Екатерина Береславцева
Где ты встречаешь рассветы?
Глава 1
– Самое замечательное и правильное, что я сделала в этом году, – лениво думала она, раскинув руки в сторону и зажмурившись, – это то, что приехала сюда. Вот уж воистину, не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь…
Вечернее солнце ласкало прелестное светлое лицо, касаясь тёплыми лучами гладкого лба и закрытых глаз, спускалось по округлым скулам к чуть подрагивающим губам и маленькому твёрдому подбородку. Порывистый ветерок-забавник путал густые кучерявые волосы цвета патоки, волнами льющиеся ей за спину.
– Оу! Это есть чудесно!
Громкий мужской голос, приправленный чужестранными интонациями, вывел её из неги. Она нехотя разжала ресницы.
– Это есть чудесно! – восторженно повторил обладатель акцента и длинных сиреневых шорт, уморительно смотрящихся на человеке столь почтенного возраста. «Лет семьдесят, не меньше», – отметила она про себя. Водянистые глаза незнакомца с восхищённым удивлением перебегали то на неё, то на фигуру, темнеющую рядом с ней.
Она пожала плечами, не совсем понимая, чем вызван такая эмоциональная реакция. Впрочем, эти иностранцы вообще странные ребята…
– Galatea1? – старик ей подмигнул.
– Простите? – не поняла она.
– Living statue2! Оу, как ето есть русский… Живой… статуя…
– А! – взгляд её скользнул вправо. – Ожившая статуя! Боюсь, эта история не про меня…
– Сорри? Как то есть? She and you3…
– Простите… – Она подтянула к себе сумочку с намерением встать. – Вы, наверное, сфотографировать её хотите? Я уже ухожу.
– No, нет! – Он остановил её движение уверенным жестом и потряс массивным фотоаппаратом, обязательным атрибутом человека в таком одеянии. – Both!
– Бос? – переспросила она непонимающе. Что поделать, если ещё в школе её выбор пал на французский язык, который, кстати, серьёзно потом пригодился в жизни. – Извините, я не понимаю по-английски…
– Оба! Ты and she! Ты и он.
– Она…
Она опять бросила взгляд на неподвижную фигуру справа.
– Она! – радостно согласился странный старик. – Я делать фото… ты и она! For memory4.
– Что вы, зачем!
– For memory! – твёрдо повторил иностранец, решительно отходя от неё на несколько шагов назад и вскидывая фотоаппарат.
– Окей, мемори так мемори, – вздохнула она, смирившись. И пробормотала совсем тихо: – Весь настрой сбил, варвар…
Но слух иностранца оказался так же силён, как и его настойчивость.
– Оу, Варвара! So beautiful name5! My grandma… бабьюшка… есть Барбара too6!
Её щёки окрасились румянцем неловкости. Переубеждать незнакомца она, конечно, не стала, только напряжённо пожала плечами и повернула голову вбок, к той, что сидела рядом.
«Хорошо тебе, – подумала она. – Сидишь себе, молчишь, и никто от тебя ничего не требует…»
Старик между тем перебегал с места на место, меняя ракурс, и щёлкал своей автоматикой не переставая.
У неё затекла шея и вконец испортилось настроение.
«Действительно, варвар. Пришёл, увидел и… разрушил. Такое состояние было зачётное, как сказала бы Глашка, и тьфу, ничего от него не осталось. Варвар-разрушитель. Хотя нет, там был, кажется, Конан… Впрочем, всё равно не смотрела, это Севка у нас спец по таким фильмам. Севка, кстати, не стал бы такую наглость терпеть, отшил бы назойливого типа в два счёта. У него и с английским полный ажур…»
Задумавшись, она не обратила внимания, что незнакомец уже некоторое время чего-то от неё добивается, эмоционально размахивая фотоаппаратом.
– Что? – наконец, пришла в себя она.
– Mail! I'll send your photos7!
– Фото? – переспросила она.
– Yes, yes! Your photos! Твой фото… дать… email… post… Почта!
– А, электронный ящик? – дошло до неё. – Чтобы фотки отправить?
– Да, да! Отправить!
– Да зачем! Не надо мне ничего отправлять!
– Отправить! – безапелляционным тоном произнёс иностранец. – Так надо!
– Боже, – вздохнула она. – Кому надо, зачем… Мне-то уж точно ни к чему. Ну, хорошо, хорошо…
Она нехотя чиркнула адрес на листке; настойчивый старик, тут же проделав какие-то манипуляции со своим огромным смартфоном, расплылся в довольной улыбке, и спустя несколько секунд она услышала знакомый писк из своей сумочки.
– О, уже пришло… – удивилась она.
– Да, да! Пришло! Good luck, my beautiful Galatea8!
Докучливый тип наконец оставил её в покое, и она какое-то время наблюдала, как он размашисто и энергично удаляется от неё по мосту, время от времени останавливаясь и вскидывая блестящий аппарат к глазам. Один раз он обернулся и радостно помахал ей рукой, на что она вяло взмахнула своей.
– Адью, месье… Надеюсь, больше мы никогда не встретимся…
Она добралась до гостиницы, когда на улицах уже вовсю сияли ночные фонари. Ноги гудели, желудок сводило от голода, а глаза слипались, отказываясь реагировать на окружающий мир.
Достав из маленького холодильника всё своё богатство – ледяную минералку, сыр с колбасой и пакет с соком, – она разлеглась на диване, удобно устроив ноги на подлокотнике. Хорошо!
По экрану телевизора, подёрнутые рябью, бегали какие-то фигуры. Звук с пульта не включался, а вставать было лень.
Когда позвонила Глафира, она доедала уже третий бутерброд и нацеливалась на четвёртый.
– Рожа твоя бессовестная, и не стыдно тебе? – в Глашкином голосе звучала обида.
– Здравствуй, сестрёнка, я тоже рада тебя слышать.
– Первый раз, значит? А я, кретинка, поверила…
– Ты о чём, Глаш? – она замерла с куском колбасы во рту.
– А то ты не понимаешь! Поздравляю вас, гражданка, соврамши! И главное, я ж ничего не заподозрила, тетеря наивная! Теперь вот уши отмываю…
– От чего? – не поняла она.
– От лапши, которую мне понавешали! И кто! Человек, которому я готова была отдать самое дорогое, что у меня есть!
– Серьёзно? Так значит, я могу рассчитывать на ту брошку, которую ты из Риги привезла?
– Дура! Ты зачем мне соврала, что никогда в своём Арбузове не была?
– Я? – она быстро проглотила колбасу и поморщилась. – Не была. Честное слово! И он вовсе не мой! Хотя городок милый, не спорю…
– Как же, не была! Факты на лицо, как говорится!
– Какие… факты?
– Фотографии!
– Фотографии? – удивилась она. – Которые я тебе отправила? И что в них такого, из чего ты сделала вывод, что я тут уже бывала? А, поняла! Ты где-то на заборе увидала надпись: здесь был Вася?
– Очень смешно, Васька! – голос Глаши понизился. – Колись, откуда ты его знаешь?
– Кого?!
– Скульптора этого!
– Какого ещё скульптора, балда? – у неё отчего-то нервно заколотилось сердечко.
– Такого! Который с тебя статую слепил! Девушка, освещённая солнцем, или как там она называется…
– Уставшая путница… – Она почувствовала, как лёгкий холодок прошёлся по её затылку. – С чего ты взяла, что она на меня похожа?
– Думаешь, я слепая? И вообще, ты забыла, что я у нас художник?
– Как художник, ты тем более должна была заметить, что никакого сходства между мной и той мраморной девицей нет!
– А она разве мраморная? – с сомнением протянула Глафира.
– Мраморная, чугунная, резиновая – откуда я знаю?! Я знаю только одно: к этой девчонке я не имею никакого отношения, как бы вы меня ни уверяли в обратном!
– А что, кто-то ещё тебя уверял?
– Да этот, фотограф в розовых шортах! Тоже головой крутил и восхищённо присвистывал!
– Я не кручу и не присвистываю, но точно тебе говорю, Васька: ты и она как две капли воды!
– Заливаешь!
– Говорю же, точно!
– Перезвоню через пять минут!
Она нажала на кнопку отбоя и принялась лихорадочно перелистывать картинки в телефоне. Сегодняшний день оказался плодовит на фотовпечатления. Прежде чем она нашла нужное, её взгляд натыкался то на причудливое отражение в воде одной из башен крепостной стены, то на улыбку хозяйки маленького магазинчика сувениров, то на закатное солнце, запутавшееся в куполах.
Сидящая на парапете над рекой молчаливая девушка, которую она сфотографировала ещё до появления настырного старика, промелькнула так быстро, что пальцы не успели сориентироваться. Пришлось возвращаться назад.
Ну да, вот она, та девица, во всей красе. Поза утомлённой от ходьбы странницы, которая присела отдохнуть. Длинные волнистые волосы, застывшая кудряшка на лбу, взгляд, обращённый к небу и в себя. Трогательные босые ноги девушки и пристроенные ею – точнее скульптором – туфли рядом.
Она вглядывалась в миловидное лицо, то увеличивая фотографию, то отодвигая. Если рассматривать каждую деталь отдельно, то вовсе никакого сходства не найти. Нос у неё не такой широкий, как у этой девчонки, да и щёки, пожалуй, покруглее будут. Но в целом… Признаться, что-то неуловимо общее есть. Наклон головы, быть может? Или выражение лица?
На фотографиях, сделанных иностранцем, схожесть угадывалась яснее. Почему она сразу этого не заметила?
– Возможно, просто свет так падает, – растерянно пробормотала она, не желая верить странному совпадению. – Или ещё какая шалость мироздания…
Услышав вновь в трубке голос сестры, она ещё какое-то время молчала, собираясь с мыслями.
– Убедилась? – в Глашином голосе слышалось торжество.
– Это ещё ни о чём не говорит! Мало ли, кто на кого похож! Помнишь, мы как-то встретили Севкиного двойника…
– Который в итоге оказался его родственником? – ядовито протянула Глафира. – Нет, подруга, в такие совпадения я не верю! Что-то тут нечисто, нюхом чую! То ли ты мне чего-то не договариваешь…
– Да честное слово, Глашка, я никогда раньше в Арбузове не была! Хочешь, поклянусь самым дорогим, что у тебя есть?
– Васька! – голос Глаши понизился. – Я готова даже отдать тебе эту брошь, лишь бы только узнать правду!
– Серьёзно, что ли? – недоверчиво протянула она.
– Ага.
– Это сильный довод… чтобы провести расследование.
– Вот и проведи! В конце концов, кто у нас мастер искать истину?
– Если ты имеешь в виду, что истина в вине, то таки да, я мастер!
– Дурёха! Помнишь, как ты Севкины ключи нашла? А платок мой, который я из Индии тащила, помнишь?
– Жаль, что восстановить его не удалось, да, Глаш? И как он вообще в будке у Боньки оказался…
– Тяга к прекрасному, сестрёнка, свойственна даже собакам! Ладно, возвращаюсь к своим шедеврам, а ты помни, что мне пообещала!
– Вообще-то я ничего не обещала… – пробормотала она.
– Завтра позвоню! Спокойной ночи, Васька!
– Да уж, спокойной…
Она нажала отбой, но долго ещё сидела с прижатой к груди трубкой. На экране телевизора прочно и надолго обосновались фигуры каких-то деятелей, видимо политиков, – они отчаянно жестикулировали, пытаясь уверить друг друга и себя в собственной правоте и непогрешимости.
– Надо спать, – вслух сказала она и решительно обесточила телевизор. – Завтра. Я подумаю обо всём завтра.
Спустя несколько минут она крепко спала, положив левую ладошку под щёку. За окном тусклым светом улыбалась луна.
Глава 2
О том, что место под солнцем так просто не завоёвывается, маленькая Василиса узнала в детстве. Её воспитывала улица – молодым родителям самим нужна была нянька. Когда девочке исполнилось два года и походка её стала уверенной, а взгляд разумным, студентка третьего курса института искусств Ксения Яхонтова решила, что полностью отдала свой долг как мать, и занялась собственной жизнью. Муж в её планах если и присутствовал, то недолго – Ксюша, как человек творческий, не обременяла себя постоянством. Они продолжали жить под одной крышей, но заключили пакт о непосягательстве на жизнь и свободу друг друга. Ребёнок тоже входил в этот круг, поэтому самое твёрдое, что могли позволить себе соквартирники, была фраза: «Васька, достала, иди спать!».
Бабушек-дедушек у Василисы не имелось – мать с отцом воспитывались в детском доме, и иногда ей казалось (когда она повзрослела, конечно), что её детство не так уж разительно отличалось от родительского.
Улица давала девочке всё, чего она была лишена в семье: друзей, партнёров по играм, любовь и ненависть. Мир маленькой Василисы вмещал в себя всю вселенную, лишь только самые главные её родственники равнодушно взирали на неё с чужой и очень далёкой планеты. Они не стали ближе и с течением лет. Отцу захотелось уверенности в жизни, когда Василисе минул десятый год. Свою судьбу он решил устраивать в другом доме, чего Ксюша, кажется, даже не очень заметила. Их развели быстро, без взаимных претензий. Самой главной претензией пылала лишь Василиса, но её мнения никто не спрашивал. Впрочем, дальнейшая жизнь показала, что развод принёс в их квартиру обнадёживающие изменения. Лишившись мужа, Ксения обрела друзей, которые стайками слетались к её очагу, а некоторые даже оставались на ночь. В одной из этих стаек Василиса обнаружила близкую душу для девичьих разговоров и товарища для своих игр. Глафира – так звали девочку, дочку маминой приятельницы, которая однажды переступила порог их квартиры. Высокая, беленькая, словно светящаяся изнутри, девочка казалась ангелом, случайно спустившимся в малогабаритную «двушку», и сначала Василиса только молча, открыв рот, наблюдала за этим существом, не отходя от неё ни на шаг. Глаша потом со смехом вспоминала молчаливое восхищение, которым было окутано её появление в этом доме. Сама она себе, конечно, никаким ангелом не казалась. Напротив, в те подростковые годы чувствовала себя неуклюжим заморышем и потому старалась забиться куда-нибудь в уголок, стать неслышимой и невидимой. То, что маленькая хозяйка квартиры приняла за небесную отстранённость, оказалось всего лишь смущением, возведённым в тройную степень.
Наверное, они бы так никогда и не разглядели друг друга, если бы не случай. Приятельствовал в то время с матерью один мужичок, с вечно брезгливым выражением лица и бородавкой на подбородке. Гений – представляла его Ксюша новым гостям. Возможно, так оно и было на самом деле, но Василиса, впитавшая в себя уроки психологии на улицах, ясно видела, что душа-то у гения мелковата. Да и бородавки просто так на лице не вырастают. Так вот, остался однажды противный тип у них на ночь. Нет, он имел привычку проводить тёмное время суток в спальне её матери довольно часто, но этот раз был особенным – Глашиной маме и, соответственно, её светлой дочурке тоже некуда было деться в ту ночь, и вся компания, бурно отпраздновав за столом очередной шедевр гения, завалилась спать кто где. Мамаш прибило портвейном на кухне, девочкам досталась спальня Ксении, а бородавчатый гость вольготно разлёгся на диване в гостиной. Василиса долго не могла уснуть, боясь даже шорохом смутить девочку-ангела, которая заснула сразу же, лишь белокурая головка коснулась подушки. Поэтому скрип открываемой двери прогрохотал для бдящей девочки громом с небес. Когда на пороге появилась обрюзглая фигура гения, Василиса сперва решила, что он перепутал двери – вход в туалет был рядом со спальней. Но гость прямиком направился к кровати, на которой в это время спокойно сопела Глаша. Василиса со своей раскладушки с тревогой, затаив дыхание, наблюдала за непрошеным визитёром, отчего-то медля его окликнуть. Ей казалось, что её голос уж точно разбудит маленького ангела, а мужчина же сам, убедившись, что её матери здесь нет, уберётся восвояси. Но он повёл себя странно. Высокая луна освещала светлые волосы девочки, которые уж никак нельзя было спутать с агатовой шевелюрой Ксюши. Гений, замерев на секунду над девочкой, вдруг осторожно провёл по нежной щеке ладонью, а затем резко откинул пуховое одеяльце. Слова застряли у Василисы в горле, когда она увидела алчный мужской взгляд, направленный на беззащитное тельце тринадцатилетней Глаши.
Всё произошло в одно мгновение. Девочка-ангел открыла глаза, толстая рука гения полезла к груди жертвы, а Василиса разъярённой тигрицей слетела с раскладушки. Боевой клич разнёсся по всей квартире, вспугнув двух безалаберных мамаш. Когда они, ничего не соображающие спросонья, показались в дверях спальни, их изумлённым взглядам представилась живописная картина, достойная кисти Босха: Василиса сидела на плечах у гения и била того подушкой по голове, а тихая Глаша с остервенением вгрызалась зубами в волосатую руку врага. Гений приплясывал на месте, вопя тоненьким голоском, совсем не сочетающимся с его дородным телом.
– Что тут происходит? – в один голос воскликнули родительницы.
В ответ они услышали такой отборный мат, исходящий от всадницы, что застыли на месте. Добило же их продолжение, выплюнутое девочкой-ангелом, на секунду разжавшей зубы. Витиеватое, высказанное с чувством ругательство оказалось неожиданным и для Василисы, которая даже остановила следующий свой удар, наслаждаясь услышанным.
– Уберите от меня этих шлюх! – завопил гений, когда острые зубки Глаши вновь вцепились ему в руку.
– Что?? – праведный гнев протрезвевших матерей наконец-то воззвал их к действию.
В секунду поле боя было расчищено, дочки залиты покаянными материнскими слезами, а уничтоженный враг спущен с лестницы.
Эта ночь положила начало дружбе между девочками и, что не менее важно, потрясла до глубины существа Ксению. Что-то вспыхнуло вдруг внутри неё, высветив самые дальние уголки, в которых, на удивление их хозяйки, были обнаружены нежность, сострадание и родительская любовь.
Поразительные изменения в Ксюше преобразили вселенную её дочери – пацанка и оторва Васька превратилась в Василису, волшебную девочку из сказки с чистым взглядом и прилежными манерами. Даже цвет волос, кажется, у неё изменился, став мягче и светлее, подпитанный медовой сладостью.
Жизнь потекла полноводной рекой, в которой больше не было места для равнодушия, обид и озлобления. Глафира стала привычным гостем в «двушке», а вскоре переехала туда совсем, лишившись в одночасье матери. Ксении удалось выстоять перед чередой обстоятельств, которые стояли на пути к удочерению, и вот Глаша, уже в новом качестве, порхала по пространствам своего нового жилья. Приёмной матери хватило накопленной нежности на обеих дочерей. Вскоре «двушка», подкреплённая ещё одной жилплощадью, превратилась в прекрасную четырёхкомнатную квартиру, в которой оказалось место как для всей троицы, так и для художественной мастерской, пристанищем опытной художницы Ксении и подрастающего дизайнера Глафиры…
Глава 3
Утро выдалось прохладным, и у меня, совсем к этому обстоятельству неподготовленной, зуб на зуб не попадал. Надо было с собой куртку взять или джемпер, на крайний случай. Хорошо хоть косынку захватила…
Я поплотнее обвязала шею шёлковой тканью, застегнула верхнюю пуговичку рубашки и припустила по дорожке, активно размахивая руками. Чёрт меня дёрнул вскочить в такую рань! Город ещё спал, окутанный догорающими снами.
Где-то вдалеке за деревьями блеснуло что-то, и послышался женский голос. Ну вот, ещё одна сумасшедшая. Или две, с кем-то же она разговаривает?
– …нет, милый мой, я сразу поняла, что она тебе не пара. Легкомысленная, взбалмошная, а нос задирает, как будто особа королевских кровей!
В ответ женскому голосу вторил второй, ворчливый, но что он отвечал, разобрать было невозможно. Сын, наверное, решила я.
– Но ты не переживай, мой мальчик, мамочка знает, кто тебе нужен, мамочка обо всём позаботится!
Точно, сын. За деревом мелькнула полная женская фигура, одетая во что-то красное, а её собеседник пока оставался скрыт от моих глаз. Вот алое пятно замерло, остановилось. Сверху послышался птичий крик, и небольшая стайка, будто вспугнутая чем-то, с шумом покинула пышную крону и растворилась в небе.
– Да идём же, хватит ворон считать! – в женском голосе послышалось недовольство, и красная фигура продолжила движение, теперь в мою сторону. Бедняга-сын не спешил следовать за своей мамашей, оставаясь где-то за деревьями.
Я сближалась с ними, уже настроенная против властной женщины. Свобода – одна из главных составляющих жизни, на мой взгляд. Меня возмущают люди, девиз которых: «Я лучше знаю, что тебе нужно для счастья!». Благими намерениями вымощена дорога в ад…
Вблизи женское лицо удивило меня своей утончённостью. Надо же, какой диссонанс между тоном и внешностью!
За несколько шагов до меня женщина просияла такой искренней и милой улыбкой, что невольно вызвала во мне ответную, не менее сердечную.
– Доброе утро!
– Доброе!
– Ещё одна ранняя пташка… Приезжая, наверное?
– Приезжая… – с удивлением отозвалась я. – А что, заметно?
– Мне – да! – её улыбка стала шире. – Я вообще замечательный человек, всё замечаю!
Она оглянулась назад, высматривая сына, который почему-то не спешил выходить на свет.
– Арнольд, мы вас заждались!
Арнольд, надо же… Немцы они, что ли? Невольно мысль моя обратилась ко вчерашнему иностранцу, и воспоминание это окрасило настроение нервозностью.
– А вы, наверное, тоже не местные? – выпалила я, стараясь не обращать на своё состояние внимания.
– Ну что вы! – рассмеялась женщина. – Самая что ни на есть местная. Коренная. Причём как по маминой, так и по отцовской линии.
– Тогда муж, наверное, немец? – осторожно поинтересовалась я, чувствуя неловкость от своей назойливости. – Ну, то есть отец сына…
– Сына? – её тонкие брови удивлённо выгнулись. – У меня нет сына.
– Простите… – смутилась я. – Мне показалось… Простите!
– О! – её лицо разгладилось. – Кажется, я поняла… Арнольд, живо ко мне, слышишь, негодник?
Я проследила за её взглядом и ахнула. Из-за куста, радостно крутя пушистым хвостом, выбегал огромный чёрный пёс. Его мощная холка лоснилась от утренней влаги, а весёлая мордаха вся была облеплена каким-то пухом.
– Боже, на кого ты похож! – со смехом воскликнула женщина, отбиваясь от собаки, которая тут же принялась ластиться к хозяйке. – Мальчишка! Вот так, выведи в свет этого обормота…
Хриплое ворчание пса вполне можно было издали принять за мужской голос. Эх, Вася, Вася!
– Красавец какой! – искренне восхитилась я.
Моё замечание не осталось без ответа. Чёрное существо переключилось на меня, и мне стоило огромных усилий удержаться на ногах – Арнольд оказался настойчивым малым.
– Фу, Арчи! Уронишь гостью!
– Ничего… – я потрепала мохнатый загривок. – Хороший пёс, хороший! Прямо человек, а не пёс.
– Человек и есть, – женщина улыбнулась. – Такой умница, вы не представляете! Правда в любовных делах, как и многие мужчины, дурашка. Знаете, нам вчера для него невесту привели…
Пёс при этих словах неожиданно и очень громко тявкнул, даже с каким-то укором, как мне показалось.
– Вот-вот, я и говорю, – хозяйка рассмеялась. – Красотка, конечно, но характер оставляет желать лучшего. А зачем нам легкомысленное потомство, правильно?
– Не знаю, – улыбнулась я. – Я в таких делах не очень-то понимаю. Вот моя сестра…
– Собачница?
– Ещё какая! У нас на даче целая банда этих вот хулиганов, а ей всё мало.
– Вы, наверное, из Москвы?
– Да. Это тоже заметно? По акценту, наверное?
– Акцента, кстати, у вас особенного нет, я бы сразу услышала. Или вы из понаехавших, или профессия ваша связана со словом…
– Скорее первое, но точно не второе.
– А почему скорее? Вы в этом не уверены?
– Ну… – я пожала плечами. Не очень-то я любила на эту тему говорить. – Мои родители детдомовские…
– А-а-а… Простите, если я оказалась нетактична.
– Это вы меня простите! – я кивнула на пса.
Мы улыбнулись друг другу понимающе.
– Что ж, не буду вас больше задерживать! – женщина ухватилась за ошейник. – Идём, Арчи. Хорошей вам прогулки!
– И вам!
Я смотрела им вслед, невольно любуясь статью своей недавней собеседницы. Было в её облике что-то такое, что внушало уважение и даже робость.
Спустя минуту побрела и я, но в противоположную сторону. Путь мой был не близок…
