехал к Люсе, вы слышите?
– Кто вы? – глухо спросил он после паузы.
– Она ждёт от него ребёнка, и вот о чём вы должны сейчас думать. О своём единственном племяннике!
– Вы… с ума сошли? Юра не мог иметь детей.
– Чепуха! Вам об этом Лариса сказала? Это она не может иметь детей, а ваш брат был абсолютно здоровым человеком, если не считать, конечно, травму, полученную в детстве. Помните, когда он показывал своему младшему брату, как лихо он едет на одном колесе?
– Откуда вы всё это знаете, черт вас побери? Кто вы такая, Александра Ковалёва?!
– Я прошу вас, Иннокентий Борисович, поговорите с Люсей, ведь вы всё равно давно хотели это сделать!
– Я перестал что-либо понимать, – вдруг бессильно сказал он. – Прошу вас, объясните мне, что происходит! Кто вы? Я знаю вас?
– Вы меня никогда не видели, Иннокентий, точно так же как и я не имела счастья быть знакомой ни с вами, ни с вашим братом. Я час назад только впервые узнала о его существовании. Но, понимаете, так получилось, что я могу иногда видеть… видеть то, что не видят другие.
– Как мы называли соседку по лестничной клетке бабу Маню? – внезапно спросил он и замолк.
Я улыбнулась.
– Бабушка-ладушка, – не раздумывая, ответила я. – Она очень любила угощать вас с братом блинчиками и оладушками.
– Саша, мы можем с вами встретиться? Сегодня же, сейчас?
– Я обещаю вам, Иннокентий Борисович, что обязательно увижусь с вами, но только тогда, когда сама разберусь в том, что со мной происходит. Вы понимаете меня?
– Я понимаю вас, – вздохнул он. – А я обещаю вам, в свою очередь, что поговорю с Люсей. И если это правда…
– Это правда. До свидания, Иннокентий Борисович! Надеюсь, что мой звонок хоть немного помог вам.
– Берегите себя, Саша, и до встречи!
Вымотанная донельзя, я прислонилась спиной к жёлтому боку автомобиля. На улице заметно похолодало, а ведь я была совсем раздета, куртка так и осталась висеть в гардеробной, и металл маленькой машинки зябко проникал через тонкую ткань. Я поёжилась. Нужно идти, Шурочка! Но идти-то мне и не хотелось. Ещё одна ниточка оборвалась… Кто мне теперь расскажет правду? Где сейчас второй лев, Лежебока, как ласково назвал его Козинский, и остаётся ли ещё надежда, что я сумею его найти?
– Извините, вы, случайно, не видели, отсюда выходил кто-нибудь?
Меня неожиданно выдернули из моих мыслей. Щуплый, невысокого роста юноша с вихрами, торчащими в разные стороны, пытался открыть стеклянную дверь одной из мастерской. Я так задумалась, что заметила этого человека только сейчас.
– По-моему, нет, – неуверенно ответила я. – Но точно утверждать не могу. А что, не открывают?
– Увы! – он опять дёрнул за ручку. – У меня там сумка с чертежами осталась, а следующая пара – черчение!
– А вы запасной ключ возьмите, наверняка у вахтёра есть.
– Неа, нету, – покрутил головой парень. – Он у нас один. Вот же чёрт! Что за день сегодня такой, сплошная непруха!
– Плавали, знаем, – улыбнулась я. – Слушай, ну объясни всё чертёжнику, что он, не поймёт, что ли?
– Ты что! Пётр Саныч – зверь! – он произнёс это тихо, быстро оглянувшись назад. – Ещё скажет, что я специально сумку оставил, чтобы работу не сдавать. А я это черчение ненавижу просто!
– Зачем же поступал сюда?
– Ну уж не для того, чтобы дурацкие чертежи делать! Я театральным художником хочу быть! И буду, пусть он мне хоть десять двоек в семестре влепит!
– Театральным? – я почувствовала к юноше симпатию. – Ты сильнее постучи, может, просто не слышат?
– Если бы Шота Зурабович на месте был, он бы сразу открыл. Наверное, уже домой свалил…
– А ты уверен, что сумка именно там?
– Ещё бы! У нас утром тут практика была, я чертежи под стол забросил, а потом и забыл, идиот!
– Мда, история! – мне очень хотелось помочь парню, но как это сделать? Не дверь же ломать, в самом деле? – А если позвонить вашему Зурабовичу? Может быть, он ещё недалеко ушёл.
– Ага, так мне и дали его номер, – хмыкнул пацан. – А потом догнали и ещё раз дали. Исключительно из личной симпатии.
– Номер? – радостно воскликнула я, погладив свою золотую фигурку. – Плёвое дело! Айн момент!
Через минуту я поднесла удивлённому парню свою трубку, на которой уже набрала нужные цифры.
– Ты меня разыгрываешь, что ли?
– Исключительно из личной симпатии! – улыбнулась я. – Говори уже!
– Алло, Шота Зурабович, это вы? – неуверенно произнёс он. – А, ну да… Это Андрей Кузьмин, здрасте ещё раз. А вы не в училище? Да я у вас пакет свой оставил, а мне на черчение надо… Правда? Вот спасибо! Так я жду, Шота Зурабович!
Он нажал отбой и посмотрел на меня.
– А я чёта не понял…
– Что ты не понял, Андрей Кузьмин? – усмехнулась я, забирая свою трубку.
– Откуда ты Джапаридзе знаешь… А, дошло! Ты тоже тут училась, да? Ну, блин, ловко ты меня провела…
– А я вообще такая… ловкая.
– Да я заметил… – он оглядел меня снизу доверху. – Слушай, а парень у тебя есть?
– Что?! – хихикнула я. – Андрюха, у тебя ещё молоко на губах не обсохло!
– Ой-ой, подумаешь, тоже мне, взрослячка нашлась!
– Да уж повзрослее некоторых! Ладно, раз у тебя всё устроилось, я пойду.
– А может быть, всё-таки…
– Неа. Салют пионерам!
Я помахала ему рукой и, покачивая бёдрами, направилась к выходу.
– Ладно-ладно, мы с тобой ещё встретимся! – донеслось мне вслед весело.
– Вот напугал!
Я убыстрила шаг. Встречаться с Шота Зурабовичем мне почему-то не хотелось. Да и на работе меня заждались, небось.
