Екатерина Береславцева
Где ты встречаешь рассветы?
– Ну-ну! – Савва многозначительно улыбнулся.
– Таня! – вдруг со стороны ворот раздался громкий мужской голос, и мы, обернувшись, увидели, как к нам бежит ещё один человек, высокий худой мужчина примерно моих лет, с бородкой, в строгом костюме и ботинках, надетых на босу ногу.
Волосы у него были взъерошены, выражение лица тревожное.
Добежав до нас, он первым делом прижал к себе Татьяну, и было в этом жесте столько трепета, что я сразу поняла – это её муж, отец будущего ребёнка и зять Пирамидова.
– Что случилось? Прихожу домой, никого нет, калитка распахнута, машина в гараже. Хорошо, Манька мне дорогу указала, бегал бы по всему посёлку. С ребёнком что-то, Тань?
– Всё хорошо, Роберт! – девушка прижалась к мужу. – Наш Сёмочка просто зашевелился.
– Как это?
– Середина срока, в это время дети обычно начинают себя проявлять. Пинаться и драться…
– А вы к Наталье Викторовне помчались сразу, да? – Роберт посмотрел на Александра. – Но она ведь уехала.
– А мы не знали, Роб! – Савва виновато развёл руками.
– Ох, папа! Я же тебе говорил!
– Склероз, понимаешь…
Я переводила взгляд с отца на зятя, с ужасом понимая, что между ними существует явное сходство. Тот же высокий лоб, тот же нос, те же глаза навыкат. Только Саввино лицо раздалось вширь, а лицо Роберта пока ещё радовало худобой. Что происходит, чёрт возьми? Страшно даже мысленно определить, как такие отношения называются, а не то что вслух сказать…
Я покрепче вцепилась в руку Александра, на что тот странно на меня посмотрел.
– Ты чего, Алиска? – вполголоса спросил он.
Я покачала головой: мол, ничего.
Наши переглядки заметил Савва и понял всё по-своему.
– Ребятки, давайте-ка домой! Люди отдыхают, а мы тут со своими проблемами…
– Ну что ты, Савва Львович! – запротестовал Милостивый. – Вы нам не мешаете. Хотите чайку или вот соку?
– Спасибо, дядь Саш, мы правда домой пойдём! – Таня, она же Геля, поцеловала Алекса в щёку и улыбнулась мне. – Василиса, а над вашим предложением я подумаю. Если всё остаётся в силе, конечно!
– Конечно! – воскликнула я. – Мы из вас звезду сделаем, Таня.
– Она у нас и так звёздочка! – Савва погладил девушку по голове.
Я отвела взгляд и наткнулась на весёлые глаза Роберта, который, кажется, догадался о моих сомнениях.
– Сергеич, ты своей гостье потом объясни, что к чему, – сказал он, посмеиваясь, – а то нас готовы уже во всех смертных грехах обвинить. – Он мне подмигнул. – Правда?
– Не во всех, но… – смутившись, пробормотала я.
– Вот-вот…
Роберт пожал руку Алексу, кивнул мне, одарив лучезарной улыбкой, и потянул за собой своё семейство.
Мы с Александром провожали их взглядами, пока три фигуры не скрылись за воротами.
– И что ты должен мне объяснить? – я повернулась к хозяину дома.
– Это долгая история, в двух словах не расскажешь, – он сжал мой локоть и повёл в сторону сада. – Жила-была одна девушка, и звали её сначала Татьяной Эдуардовной Ларцевой, пока не приключилась с ней одна сказка11…
Глава 11
От необдуманного шага меня спас звонок, раздавшийся как раз в тот момент, когда я, разомлевшая от чудесного вечера, отдавалась танцу в объятиях Алекса под песню Нины Симон. Небольшой бокал белого вина, конечно, тоже сделал своё дело – хоть и не такое явное, как могло бы быть от красного…
– Телефон…
– Угу, – жарко пробормотал Алекс мне в ухо. – А ты не бери.
– А вдруг что-то важное?
– Умей правильно расставлять приоритеты. Сейчас самое важное – это мы…
– Н-нет, я так не могу…
Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы отлипнуть от хозяина дома, готового уже на решительные действия.
– Я только гляну, кто, ладно?
Моя телефонная трубка оказалась под столом – как она туда умудрилась попасть? Номер, светившийся на экране, был мне незнаком. После недолгого колебания я всё же нажала на зелёную кнопочку.
– Алло!
– Василиса? – в незнакомом женском голосе, прозвучавшем в трубке, слышались взволнованные нотки.
Наверное, очередная претендентка на работу. Странно только, что звонит так поздно, да ещё на мой номер – всеми делами в моё отсутствие занимается Севка.
– Да, слушаю вас, – вздохнула я.
– Это Антонина, из больницы, помните меня?
– Антонина?! – ахнула я.
Алекс вздрогнул, а я приложила палец к губам и кивком указала ему на музыкальный центр – мол, сделай потише. Он убавил звук.
– Что-то случилось? Вы что-то узнали?
– Наверное, это не связано с… вашим вопросом, – теперь в её голосе слышалась растерянность, – но мне кажется, вам лучше самой посмотреть.
– Куда посмотреть, Тоня?
Мне почему-то представился журнал, в котором я увидела страничку с записями обо всех звонках, совершённых с больничного номера.
– Вы сможете сейчас приехать? – вместо ответа нервно прозвучал вопрос.
– Куда приехать, к вам?
– В больницу! Сможете?
– Тоня, а вы опять дежурите? Третьи сутки подряд? – дошло до меня.
– Василиса, приезжайте, пожалуйста, я одна с ним не справлюсь…
– Господи, с кем?
Но вдруг в трубку ворвались ещё какие-то звуки, отдалённо похожие на плач, и связь внезапно отключилась.
– Алекс!
– Что случилось, душа моя? – он взял меня за руку, по моему лицу поняв, что произошло что-то нехорошее.
– Мне кажется, Беляев её… мучает.
– Антонину?
– Поехали скорей!
Нужно отдать ему должное – ни одного лишнего вопроса с его стороны не прозвучало, и отговаривать от поездки он тоже меня не стал. Только набрал какой-то номер, сказал коротко несколько слов в трубку и стал поспешно убирать со стола.
– Одевайся пока! – бросил он мне. – Валера живёт рядом, будет через пять минут.
Я не заставила себя просить дважды.
Ровно через три минуты мы с ним, одетые и взбудораженные ночным приключением, стояли у ворот. Валера, водитель Милостивого, оказался пунктуален – две минуты спустя мы уже сидели в автомобиле и, думая каждый о своём, провожали взглядом дом, и лес, и тихий покой…
– Если бы не личная просьба Антонины Сергеевны, я бы вас даже на порог не пустил! – высказал мне Григорий недовольным тоном, встречая у входа. – Да ещё в такое время!
– Я тоже рада вас видеть, – равнодушно бросила я и оглянулась – Алекс никак не мог расстаться с Валерой, что-то быстро и тихо ему втолковывая у автомобиля.
– Этот тип с вами? – охранник недобро прищурился. – Не пущу!
Но по мере приближения к нам Александра Милостивого, владельца заводов и пароходов, лицо Григория вытягивалось, и к моменту встречи на нём было написано почтение с явной примесью бешеного изумления…
– Добрый вечер, – вежливо улыбнулся Алекс. – Какие-то проблемы?
– Ну что вы, Александр Сергеевич! – выдохнул Григорий. – Никаких! Вас… ждали…
– Тогда пройдёмте? – усмехнулся Милостивый.
Он подхватил меня под руку; Григорий, засуетившись, бросился открывать перед нами дверь.
Пространство больницы было наполнено тишиной, от которой стыли руки. Или виной тому было волнение, которым я была охвачена после звонка Антонины? Наши шаги откликались гулким эхом, и я старалась ступать совсем неслышно, вспоминая в этот момент осторожную походку Тани Пирамидовой.
– Налево… Направо… – Свои слова Григорий подкреплял указующими жестами, обращаясь преимущественно к Александру. – А здесь будут ступеньки, осторожно…
Мы поднялись на второй этаж незнакомой мне лестницы, прошли мимо глухой двери, на которой светилась табличка с неутешительной надписью «Выхода нет», начали подниматься на третий. Сверху послышались тяжёлые шаги человека, который, судя по его дыханию, только что отбежал стометровку.
Через несколько секунд нашим взорам предстала широкая фигура женщины в белом халате, в которой я узнала Светлану Павловну – так, кажется, обращался к ней Знаменский. Ту самую, что недоглядела за парнем с лицом поэта…
– Наконец-то! – выдохнула она, увидев меня. – Идёмте скорее!
– Так мы идём… – растерянно пробормотала я, не ожидая участия этой женщины в нашем деле. Я-то подумала, что толстуха случайно повстречалась нам на пути!
Она развернула своё крупное тело и, тяжело ступая и ещё больше задыхаясь, зашагала наверх. Мы с Алексом поспешили за ней, а Григорий, с секунду помявшись, остановился.
– Светлана Петровна, так вы теперь сами, пожалуйста. Мне на пост надо вернуться.
– Да-да, иди, Гришенька, – не оглядываясь, пробормотала женщина. – Теперь всё будет хорошо.
Я проводила взглядом охранника, который ринулся вниз по лестнице, затем заторопилась вслед за Светланой и Алексом.
Нас вели долгими запутанными коридорами, повсюду царил полумрак, расчерченный на ряды квадратиков – оконные решётки отбрасывали тень на тусклые стены, на пол, сообщая вновь прибывшим: выхода нет. Нутро больницы в ночной темноте выглядело ещё непригляднее, чем днём.
Вот Светлана Павловна замедлила шаг, завернула за угол, и я чуть не вскрикнула – я узнала дверь, из которой вчера выходил незнакомец. Мы каким-то непонятным образом оказались на другой лестнице.
Алекс с удивлением посмотрел на меня.
– Ты что?
– Светлана Павловна! – прошептала я. – Подождите, пожалуйста!
Она оглянулась, остановившись у самой двери.
– Да?
– Вы ведёте нас к тому парню, своему подопечному, который… который вчера…
– Да! – нетерпеливо воскликнула она и схватилась за ручку двери.
– А как же Антонина? Ведь мне Антонина звонила…
– Так она тоже там!
Не дав мне опомниться от удивления, она распахнула дверь и переступила порог.
Он лежал на койке, положив голову на колени сидящей Антонине. Глаза его, обрамлённые густой синевой, были закрыты, и при нашем появлении ни одна мышца не дрогнула на белом лице. Тоня, опустив голову, гладила его по стриженной макушке – ещё вчера голову парня украшали густые русые волосы, и эта потеря отчего-то больно ударила меня прямо в сердце. Сейчас облик обитателя больницы для душевнобольных вполне соответствовал ауре заведения – передо мной был человек, который остро нуждался в помощи и опеке.
– Он жив? – вырвалось у меня невольно, и я схватила Алекса за руку.
– Что вы такое говорите! – с лёгким возмущением воскликнула Светлана Павловна. – Конечно, жив!
Она засуетилась, поправила полотенце, висящее на крючке у двери, кинулась к дальнему углу комнаты, где стоял стол с кучей каких-то пузырьков, и зазвенела там чем-то.
Антонина подняла на нас измождённое от усталости лицо.
– Заснул, – прошептала она, не переставая поглаживать стриженую голову. – Слава богу! Вы простите меня за панику, можно было и завтра вопрос решить. Простите, Василиса…
Я, отпустив руку Алекса, сделала шаг вперёд.
– Тоня, так это он звонил тогда с вашего телефона?
– Нет, что вы! Я не знаю, кто звонил!
– Не знаете? – я растерялась. – Но тогда я совсем ничего не понимаю. Зачем вы… зачем я сюда приехала?
– Вы посмотрите там, пожалуйста, – она кивком головы указала в сторону тумбочки, белеющей справа от кровати. – На верхней полке. Я не знаю, может быть, я сама сошла с ума?
Странные её слова заставили меня переглянуться с Алексом, который слегка пожал плечами. Медленно, боясь разбудить жильца этой комнаты, я подошла к тумбочке, присела, пошарила рукой на верхней полке и вытащила оттуда какую-то папку из синего пластика с тонкими белыми завязками. Я с недоумением обратила взгляд на Антонину.
– Открывайте, открывайте! – нетерпеливо сказала она.
Я послушалась. Вскоре мною на свет были извлечены примятые листы бумаги разного оттенка – явно не из одного набора. Тут были и плотные, похожие на ватман, и совсем тонкие, как пергамент, но между ними была схожесть в одном, самом главном, – со всех них на меня смотрело лицо одного и того же человека.
Я медленно опустилась на стул, сражённая ошеломлением.
– Что там, Алиса? – Алекс сделал шаг ко мне.
– Посмотри сам…
Я передала ему рисунки и следила за выражением его лица, которое менялось по мере просмотра.
– Это ты, – выдохнул он. – Сомнений нет.
– Я, – покорно согласилась я. – Или моя сестра-близнец.
– У вас есть сестра-близнец? – тихо ахнула Антонина.
– До сих пор не было, – мрачно сказала я.
– Значит, всё-таки это вы…
– Да, Тоня. Или мы все тут сошли с ума. Но говорят, что это происходит только по одиночке…
– Я их случайно увидела, Василиса. Саша… – она бросила взгляд на парня, – всегда очень трепетно охранял свои вещи, знаете, никогда к тумбочке никого не подпускал… Даже Светлану Павловну.
– Пыль не давал протереть, – с обидой в голосе поддакнула Светлана. – Один раз вообще коршуном налетел, хотя парень он тихий, не скажу ничего плохого.
– А сегодня, – продолжала Антонина, – случилось с ним что-то. Мы не поняли даже, почему и что тому послужило причиной. Он… буйствовать начал, а когда я прибежала к Светлане на помощь, стал рисунки эти разбрасывать по всей палате с криками…
– Она бросила меня! – из своего угла кинула Светлана.
– Что? – вздрогнула я.
– Он так кричал, – пояснила Антонина. – Будто его кто-то бросил. И швырял в нас с какой-то неистовой злобой листами этими. Я, конечно, сразу же узнала ваше лицо, Василиса… И позвонила, потому что мы справиться с ним не могли. Ну а потом Вениамин Викторович примчался, его доктор лечащий, – он в другом крыле был, вкололи Саше лекарство, ну и вот… – она тяжело вздохнула. – Простите меня, Василиса! Можно было и завтра, на свежую голову всё обговорить, зря только вас потревожила.
– Нет, не зря!
Я опустилась на корточки у её ног, не решаясь коснуться лежащего человека.
– Значит, его зовут Саша…
– Саша, – тихо сказала Тоня.
– Алекс, тебе это имя ничего не говорит?
– Сашкина девица? – пробормотал догадливый Александр.
– Ага. Вредный старик про него говорил… – я вздохнула. – Значит, Беляев тут ни при чём…
– Беляев? – встрепенулась Антонина. – Игорь Георгиевич?
– Игорь Георгиевич. Мы его подозревали, Тоня.
– В чём?!
– В том, что это он звонил в тот день и…
Я не успела договорить, потому что дверь вдруг распахнулась, и на пороге появился он – Беляев Игорь Георгиевич, человек-загадка. Сейчас его лицо было перекошено от ярости.
– Кто впустил? – прошипел он, сверля меня красными от бешенства – или недосыпа – глазами. Шрам на его лбу пылал багровой нитью. – Убирайся отсюда, ты!
Путь Беляеву преградил Алекс, но тот никого не видел, кроме меня.
– Я знал, что так просто тебя не остановить! Что ты тут копаешь, вынюхиваешь, жизнь людям калечишь?
– Я калечу? – ахнула я.
– Ты! Жили без тебя и ещё бы прожили, так нет! Говорил Иванычу, не доведёт до добра эта хренова статуя! Продался за тридцать серебренников, Иуда! Собственного сына под монастырь! Уходи, слышишь?
– Игорь Георгиевич! – пролепетала Антонина, глядя на Беляева круглыми от изумления глазами. – Что вы такое говорите?
– А ты! – он повернулся к девушке. – Как ты могла?!
– Да что я могла?
– Сговорилась с ней? Сколько тебе заплатили?
Доктор, не помня себя от злости, двинулся было в нашу сторону, но был крепко схвачен Алексом за грудки.
– Ты сбрендил, дружок?
– Да пошёл ты!
Беляев попытался двинуть Алекса в челюсть, тот увернулся, и началась самая настоящая потасовка, подкрепляемая короткими взвизгами Светланы Павловны и моими тщетными попытками разнять мужчин.
Я не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы в действие драмы не вступил ещё один участник.
Саша, продолжавший лежать на коленях у Антонины, вдруг громко и протяжно вздохнул и, поморгав ресницами, открыл глаза.
Это событие подействовало на Беляева, как ушат ледяной воды. Отпрянув от врага, он, глубоко вздохнув, опустил руки и даже попытался улыбнуться – Саше.
– Гоша… – выдохнул Саша, обратив затуманенный взор на Беляева. – Ты меня разбудил…
– Прости, Сань! – неузнаваемо мягким голосом ответил доктор, а я вздрогнула, начиная кое-что понимать.
Взгляд Саши качнулся налево, к Алексу, задержался на секунду в раздумье, потом поплыл к Светлане Павловне, при узнавании которой брови парня слегка напряглись, а затем отправился дальше в путешествие, но, дойдя до меня, вновь наткнулся на Беляева – тот исхитрился быстрым движением загородить меня от обзора.
Я окаменела, вдруг ясно осознав, что лучшее, требующееся сейчас от меня, – стать невидимой и неслышимой.
Доктор, не меняя траекторию движения, по короткой прямой направился к больному, заслоняя своей фигурой весь мир.
– Как ты себя чувствуешь, Сань?
– Кажется, хорошо… – Саша ласково улыбнулся Антонине и попытался привстать.
– Лежи, лежи! – Беляев продолжал загораживать собой ненужную помеху спокойствию, а я, схватив Алекса за руку, потянула его к двери.
Но, видимо, удача сегодня была не на нашей стороне…
Не успели мы потихоньку открыть дверь, как услышали позади себя удивлённый возглас Саши. Я обернулась и поняла, что все наши дальнейшие действия бессмысленны – нас заметили.
– Ты! – на меня, не мигая, смотрели серые глаза человека, которые могли сломить чью угодно волю. – Ты вернулась!
Я неловко замерла, сжав сильнее ладонь Алекса.
– Сань, тебе нельзя волноваться, ты помнишь? – Беляев всё ещё надеялся отвлечь от меня парня. – Давай мы с тобой успокоимся и постараемся разумно…
– Ты говорил, что мне померещилось! – с укором оборвал Саша доктора. – Зачем ты так, Игорь?
– Прости меня, Сань! – Беляев опустился перед другом на корточки. – Я думал, так будет лучше…
Но Саша его уже не слышал, обратив на меня горящий, полный мучительной радости взгляд.
– Здравствуй, Саша, – я поняла, что отмолчаться больше не удастся. – Тебе не померещилось. Я действительно существую, хотя пока не понимаю, как ты обо мне узнал.
– Конечно, существуешь, – кивнул он с такой уверенностью, как будто никогда в этом не сомневался. – Я знал. И ждал тебя.
– Откуда знал, Саша? Ты видел моё фото на обложке журнала? Но это было так давно!
– Я… нет, не видел… Ты приходила ко мне по ночам… – он помотал головой в ответ на мой удивлённый возглас. – Нет-нет, не каждую ночь!
– Что – живьём приходила? – Милостивый решил пошутить и тут же получил от меня болезненный тычок в бок.
– Вы думаете, что я ненормальный? – серые глаза обратились на именитого гостя.
– Нет, почему же, – моментально растерялся Алекс.
– Они все думают, что я ненормальный! – пожаловался мне Саша. – Даже мой отец.
– Зачем ты так, Сань! – с болью в голосе воскликнул Беляев.
– Они не верят мне, понимаешь?
– Понимаю, – кивнула я и сделала шаг вперёд. – Я бы, наверное, тоже не поверила на их месте…
Он встал, слегка пошатываясь, но решительно отказываясь от помощи друга и Антонины. Бледное ещё пять минут назад лицо сейчас пылало ярким румянцем, и мне было не понять – то ли от необычайности самой ситуации, то ли от живущей внутри этого человека болезни.
– Как тебя зовут? – он прошептал эти слова почти неслышно, явно страшась услышать ответ и в то же время страстно желая его получить.
– Василиса.
– Василиса… – повторил он, прислушиваясь к своему голосу. – Василиса… Даже лучше, чем я мог представить!
Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ, а потом первая сделала тот шаг, которого он ждал так долго.
Он обнимал меня, как обнимал бы маленький сын вернувшуюся с войны мать. Я гладила его по голове и улыбалась Алексу, который топтался где-то на горизонте. И всем остальным улыбалась тоже, и самой себе…
Глава 12
– Это случилось ровно семь лет назад… – голос Беляева звучал ровно, но слышалось в нём страдание такой силы, что меня пробрала дрожь.
Мы вчетвером – я, Александр, Игорь и Антонина – сидели за столиком кафе, расположенного неподалёку от больницы. Беляев нервно курил, окутывая пространство вокруг сизым дымом, и никому из нас даже в голову не приходило его за это укорять.
– Мы с Сашкой, кажется впервые за много лет, крупно поругались. Теперь уже не важно, из-за чего, но в тот день нам казалось, что всё, это наша последняя совместная поездка и вообще последняя встреча. Мы с ним и бывшими одноклассниками устроили пикник на природе – по случаю моего приезда, вот там всё и произошло. Наша ссора, я имею в виду. До сих пор стоит перед глазами…
Он глубоко затянулся. Мы ждали продолжения, затаив дыхание.
– Нет, рукоприкладство – это ерунда по сравнению со всем тем, что мы наговорили друг другу в порыве злости. Ох и несло нас тогда! Всё высказали – и то, что было, и то, чего никогда не было и быть не могло. Все тридцать лет нашей дружбы вспомнили, все обиды – мелочные, пустяшные, но на тот момент раздутые до вселенских размеров. Ребята, бедные, даже подходить к нам боялись, со стороны наблюдали за вспышкой страстей – мы же с Саней неразлучные были, как сиамские близнецы, а тут вдруг такое… В общем, потоптались мы с ним, побуцкали друг друга и в таком состоянии в машину загрузились – дождь как раз в это время начал накрапывать, да и настроения больше ни у кого не было оставаться. И так получилось, что в машине мы с ним опять вместе оказались. Я, Сашка за рулём и ещё одна наша девочка, Галка Кукушкина. Галку, как я потом понял, ребята специально с нами посадили, вместо громоотвода. Поехали, в общем…
Он стряхнул пепел в изогнутую кленовым листом фарфоровую пепельницу и дальше продолжал.
– Настроение было отвратное. Я в окно смотрел, не поворачивая головы, Санька мрачно на дорогу уставился, а Галка жужжала, как пчела, не закрывая рта… – Он помолчал несколько секунд, а потом заговорил быстрее, будто торопясь выплеснуть из себя поскорее то, что хранил все эти годы. – Когда на нас грузовик налетел, я даже толком ничего не успел понять. Голову не успел повернуть, только услышал захлебывающийся Галкин крик, потом Сашкино чертыханье, страшный визг тормозов, и тут что-то чёрное и тяжёлое вдруг закрыло от меня белый свет. Очнулся я спустя несколько минут, хотя мне показалось, что прошла вечность. Слышу – рядом со мной стонет кто-то. Открыл глаза – Галкина голова мне в левое плечо уткнулась, а сам я оказался вжатым между передним и задним сиденьями. Стон прекратился – это Галка, оказывается, стонала, – и начались у неё какие-то судороги, а я испугался, что всё, случилось самое плохое. Завозился, задёргался, пытаясь освободиться, а она вдруг голову поднимает, и я вижу, что она смеётся. Знаете, нервный такой смех, от которого мне ещё страшнее стало. «Мне сегодня предложение сделали!», – сообщила она мне, не переставая истерично всхлипывать. – «Представляешь, в день помолвки концы отдать, умереть не встать!» «Дура!», – выругался я и ещё одно словцо добавил, покрепче. – «Я-то подумал, всё, каюк тебе!» И тут мы с ней, как по команде, вперёд посмотрели, в сторону нашего водителя. А Саньки-то там и не оказалось!
– Как не оказалось?! – я впервые нарушила молчание.
– Очень просто. Водительское кресло было пустым. Хотя его уже и креслом в тот момент трудно было назвать – приборная панель вплотную с кожаным сиденьем сошлась, как в последнем поцелуе. Если бы Санёк там сидел, то… В общем, ему повезло, что во время удара его из машины выкинуло… Повезло, да…
Беляев помолчал несколько минут, в течение которых мы старались его не тревожить, потом продолжил.
– Это я во всём виноват… Если бы не ссора та дурацкая, ничего бы не случилось. Сашка же водил, как бог! Увернуться от грузовика, пусть даже потерявшего управление, для него – плёвое дело! Но из-за меня и моих глупых слов он сам тогда… потерял управление… – Беляев судорожно вздохнул и закашлялся едким дымом. Алекс успокаивающе похлопал его по спине. – Ирония судьбы – оба виновника, я и водитель грузовика, отделались лёгким испугом, Галке раздробило коленный сустав, она потом год по больницам моталась, а Сашке… Сашке больше всех не повезло. Он несколько дней из комы не выходил, а когда вышел, стал нести такую чепуху, что… мы ещё больше за него испугались.
– Так вы из-за него Москву бросили? – у меня стали сходиться пазлы в цельную картинку.
– Вы просто не понимаете, Василиса, – он посмотрел на меня взглядом больной собаки. – Ближе Сашки у меня никого нет. Мать я не считаю, конечно, мать – это святое. А Сашка… С ним надо было возиться первое время, а кто бы это делал, его отец? Иваныч – слабый человек, ему самому нянька нужна. В общем, я вернулся в Арбузов, быстро устроился в больницу – всё-таки московская корочка что-то да значит! – и время от времени Сашку сюда пристраивал, несколько раз в год. И знаете, лечение помогать стало. Он после аварии головными болями мучился, так теперь тьфу-тьфу, и функции мозга постепенно восстанавливаются. Только эта его навязчивая идея по-прежнему покоя не даёт ни ему, ни нам…
– Вы сейчас говорите… обо мне?
– О вас. Точнее о той незнакомке, которая являлась Саше во сне, начиная с…
– …пребывания в коме, – завершила Антонина.
– Да, – кивнул Игорь и накрыл своей ладонью руку девушки. Та вздрогнула, но отодвигаться не стала. – Тонь, ты прости меня, пожалуйста…
– Это ерунда, Игорь Георгиевич! – отмахнулась Антонина. – Вы дальше рассказывайте! Саша, значит, в коме Василису увидел? И… влюбился?
– Мы пытались объяснить ему, что всё это – иллюзия, фантом, что такой девушки не существует в природе, но он слушать нас не хотел. Первое время нервничал очень, когда я увещевал его, до драки, знаете, доходило, но постепенно стал стараться меньше говорить на эту тему, и одно время мы даже думали, что всё у него прошло. И тут вдруг вы появляетесь, Василиса! – Беляев обратил на меня воспалённый взгляд. – Сначала к Иванычу домой заявляетесь с вопросами о скульптуре – кто лепил, да с кого. Иваныч, конечно, испугался – лепил-то он, но образцом послужили Сашкины рисунки, которые тот по ночам малевал, во время своих видений, и получается, что авторство-то не полное! А потом вы и до больницы добрались, и тут уже испугался я. За Сашку испугался!
– Да, я теперь это понимаю, – кивнула я. – Парень на поправку пошёл, а тут вдруг новый стресс. Я бы тоже на вашем месте взашей гнала такую угрозу.
– Вот я и гнал, – Беляев улыбнулся виноватой улыбкой. – Как мог. Вы уж простите меня за грубость, Василиса! Нервы совсем ни к чёрту, да ещё и ночи эти бессонные…
– Я не сержусь на вас, Игорь. Никто не сердится, правда, Тоня?
– Правда! – покраснела девушка. – Но вопрос теперь в другом. Как нам с Сашей быть?
И вся троица посмотрела на меня. А что я могла ответить?
– Ведь он вам нравится, Василиса? – Беляев первым прервал долгое молчание. – Я это сразу почувствовал…
– Игорь, это шантаж! – рассердилась Антонина, ударяя ладошкой по руке Беляева. – Не дави на человека! Ведь так нельзя, в конце концов!
Она и не заметила, как перешла с доктором на «ты» – хороший знак…
– Да я-то что… Я же просто факт констатировал, – отступил Беляев.
– А мы как раз сегодня с Василисой говорили о её желании у нас остаться, – тихо произнёс Алекс, смотря куда-то в сторону. – Филиал тут открыть и вообще…
Антонина сверкнула на него глазами, а я только усмехнулась.
– Ребята, я всех вас понимаю, но поймите и вы меня – нельзя такие вещи вот так просто, по щелчку решать. На кону стоит судьба человеческая… и не одна, между прочим. Я ведь тоже… не игрушка.
– Да мы понимаем! Конечно! – зашумели они.
– Вот и славно. А сейчас…
– А сейчас мне надо обратно бежать, – спохватилась Антонина. – Римма там, небось, уже рвёт и мечет!
– Порвёт, порвёт и перестанет, – пробурчал Беляев и, сжав покрепче ладонь Антонины, поднялся. Девушка вскочила за ним. – Мы пойдём, ребята. Будем на связи, ваш номер, Василиса, у нас есть, ну а… – он посмотрел на Алекса и рукой махнул. – В общем, увидимся!
Милостивый пожал на прощание руку Беляеву, ободряюще улыбнулся Антонине, и вскоре мы с ним остались вдвоём.
– Ещё кофейку?
– Давай! – согласилась я. – Раз пошла такая пьянка…
– А может, на дачу вернёмся, Алиска? – он сделал многозначительную паузу. – Вроде не все ещё наши дела завершены…
– Александр Сергеич! – укоризненно посмотрела я в нахальные синие глаза.
– Значит, не вернёмся… – вздохнул он.
– Неа.
– Из-за мальчика Саши?
– Ты же всё понимаешь, Алекс!
– Да уж, не дурак, – ещё раз вздохнул он, но на этот раз веселее. И вскинул руку наверх, подзывая официанта. – Нам, пожалуйста, ещё две чашки кофе… и вот это пирожное… как его…
– Тирамису?
– Точно! Хорошее средство от психологической травмы…
– Алекс! – рассмеялась я.
– И физиологической, – весело закончил он. – Давайте сразу два!
