Екатерина Береславцева
Где ты встречаешь рассветы?
Глава 5
Лачуга – а другого слова к этой жалкой хижине подобрать просто невозможно – поразила меня полным несоответствием с образом того дома, который должен принадлежать настоящему художнику и который я в своих фантазиях нарисовала, направляясь сюда. Невысокий покосившийся деревянный домик, который, казалось, чуть тронь – и он рухнет прямо тебе под ноги. В нём не то что жить, но и просто находиться опасно.
– Ты уверен, что не перепутал адрес? – спросила я у Милостивого, не отводя удивлённого взгляда от постройки.
– Уверен, – с сомнением протянул тот. – Этот район я очень хорошо знаю, неподалёку отсюда родился… Адрес-то тот, но вот что скульптор может жить в таких условиях, я не думал…
– Я вообще удивлена, что этот дом ещё не рухнул, ему же лет триста, не меньше! – я с возмущением посмотрела на своего спутника.
– А я-то тут при чём! Ты так говоришь, как будто я мэр или глава жилищного товарищества!
– Так ты же у нас меценат, а не мэр!
– Ну, не знал я, не знал, честное слово!
– Не знал он…
Ворча, я вылезла из автомобиля, не дождавшись, когда мне подадут руку. Вблизи домик выглядел ещё более жалким и каким-то ненужным, лишним. Рядом стоящие дома, старинные особняки, кои в Арбузове встречаются на каждом шагу, тоже, казалось, не радовались такому соседству.
От парадного крыльца остались лишь две ступеньки, изъеденные временем, а козырёк накренился так, что даже приближаться к нему было боязно.
– Надеюсь, не рухнет? – пробормотал Милостивый, подойдя к двери и опасливо посматривая наверх.
На его нерешительный стук никто не откликнулся, дом по-прежнему был тих и бесприютен.
– Никого нет дома? – предположила я. – Ты говорил, что он уехать собирался…
– Я вовсе так не говорил!
Мой спутник громче забарабанил по двери и даже присовокупил к кулаку удары ботинка.
– Как не говорил? – удивилась я. – Ты же сказал, что ему куда-то…
Мои слова были прерваны громким кашлем, который донёсся с той стороны двери.
– Ну, кто ещё там? – к кашлю присоединился густой бас.
– Антон Иванович, откройте, это Александр Сергеевич Милостивый!
В замке что-то заскрежетало, заскрипело, и спустя несколько секунд дверь слегка приоткрылась. В доме было темно, поэтому в узкую щель мне удалось увидеть только блеск чьих-то глаз и длинный хрящеватый нос.
– Милостивый? – хрипло повторил хозяин дома, опять кашляя. Болеет он, что ли?
Я немного сдала назад.
– Он самый! – Александр улыбнулся.
– А чего случилось?
– Нам поговорить надо, Антон Иванович! Впустите?
– Поговорить? – обладатель длинного носа не торопился радоваться гостям. – О чём?
– О ваших работах!
– О каких ещё работах?
– О скульптуре сидящей девушки! – не выдержала я. – На набережной. Ваша ведь работа?
– А это ещё кто? – нос повернулся в мою сторону. – Ты кто?
– Не узнаёте? – нагло ответила я на грубый тон.
– Василиса, с ним так нельзя! – тихо прошипел Александр, дёргая меня за руку.
– Со мной тоже так нельзя! – взвилась я. – Послушайте, Антон Иванович, вы же культурный человек, а позволяете себе…
Я собиралась произнести разгромную речь, но дверь внезапно открылась настежь, и моему взору в полный рост предстал хозяин дома, невысокий лысый мужичонка лет шестидесяти пяти с жидкой бородкой и трясущимися красными губами. Его глаза, спрятанные под клочковатыми бровями, жадно ощупывали моё лицо. Я почувствовала даже какое-то физическое неудобство от этого внимания, как будто не взглядом меня касались, а ледяными пальцами.
– Как тебя зовут? – спросил он, не ослабляя хватки.
– Василиса, вы же слышали!
– Откуда ты тут взялась? – продолжал допрос странный человек.
– Из Москвы!
– Вот и проваливай обратно!
Ошалев от такого хамства, я растерялась и даже не успела ничего ответить, когда дверь, подчинённая решительному движению старика, стала закрываться. Не успела я – но Александр оказался сноровистее. Чёрный лакированный нос ботинка в последнюю секунду был втиснут между полотном двери и её коробкой.
– Антон Ива-анович! – укоризненно протянул Милостивый, качая головой. – Ну что за детский сад, а? Мы к тебе с добрыми намерениями, гостинцы вот принесли, а ты!
Он поднял вверх пакет, который всё это время держал в руке, и оттуда раздался весьма недвусмысленный звон чего-то стеклянного. Вредный старикашка потянул носом.
А я ещё сопротивлялась, когда Александр предложил купить в супермаркете эту гадость!
– Что у тебя там?
– Много чего, – улыбнулся Милостивый. – Ну что, впустишь нас?
Старик явно колебался, переводя взгляд с меня на пакет. Затем громко вздохнул.
– Ладно, входите.
Убранство комнаты, в которую нас завели, поразило и даже смутило меня. Внутреннее содержимое дома никак не соответствовало его фасаду! Я ожидала увидеть разруху и запустение, а моему взгляду предстало умиротворение и покой. Старинная мебель тёмного дерева, кресло-качалка явно не из «Икеи», напольные часы с маятником, приглушённо отбивающие секунды вечности, многочисленные живописные полотна на стенах – моя Глафира, думаю, хлопала бы в ладоши от восхищения, будь она сейчас со мной рядом. Но её не было, и я сама водила по сторонам глазами, прицокивая от восторга. Единственный диссонанс был замечен мной в этом уютном пространстве – ряд пустых бутылок, стыдливо прячущихся в тёмном уголке за буфетом.
Пока мы с Милостивым крутили головами, удивлённо переглядываясь, хозяин суетился: накрыл скатертью круглый стол, расставил стаканы, чайные чашки, аккуратно разложил принесённое нами добро по мискам, а в центр торжественно установил бутылку с виски.
– Прошу к столу!
Сейчас лицо старика совсем не напоминало выражением прежнее, оно светилось радостью и жадным предвкушением удовольствия.
Мы с Александром послушно уселись на стулья с высокими спинками.
– Антон Иванович… – начала было я.
– Потом! – меня остановили властным движением руки. – Сначала за здоровьичко!
Я притихла на время, наблюдая, как старик по-хозяйски разливает прозрачную жидкость по стаканам.
– Будьте здоровы!
Через секунду его стакан оказался пустым, и старик, крякнув, уселся на своё место. Я пить не стала, лишь пригубила.
– А ты чего? – взгляд хозяина обратился к Милостивому.
– За рулём, – вздохнул тот.
– Ты же, вроде, с шофёром обычно?
– А сегодня, Антон Иваныч, не обычный день…
– Вона как… – протянул скульптор, обдав меня туманным взглядом. – Ну-ну…
Продолжать он не стал, а накинулся на еду с таким сосредоточенным видом, как будто голодал неделю.
Александр посмотрел на меня, я пожала плечами.
За первой рюмкой последовала вторая, потом третья. Щёки хозяина порозовели, настроение заметно улучшилось. Я поняла, что настал подходящий момент.
– Антон Иванович…
– Ну… – он благодушно откинулся на спинку стула и посмотрел на меня.
– Скульптура уставшей путницы на набережной – ваша работа?
– Моя… – после секундной паузы произнёс он и прикрыл глаза. – Моя.
– Скажите, а у девушки был реальный прототип?
– Прототип? Какой ещё прототип? – скульптор открыл один глаз.
– Ну, живая модель, с которой вы лепили бронзовую…
– Зачем живая? – вздрогнул он. – Я всё из головы беру. Вот отсюда…
Его пятерня прошлась по собственной лысине.
– Это правда?
– А чего мне врать? – он лихо опрокинул в себя ещё один стакан виски. – Скажи, Сергееич. Мне врать резона нет.
Милостивый хмыкнул неопределённо.
– Тогда как вы объясните сходство, уважаемый Антон Иванович?
– Какое ещё сходство? – сморщился старик.
– Вашей девушки со мной!
– С тобо-ой? – ненатурально удивился хозяин и съехал глазами на Милостивого. – Что за чушь?
– Действительно похожа, – Александр развёл руками. – Просто одно лицо, Антон Иванович. Как же так могло получиться?
– Откуда я знаю, что там у вас получилось! – голос старика дал петуха. – А только я тут ни при чём! Первый раз тебя вижу, Варвара!
– Василиса! – поправила я. – А кто же тогда при чём?
– Откудова я знаю? Совпадение. Слыхала, двойники в мире есть, люди с одинаковыми физиономиями. Вот и тут… совпадение. Шутка природы!
– Шутка, говорите… – я подняла голову, устремив задумчивый взгляд на графические зарисовки, которые висели на стене прямо передо мной. – А это тоже шутка?
– Ты о чём? – дедок замер.
– Да вот, рисунок… Я так полагаю, эскиз к скульптуре девушки?
– Где? – он нехотя обернулся. – А, этот. Ну, правильно. Сначала в моей голове родился образ, я его на бумаге изобразил, а потом…
– А мне кажется, это рисунок с натуры!
– Когда кажется, креститься нужно! – старик встал, резко отодвигая стул. По-моему, он жутко испугался и свой испуг теперь прикрывал грубостью. – Значит, так, гости дорогие! Погостили – пора и честь знать! Работы невпроворот, некогда мне тут с вами лясы точить!
– Антон Иванович! – воскликнули мы с Милостивым в один голос.
– Пятьдесят пять лет уже Антон Иванович! Всё, сказал, довольно. Ничего я про ваших девушек не знаю, а более меня беспокоить и не надо!
Вредный старик, оказавшийся вовсе не таким уж старым, решительным жестом указал на дверь. Проваливайте, мол, подобру-поздорову.
Милостивый пытался сопротивляться, но я молча взяла его под руку и потянула к выходу. Знавала я такой тип людей, как наш милый хозяин, по доброй воле правду ни за что не скажут, особенно если эта правда для них неудобна. То, что скульптор лукавит, видно невооружённым взглядом. Остаётся два вопроса: в чём, собственно, суть тайны и зачем её надо от нас скрывать?
Спустившись с крыльца и услышав за собой хлопок закрывшейся двери, мы с Милостивым направились к машине, но на полдороге, убедившись, что наши фигуры из дома уже не видны, я потащила своего спутника в другую сторону.
– Ты чего?
– Хочу проверить кое-что.
– Что? – Александр заартачился, затормозив на месте.
– Времени нет объяснять! – С этими словами я нырнула в заросли кустов, которые росли с правой стороны от домика скульптора, впритык к забору.
– Ты куда, заполошная?
Несколько секунд спустя я услышала за собой треск веток, затем громкое чертыханье. Это вам не в тихом кабинете сидеть, господин заводчик!
– Ты можешь объяснить, что происходит?
– Чш-ш-ш!
Стараясь не производить шума, я пролезла в замеченную ранее из дома дыру, которая зияла в штакетнике забора, и на согнутых ногах метнулась к хибаре. Озадаченное лицо Александра белело с другой стороны лаза.
– Уйди! – махнула я ему рукой, присела на корточки под окном и прислушалась.
В комнате, которую мы покинули несколько минут назад, плавала тишина. Александр покрутил пальцем около виска, я показала ему язык.
– Хулиганка! – беззвучно прошептал он и сделал попытку пролезть в дыру.
Успешной оказалась только пятая по счёту. Под моё еле сдерживаемое нервное хихиканье господин Милостивый, неловко пригибаясь, пробежал узкий дворик и бухнулся рядом со мной у стены.
– Чш-ш-ш! – прошипела я, поднося палец к губам.
– Авантюристка!
Он, наконец, притих и прислушался, вытянув шею в сторону окна. В доме по-прежнему было тихо – то ли хозяин заснул, то ли покинул своё жилище. И тот, и другой вариант меня устраивали.
В полном молчании мы просидели ещё минут десять. Хорошо, что разросшаяся растительность скрывала нас от взглядов соседей, иначе у них могли бы возникнуть вопросы к непрошеным гостям. Особенно, полагаю, к владельцу заводов, газет и пароходов…
– И долго мы так будем… – наконец, не выдержал он.
Вместо ответа я осторожно привстала и, прикинувшись ветошью, заглянула в окно. Комната порадовала меня отсутствием хозяина, о чём я и сообщила своему спутнику.
– Ну и что?
– А то! – я внимательно осмотрела рассохшиеся оконные рамы. Их состояние меня удовлетворило. – Мне нужен тот рисунок!
– Ты белены объелась?
– Белены объелся твой земляк, когда решил, что сможет меня обмануть!
– Нет, ты точно ненормальная! – Милостивый даже привстал, с ужасом следя за моими действиями. – Ты знаешь, как это называется? Проникновение в чужую собственность со взломом. Пять лет строгача – если повезёт, конечно. Нет, я в такие игры не играю!
– Тогда проваливай, пока не замели как соучастника!
Я продолжала потихоньку дёргать раму, предварительно вставив между её нижним основанием и подоконником пилочку для ногтей.
– Не играю и тебе не позволю заигрываться!
Он схватил меня за руку, тем самым только ускорив процесс – рама внезапно со стуком распахнулась, и в этот же момент откуда-то из глубины дома послышалось знакомое покашливание.
Мы молниеносно прижались к земле, стараясь не дышать. Я получила болезненный тычок в бок и поклялась отомстить, лишь только всё закончится.
Кашель становился всё громче, но теперь он подкреплялся шарканьем ног и недовольным бормотанием. Мы вжались в стену в ожидании справедливого возмездия.
Вот шаги затихли; человек, отделяемый от нас только ветхой стеной, остановился и зашуршал чем-то. Засёк, наверняка засёк!
Щёки Милостивого побелели, а на лбу выступила капелька пота.
Ещё одно покашливание – теперь уже прямо над нашими головами – и какой-то тренькающий звук, напоминающий звон колокольчика. Я зажмурилась.
– Да! – громко сказал скульптор, и я, вздрогнув, судорожно ухватилась за рукав Александра. – Я так и знал! Я так и знал, что это когда-нибудь случится! Что? Что ты говоришь?
Я прижала ладонь к губам, сдерживая возглас. Александр выдавил из себя мученическую улыбку.
– Я совершенно спокоен! – между тем ещё громче продолжал скульптор. – А когда ты узнаешь, что случилось, то и ты… успокоишься. Да! Только что я видел её! Кого её? А ты не понимаешь? Её, Сашкину девицу!
Мы с Александром переглянулись. Я поморгала непонимающе, он радостно осклабился.
– Живую, а то какую! Нет, я как стёклышко. А я тебе говорю, не пил со вчерашнего дня!
– Врёт! – одними губами прошептал Милостивый.
Фраза о наличии во мне жизни почему-то совсем мне не понравилась.
– Что я сделал? А что я должен был сделать? Выгнал её взашей. Почему, почему! – скульптор явно разозлился. – Потому что испугался, ёшкин хрен! А ты бы на моём месте в ножки ей поклонился?
Оглушающий хлопок оконной створки заставил нас с Александром вздрогнуть и ещё сильнее вдавиться в стену. Но ничего страшного не случилось – просто старик неожиданно закрыл окно, и сразу же его голос стал почти неслышен. Только какое-то неразборчивое бормотание.
– Чёрт! – досадливо прошептала я. – На самом интересном месте!
– Да-а-а, исто-о-ория… – протянул Милостивый.
И как мы потом ни напрягали слух, продолжение разговора услышать не удалось. Вскоре голос старика и вовсе пропал, сменившись звоном чего-то стеклянного.
– Приканчивает остатки, – выдохнул Александр.
– Так его за ногу! – мрачно произнесла я. – Может, выпьет и заснёт?
– Я бы на это не рассчитывал.
– Гад какой, ну какой же гад! – я стукнула кулаком по стене.
– Сдурела?
Он схватил меня за руку и, недолго думая, потащил обратно к забору.
– А рисунок? – попыталась я сопротивляться, но силы наши были неравны.
– У меня есть другая идея! – подбодрил меня Александр, подталкивая к лазу. При этом он бесцеремонно ущипнул меня за бок, на что я, не оборачиваясь, ответила кулаком. Попала во что-то мягкое.
– За что? – взвыл он весело, прихватил меня за талию, и мы дружно вывалились из кустов в переулок под треск рвущейся материи.
– Хулиган!
– От хулиганки слышу!
Посмеиваясь, он оглядел меня с головы до ног.
– Да-а-а, видок у тебя тот ещё! Привет с сеновала…
– Очень смешно!
Я стряхнула с волос листья, поправила платье, с досадой поболтала пальцем в дыре, образовавшейся в подоле. Придётся отдавать девочкам на реставрацию…
– Нашла из-за чего расстраиваться! Хочешь, я тебе тыщу таких подарю?
– Жене своей дари, трепло!
– Я трепло? – поразился Александр.
– А я, что ли, про свои похождения направо и налево болтаю? Значит, уже весь Арбузов в курсе нашей с тобой истории? Сашкина девица! – выплюнула я зло. – Это ж надо было, а!
– Да не рассказывал я никому! – возмутился он. – Как ты себе это представляешь? Ни один нормальный мужик не станет болтать о бабе, которая ему не дала, это ж подрыв авторитета!
– Откуда тогда твой Антон Иваныч знает?
– Загадка… Может, он что-то другое имел в виду?
– Что?
– Ну, – с сомнением протянул он, – я же говорил, что моя секретарша быстра на язык. Значит, наша сегодняшняя встреча уже стала достоянием общественности!
– С трудом верится.
– У тебя есть другие версии?
– Пока нет. Но будут! – уверенно заявила я. – Ладно, идём к машине, пока наша вылазка тоже не стала достоянием общественности. Смотри, кто-то уже на нас поглядывает…
Я кивнула в сторону соседнего дома, в одном из окон которого колыхалась занавесочка. За ней виднелось лицо пожилой женщины, явно с интересом наблюдающей за нашим разговором. Увидев обращённый на неё взгляд Милостивого, женщина улыбнулась и помахала ему рукой.
– Чёрт! – растянув губы в улыбке, сквозь зубы выговорил Александр. – Это же моя бухгалтерша! Я не знал, что она здесь живёт…
– Теперь знаешь, – хмыкнула я. – Значит, бухгалтерия тоже скоро попадёт в список общественности…
– Идём скорее! – он взял меня под руку и потащил к машине.
Я бросила прощальный взгляд на любопытную наблюдательницу – именно в этот момент та уже подносила мобильный телефон к уху. Сарафанное радио вышло в эфир…
Только спустя полчаса, разместившись в кафе где-то на окраине города, нам удалось спокойно поговорить – машину Милостивый вёл, стиснув зубы, а попадаться под горячую руку мне совсем не хотелось.
Паренёк, который нас обслуживал, не проявил повышенного интереса к нашим персонам, и это обстоятельство дало моему спутнику возможность немного расслабиться, а съеденный ростбиф в гранатовом соусе даже настроил его на поэтический лад.
– Как хорошо, что ты к нам приехала, Василиса! – он откинулся на спинку стула, удовлетворённо вздохнув.
– Не поверишь, вчера утром я думала то же самое, – пробормотала я, – пока не рассмотрела эту чёртову фотографию! Говори, что за идея тебе пришла в голову?
– Ах да, идея! – Его рука пошарила во внутреннем кармане пиджака. – Сейчас мы сделаем один звоночек…
Вскоре он набирал какие-то цифры, а я, перестав жевать, замерла.
– Пал Сергееич? Да, это я, не ожидал? Нет-нет, никаких проблем, всего одна небольшая просьба. Ты можешь проверить один телефончик? Звонки, которые поступили на него сегодня после обеда – особенно меня интересует один звонок, примерно в пятнадцать тридцать. Нет, сам номер я не знаю, а вот имя человека, которому он принадлежит, мне известен. Получится? Ага, тогда записывай…
Ещё полчаса мы просидели с Александром, болтая о какой-то ерунде, ничего в тот момент для меня не значащей. Я даже заказала пирожное к кофе, чтобы хоть как-то подсластить беспокойные мысли.
– Мадлен…
– Не называй меня этим дурацким именем! – скривилась я.
– Когда-то оно совсем не казалось тебе дурацким! Я помню, какой важный у тебя был вид, когда ты представлялась. Ма-а-адле-ен… – он произнёс это слово с особенным выражением. – Помнишь, после показа, я увидел тебя за столиком и обомлел – красотка, которая только что порхала по подиуму и с которой я взгляда восхищённого не сводил, вдруг, как по мановению волшебной палочки, предстала передо мной, да ещё в одиночестве! Я в ту минуту решил, что сегодня у меня явно удачный день…
– Но уже через несколько часов, полагаю, ты думал иначе, – усмехнулась я. – Александр Сергеевич, давай сменим тему.
– Я тогда целое состояние на тебя потратил! – он будто не слышал меня, продолжая вспоминать. – Цацки покупал, в ложу Большого контрамарку достал, даже билеты на Парижский показ в зубах принёс, помнишь?
– Так ты о состоянии своём скорбишь, Милостивый? Я всегда знала, что ты меркантильный тип!
– Мне казалось, что ты уже готова была растаять… в моих объятьях, и что я получил в конце, какую благодарность?
– Мало я тебя приложила, Сергеич, – пожала я плечами, – если ты до сих пор не понял, что любовь купить нельзя!
– Но самое обидное было в другом, Василиса. И этого мне точно никогда не забыть.
– Чего же? – равнодушно спросила я.
– Сломанной челюсти, вот чего!
– Челюсти? – не поняла я. – А при чём тут твоя челюсть? Или… – я не удержалась и хихикнула, – пощёчина была такой силы, что покалечила не только твоё самолюбие? Ну, прости, Алекс, я не хотела! Хотя ты сам виноват, если честно. Я ведь в тот момент так разозлилась, что…
– Да ты-то тут при чём, Мадлен! Этот твой дружок, Всеволод… – он схватился за щёку. – Я его не забыл, так ему и передай!
– Севка? – изумилась я. – А он тут каким боком?
– А то ты не понимаешь!
– Не понимаю. Честное слово, не понимаю, что ты так на меня смотришь?
Я стойко выдержала долгий взгляд Милостивого, не дрогнув и мышцей. Я в самом деле ничего не понимала.
– А я думал, он мне морду раскрасил по твоей указке, Мадлен…
– Н-нет… – я покачала головой. – Я ничего об этом не знаю. Он ничего не сказал. Ну, Севка, ну, партизан…
– Да-а-а… – протянул Александр. – Пятнадцать лет я живу с мыслью о том, что ты меня подставила, а оказывается…
О дальнейших размышлениях соседа мне узнать не удалось, потому что из его кармана прозвенел звонок, и он тут же схватил трубку.
– Слушаю тебя, Павел! Серьёзно? Ну ты красавчик! Ага, записываю…
Я подтолкнула к Александру салфетку, на которой он начал что-то писать. По мере того, как ручка продвигалась по белой поверхности, его брови приподнимались наверх.
Заканчивал разговор он со странной улыбкой на губах.
– Что он сказал? Удалось выяснить, кто звонил скульптору?
– Удалось… – хмыкнул Милостивый, подвигая ко мне листок. – На, читай.
– Пихи… Ну и почерк у тебя, господин директор. У тебя, случайно, врачей в роду не было? Что тут написано?
– Про врачей ты в самую точку попала. Читаю по буквам: п-с-и-х-и-а-т-р-и-ч-е-с-к-а-я б-о-ль-н-и-ц-а имени Корсакова. Наш милейший Антон Иванович созванивался именно с этим заведением.
– С человеком, находящимся в тот момент в стенах этого здания? – уточнила я.
– Сам телефон тоже там находится, Василиса. Это внутренний номер лечебницы.
– Внутренний…
– Внутренний, – кивнул Милостивый. – А значит…
– …этот неизвестный – служащий больницы?
– Или её пациент, что тоже возможно.
– Псих, которому доверяют рабочий телефон? – усомнилась я.
– А ты думаешь, там только буйные лежат? – Александр усмехнулся. – Там вообще, знаешь, много всяких-разных…
– Например, алкоголики, – задумчиво протянула я. – Товарищи по играм нашего скульптора.
– В том числе. Хотя служащие больницы тоже не исключаются. Бывший доктор Антона Ивановича, например.
– Значит, он тоже там лежал?
– Врать не буду, не знаю. Это всего лишь моё предположение. Надо выяснять, Мадлен.
– Я не Мадлен! – привычно вскинулась я.
– Хорошо, – покладисто согласился Милостивый. – Василиса Микулична.
– Ты издеваешься?
– А что, это тоже ненастоящее имя?
– Настоящее, спасибо папочке и… Впрочем, неважно. Называй как хочешь, мне всё равно.
– А твой парень тебя как называет?
– От любопытства кошка сдохла!
– Вредная ты, лиса-Алиса! О, Алиской и буду тебя звать. Пойдёт?
– Как хочешь, сказала же! – сквозь зубы произнесла я. – Итак, что мы будем делать с больницей?
– Мы? – удивился Александр. – Я лично не собираюсь ничего делать.
– Но… – я слегка растерялась.
– Конечно, если только… – задумчиво протянул он, – получив кое-что взамен…
– Что?
Я проследила за направлением его взгляда и моментально всё поняла.
– Ничего другого я от тебя и не ожидала! – Громко хлопнув сумочкой, я вскочила. – Спасибо вам за всё, Александр Сергеевич. Надеюсь, счёт вы сами в состоянии оплатить? Адью!
– Стой! – он задержал меня за руку и тоже поднялся. – Какая ты нервная! Я пошутил! Ты что, шуток не понимаешь?
– Шутки я понимаю, а такое откровенное издевательство терпеть не намерена!
– Остынь, детка, никто над тобой не издевается. Садись. Ну, садись уже!
Я вернулась на место, досадуя на свою вспыльчивость, которая никак не пристала даме в моём возрасте и статусе. Когда уже ты повзрослеешь, Василиса?
– Может, ещё кофе?
– Нет.
– Нет, так нет, – он вздохнул. – Не заводись, Алиса, я ведь правда пошутил.
– Проехали.
– Послушай, а зачем ты сюда приехала? По делам или как?
– По делам. Договор хочу заключить… с одним человеком.
– Договор на что?
– На кое-какие услуги. Твоей области деятельности это не касается, не дёргайся.
– А я и не дёргаюсь, – он усмехнулся. – Какой ты мне конкурент, Василиса!
– Я и говорю, никакой. Так что у нас с больницей? У тебя есть какие-нибудь идеи? План, с чего начать поиски?
– Есть ли у вас план, мистер Фикс… – пробормотал Александр. – У меня всегда есть план. Горе не беда – выход есть всегда.
– Звучит обнадёживающе, – я улыбнулась.
– Улыбайся чаще, дорогая, действует просто безотказно! – он расслабился. – Итак, что мы имеем…
Пока закипал чайник, я сидела, уставившись невидящим взглядом в окно, и думала. Сегодняшний день настолько выбил меня из привычной колеи, что теперь необходимо было собрать все свои мысли и себя заодно в кучку.
Итак, что мы имеем, – как сказал мой новый партнёр по играм в жизнь.
Первое и главное, ради чего я сюда приехала, – господин Бабочкин10, бывший дружок Севки и нынешний гениальный фотограф, которого мечтает сманить к себе любое уважающее себя модельное агентство. И наше не исключение. Цель моя пока не достигнута, но это только потому, что никаких движений к её осуществлению я ещё не предпринимала, будучи вовлечённой в незапланированный процесс поисков.
Моя копия в виде бронзовой девицы и тайна, которой она окутана, – второй пункт программы. Тут непонятно пока всё, и самый главный вопрос: если предположить, что карандашный набросок и саму скульптуру делали с меня, то как я могла об этом забыть? Скульптор явно меня узнал, значит существует связь между мной и ним, и это, чёрт возьми, мне совсем не нравится! Не было в моей жизни провалов в памяти – по крайней мере, я об этом ничего не помню. Хотя, если таковые и имеются, то помнить о них, наверное, я и не должна? Уф-ф, совсем запуталась…
Я вскочила и принялась возиться с чайником, пытаясь усмирить беспокойные мысли. Присутствие во всей этой истории больницы для сумасшедших наталкивало меня на определённые выводы, думать о которых мне отчаянно не хотелось.
Телефонный звонок прозвучал в тот момент, когда я наливала кипяток в чашку. Рука дрогнула, вода пролилась на стол, и я громко выругалась.
Звонила Глафира.
– Салют, сестрёнка!
– В мою честь, надеюсь? – сварливо произнесла я, промакивая лужицу салфеткой.
– А есть за что? – оживилась Глаша. – Колись, ты что-то нарыла? Нашла этого своего незнакомого воздыхателя?
– Он оказался пьянчужкой семидесяти лет…
– Да ладно! – ахнула она. – Серьёзно?
– Ну, не семидесяти, а пятидесяти пяти, но это сути не меняет. Глашка, скажи честно, у меня когда-нибудь были потери сознания?
– Что у тебя было?! – изумлённо переспросила Глафира.
– Потери сознания! Знаешь, как бывает: человек отключается на какое-то время, потом очухивается и бац – ничего не помнит. Где он был, что с ним делали…
– Васька, ты меня пугаешь…
– Я сама себя пугаю… – я уселась на диван и отхлебнула из чашки. – Понимаешь, эта девушка слеплена явно с меня, а я об этом ничего не помню. У него набросок есть, с натуры – там я изображена, Глаш, никаких сомнений. Ну или моя сестра-близнец. Как думаешь, у меня есть сестра-близнец?
– У тебя есть я, сестрёнка. И я тебя точно уверяю, что ни потери памяти, ни ещё какой хрени в виде близнеца у тебя не наблюдается. Хочешь, маман спрошу?
– Обалдела?
– А что тут такого? – Глашка подумала. – Хотя ты права. Представляешь, если действительно у неё близняшки родились, а потом, когда она после родов очнулась, ей про второго ребёнка ничего не сказали. А сами, ироды, потихоньку продали его – то есть её, твою бедненькую сестрёнку, – за бешеные бабки бездетному, но весьма богатому семейству… Нет, мама этого не переживёт!
– Ты точно обалдела, Глафира! Книжки не пробовала писать?
– Нет, – скромно ответила Глашка, – я только на живописные шедевры способна. Слушай, а если дело было так: на самом деле вас родилось трое, ты, она и… пацан. И вот этот пацан подрос, стал художником, а по ночам ему являетесь вы с сестрёнкой…
–Хватит, Глашка! – рявкнула я, сдерживая смех. – Не было никаких близнецов, одна я у матери!
– А я?!
– И ты, горе наше луковое. Так что давай думать, откуда этот скульптор взял мой облик прекрасный?
– Из журнала, – спокойно произнесла Глафира.
– Из журнала? – ахнула я.
– Вот дура-баба, самый простой вариант тебе в голову не пришёл. Помнишь, твоё фото на обложке красовалось? Ну, ещё в бытность моделью?
– Когда это было, Глаш! Больше десяти лет назад! К тому же на фотке совсем другой ракурс, я очень хорошо её помню. И одежда другая… Нет, совершенно ничего общего.
– Поверь мне, талантливый художник способен и не на такое! Повернуть, приукрасить, одеть, раздеть… – она хохотнула. – Раздеть особенно заманчиво.
– Кстати, Глаш. А ты помнишь одного дядечку, который когда-то ко мне с ухаживаниями приставал… Пятнадцать лет назад.
– Это тебе про раздевание навеяло? – Глаша хихикнула. – Но вообще-то этих дядечек в твоей коллекции, что волос на голове. Они же к тебе как муравьи на сахар сбегались!
– Этот особенно настойчив был. Он меня на показе у Кларенс увидел и решил, что перед ним лёгкая добыча…
– Это их общая беда, да, сестрёнка? Погоди, что-то припоминаю… Как его звали?
– Алекс.
– Алекс, Алекс… – она помолчала. – Это не тот, у которого живот к спине прилип, настолько он худой был? Лицом, правда, смазлив, и глаза такие… синие, как море.
– Теперь наш Алекс с брюшком, а глаза – да, глаза по-прежнему впечатляют…
– Подожди, Вась! – Глафира насторожилась. – Ты его в Арбузове встретила, что ли?
– Сегодня полдня с ним провела.
– Василиса! Я тебя не узнаю́!
– Да нет, это не то, что ты подумала! Он мне помогал скульптора найти, а потом мы чуть в окно к противному старикану не влезли, за рисунком, о котором я тебе говорила, но вовремя ноги унесли, а ещё какой-то приятель Алекса узнал, что скульптор созванивался с дурдомом местным, про меня рассказывал то ли врачу, то ли одному из психов – мол, напуган моим появлением. Сашкиной девицей меня назвал, представляешь!
– Васька, ты меня пугаешь…
– Повторяешься, мать.
– Что там у тебя происходит? Какие ещё психи, Вась? И окно! – в кутузку загреметь захотела? Так, бери билет и мотай оттуда первым же рейсом!
– Ты же сама просила разобраться с этой скульптурой!
– А теперь прошу сматывать удочки! Психушки нам только не хватало!
– Мы в психушку, кстати, завтра собираемся идти. Точнее, я пойду, а Алекс организует, чтобы мне там зелёный свет дали.
– Он что, самый главный псих в вашем дурдоме?
– Нет, он предприниматель.
– Гляди-ка, предприимчивый какой! – голос Глафиры был полон возмущения. – Последний раз предупреждаю тебя, чтобы сейчас же билет забронировала, а не то Севке позвоню, ты меня знаешь! Он церемониться с тобой не станет, за шкирку и в самолёт!
