Екатерина Береславцева
Где ты встречаешь рассветы?
Глава 13
Громкие крики я услыхала задолго до того, как свернула за угол.
– Ма-а-а-ша-а-а! Ну, сколько?!
– Алёна, оденься, а то застудишься!
– Зайка, я тебя люблю-ю-ю!
Дорожка вывела меня к пятачку, на котором крутились, размахивая руками, цветами и ещё много чем мужики разных возрастов и национальностей. От них за версту веяло счастьем, запах которого так мне сейчас был необходим!
Вкушу кусочек хотя бы чужой радости…
– Анютка, покажи мне её! Что? А? Я тебя не слышу!
Небритый парень с самым громким голосом, зовущий некую Анютку, был одет в синие джинсы с дырками на каждой коленке, жёлтую футболку и бейсболку, которая сейчас еле держалась на его голове, – так он яростно размахивал руками, в одной из которых был зажат цветочный букет, а в другой – блестящий телефон. На плече незнакомца, грозя сорваться вниз, раскачивался футляр на длинной кожаной лямке.
Ты-то мне и нужен, голубчик!
Я задрала голову наверх, проследив за направлением его взгляда. К стеклу окошка третьего этажа прилипло уставшее лицо молодой женщины – новоиспечённой матери. В её руках белел крохотный свёрток.
– Дмитрий!
Меня не услышали, поэтому пришлось подобраться поближе.
– Дмитрий! – повторила я громче и настойчивее.
– А? – небритый тип обернулся, всё ещё храня на своём лице счастливую улыбку.
– Здравствуйте, Дмитрий!
– Привет! – радостно воскликнул он. – Вот, дочка родилась!
– От души поздравляю! – искренне сказала я.
– Спасибо! – он опять повернулся к окну. – Ань-ка-а-а, я тебя люблю! Слышишь? Л-ю-б-л-ю!!
Девушка за стеклом что-то ответила и улыбнулась, опустив взгляд к свёртку.
– Дмитрий! – опять позвала я. – Я понимаю, что сейчас не самое лучшее время, но мне нужно с вами поговорить.
– О чём? – он не отрывал взгляда от окна и, кажется, даже не вник в мои слова.
– О работе.
– Ну какая сейчас работа, девушка!
– Я Василиса Яхонтова, я вам звонила несколько дней назад…
– Звонили? – он скосил на меня один глаз. – Не помню.
– А вы меня послали.
– Я? – он, наконец, оторвался от окна. – Вас послал?!
– Ага, – кивнула я. – Далеко и надолго.
– Нет, я не мог! – запротестовал он.
– Доказать?
Он помолчал, ещё раз кинул взгляд в окно, но, не увидев там больше своей жены, вернулся ко мне.
– Василиса, говорите?
– Василиса, – подтвердила я. – Яхонтова. Из Москвы.
– А чего к нам?
– За вами.
– Вот как? – его взгляд, наконец, стал серьёзнее. – Послушайте, а я ведь действительно кого-то… послал. Но не вас, точно.
– Меня.
– Понимаете, меня одна придурочная преследует, – начал он объяснять. – Звонит, письма шлёт, пороги мастерской обивает… А Анька – ну, жена моя, – он лучезарно улыбнулся, – ей волноваться нельзя. Беременность, теперь вот… дочка!
– Я понимаю…
– Значит, это не вы? То есть я-то знаю, как та ненормальная выглядит… Это я вас тогда послал, да?
– Меня.
– Вот лопух! Извините! Не со зла, честное слово!
– Проехали, – я улыбнулась.
– А что за работа, я не понял…
– Я представляю модельное агентство «Василиса».
– Ну, знаю такое…
– И хочу предложить вам у нас поработать. На очень хороших условиях!
– Настолько хороших, что они позволят мне забыть жену и ребёнка и переехать в Москву? – съязвил он.
– Во-первых, о жене и тем более малышке я ничего не знала…
– А во-вторых?
– А во-вторых, вовсе не обязательно безвылазно сидеть в Москве! У нас много проектов и длятся они не круглый год. К тому же… – я помолчала, – я планирую открывать здесь филиал…
– А вот это вау! – обрадовался он. – Серьёзно? Здесь, в Арбузове?
– Здесь, в Арбузове, – подтвердила я. – Но пока только на уровне мыслей, нужно всё обдумать хорошенько.
– Ну вот когда обдумаете, тогда и поговорим! А насчёт Москвы сразу вам могу сказать – сейчас я нужнее здесь. Аньке и Сашке!
– Сашке? – не сразу поняла я, вздрогнув.
– А мы дочку решили так назвать. Александра! В честь нашей любимой подруги.
– Очень красивое имя…
– Ага!
Глава 14
Я сидела возле своей бронзовой сестры уже долгое время и всё никак не могла решиться достать из кармана трубку и набрать номер, выученный за столько лет наизусть.
Он позвонил сам, сократив мои мучительные сомнения, но ускорив нелёгкий разговор.
– Алиска, привет!
За его плечами гудел мегаполис, и я даже слышала его отдельные голоса.
– Здравствуй, Сева.
– Я не звоню, потому что кручусь, как белка в колесе, а тебе самой, конечно, в голову не приходит набрать?
– Севочка, не обижайся, у меня тут тоже… колесо за колесом, никак остановиться не могу. К тому же я знаю, что ты и сам прекрасно справляешься, без моих звонков…
– Лиса-Алиса! – Севкин смех больно отозвался где-то у меня внутри. – Ладно, рассказывай по порядку, что у тебя там происходит? Мне Глашка напела кое-что, но как всегда эмоции у твоей подруги впереди логики бегут. Что за история с этой статуей? Я фотки видел, кстати, поразительное сходство.
– Это очень странная история, Сев… Боюсь, ты меня сейчас тоже упрекнёшь в излишней эмоциональности, которой я в обычное время не страдаю, ты знаешь…
– Знаю… – пробормотал он, и я поняла, о чём он сейчас подумал…
Мои мысли понеслись к тому времени, когда состоялось наше первое знакомство с Всеволодом Егоровым – а случилось это почти семнадцать лет назад. Я, тогда ещё мало кому известная пятнадцатилетняя девочка, делала свои первые шаги по профессиональному подиуму, а Севка, как один из лучших менеджеров нашего агентства, наблюдал за мной из-за кулис. Наблюдал он, конечно, не только за мной, но ещё и за стройным рядом весьма амбициозных и грациозных девиц, но выделил почему-то только меня. Это уже потом, спустя какое-то время, я осознала причину такого внимания, а в тот момент мне казалось, что всё дело в моей исключительной красоте и таланте. Впрочем, разгадка могла бы ко мне прийти гораздо позже, если бы не Таисия Александровна, финансовый директор агентства и бывшая любовница Всеволода Егорова. Именно она открыла мне глаза на чувства своего фаворита и сделала это в обычной своей манере – цинично и весьма беспощадно.
– Не знала? – в ответ на мой непонимающий взгляд хрипло рассмеялась она. – Ой, я тебя умоляю! Такие, как ты, деточка, просчитывают свою жизнь на годы вперёд. Ну что ты глазками своими прекрасными хлопаешь, думаешь, Тая слепая, Тая ничего не понимает? Твои потуги карьеру на постели построить – не новость для меня, я таких, как ты, знаешь сколько здесь перевидала? Имя им – миллион! Но вот что я тебе скажу, детка: молодость и красота когда-нибудь пройдут, а вот репутацию тебе уже никогда не очистить!
Мне хватило тогда ума смолчать, ведь за едкими словами ясно чувствовалась боль брошенной женщины, а поверженных я не бью – улица научила меня снисхождению.
Но со своими выводами Таисия Александровна поторопилась. Ничего между мной и Всеволодом Егоровым не было и быть не могло. Да, благодарность к человеку, который столько всего делал для меня в плане профессионального роста, я ощущала, но – более ничего. Со временем благодарность переросла в чувство преданной дружбы, которая вполне удовлетворяла меня, но оказалась недостаточной для Севки. Я видела его метания, его попытки воздействия на моё расположение, его ярость, переходящую в отчаяние, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов он смирился – по крайней мере внешне – и ничем не выказывал более своей любви, но силу её я ощущала всегда, даже в те моменты – особенно в те моменты! – когда мой взор был обращён в другую сторону…
– Сева… – я набрала в грудь побольше воздуха, – я тебе хочу сказать… Мне кажется, я влюбилась…
– Та-а-ак… – после долгого молчания произнёс он.
– Я не знаю, как всё сложится дальше, но я решила… В общем, я остаюсь тут.
– Тут – это где? – его голос прозвучал ровно, без эмоций, что ещё больнее ударило по моему сердцу.
– Тут – это в Арбузове. Я решила открыть здесь филиал «Василисы» и… возглавлю его сама. Конечно, это произойдёт не завтра и даже не послезавтра, но я хочу, чтобы ты сразу об этом знал.
– Значит, он всё-таки добился своего! Через столько лет…
– Это не Александр, Севочка. Точнее, Александр, но не тот…
– Я тебя не понимаю.
– Я сама пока мало понимаю, – я встряхнула головой. – Сева, я очень тебя люблю… как друга, как брата, ты всегда об этом знал, мы оба знали, что… ничего не получится, а сейчас… Прости меня, пожалуйста!
– Ну что ты, Алиска, – с горечью произнёс Сева, – разве за такое прощение просят! Я даже рад за тебя…
– Правда… рад?
– Правда! – в трубке послышался какой-то шум. – Ой, извини, я тебе перезвоню…
Он отключился, а я осталась сидеть с зажатым телефоном в руке и тяжестью на сердце. Секунды казались часами, и я всё смотрела невидящими глазами на движение реки и думала, думала, думала…
– Алиса! – Севкин голос вернулся, когда чернота моих мыслей не оставила ни одного шанса свету. – Я здесь. Извини, нужно было срочно кое-что решить. Алиска, ты там плачешь, что ли?
– Тебе показалось, Сева…
– Вот дурёха! – от этих слов, наполненных нежной жалостью, мне стало совсем худо. – Любовь – не повод для слёз, это я тебе как опытный боец говорю. Он-то к тебе как относится? Впрочем, тебя нельзя не любить…
– Он… – я шмыгнула носом, – молиться на меня готов, Сева…
– Очень хорошо его понимаю, – Севка вздохнул. – Алиса, ты можешь мне пообещать?
– Всё, что угодно!
– Нет… – после долгого молчания произнёс мой друг. – Не нужно ничего обещать. Просто наслаждайся каждой минутой жизни и тепла, которое согрело твоё сердце. Жаль, что мне это так и не удалось… – его голос дрогнул, но через секунду вновь стал прежним. – Прости, это в последний раз. Да, у меня к тебе вопрос…
И мы с ним заговорили о делах, и больше ни одного слова о переменах в наших судьбах не было сказано. Голос Севы звучал живостью и энергией, как всегда, и я – тоже, как всегда, – подзаряжалась этой энергией, словно от неисчерпаемой батарейки.
А когда спустя некоторое время голос моего друга сменился другим, я уже полностью овладела собой и могла, как обычно, решать дела с ясной головой и сосредоточенным вниманием.
– Игорь, вы можете устроить мне встречу с Сашиным отцом?
– Да, конечно, Василиса! – человек на другом конце провода немного напрягся. – Мне только нужно позвонить ему и проверить… Ну, вы понимаете…
– Понимаю. Я подожду…
Когда Беляев перезвонил, я уже всё твёрдо для себя решила.
– Через час он будет готов вас принять.
– Отлично! Спасибо вам, Игорь!
– Василиса…
– Не переживайте, – усмехнулась я. – Никакой угрозы для ваших друзей я больше не представляю. Скорее наоборот…
– Хорошо бы, – вздохнул Игорь. – Вы наберите мне после визита, ладно?
– Договорились!
Глава 15
Он смотрел на меня долго и пристально, загородив телом проход. Со времени прошлого моего посещения лицо скульптора изменилось, будто постарев ещё на несколько лет. Но, насколько я могла судить, эти дни прошли без участия спиртного – и это обстоятельство не могло меня не порадовать.
– Заходите, – наконец, он махнул обречённо рукой и посторонился.
Я прошла в прихожую, тщательно вытерев подошву туфель о влажную тряпицу у входа, и побрела знакомой дорогой в гостиную. Хозяин дома следовал за мной, тяжело продавливая половицы.
Ещё издали я услышала мерное биение сердца комнаты – старинных часов, которые так жаждала заполучить в коллекцию моя сестрёнка.
Обстановка гостиной не изменилась, всё так же настраивая на умиротворённый лад каждого вошедшего, а в тёмном уголке за буфетом, который пару дней назад сверкал горлышками бутылок, теперь пряталась закопчённая керосиновая лампа.
Черняев, махнув рукой в сторону приземистого кресла с широкими лапами-ножками, опустился на стул. Я задержалась на секунду у рисунка, с которого на меня смотрело прелестное девичье лицо – моё! – и села в предложенное кресло.
– Чай?
– Нет, спасибо.
– Спиртное не предлагаю, – губы скульптора сложились в кривую усмешку. – Завязал.
– Да… – кивнула я, чувствуя нарастающую неловкость. – Я понимаю…
– Да чего уж там! – он отвернул взгляд к окну и тяжело вздохнул. – Сам знаю, не дурак. Вот и Сашка меня за руку всё время хватал, остановить пытался… – он помолчал. – Через меня и мой грех всё случилось. Я виноват во всём.
– В чём, Антон Иванович? – осторожно спросила я.
– Да в аварии той, – он посмотрел на меня блестящими глазами. – Я сына в тот день из дома выгнал.
– Как – выгнал? – поразилась я.
– Очень просто, – скульптор горько усмехнулся. – На дверь указал и вещи вдогонку кинул. Ящик с инструментами.
– Какой… ящик?
– Его, какой ещё. Там инструменты всякие рабочие. Да не в них дело! Я сына выгнал из собственного дома! Ещё и плюнул в спину – мол, видеть тебя больше не желаю!
– Но… за что?
– Сволочь потому что последняя! Я, я сволочь! Это меня надо было в ту машину вместо Сашки за руль посадить да и въехать хорошенько, чтобы понял…
Хозяин закашлялся, побагровел. Я испугалась.
– Воды, Антон Иванович?
– Пустое! – он постепенно успокоился и замер, уставившись в одну точку.
Я боялась пошевелиться.
– А потом начался ад. Кома, видения эти пугающие… И больница, каждые полгода больница. Он в психушку, а я за бутылку. Нет, при нём больше ни-ни, но стоило только сыну за порог, как меня трясти начинает, и… – он махнул рукой. – Жил, словно в лихорадке, от зноя в мерзлоту погружаясь. Не знаю, на сколько бы меня хватило, если бы не ты…
– Если бы не я… – выдохнула я.
– Я, когда скульптуру ту лепил, о Сашке думал. О том, что вот вложу в неё тепло и здоровье, и силу великую, которая сына моего согреет, вылечит, разум прояснит. Тайно лепил, никто не видел. Ото всех скрывал, и от Сашки особенно. Гошка, балда, в корысти меня подозревал, а мне, между прочим, ни шиша от города не досталось, я даже имя своё не разрешил на статуе выбить!
– Так вот почему…
– Сергеич меня и так, и эдак уговаривал – мол, нехорошо, что его фамилия стоит, а автора – нет. Но я настойчив был. Пустое это всё. Тщета. Другую цель преследовал. Ну вот… Скульптуру установили, народу понравилось вроде, а Саша мой в то время в больнице лежал. Я руки потирал от предвкушения, представлял, как приведу сына к его мечте и как все его страхи и наваждения испарятся при дневном свете, а тут вдруг ты появилась!
– И вы испугались…
– Испугался, – признался хозяин. – Красоты твоей настоящей испугался, омута коварного, которым можно не то что больного, здорового мужчину сгубить. Видел я, как Сергеич на тебя смотрел!
– Да мы с ним просто приятели давние! – невесело усмехнулась я.
– Приятели – не приятели, а сын у меня один, и защитить, окромя меня да дружка его закадычного, некому. – Взгляд старика посуровел. – Отвечай, зачем пришла? Что тебе от моего Сашки надобно?
– Я… – у меня перехватило дыхание, но через секунду я продолжила. – Я собираюсь пополнить собой круг Сашиной защиты и поэтому… остаюсь здесь.
– Остаёшься? – он приподнял брови. – В Арбузове?
Я кивнула.
– Ты хорошо подумала? – после долгого молчания спросил скульптор, вложив в один свой вопрос тысячу.
– Да.
– Вона как…
Черняев упёрся взглядом в свои жилистые руки, окаменел, но я очень ясно видела, какой всполох мыслей вызвал мой ответ. Не знаю, сколько времени мы просидели в молчании, я отчего-то боялась посмотреть на часы, лишь отмечала про себя краткие отрезки вечности: дин-дон, дин-дон…
Наконец хозяин избушки зашевелился, и я сосредоточила на нём взгляд.
– Здесь жить собираешься? – он очертил глазами гостиную.
– Пока квартиру сниму… – фраза повисла в воздухе, зияя недоговорённостью, которая была понятна и мне, и ему.
– Добре.
Он встал, увлекая своим движением и меня.
– Можно один вопрос, Антон Иванович…
– Спрашивай.
– Эти часы, – я кивком указала на футляр для вечности, – откуда у вас?
– Часы? – он склонил голову. – Не знаю. Всегда тут стояли.
– А вы давно в этом доме живёте?
– Давненько. Пятьдесят лет уж.
– Значит, часы прежним хозяевам принадлежали? Ну, тем, кто до вас тут обитал?
– Нет, – отчего-то мои вопросы были неприятны скульптору, я это хорошо видела, но Глашкин укоризненный взгляд толкал меня на дальнейшие объяснения.
– Ваши родители их с собой привезли?
– Говорю же, всегда тут стояли.
– Тогда я ничего не понимаю, – призналась я. – Если вы говорите, что переехали сюда в детстве, но часы уже тут были, значит, они никак не могли принадлежать вашей семье.
– Могли. Моя семья жила тут всегда.
– А-а-а! – протянула я понимающе. – Значит, это дом ваших предков! Вот я недогадливая!
Мои слова вызвали в старике ещё большее недовольство, и я решила, что пора свой интерес сворачивать, пока он не прошёлся по мне бумерангом. Потом обо всём узнаю, тем более что времени для этого у меня теперь будет предостаточно…
Глава 16
– Ты обедал, Саш?
– Да…
– А если честно?
Обернувшись, я наткнулась на внимательный, приправленный капелькой лёгкой грусти, взгляд светлых глаз. Мне улыбнулись.
– А если честно – не помню.
– Как же так! – я уселась напротив Саши за стол, накрытый клетчатой скатертью. – Разве можно без еды целый день! Я тебе всё расписала, где что лежит: в холодильнике суп в кастрюльке, на подоконнике морс, а вот тут, на столе – оладушки, твои любимые…
Мои слова сопровождались соглашающимся кивком головы, но мне казалось, что вслушивается он не в смысл слов, а в сам голос. Словно плывёт по музыке речи…
– Саш, ты меня слышишь?
– Конечно, Василиса! – он расплылся в такой радостной улыбке, что всю мою досаду как рукой сняло. – Я тебя слышу. Даже когда тебя рядом нет… Ты сердишься на меня?
– Ах, Саня! – я покачала головой. – На тебя невозможно сердиться!
Я погладила его пальцы и вновь, в который уже раз, увидела на его лице непонятную, странную гримасу, которой он отзывался на любое моё прикосновение. И – как и всегда – тут же отдёрнула руку и встала.
– Василиса…
– Всё хорошо, Саш, – не оборачиваясь, произнесла я. – Ты чай будешь со мной пить?
– Буду… Не сердись, пожалуйста!
– Оладьи разогреть?
– Ты знаешь… – его голос покрылся дымкой задумчивости, – я сегодня уже пробовал твои оладьи…
– Ты же говорил, что…
– …там… – закончил он, и я обернулась.
Его взгляд был направлен уже не на меня, а куда-то внутрь своего организма. Или в какой-то иной мир, куда мне не было доступа.
– Там… – повторила я. – Опять… Саша, посмотри на меня!
– Я смотрю…
– Нет, ты не так смотришь! Смотри – вот же она я, Василиса, девушка из твоих мечтаний. Я живая, и я стою перед тобой сейчас, здесь!
– Мне не нравится, когда ты кричишь… – он закрылся от меня руками, как щитом.
– Я не кричу… – тише произнесла я и вновь села напротив него. – Я не кричу, прости… Прости, слышишь?
– Слышу.
– Я больше не буду. Честное слово!
Он улыбнулся, но опять, кажется, своим мыслям.
– Саша, о чём ты сейчас думаешь?
– О Гошке.
– О Гошке… – тихо пробормотала я. Конечно, о ком же ещё. – И что ты о нём думаешь?
– Однажды мы с ним на спор решили провести целый день без лжи, – Сашино лицо озарилось тихой улыбкой. – Ну, знаешь, люди ведь всегда лукавят, говорят совсем не то, что думают на самом деле…
– Знаю, – я насторожилась странному повороту разговора. – И что, у вас получилось? Кто победил?
– Сначала было весело. Очень. Ты не представляешь. Весь класс от хохота умирал, когда мы с Гошкой наперегонки правду-матку резали. Всем: одноклассникам, учителям… Особенно резвились девчонки – Гошка на полном серьёзе каждой в любви стал признаваться. Влюбчивый он очень был. Ну вот. А потом… – он потёр рукой лоб и вдруг нахмурился. – Потом…
– Саш, может, хватит? – я испугалась его изменившегося лица. – В следующий раз расскажешь, а сейчас нужно немного отдохнуть. Ты лекарства принимал днём?
– А потом оказалось, что правду говорить нельзя! – продолжил он, словно не слыша меня.
– Почему? – не удержалась я от вопроса.
– Есть такая правда, которая хуже лжи во сто крат. Которая убить может, – он поднял на меня глаза, полные мучительной тоски. – Я и убил, Василиса.
– Кого, Саш? – вздрогнула я и за руку его схватила.
– Галю!
– Подожди… – я сосредоточилась, вспоминая. – Ты не про Кукушкину случайно говоришь? Галя Кукушкина, она ещё с вами… ну, там, в машине…
– Я не знал, понимаешь? Не знал, что она в меня с первого класса… влюблена… Ну и… ляпнул первое, что в голову пришло. Про одёжку, которую она за старшей сестрой донашивает… И ещё что-то… обидное… Она не поняла сперва, знаешь. Стоит, улыбается. А потом…
По его лицу прошла судорога, и вдруг, испугав меня окончательно, он заплакал – горько, отчаянно, как будто весь мир рушился на его глазах.
– Саш, да ты что! Ну обидел девчонку, с кем не бывает! Я тоже, знаешь, много кого в жизни обидела – ничего, живут, здравствуют… А Галка твоя давно тебя простила, я уверена! Небось уже кучу ребятишек нарожала…
– Не простила! – он всхлипнул и прижался ко мне, как птенец, ищущий защиту под крылом мамочки.
Я обняла его покрепче и по макушке стриженой погладила.
– Простила, Сашенька… Если бы мы все наши детские обиды помнили, это бы не жизнь была, а сплошное страдание. А мы с тобой, Саш, для счастья в этот мир пришли, хочешь ты этого или нет…
– Хочу…
– Значит, разреши ему пройти в твоё сердце, дверь ему открой, Саша! Без твоего согласия ведь ничего не получится.
– Не получится? – его голос затихал.
– Не получится… – я встала, осторожно увлекая его за собой. – Я тебе историю одну расскажу, про девочку Таню, которая тоже очень хотела быть счастливой…
Он заснул сразу же, лишь коснулся головой подушки, и я какое-то время ещё посидела рядом, поглаживая его по волосам. За окном тихо шелестел дождь, перекликаясь с жгучими каплями тоски в моей душе. Тоска моя была об ушедшем лете, и вот об этом мальчике-мужчине, и о друге, по которому так печалилось моё сердце, и о самой себе…
