– А в этой папке все мои рисунки… Хочешь посмотреть?
– И ты ещё спрашиваешь! – Глаша возмущённо фыркнула. – Показывай скорее!
С огромной картонной папкой в одной руке и с Глашкиной ладонью в другой Саша направился к дивану, а моя сестра безропотно последовала за ним. При этом, проходя мимо старинных напольных часов мастера Беккера, она даже на миг не повернула голову в их сторону. Совершенно невероятная история!
Мы с Игорем проследили за парочкой взглядами, затем посмотрели друг на друга.
– Ничего не говори! – тихо предупредила я, вполне понимая изумление доктора.
– Я молчу, – с трудом выговорил он. – Послушай, но как же ты…
– А вот и наш добрый хозяин! – перебила я его преувеличенно громко.
Я вскочила, чтобы помочь Антону Ивановичу. В его руках был тяжёлый поднос с разными вкусностями, которые добыл в супермаркете Саша – мы с Глашкой приехали позже него, захватив по дороге Игоря.
– Ничего, Василиса, я сам.
Скульптор сноровисто опустошил поднос, я же создала на столе живописную картинку из печенек, апельсинов, киви, в самый центр водрузив высокий шоколадный торт – врага и грёзу всех девушек с подиума.
– Красота! – похвалила я сама себя. – Ребята, идите за стол!
– Начинайте пока без нас… – Глашка никак не могла оторваться от рисунков – или от Саши…
– Неудобно, Глаш, – Саша мягко, но решительно закрыл папку. – Идём, потом досмотришь.
– Как скажешь, – вздохнула девушка, которая раньше никогда никому не подчинялась.
Они направились к нам, излучая такой свет, что хотелось зажмуриться.
– Игорь, налей мне сока.
– Да-да, конечно… – Игорь, не отрывая взгляда от Саши, потянулся за бутылкой.
– Нет, Игорь, – усмехнулась я. – Не вино. Сок.
– А, прости…
Помолодевший Антон Иванович лучистыми глазами смотрел на сына. Наверное, нет большего блаженства для родителя, чем видеть счастливым своего отпрыска.
– Папа…
– Да, сынок!
– Я думаю, что весной надо будет заняться капитальным ремонтом нашего дома. Крышу перекроем, укрепим стены, окна новые поставим… Ну и внутри… подумаем.
– Отличная идея, Саша! – мне кажется, сейчас любое предложение сына примется отцом безоговорочно. – Я тогда начну деньги собирать…
– Зачем, я сам, – Саша пожал плечами. – Я уже на работу устроился, обещают неплохой оклад. К весне как раз начальная сумма соберётся.
– Ты на работу устроился? – удивился Игорь. – Кем?
– По специальности.
– Радиофизиком?!
– Гоша, а чему ты удивляешься? Ну да, радиофизиком. В научно-исследовательском институте.
– Да нет, я уже ничему не удивляюсь… – Игорь откинулся на спинку стула и замолчал, переваривая удивительную новость, невозможную ещё совсем недавно.
– А как же рисование, сынок? У тебя ведь талант…
– Ну что ты, отец! – Саша легко рассмеялся. – Это у тебя – талант. И у мамы был талант. А я так… маляр-самоучка.
– Ваша жена тоже рисовала, Антон Иванович?
О том, что Сашина мама умерла, когда сыну было пятнадцать лет, я знала, но о её художественных дарованиях узнала впервые.
– Тоже – не то слово! О Леночке знал весь город, особенно самая младшая его часть, она ведь в кукольном театре работала художником. Декорации, костюмы, куклы – ей всё было подвластно. И в каждое своё творение она душу вкладывала, а дети, вы знаете, они ведь это чувствуют лучше, чем взрослые.
– Некоторые взрослые и вовсе, – в Сашином голосе почувствовалась горечь, – никогда этого не понимали. Как моя бабуля, например. «Лене лишь бы в куколки играть» – это была самая любимая её фраза.
– Да, мама почему-то злилась на мою жену, – вздохнул Антон Иванович.
– А она на всех злилась, пап. Никто и никогда её не устраивал. Как только с ней дед уживался!
– Хорошо, что ты не в неё, – Глаша накрыла ладонью Сашину руку.
– А я и не могу быть в неё, она ведь мне не родная.
– Почему не родная? Она ведь мама твоего отца, или я что-то не так поняла? – я перевела взгляд на скульптора.
– Приёмная мама, – пояснил он нехотя.
– Отец не любит об этом вспоминать, – Саша улыбнулся извиняющейся улыбкой. – Он вообще-то детдомовский.
– Надо же, какое совпадение, да, Вась? У нас наша мама тоже детдомовская.
– Так вот почему вы тогда так о часах сказали! – до меня дошло. – Что они стояли тут до вашего переезда. Значит, ваши приёмные родители здесь жили ещё до того, как вас усыновили!
– Да. Меня взяли в эту семью, когда мне исполнилось шесть лет. Я очень им за это благодарен, конечно, но… – Антон Иванович помолчал, не решаясь продолжать. И всё же продолжил: – есть одно обстоятельство, которое я им никогда не смогу простить.
– Какое? – спросила мы с Глашей в один голос.
– Что меня усыновили без моей сестры… – говоря это, скульптор смотрел почему-то на Сашу.
Через мгновение я поняла, почему. Осознав сказанные отцом слова, он изменился в лице.
– Без какой сестры, папа? У тебя была сестра?!
– Да. Прости, сынок, что не говорил тебе этого раньше. Очень это больно для меня…
– Ох, папа! Но почему… Почему они её тоже не взяли? Как можно было разлучать родных людей?
– Если бы ты знал, сколько раз я сам задавал им этот вопрос! Сначала они говорили, что я слишком мал, чтобы понять, потом отмахивались – мол, потом, потом… А потом умер отец, и матери стало совсем не до этого. Мне кажется даже, она стала жалеть, что вообще связалась со мной. Чем старше я становился, тем яснее это понимал – инициатором усыновления был её муж, очень добрый человек, для которого дом, наполненный детским смехом, – исполнение самой заветной его мечты. Мать детей иметь не могла…
– Папа, а сейчас где твоя сестра? Она жива? Ты что-нибудь знаешь о ней? Ты её искал?
– Искал. Посылал запросы в тот детский дом, где мы с ней находились. Но мне ответили, что девочку уже удочерили, а выдать координаты усыновителей они не имеют права.
– Даже родному брату?
– Даже родному брату.
– Скажите, Антон Иванович, а в каком детском доме вы были? Может быть, наша мама смогла бы помочь, или папа – он тоже детдомовский. Но он, правда, совсем издалека, где-то под Мурманском…
– Нет-нет, я был не так далеко. По Белорусской дороге в тридцати километрах от Москвы…
И он назвал посёлок, при имени которого мы с Глашей переглянулись, и она даже отлепилась от Сашиной руки.
– Вот так совпадение! Наша маман тоже оттуда… – Глашка нервно хихикнула. – Антон Иванович, а вы под какой фамилией там были? Черняев – это ведь фамилия ваших приёмных родителей?
– Совершенно верно. А моя настоящая фамилия – Корф. Наши предки были из немцев.
– Корф! – у меня перехватило дыхание, Глашка тоже ошалела. – Антон Иванович, сколько лет было вашей сестре, когда вы ушли из детдома?
– Три года.
– Три года… – повторила я в полном потрясении. – Значит, вам соврали, когда сказали, что девочку уже удочерили. Никто её не забирал. Просто детский дом вскоре расформировали, всех детей раскидали куда кого, и ваша сестра, так и не узнав радости от нормальной семьи, выпустилась в шестнадцать лет в свободное плавание…
– Я что-то не совсем понимаю… – на Антона Ивановича было больно смотреть.
– А что тут понимать? – весело пропела Глашка. – Наша мать – это ваша сестра. Её фамилия Корф, и она действительно была в детском доме, где воспитывались и вы. Я не думаю, что в этом доме было две девочки с такой редкой фамилией.
– Как зовут вашу мать?
– Ксения.
– Боже мой… – Старик посмотрел на Сашу, лицо которого покрывала страшная бледность. – Сынок, это невероятно, этого просто не может быть!
– А давайте сейчас позвоним маме, и она сама нам скажет, может это быть или нет!
– Подожди, Глаш! – остановила я сестру. – Ты ничего не понимаешь? Посмотри на него!
– А что? – она улыбнулась Саше, а потом до неё тоже дошло. – Господи, Саша! Вот я идиотка, сразу не подумала! Мы с Василисой – не сёстры! Точнее сёстры, но не кровные! Ксения меня удочерила, когда мне четырнадцать исполнилось.
– Удочерила?!
– Ну да, смешно, правда?
– Обхохочешься… – его лицо начало принимать прежний цвет. – Я чуть не умер… Ох, Глаша!
– Прости, Саш! – Глашка виновато поморгала. – Дурочка я у тебя…
– Дурочка с переулочка! – Саша со вздохом притянул её к себе.
– Так я звоню?
– Звони, Василиса! – нервно вырвалось у скульптора.
Я, сама переживая не меньше него, набрала знакомый номер.
– Алло, мам? Привет! Ты только не волнуйся, пожалуйста… Нет, у Глафиры всё в порядке, и у Саши тоже… Мам, у меня к тебе вопрос… – я неотрывно смотрела в лицо хозяина дома. – Ты в детский дом одна попала или кто-то ещё с тобой был – ну, брат, например, или сестра…
Я поспешно включила громкую связь, и мамин голос, искажённый дальним расстоянием, наполнил собой весь дом.
– Я же рассказывала, Васенька, я одна была. Родители мои погибли, родни больше никакой не было – ни бабушек, ни тётушек, вот меня и забрали в детский дом.
– Мам, а если напрячь память? Я понимаю, ты совсем маленькая была, но я, например, некоторые моменты себя трёхлетней помню…
– Да мне какие-то обрывки вспоминаются только. Родственников я совсем не помню, а вот в детском доме… Ну, комнату нашу помню, свою кровать. Куклу… У меня кукла была, её я очень хорошо почему-то запомнила. Её звали…
– Соня… – голос скульптора прозвучал как будто издалека.
– Соня, – сказала мама. – Она потерялась потом уже, когда нас перевезли в другое место. Или украл кто-то… А детей я особо не помню, Вася. Так, смутное что-то. Вот, например, – она замолчала, а мы все замерли. – Была там одна девочка… – мамин голос звучал неуверенно, – или это был мальчик… Вот ты спросила, и я сейчас вспоминаю… Мне кажется, он был старше меня… Хотя, наверное, это всё же девочка была, мы, видимо, в одной комнате вместе жили…
– А как её или его звали, не помнишь?
– Т-таня вроде бы… Или Тоня… Что-то такое… А знаешь, кажется, Тоша! – мама обрадовалась. – Да, точно, Тоша! Надо же, вспомнила! Я ещё кое-что вспомнила, Вась, книжку одну. Мне кажется, она как-то с Тошей была связана, но вот если ты меня спросишь, почему я так решила – я тебе не отвечу.
– Что за книжка, мам?
– Я её с собой забрала, когда нас в другой детдом отправили. Знаешь, уснуть без неё не могла. Под подушку положу, чтобы никто из нянечек не видел, и, засыпая, за неё пальчиками держусь. Как-то покойно мне с ней было, будто с живым существом. Куда она потом делась? Не помню…
– Так что за книжка, мам?
– Сказка о потерянном времени… – совсем уж космическим голосом прошелестел скульптор.
– Сказка о потерянном времени, – согласилась мама. – Вась, кто это с тобой рядом? Я не пойму…
– Это была единственная книга, которую мы успели из дома забрать, – глаза у хозяина блестели. – Я её читал, когда за нами пришли… Я рано начал читать, мама со мной занималась…
– Вася, – мама заволновалась, – кто это говорит?
– Мамочка, ты только не волнуйся, пожалуйста… Это твой брат…
– Мой брат… – изумлённым эхом откликнулась мама.
– Твой брат Антон. Тоша… Он… Ему шесть лет было, когда его усыновили, поэтому ты его не помнишь…
– Этого не может быть!
– Кажется, всё-таки может. Подожди, мам…
Я отключила громкую связь и протянула трубку своему дяде.
Он глубоко вздохнул, как будто готовился прыгать в воду с самой высокой вышки.
– Ксюша… Ксюша, это я…
– Да, это моё окончательное решение.
– Что-то особой радости в твоём голосе не слышно, Алиска.
– Почему же не слышно? – я нервно рассмеялась. – Я очень рада, Алекс. Всё для всех устроилось самым лучшим образом. Глашка пристроена, Саша счастлив, дядя Антон от мамы ни на шаг не отходит, как будто опять боится её потерять, ну а я еду в Питер.
– Мне казалось, ты привыкла к Арбузову, даже полюбила его.
– Мне тоже так казалось, но… Наверное, я всё же ошибалась. Не получается у меня тут ничего, Алекс. И что с этим будешь делать?
– Да ты что, Василиса! Как это – не получается? Ты посмотри, каким прекрасным стал город с твоим агентством! К нам же теперь красотки со всего региона едут, и всё это благодаря только тебе, упрямая ты женщина!
– Кто о чём, а вшивый о бане, – рассмеялась я невесело. – Окстись, господин начальник, какие красотки, тебя теперь только собственная жена может волновать, и больше никто!
– А меня и волнует! Но я, видишь ли, за остальных мужиков переживаю! Каково им, бедным, без тебя и твоего агентства будет тут оставаться?
– Вообще-то я не собираюсь закрывать филиал, всё останется по-прежнему, только… без меня. Берту вместо себя оставлю, я уже с ней об этом говорила.
– Ты всё-таки подумай хорошенько, прежде чем такие решения принимать, Алиса! Слушай, а может ты из-за того дома переживаешь? Так это ты зря, ей богу! В нашем городе найдётся и для тебя дом-мечта, нужно просто хорошенько поискать. Я, кстати, припоминаю сейчас парочку вариантов, не хуже того, львиного. Кажется, тоже руки архитектора Лебедева. Показать?
– Не надо.
– Ну, не хочешь вторичку, так можно новый построить. Вон в Золотом Бору, а? Ты же сама говорила, что это рай… Могу подсобить со строительством, даже Пирамидова можем подключить, так уж и быть, он у нас как раз по этому делу. Мне для тебя ничего не жалко!
– Аттракцион неслыханной щедрости…
– А то! Ну что, остаёшься?
– Нет.
– Ну Али-и-иска!
– Извини, Алекс, у меня звонок на второй линии.
– Вот так всегда, – вздохнул он. – Ладно, подруга, но обещай мне, что перед отъездом мы ещё с тобой посидим!
– Обещаю…
Я переключилась на другой входящий – от неизвестного мне абонента.
– Слушаю вас…
– Василиса, здравствуйте!
– Александра? – я сразу же узнала этот голос, хотя после нашей первой, и единственной, встречи никогда с этой женщиной больше не виделась. – Вот это неожиданность. Здравствуйте!
– А я думала, вы меня не узнаете!
– А я думала, что вы всё наперёд видите, – улыбнулась я.
– Ну что вы! – она радостно рассмеялась. – Наперёд – это неинтересно. И даже порой неполезно, знаете…
– Ну-у-у, в некоторых случаях я бы не отказалась…
– Василиса, я звоню, чтобы напомнить о вашем обещании.
– О моём обещании? – Господи, неужели я что-то пообещала этой женщине и не сдержала слова?! Но я совершенно не помню… – Александра, простите меня, ради бога, но я никак не могу сообразить, что я вам обещала…
– Не мне!
Час от часу не легче!
– А кому?
– Моей дочери Полине! – и она быстро продолжила, чтобы больше меня не мучить. – Вы обещали заглянуть к нам в гости!
– О-о-о!
– Что вы на это скажете?
В гости! В тот дом, который… Который снился мне с тех пор почти каждую ночь и о котором, не сдержавшись, я однажды рассказала Алексу. Дом-мечта, дом-сказка, дом, который дарит покой и желание жить…
– Я не знаю, Александра…
– Зовите меня просто Сашей. Или Шурой, как вам удобнее.
– Я не уверена, что смогу выполнить своё обещание, Саша, – со всей возможной твёрдостью сказала я, отчётливо понимая, что идти в этот дом мне ни в коем случае нельзя. – Дело в том, что скоро я уезжаю…
– В Москву?
– Нет, на этот раз в Питер. Мы решили расширить границы нашего бизнеса, будем открывать в Северной столице ещё один филиал. Всегда любила этот город…
– Тогда тем более вам надо к нам прийти!
– Понимаете, Саша, у меня перед отъездом очень много дел, а времени на всё не хватает. Мне, конечно, очень неудобно перед вами, перед Полиной, но вы ей объясните, пожалуйста, что…
– А давайте вы сами ей это объясните!
– Но…
Договорить мне не дали.
– Пр-р-ривет, Лиза Пр-р-рекрасная! – пророкотала в трубку девочка-тигрёнок, а потом, после тихого маминого шёпота, поправилась: – Василиса Пр-р-рекрасная!
– Здравствуй, Полиночка! – улыбнулась я.
– Я р-р-рассказала про тебя Лежебоке!
– Лежебоке? А, льву, который сидит у вашего крыльца…
– Он не сидит, он лежит, Лиза! Ой, Василиса!
– Можешь называть меня Лизой, – вздохнула я. – Ничего страшного…
– Потому что он лежит, вот и Лежебока, поняла?
– Поняла.
– Он сказал, что ты можешь к нам пр-р-рийти!
– Так и сказал?
– Нет, – она подумала. – Он не так сказал. Он сказал, что ты хор-р-рошая, а Лёвка тогда сказал, что значит с тобой можно игр-р-рать! Ты будешь со мной игр-р-рать, Лиза?
И прозвучал этот вопрос с такой интонацией, перед которой следовало тотчас же сбросить своё оружие и поднять руки.
– Я буду с тобой игр-р-рать, Поля! – со вздохом ответила я.
– Ур-р-ра!
Вблизи он оказался ещё прекрасней.
Я не знаю, сколько времени я простояла у калитки, не решаясь – и даже позабыв – её открыть. Дом встретил меня молчанием, но не тем, когда нечего сказать, – его молчание дышало интересом и пристальным вниманием. Он разглядывал меня, свою гостью, а я боялась пальцем шевельнуть, боялась вздохнуть и просто смотрела, смотрела…
Лев Иванович Лебедев, видимо, был гением. Если бы меня спросили сейчас, почему дом, обладающий чертами, знакомыми мне по другим образцам архитектуры – лёгкие арочные окна, затейливая вязь балкончиков, стройная балюстрада крыльца, – так притягивает, так гипнотизирует меня, если бы меня сейчас спросили об этом, могла бы я вразумительно ответить на такой простой вопрос? Наверное, нет. То, что ощущала я, стоя перед этим высоким двухэтажным особняком, гордо стремящимся к небу остриём фронтонов, не поддавалось никакому логическому объяснению. Восхищение перед гармонией линий? Да, конечно. Эстетическое удовольствие от мягкой, какой-то светящейся, цветовой гаммы? Несомненно. Уважение перед ухоженностью и – в то же время – перед почтенным возрастом? О, разумеется! Всё это так, но никакой трезвый анализ не мог объяснить учащённое биение моего сердца и увлажнившиеся глаза.
– Пр-р-ришла! Она пр-р-ришла!
Вздрогнув и виновато улыбнувшись, я дёрнула калитку на себя.
– За более чем вековую историю наш дом знавал разных людей, и не все из них относились к нему по-доброму. «Не моё – значит ничьё», – увы, эта фраза действительно соответствует реальности. Нам с Андрюшей многое пришлось тут реанимировать, возрождать, а некоторые элементы интерьера даже придумывать самим! Как, например, каминные изразцы в Лёвушкиной комнате.
– Правда? – изумилась я. – А я думала, они тут всегда были!
– Были, но совсем другие. Андрюша сделал их, конечно, из современных материалов, но постарался окутать налётом времени…
– У него это успешно получилось!
– Спасибо! – хозяйка дома с гордостью улыбнулась. – Знаете, а в последние несколько лет перед тем, как мы сюда въехали, здесь располагалось издательство, в котором я работала. «Книжная симфония» – так оно называлось, ни больше ни меньше!
– Вот это да! Значит, место работы у вас превратилось в место для жизни. Наверное, вам так полюбился дом, что вы решили его приобрести для себя? Я очень хорошо вас понимаю…
– И так, и не так. Этот дом был построен в конце девятнадцатого века архитектором Львом Лебедевым…
– Да-да, мне говорили…
– …для себя и своей семьи. Ну а так получилось, что я как раз и есть его семья. Я его праправнучка.
– Праправнучка самого Лебедева?! – ахнула я. – Это невероятно!
– Да, я тоже так сказала, когда узнала об этом факте, – рассмеялась хозяйка. – Вся моя история, связанная с этим домом, – невероятна.
– Вы знаете, Саша, когда я впервые увидела ваш дом, на фотографии у Дмитрия, я поняла, что влюбилась в него с первого взгляда. И мне так захотелось в нём жить! Подниматься по ступенькам его крыльца, выглядывать из его окон, встречать рассвет в его дворе… Я вдруг представила себя его хозяйкой, и это ощущение наполнило меня такой радостью, таким покоем, счастьем таким. А потом пришли вы с Полиной…
– И всё испортили.
– Нет, – улыбкой на улыбку ответила я. – Вовсе нет. Я тогда поняла, всем сердцем почувствовала, что вы и дом – что-то нераздельное, что-то такое, что даже если кто-то и захочет эту связь разрушить, у него это никогда не получится. Так что оставалось мне с тех пор только радоваться за вас и мечтать, что когда-нибудь мне тоже повстречается Мой Дом…
– Может быть, даже быстрее, чем вы думаете…
Она произнесла эти слова с такой задумчивостью на лице и так тихо – как будто и не произносила вовсе.
– Саша, а с Бертой вы давно дружите?
– О, очень давно! Мне хочется сказать – всю жизнь, хотя первое наше знакомство случилось всего лет десять назад. Вот когда вся эта история с домом закрутилась, тогда и… Вы знаете, у меня мало подруг, собственно их всего две – Берта и Ксения, которую я вообще с детства знаю, но я чувствую, что могла бы подружиться и с вами… Если бы вы, конечно, никуда не уезжали от нас! – закончила она с лукавой усмешкой.
– Похоже на шантаж, – рассмеялась я, польщённая её признанием.
– Так шантаж и есть! Но впрочем, – она опять куда-то унеслась мыслями, – время покажет… Кстати! – встрепенулась она. – Который час?
– Почти шесть…
– О, так нам пора пироги ставить! Андрюша скоро придёт, да и гости уже, наверное, проголодались.
– Нет, что вы…
– Тогда хозяева! Люблю, знаете ли, побаловаться вкусненьким…
Побаловаться вкусненьким в этой семье любили, как оказалось, все. Конечно, от Льва и Полины – как и от многих других детей – этого можно было ожидать, да и сама хозяйка своей аппетитной внешностью располагала к логичному выводу, но, глядя на смуглого кареглазого красавца, вряд ли кто-то мог подумать, что этот человек любит поесть. Подтянутый, стройный – он производил такое впечатление, как будто только что скатился на лыжах с самой крутой горы, какую можно только себе представить, и при этом ни капли не устал. Его ослепительная улыбка заявляла всему миру: жизнь удалась!
Впрочем, мне хотелось с ним согласиться – жизнь в этом доме и с такой потрясающей женщиной, как Александра, действительно удалась, к гадалке не ходи.
Но стоило только и мне вкусить пирога с капустой, над которым с такой любовью хлопотала Саша, как я тут же влилась в стройные – и не очень – ряды поклонников стряпухи.
– Это гениально, Саша! – моя рука невольно потянулась к следующему куску, и мне тут же придвинули поближе всё блюдо. – Поделитесь рецептом?
– Бесполезно! – усмехнулся Андрей.
– Секрет фирмы?
– Толку-то! Рецепт гуляет по народу, но такие пироги получаются только у моей жены.
– Значит, всё-таки какой-то секрет есть!
– Просто наша мама – волшебница! – Лев проследил за куском, который ускользнул прямо с его тарелки, схваченный маленькими девичьими пальчиками, и, хмыкнув, потянулся к другому, побольше.
– А наш Лев Андреич – фантазёр, – усмехнулась Саша. – Вы не лопнете, детки?
– Нет! – радостно заявили детки в один голос.
– Саша, а вы, наверное, профессионал в кулинарии?
– Нет, что вы! Все мои умения в этой области – заслуга моей бабули, которая считала, что каждую барышню следует обучать трём самым главным в жизни вещам: изящно танцевать, виртуозно владеть каким-нибудь музыкальным инструментом и прекрасно готовить для будущего избранника. Вальс я освоила ещё в детском саду, музыкой занималась первые двадцать лет, даже в школе музыкальной преподавала, ну а готовка – это моя страсть и по сей день. Видимо, взаимная, если до сих пор никто не жаловался.
– Жалоба только одна, – пробурчал Лев с набитым ртом, – что мало. Мам, а с грибами ещё есть?
А потом был чай с печеньем, которое тоже испекла хозяйка этого замечательного дома. Я наслаждалась тающим во рту лакомством, неспешной беседой, весёлой вознёй детей – и собственным очарованным состоянием, которое вполне можно было принять за искрящийся кокон счастья.
Лёгкая мелодия звонка на Сашином телефоне – кажется, это был Вивальди, – гармонично вписалась в наше общение.
– Алло! – промурлыкала хозяйка. – Привет, Шапкин. Вот, сидим… Ага, с нами. Передать трубку? – от направленного на меня Сашиного взгляда мне почему-то стало тревожно. – Не надо? А, хорошо, ждём! – она опустила телефон. – Митька сейчас придёт.
– Ура! – радостно взвизгнула Полина.
– По мою душу? – я чувствовала нарастающее беспокойство, диссонансом врезавшееся в былое очарование.
– Он ничего не сказал, – Саша пожала плечами. – Просто спросил, здесь ли вы, Василиса…
– Твой дружок просто так никогда ничего не спрашивает, – хмыкнул Андрей.
– Я это тоже успела заметить… – пробормотала я.
– Глупости какие! – фыркнула Саша. – Шапкин? Да я его как облупленного знаю, он сама простота и невинность!
– Мам, ты так говоришь, как будто дядь Митя – девчонка, – хихикнул Лёвка и показал Полине язык.
– Как я? – удивилась девочка. – Мой Шляпкин? Почему?
– По кочану!
– Мам, скажи Лёвке! Дядя Митя – не девчонка!
– Я разве сказал, что он девчонка? Вот дурочка!
– Мам, Лёвка ругается!
– А ты ябедничаешь!
– Сам ты ябеда!
Полька бесстрашно кинулась на брата с кулачками, но тот быстро сориентировался – сорвавшись с места, он принялся бегать по комнате, а сестрёнка гонялась за ним, визжа от восторга.
Саша с Андреем наблюдали за детьми с улыбками, и только я никак не могла прийти в себя. Звонок Дмитрия почему-то растревожил меня, хотя никаких видимых причин для этого не было. Но почему тогда так болезненно сжалось моё сердце?
Резкий звонок в дверь, который прозвучал вдруг, ещё больше укрепил меня в моей тревоге.
– О, а вот и он! – Саша вскочила с места. – Пойду открою.
Она отсутствовала всего несколько минут, за время которых моё состояние нервозности увеличивалось, а когда за дверью послышались шаги, я уже была совершенно на взводе.
– Шляпкин! – Полька первая кинулась навстречу гостю, показавшемуся в дверях.
– Привет, моя хорошая!
– Шляпкин, а Лёвка сказал, что ты девчонка!
– Что?! – весело приподнял брови Дмитрий.
Услышать, что на это ответит мальчик, мне уже не удалось, потому что в эту секунду я увидела то, что поразило меня в самое сердце. В глазах вдруг вспыхнул свет, который ослепил меня, заслонив собой весь мир – и того человека, который заходил вслед за Дмитрием.
– Добрый вечер! – поздоровался гость.
– Добрый! – откликнулся хозяин дома, вскакивая с места.
Я же не могла ничего сказать, язык будто льдом сковало.
– Алиса, ты меня не узнаёшь?
– Очень смешно… – выдавив из себя всё же несколько слов, я тоже встала и направилась к входящим. – Здравствуй, Сева. Не ожидала тебя здесь увидеть…
– И всё-таки это я.
– Ребята, познакомьтесь, – Дмитрий, видя моё состояние, взял инициативу в свои руки. – Это Всеволод Егоров, мой бывший однокурсник и… очень хороший человек! Севка, это Андрей Серебряков, супруг Александры, и их прекрасное продолжение – Лев Андреич и Полина Андреевна!
– Очень рад!
– И мы! – Андрей с искренней радостью пожал руку гостю. – Прошу к нашему шалашу!
– Дядя Егоров, ты Лизын муж? – огорошила Севку Полина.
– Э-э-э… А Лиза у нас кто?
– Не у вас, а у нас! Вот же она! – Полька схватилась за меня ручонкой. – Лиза Прекрасная.
– Василиса, доченька! – рассмеялась Саша.
– Так ты её муж? А почему ты дом ей не купил? Папа маме купил, а ты почему нет?
– Какой дом? – всё больше терялся Сева.
На меня он старался не смотреть.
– Её! – девочка потрясла меня за руку. – Ну что ты молчишь, Лиза! Ты же хочешь свой дом, ты сама говорила!
– Поля, во-первых, это говорилось не тебе! – строго сказала Саша, перехватывая Полину руку. – А во-вторых, не приставай к людям с глупыми вопросами! Всеволод, не обращайте внимания на этого ребёнка. Прошу вас, проходите. Я сейчас чайник поставлю и разогрею пироги.
– Это лишнее беспокойство…
– Чувак, через пять минут ты возьмёшь свои слова обратно! – Дмитрий, похлопав Севу по плечу, прошёлся по гостиной с видом человека, который давно знаком и с хозяевами, и с самим домом – впрочем, так оно и было, – и устроился на диване. Полька тут же забралась к нему на колени и защебетала что-то.
Андрей, правильно оценив обстановку, отвлёк своего сына каким-то разговором, и мы с Севой, наконец, посмотрели друг на друга.
– Сева, что случилось? В агентстве проблемы?
– Нет, не в агентстве.
– Значит, правильно я почувствовала! После Митиного звонка я сама не своя. Сева, у тебя что-то произошло? Что-то такое, чего нельзя сказать по телефону?
– Я…
– А вот и мы – я и пироги! – в гостиную вплывала Саша с огромным блюдом, на котором аппетитной горочкой высились куски пирогов. – Лёвка, сгоняй за чайником, он на плите. Только не обожгись, кипяток! Андрюша, а ты чистые тарелки из серванта достань. Митька, двигай стол к дивану, не сиди, как не родной!
– Командирша…
Андрей с улыбкой направился за посудой, а Дмитрий, лихо подхватив на руки тяжеленный деревянный круглый стол, понёс его через всю комнату, сопровождаемый Полиной, которая оставаться без дела тоже не хотела – она держалась за кончик стола одними пальчиками и усердно пыхтела при этом.
– Вторая серия! – с довольным лицом и Лев присоединился к празднику, устанавливая в центре стола пыхающий паром чайник.
Я больше есть не могла, как ни уговаривали меня все по очереди. Кусок в горло не лез. Так что просто прихлёбывала пустой чай, осторожно наблюдая за Севкой, смущение которого уже совсем прошло. Он нахваливал пищу и хозяев, шутил, отвечал на вопросы – в общем, вёл себя так, как будто тысячу лет знаком с этими людьми. А мне он казался совсем незнакомым, и отчего так происходит, я не понимала. Словно другой человек сейчас сидел передо мной, не Севка Егоров, с которым мы через столько всего вместе прошли!
Почему я раньше не замечала, какой он красивый?..
– Василиса, вы поможете отнести всё на кухню?
– Конечно, Саша! – я вскочила.
– Мамочка, и я, и я!
– А ты, Полька, лучше гостей займи. Игрушки свои покажи…
– Ладно!
Так и не дав мне прикоснуться к грязной посуде, Саша сама встала к раковине и, посматривая на меня смеющимися глазами, принялась мыть тарелки.
Уходить от неё мне почему-то не хотелось.
– Вы ведь очень давно с Севой знакомы, правда, Василиса?
– Очень. Саша, может быть на «ты» перейдём?
– С удовольствием! На, клади пока на полотенце, пусть подсохнут.
Она подала мне мокрые приборы, которые я стала пристраивать на ткань, расстеленную на кухонном столе.
– Мне показалось, ты сегодня удивлена была…
– Да, я не ожидала его здесь увидеть.
– Да нет, я о другом удивлении говорю, – Саша помолчала. – Если бы я не знала, что вы с Севой знакомы, я бы решила, что ты его в первый раз увидела. Ты так на него смотрела, понимаешь… Так не смотрят на человека, которого знают вдоль и поперёк.
– Теперь мне кажется, что я никогда и не знала его…
– Значит, я угадала!
– Да.
– Ты расстроена из-за этого?
– Я не знаю, Саш. Пока я чувствую лишь растерянность…
– Я бы, наверное, тоже на твоём месте растерялась. Сто лет прожить бок о бок с человеком, а потом вдруг понять, что это… не он.
– Или он…
– Или он, – она на несколько секунд задержала на мне внимательный взгляд. – Василиса, можно тебя обнять?
– Конечно!
И мы, как две закадычные подружки, стиснули друг друга в крепких объятиях, от которых – как Саша и хотела – мне стало гораздо легче на душе.
– Спасибо тебе, Шурочка!
– Всё будет хорошо, Аська! – шепнула она мне на ухо. – Ничего не бойся!