Екатерина Береславцева
Где ты встречаешь рассветы?
– Глаш, а у старикана в доме часы напольные, закачаешься! Я таких никогда не видала…
– Ты мне зубы не заговаривай! – она помолчала. – Напольные, говоришь?
– Ага. Деревянные, с маятником и гирьками. По углам фигурки в виде кариатид, мужские и женские, а на циферблате вензель. Там вообще сказка, знаешь, мебель вся старинная и картины на стенах висят. Так жаль, что ты этой красоты не видела!
– А на вензеле что изображено? – у Глаши явно дыхание перехватило. Я усмехнулась.
– М-м-м… – я тянула время специально. – Дай вспомнить… Э-э-э…
– Василиса!
– Не сбивай меня, пожалуйста. В общем, там была какая-то фигурка, якорь, что ли, и внутри неё две большие буквы. Латинские…
– А на якоре корона была?
– Точно, была, симпатичная такая. А, и ещё по бокам якоря два слова. Не по-русски. Имя и фамилия мастера, наверное. Или название фабрики… Но на память не помню.
– Густав Беккер? – быстро выпалила Глафира.
– Вроде да…
– Обалдеть! Ранний Беккер!
– Кто такой этот Беккер?
– Немецкий мастер, гений, можно сказать. Я давно за ним гоняюсь, – в голосе Глафиры появились медовые нотки. – Васенька, и чего я, правда, разошлась, накричала на тебя… Ты побудь пока там ещё, надо ведь до конца с этой тайной разобраться.
– Думаешь? – я улыбнулась.
– Уверена! Кстати, когда опять своего скульптора увидишь, спроси у него, может он эти часы продаст? Понимаешь, я бы сама приехала, но пока у меня не получается, выставка на носу, я и так по срокам горю…
– Как! – вскричала я в праведном негодовании, еле сдерживая смех. – Какая выставка, если тут у твоей сестры криминал с психушкой!
– Ну, Вась, ты же сама со всем справишься, я уверена! А хочешь, Севку попрошу, он для тебя в лепёшку расшибётся, сама знаешь.
– Ну уж нет, сами как-нибудь! Значит, мне оставаться? Точно?
– Ага!
– Уговорила, мать. Остаюсь. Нельзя же, правда, на полпути дело оставлять недоделанным.
– Нельзя, Василиса! – Глашка вздохнула. – Я тебе завтра позвоню, насчёт часов узнаю. Ну и вообще… последние новости о твоей копии – это очень важно, сестрёнка!
– Конечно-конечно! – я прыснула в кулачок. – Тогда до завтра?
– До завтра, любимая моя сестрёнка!
Она отключилась, и я, наконец, смогла рассмеяться в полный голос. Эх, Глафира, предсказуемая ты наша! Как сказал бы Севкин племянник – эльф восьмидесятого уровня. Он называет так всех, кто зациклен на чём-нибудь, будь то компьютерная игра или собирание марок. А у нашей Глаши жизнь состоит из трёх страстей: страсть к изобразительному искусству, собакам и часам. С искусством всё понятно, это её профессия и заработок, от собак на даче уже деваться некуда – бедная тётя Маша, наш зимний сторож! – а собирательством часов она замучила не только себя, но и всех окружающих. Каждая её поездка заканчивается очередной находкой, которую она везёт то из Индии, то из Африки, то из тьмутаракани болотной, и ставит, вешает, пристраивает рядом с другими такими же тикающими, звенящими, отбивающими ход времени и ритм нашего дома. Одно время Глаша пыталась расширить границы существования своей коллекции – мы с мамой находили фрагменты вечности то в гостиной, то на кухне, то в ванной, пока однажды не взбунтовались. Пик возмущения пришёлся на тот момент, когда во время очередного творческого экстаза мама вдруг услышала рядом с собой оглушительное кукареканье. Вдохновение тут же помахало маме ручкой и улетело искать более спокойное пристанище, а часы с будильником, так не вовремя вторгшиеся в процесс работы, были вышвырнуты в окошко мастерской и приземлились прямо перед моими ногами, просвистев около носа, – я в это время пересекала наш двор, возвращаясь с работы.
С этого дня всё, что тикало, билось и кукарекало, навечно переселилось в Глашину комнату, несмотря на протесты моей сестрёнки. Впрочем, её бунт продолжался недолго, вплоть до того момента, как внимание Глафиры отвлеклось на одного заказчика – впрочем, это уже совсем другая история.
Перед сном я попыталась ещё раз достучаться до Бабочкина, но абонент оказался вне зоны доступа. С мыслью обратиться ещё с одной просьбой к всемогущему приятелю Александра, я прикоснулась головой к подушке и моментально уснула.
Глава 6
– Александр Сергеевич меня не предупреждал…
– Как? – растерялась я. – Он же сказал…
– …что Василиса окажется Прекрасной!
Обладатель насмешливых серых глаз, высокий и очень прямой мужчина лет пятидесяти, глядел на меня так, словно увидел перед собой ангела с рожками – вроде бы чудо, но какое-то потешное.
– Знаете, – продолжал он, – впервые вижу, чтобы имя так подходило человеку. Вы в кино не пробовали сниматься? Уверен, с такой внешностью вас ждёт ослепительный успех!
– Любым делом должны заниматься профессионалы, Симеон Маркович. Вот как вы! – польстила я мужчине, одаряя его ещё одной улыбкой.
– С такой красотой, да ещё и ум недюжинный! – он рассмеялся и сделал широкий жест в сторону стула для посетителей. – Прошу, Василиса Премудрая! Чай, кофе? У меня есть изумительный чай из Шри-Ланки, рекомендую, доставлен специально по моей просьбе.
– Благодарю, – я опустилась на стул, – но я только что позавтракала.
– Понял, – вздохнул хозяин кабинета и тоже сел. – Вот так всегда! Не везёт мне с хорошенькими девушками…
Подвижное лицо главврача – а это был именно он, самый главный человек в клинике для душевнобольных, – окрасилось такой печалью, что я невольно рассмеялась.
– Симеон Маркович, кажется, подмостки больше страдают по вам. Вы в кино сниматься не пробовали?
– Мечтал! – доктор Знаменский скорбно прижал руки к сердцу. – Верите, по ночам не спал, грезил о большой сцене! Но…
– Родители не позволили?
– Ах, если бы! – он сделал паузу «по Станиславскому». – Одноклассник!
– Одноклассник?
– Именно! Должен вам сказать, милая Василиса, что в юности я был довольно горячим парнем, заводился с пол-оборота, и мои близкие, а в особенности друзья, умели использовать эту мою слабость в своих интересах…
Он опять сделал паузу, но договорить я ему не дала.
– Вы на спор решили поступить в медицинский?
Доктор всплеснул руками и на этот раз, кажется, довольно искренне.
– Что за женщина! Вы попали прямо в десяточку, Василиса. Вот именно – на спор! С Кешкой Осколковым! Который заявил, что я, видите ли, только паясничать и могу, а на серьёзные дела не способен. Ну я и поступил, с первого раза, между прочим. И не куда-нибудь, а в Сеченовский, представляете?
– Представляю… Представляю, как обрадовались ваши родители…
– А вот тут вы не угадали, – он улыбнулся. – Родители как раз видели меня звездой экрана, и вдруг я так их подвёл!
– Но вы ведь могли бросить медицинский и поступить в театральный? На следующий год, например…
– Мог. Но понимаете, какая штука, – доктор задумчиво улыбнулся, – мне так понравилось учиться в моём университете, что ни через год, ни даже через два о другом призвании я и не мечтал… Вот такая петрушка!
– Значит, вашему однокласснику можно сказать спасибо за удачный пинок?
– Говорю! Каждый раз, как мы с ним созваниваемся. Кстати, Кешка-то у нас как раз артистом стал.
– Да вы что!
– Чистая правда! В Москве теперь трудится, из сериала в сериал бегает. Ну и театр, конечно…
– Вся наша жизнь – театр, – вздохнула я. – Симеон Маркович, Александр Сергеевич говорил вам о нашей проблеме?
– В общих чертах.
– Нам нужно найти человека, который связывался вчера по одному из ваших внутренних номеров с Антоном Черняевым, скульптором.
– А как зовут этого вашего человека?
– Увы, мы не знаем.
– Не знаете… – повторил Знаменский задумчиво. – У нас большой коллектив, вы понимаете, Василиса?
– Понимаю…
– Медсёстры, нянечки, врачи, и это я ещё не говорю о пациентах…
– А номер телефона…
– Номер, названный Александром Сергеевичем, установлен на третьем этаже, где у нас находится неврологическое отделение. И доступ к аппарату имеется у всех, кто там лечится, а также у любого сотрудника нашей больницы. У любого, Василиса.
– Неужели нельзя найти никакой зацепки?
– Я этого не говорил. Телефон стоит рядом с дежурным по неврологии, вчера дежурила Антонина Говоркова, а она у нас девушка ответственная и внимательная…
– А сегодня она не работает?
– Нет, конечно. Мы бережём своих сотрудников. Её смена будет завтра, так что вам лучше завтра подойти. Можно прямо с утра. – В ответ на разочарование, появившееся на моём лице, доктор с сожалением развёл руками. – При всём моём желании я сам ничем не смогу помочь. Вот разве что только прогуляться с вами в ту сторону, авось за что-нибудь глаз да зацепится. Хотите?
– Очень хочу! – я с радостью и благодарностью вскочила.
– Одна только просьба, – в голосе доктора прозвучал металл, – не отходить от меня ни на шаг. Клиника у нас не совсем обычная, люди тут тоже… разные встречаются.
– Это я уже поняла, Симеон Маркович. Ваш охранник Григорий мне всё популярно объяснил, пока к вам вёл.
– Лишнее напоминание в таком деле не помешает. Идёмте.
Главный врач необычной клиники первым, вопреки всем законам вежливости, вышел за дверь и, оглядевшись по сторонам, поманил меня за собой. Улыбнувшись, я последовала за ним, стараясь, как и обещала, держаться как можно ближе к сопровождающему. Обстановка вокруг пугала меня, хотя внешне я не подавала виду.
Конечно, больница отличалась от привычных мне медицинских учреждений. И первое, что сразу же бросалось в глаза, – массивные решётки на окнах, придающие всему облику зловещий окрас. Людей в длинных коридорах встречалось не много, и все они – врачи, медсёстры или санитары, самих больных я не увидела ни одного. Наверное, у них тут так просто не погуляешь…
Несколько раз нам приходилось останавливаться. Главный врач – нужный человек в этом заведении, а посему вопросов к нему возникало множество. Некоторые он решал с ходу, а с некоторыми задерживался на какое-то время, и мне приходилось стоять рядом, отвечая вежливой улыбкой на внимание в мою сторону. Это внимание не всегда было дружелюбным. Например, один из врачей, худощавый нервный мужичок с тонким шрамом на лбу, которого я бы скорее приняла за пациента этой клиники, не будь он в белом халате, проводил меня таким тяжёлым взглядом, что долго ещё эту тяжесть я ощущала на своей спине, даже когда мы с главврачом свернули за угол.
Лестница на третий этаж вывела к нам ещё одного сотрудника больницы, с которым Знаменский остановился надолго, выслушивая рассказ о каком-то беспокойном пациенте. Я же прислонилась пока к перилам, повернувшись вполоборота к говорящим, и уставилась на дверь, которая выходила на лестничную площадку. Табличек на ней не было, и я стала фантазировать, что за ней могло скрываться. Палата? Выход в другой блок? Столовая? А может быть… Не успела я додумать мысль, как дверь неожиданно приоткрылась, и на пороге появился светловолосый парень, примерно мой ровесник, которого я сперва приняла за посетителя, чьего-нибудь родственника. Этот товарищ не выглядел местным жителем, обычное лицо нормального человека. Пожалуй, даже человека благородного – об этом говорили не только утончённые черты лица, но и что-то лёгкое, поэтическое, светившееся внутри серых глаз.
Увидев меня, незнакомец почему-то очень обрадовался, отчего глаза его стали ещё светлей. Я улыбнулась ему, красота мне импонирует в любых обстоятельствах. Но первая фраза, выскочившая из уст этого человека, потрясла меня до глубины души.
– Это ты! – с придыханием прошептал он и сделал шаг ко мне.
Знаменский со своим сотрудником продолжали громко о чём-то спорить, не обращая на меня никакого внимания.
– Вы меня знаете?! – ошарашенно спросила я.
– Да-да! Знаю! Это ты! Ты пришла за мной!
Он схватил меня вдруг за руку и с такой доверчивой ласковостью заглянул в глаза, что у меня сжалось сердце.
– Я так долго ждал, так верил! И ты пришла…
Кажется, я ошиблась в своих выводах. Этот человек вовсе не родственник больного, а сам больной и есть.
– Мне кажется, вы меня с кем-то перепутали, – мягко сказала я, попытавшись вытащить ладонь из его пальцев.
Но не тут-то было. Правду говорят – сила у психически неуравновешенных людей огромна. Тщедушный юноша железной хваткой удерживал мою руку, и тут мне стало по-настоящему страшно.
– Симеон Маркович!
Мой сдавленный голос прозвучал так тревожно, что доктор Знаменский, бросив своего собеседника, в секунду оказался около меня.
– Дружочек, что же это такое? – его пальцы каким-то чудом перехватили руку парня, и я вздохнула с облегчением. Голос доктора был ласков, словно мурлыканье кота. – Вы почему здесь? У вас же сейчас процедуры… Светлана Павловна, в чём дело?
Последний вопрос, разумеется, относился уже не к виновнику моего беспокойства. Необъятных размеров женщина, показавшись из той же двери, откуда вышел и юноша, спешила в нашу сторону. Щёки её пылали.
– На секунду отвернулась, Симеон Маркович! – оправдываясь, воскликнула она и цепко схватила парня за руку.
Тот скривился, видимо от боли, и с печальным укором посмотрел на меня. Мне стало не по себе.
– Нехорошо, Светлана Павловна, очень нехорошо-с! – тон Знаменского предсказывал скорое возмездие за проступок.
– Простите, Симеон Маркович!
Женщина шумно вздохнула и, пыхтя от усердия, потащила парня, который всё никак не мог оторвать от меня тоскливого взгляда, за собой. Вскоре они скрылись за дверью, и Знаменский строго посмотрел на меня.
– Я же вас просил, Василиса! Ни на шаг!
– Это я виноват, Симеон Маркович! – пробасил врач, недавний собеседник Знаменского. – Заговорил вас!
– Впрочем, я тоже хорош, отвлёкся и обо всём позабыл, – вздохнул главврач. – Простите, Василиса! Очень испугались?
– Нет-нет, ничего… Скажите, а этот юноша, он… у него что? Что-то серьёзное?
– Позвольте мне не отвечать на ваш вопрос, Василиса. Врачебная этика.
– Да-да, я понимаю…
– Однако меня удивила его реакция, очень удивила. Раньше за ним такого не наблюдалось. Родион, что думаешь?
– Захаров ему вроде вчера что-то новое назначил. Узнать, Симеон Маркович?
– Узнай, дорогой. А ещё лучше напомни мне об этом через часок, я сам к Вениамину Викторовичу загляну.
– Хорошо! – Родион повернулся ко мне. – Василиса… Прекрасная, можно вопрос?
– Да, конечно.
– Вы сегодня вечером свободны?
– Родион! – Знаменский усмехнулся. – Василиса, не отвечайте этому бабнику, он уже трижды был женат!
– Ключевое слово тут «был»! – Родион весело рассмеялся. – Василиса?
– Простите, Родион… не знаю вашего отчества…
– Можно просто Родя!
– У меня вечером куча дел, Родя, – я улыбнулась. – И завтра тоже, упреждая ваш следующий вопрос. А также послезавтра и весь следующий год.
– Понял… – ничуть не смутился он. – Тогда повторю свой вопрос через год. Договорились?
– Договорились, – я взяла Знаменского под руку. – До свидания, Родя.
– До встречи, сказочная девушка!
Родион побежал вниз, перепрыгивая через ступеньку и бравурное что-то напевая, а мы с главврачом, посмеиваясь, направились вверх по лестнице.
– Вам, наверное, до смерти надоели такие предложения, Василиса…
– Когда-то они мне импонировали, потом страшно злили, а сейчас я отношусь к ним философски. Смирилась, а что делать, Симеон Маркович? Лицо не изменишь…
– Не скажите, – доктор хихикнул. – Есть такие умельцы, которые из Золушки принцессу сделают. И наоборот. Адресочек подсказать?
– Благодарю покорно, корона мне пока не давит, – усмехнулась я.
– Мы, кстати, добрались…
Он взмахнул рукой по направлению к длинному коридору, в середине которого виднелся стол, а за столом, сосредоточенно над чем-то склонившись, сидела девушка в голубом халатике.
– Не понял… – удивлённо произнёс Знаменский и убыстрил шаг.
На звук его голоса девица подняла голову и тихонько ойкнула.
– Антонина Сергеевна, как это понимать?
– Симеон Маркович… – покрасневшая девушка вскочила. – Что-то случилось?
– Случилось! И прямо перед моим носом! Вы почему ещё на работе, я вас спрашиваю?
– Так я… вторую смену взяла. Я совсем не устала, Симеон Маркович, честное слово!
– Опять Семёнова подсуетилась?
– Я вас не понимаю, Симеон Маркович… – пролепетала девица, стараясь выдержать грозный взгляд шефа. – У меня вдруг оказался свободный день, а что мне дома делать?
Знаменский буркнул что-то рассерженно и повернулся ко мне.
– Василиса, скажите честно, если бы вам подарили один свободный денёк, вы бы тут же помчались на работу?
– Возможно, – я улыбнулась девушке. – Я, знаете ли, люблю свою работу.
– И ты, Брут!
– А я что говорю! – Антонина приободрилась моей поддержке. – Тем более мои все уехали, Симеон Маркович, а я одиночества боюсь… С детства, – добавила она и улыбнулась так, как могут улыбаться только бесхитростные и наивные девочки.
– Я, кстати, тоже, – поддакнула я. – Симеон Маркович, это лечится? Скажите как специалист…
– Вот поговорите у меня! – он грозно насупил брови, сдерживая при этом улыбку. – Антонина, мы к тебе по делу!
– Слушаю вас! – голос девушки моментально стал серьёзным.
– Раз уж ты оказалась на месте, поведай, пожалуйста, Василисе о вчерашних звонках, совершённых вот с этого устройства.
Он кивнул на телефон, стоящий на столе. Антонина с удивлением посмотрела сначала на старенький аппарат, потом на доктора, а следом на меня.
– Обо всех звонках? За весь день?
– Нет, за весь не надо, – я покачала головой. – Меня интересует определённое время. Примерно пятнадцать тридцать.
– Пятнадцать тридцать? – девушка наморщила лоб. – Это не так просто вспомнить. Я же не следила за временем, понимаете?
– Понимаю. Но вы можете припомнить хотя бы тех, кто подходил к вам с просьбой позвонить во второй половине дня? Возможно, их было не так много…
– Да у меня вчера аншлаг был, – Антонина развела руками. – Вы не представляете. И я, кстати, не всегда на месте сидела, могли позвонить и в моё отсутствие. Вот, например, Голикову срочно я понадобилась, пришлось отойти…
– А что такое с Голиковым? – Знаменский нахмурился.
– Ничего такого, Симеон Маркович! – девушка улыбнулась. – Вы же знаете, ему время от времени необходимо общение…
– Ах, это… – Знаменский искоса посмотрел на меня. – Понял.
– И всё же попытайтесь вспомнить, кто пользовался телефоном, Тоня! Для меня это очень-очень важно!
– Ну, раз важно… – девушка призадумалась. – Артур Геннадьевич звонил по внутреннему в ординаторскую, это я точно помню…
– И я! – вставил главврач. – Потому что именно мне он и звонил.
– Потом Лосенко из пятой…
– Кто такой Лосенко? Пациент?
– Да, он… у него… – Антонина быстро взглянула на Знаменского. Тот покачал головой. – Он домой звонил, жене. Я вообще-то к чужим разговорам никогда не прислушиваюсь, но не услышать Лосенко невозможно, у него очень… громкий голос.
– Поняла… А кто ещё?
– Наталья Фёдоровна пробегала, попросила позвонить…
– Это наша лучшая нянечка, – пояснил доктор.
– А куда она звонила, не знаете?
– Я же говорю, никогда не прислушиваюсь к разговорам! – горячо воскликнула девушка. – Особенно наших сотрудников!
– Простите, Антонина.
– Ничего, – она коротко улыбнулась. – Потом Родион Павлович звонил…
– Родя? – повернулась я к Знаменскому.
– Он самый, – хмыкнул тот.
– Вот как… – Я помолчала, задумавшись. – Нет, он не мог. Я бы сразу это поняла, по первой реакции. Нет, не мог…
– Да что не мог-то? – не выдержала Антонина. – Вы кого-то подозреваете в… преступлении? Вы из полиции, да?
– Боже меня упаси! Разве я похожа на следователя?!
– Не особо, но ведь порой так и надо, чтобы не похоже было. Для маскировки…
– Это не наш случай, Антонина, – усмехнулся Знаменский. – Тут маскируй – не маскируй, а главное не скроешь. Вы ведь с модельным бизнесом связаны, Василиса, правильно я понимаю?
– Это так заметно? – удивилась я.
– Не знаю, как другим, а мне – да. С первого взгляда.
– Симеон Маркович у нас круче рентгена! – с удовольствием и гордостью заявила Антонина и моментально покраснела. – Никогда не ошибается!
– Дурёха! Ты знаешь, кто никогда не ошибается? – доктор усмехнулся. – Самовлюблённые дураки. Или боги. Ни к тем, ни к другим причислить себя не могу, как ты меня ни упрашивай!
Антонина покраснела ещё ярче. А ведь она, кажется, влюблена в своего начальника. Или это просто трепет перед опытным профессионалом, может быть, даже учителем? Да, скорее всего…
– Тонечка, вы можете ещё перечислить тех, кто звонил вчера? – я отвлекла внимание смутившейся девушки на себя.
– Да-да, конечно, – Антонина опять заговорила по-деловому, правда старалась в сторону Знаменского не смотреть. – Кто же ещё… Елена Святославовна… А, нет, она так и не позвонила, только трубку взяла, а тут появился Гай Юлий, и ей пришлось возиться с ним.
– Кто появился? – обалдела я. – А, поняла! Человек, который воображает себя Цезарем! Вот это да, прямо классика жанра…
– И вовсе нет! – обиделась за незнакомого мне человека Антонина. – Никем он себя не воображает, у него совсем другое заболевание. А зовём мы его так потому, что он может одновременно делать несколько дел. Он вообще очень необычный и талантливый человек!
– Значит, ваша Елена Станиславовна не звонила…
– Не звонила. Зато звонила я!
– Вы? – я слегка растерялась. – А… можете сказать, кому?
– Не могу! – голос Антонины стал непреклонен, а губы крепко сжались, не желая пропускать через себя лишнюю информацию.
– Простите меня, Тоня, я неправильно задала вопрос и вообще была некорректна. Спрошу по-другому: вы звонили скульптору?
– Какому скульптору? – искренне удивилась она. – Нет, не скульптору. Я не знаю никаких скульпторов.
– Вопросов больше нет! – подняла я руки, улыбаясь. – Вы тут ни при чём, Антонина!
– Я знаю, что ни при чём!
– Простите меня ещё раз. Ну что, продолжим вспоминать?
– А потом я отлучилась к Голикову, я же говорила. Минут на двадцать, наверное… – Она вдруг радостно хлопнула в ладоши. – Я вспомнила! Это было как раз в пятнадцать тридцать. Я на часы посмотрела, вот на эти, – она кивнула на большие круглые часы, висевшие над столом, – перед тем, как уйти. Помню ещё, что подумала – через полчаса должна Римма Семёнова прийти, и мне обязательно надо было вернуться на пост. Римма Семёнова – это моя сменщица, – пояснила мне Антонина. – Она хотела попросить меня… То есть поговорить… В общем, не важно, о чём.
Я перехватила быстрый взгляд, брошенный доктором на свою сотрудницу. Взгляд человека, который уверился в своих подозрениях. Щёки Антонины пошли пятнами.
– Действительно, не важно! – быстро проговорила я. – Но значит, следующие двадцать минут телефон оставался без присмотра, и позвонить мог, кто угодно? Обидно как…
– Почему это без присмотра? Вовсе не без присмотра! – твёрдым голосом произнесла Антонина. – Я доктора Беляева попросила подежурить вместо меня. У него как раз время свободное было. Он и остался. На моё место сразу же сел, а когда я вернулась, доложил, что никаких происшествий в моё отсутствие не происходило!
– А кто такой этот Беляев? – оживилась я.
– Игорь Георгиевич.
– Тот самый, – пояснил Знаменский, – который вам не понравился, Василиса.
– Мне? Не понравился? – удивилась я.
– Не понравился, – кивнул главврач. – Я это сразу почувствовал. И то, что вам хотелось оглянуться, а вы так и не оглянулись – тоже.
– Ах, тот! – протянула я. – Со шрамом! Нервный такой…
– Вы нервных не видали, Василиса, – усмехнулся Знаменский. – А Игорь Георгиевич у нас спец, каких поискать. Правда, Антонина?
– Правда, – ровным голосом произнесла девушка, смотря в сторону.
Между этой девушкой и тем странным товарищем явно существовала какая-то история. Впрочем, мне-то что за дело?
– А я могу поговорить с вашим Беляевым?
– Сейчас вряд ли, – Знаменский кинул взгляд на часы. – Игорь Георгиевич на консультации в другом корпусе. Так что если вы хотите продолжить… дознание, придётся подождать. Или посетить нас в другой день.
– Я бы всё-таки подождала, – вздохнула я. – Можно?
– Как хотите. Только куда бы вас пристроить… – доктор озабоченно нахмурился. – У меня сейчас важные дела, Василиса, а одной по больнице шастать позволить не могу, уж извините.
– Можете здесь посидеть, – великодушно разрешила Антонина. – Можно ведь, Симеон Маркович? Игорь Георгиевич всё равно через меня… ну, тут пойдёт… Не пропустите.
– Но только отсюда ни шагу, ясно, Василиса?
– Конечно, Симеон Маркович! Я же понимаю! Спасибо вам!
– Добро, – Знаменский кивнул и направился от нас дальше по коридору. Через несколько секунд он обернулся. – Антонина, если ты сама не решишь вопрос с Семёновой, то это сделаю я. Ты поняла?
– Поняла… – вспыхнув, тихо пробормотала девушка.
– Не слышу!
– Поняла, Симеон Маркович!
– Вот и прекрасно! Василиса, позвоните мне, как всё уладится, я охранника к вам отправлю.
– Обязательно! Спасибо вам ещё раз, Симеон Маркович!
Мы с Тоней смотрели, как размашисто и быстро удаляется Знаменский по длинному коридору. Вот из какой-то двери вышла пожилая женщина с ведром, доктор остановился, заговорил о чём-то с ней, потом вдруг замахал нам с Тоней руками и отрицательно головой помотал, а затем вышел за пределы отделения. Женщина с ведром просеменила следом за ним и вскоре скрылась тоже.
– Это Наталья Фёдоровна была, – пояснила мне Антонина. – Она тоже отпадает.
– Я поняла, – вздохнула я. – Значит, остаётся этот ваш доктор Беляев.
– Он не мой! – вспыхнула девушка.
– А он тоже так думает? – осторожно произнесла я.
– Это его дело, что он там себе думает, – буркнула она и, открыв какой-то журнал, принялась сосредоточенно его изучать.
Я огляделась по сторонам. В коридоре по-прежнему было пусто и тихо, все двери в палаты закрыты, только мелькали тени сквозь дверные стёкла – значит, жизнь внутри всё же была…
Послышалась вибрация из моей сумочки, я оглянулась на Антонину.
– Здесь можно поговорить или лучше выйти?
– Говорите, конечно! – ответила та, не поднимая головы.
Звонок оказался от Севки.
– Привет, Сев! – негромко произнесла я в трубку, повернувшись к Антонине вполоборота. – Мне сейчас не очень удобно говорить, я в больнице.
– Что случилось? – встревожился Сева.
– А тебе Глафира не звонила?
– Может, и звонила, но я не доступен был! Только освободился… Алиска, что с тобой стряслось? Почему ты в больнице?
– Это не со мной стряслось, Севочка. Я тут одного человека ищу.
– Родственника?
– Почему родственника? – поразилась я его словам. – Севка, почему ты так сказал?
– Да не знаю я! – досадливо отмахнулся он. – Просто предположил. Так кого ты там ищешь? Своего Милостивого?
– Нет, Милостивого я нашла совсем в другом месте, – хмыкнула я. – Кстати, друг мой, почему ты мне не сказал о своих разборках с Алексом?
– Каким таким Алексом?
– Вспомни: пятнадцать лет назад, тип, который пытался ухаживать за мной, тощий такой, Алекс. С синими глазами. Оказывается, ты с ним дрался?
– Это называется – пытался ухаживать? – моментально воспламенился Сева. – Ему ведь только одного от тебя надо было, от дурочки! – он помолчал, соображая. – Кстати, а откуда ты это узнала?
– От верблюда! Алекс и Милостивый – один и тот же человек!
– Блин! Значит, я сам, своими руками… Алиса, я сейчас же беру билет!
– Не смей! Александр Сергеевич теперь мне не опасен, скажу тебе больше – без его помощи мне сейчас никуда. Он и в психиатрическую больницу мне поспособствовал попасть, сам понимаешь, в такое место не каждого пускают. Ну и вообще много чего такого делает, с чем мне самой не справиться. Всё-таки у человека власть и связи… Так что даже не вздумай приезжать, понял?
– Не нравится мне всё это, Василиса! – в голосе моего друга проскользнула тоска.
– Мне тоже многое не нравится, Севочка, – ласково сказала я. – Но я не могу на полпути остановиться теперь, нужно выяснить всё до конца.
– Да что выяснить-то?
– Ой, Севка, больше не могу с тобой разговаривать! – я увидела в конце коридора тощую фигуру мужчины, в котором без труда узнала доктора Беляева. Он направлялся в нашу сторону, активно размахивая руками и слегка прихрамывая на левую ногу. – Ты Глашке позвони, она тебе всё объяснит. Отбой!
Поспешно отключившись, я повернула голову на Антонину, которая записывала что-то в объёмный журнал. Мой взгляд был замечен.
– Слушаю вас… – она подняла глаза.
– Напомните, как зовут Беляева? – вполголоса произнесла я, кивая в сторону подходившего человека.
– Игорь Георгиевич! – прошептала Антонина, скосив глаза. – Хотите, я могу сама у него спросить.
– Ни в коем случае!
Мы в ожидании наблюдали, как приближался к нам мужчина. Он не сразу сообразил, кто сидит рядом с Антониной, вначале он даже не взглянул в мою сторону, не отрывая улыбающегося взгляда от моей соседки. Но вот что-то заставило его посмотреть на меня, и в секунду узнавания он как-то пошатнулся немного, и мне показалось даже – хотел тут же развернуться обратно. Возможно, если бы не громкий вопрос Антонины, он бы так и сделал.
– Игорь Георгиевич, вы уже закончили?
Голос девушки звучал нарочито ровно и даже холодно, как если бы человек говорил одно, а подразумевал совсем другое.
– Э… – слегка запнулся при ответе мужчина, скользнув взглядом от меня к Антонине. – Да, закончил, Антонина Сергеевна.
Он чуть замедлил шаг, приблизившись к нам, но останавливаться явно не собирался. Я решила брать инициативу в свои руки.
– Здравствуйте, Игорь Георгиевич!
– Здрассте… – пробормотал он, продолжая идти, и даже как будто убыстрил темп.
– Игорь Георгиевич, вы можете уделить мне минутку? – я поднялась.
– Все разговоры потом! – он вяло отмахнулся рукой. – Устал.
– Игорь Георгиевич! – В голосе Антонины слышалось лёгкое удивление. – У нас очень важный вопрос! Пожалуйста…
Нарочито тяжело вздохнув, Беляев притормозил. Но весь вид его говорил о том, что человек очень спешит и готов сорваться с места в любую секунду.
– Задавайте свой вопрос.
– Игорь Георгиевич, вы вчера ненадолго замещали Антонину, вот на этом месте. Помните?
– А что, это запрещено законом? – он поднял одну бровь.
– Ну что вы!
Я слегка растерялась, недоумевая, почему он настроен так недоброжелательно. Может быть, проведённая консультация его чем-то расстроила? Или он всегда такой… колючий?
– Понимаете, мне очень нужно знать, звонил ли кто-нибудь в отсутствии Антонины вот с этого аппарата.
– Для чего вам это нужно знать?
Мне показалось, или мои слова ещё больше напрягли доктора? Так или нет, но он даже сделал небольшой шаг к столу, рядом с которым я стояла.
В этот момент по коридору пронёсся одновременный хлопок нескольких дверей, и помещение сразу же наполнилось голосами. Где-то на фоне моих наблюдений за странным поведением Беляева промелькнула мысль о том, как удивительно устроен здесь распорядок дня.
Я почувствовала направленные на нас любопытные взгляды, но всё моё внимание сейчас было сосредоточено на собеседнике.
– С пятнадцати тридцати до шестнадцати, – ровным голосом начала я объяснение, – с этого аппарата был совершён очень важный для меня звонок, и я бы хотела выяснить, кто звонил и почему.
