Дмитрий Красавин
Василиада
11 сентября
Сорок дней, как нет с нами Антса.
Зашли в церковь.
Василий деньги с записочкой за прилавок служащей протянул, чтобы по Антсу сороковины заказать.
Она, взглянув мельком, записочку назад возвращает:
Имя, говорит, у вашего друга не православное.
Василий три червонца сверху – не берет.
Вышли из церкви, Василий сплюнул на траву и прокомментировал:
– Говорил я Антсу: «Крестись в православные – стань Лехой», а он… Теперь в аду из-за своего упрямства мучается. И никакими червонцами его оттуда не выкупишь.
11 сентября (вечер)
Мы сильно горевали по поводу Антса.
К вечеру уже и на пиво денег не оставалось.
Николенька возьми и вспомни тут, что у деда его столетний юбилей.
Пошли, говорит, снова в церковь.
Василий на ногах тверже стоял. Листочек с именем Николенькиного деда служащей за прилавок протянул:
– Помяните человека, Христа ради, завтра рассчитаемся.
Служащая аж побагровела от возмущения:
– На водку деньги есть, а Богу – потом! Смотри, покарает тебя, алкаша, Господь!
Василий бочком от нее, бочком. На выходе осмелел и погрозил пальцем внутрь храма:
– Командуют тут всякие. То имя не то, то деньги им за благодать Божью авансом подавай.
13 сентября
Как идиот – побрившийся, напарфюменный, в наглаженном и пропылесосенном Николенькином костюмчике от Кардена – проторчал на автобусной остановке возле универмага битых пять часов.
И для чего?
Чтобы она прошла мимо, не поднимая глаз?
Еще бы – в субботу, лежа на траве в рваных трико, нечесаный, небритый, с пакетом пустой тары в руках я был более импозантным, более заслуживающим внимания.
Тьфу на нее!
Тьфу-у, тьфу-у!!!
14 сентября
Николенька во всех своих бедах Божью волю видит.
Треснулся лбом об асфальт – «Бог позаботился, чтобы знал меру в питье».
Разогнали их проектное бюро – «Слава Богу, на водку меньше денег будет».
Приняли плотником на половину оклада – «Бог помог устроиться, чтоб с голода не умер».
И бьет его Бог, и милует Бог.
Вот только бражку пьет сам Николенька, не советуясь с Богом.
И страдает тут же, и матом костерит, и плачет, и в грудь себя кулаком бьет: «Слаб я, Господи, чтоб искусам лукавого противостоять! Весь мир он своими цепями опутал – нет нигде спасенья. Один островок свободы – монастырь! Помоги мне построить лодку!»
Василию такие идеи не по нутру:
– А ты думаешь, богоискатель, где я после твоего отплытия жить буду?
Николенька теряется, не зная, что возразить, и осоловело смотрит по сторонам.
Я в таких случаях, если достаточно трезв, достаю флейту и играю Баха.
15 сентября
У нее странное имя – Бригитта.
Отец с матерью вроде как русские…
Но мне нравится это имя.
Оно пахнет снегом.
Когда его произносишь, кажется, что преодолеваешь Эверест и попадаешь в заснеженную страну небожителей.
И сам становишься небожителем…
16 сентября
Василий сказал, что в связи с недавними громкими терактами и нахлынувшим потоком эмигрантов, в Европе и Америке вот-вот разразится экономический кризис.
Миллионеры над акциями трясутся, политики валидол глотают.
Николенька на это дал свой философский комментарий:
– Те, кто живут по-евангельски, как птицы небесные, не заботясь, что есть и что пить, те никогда паниковать не будут, ибо знают, что на все воля Божия.
– Правильно, – поддержал я Николеньку. – Есть солнышко, есть травка, есть бражка в стакане – все остальное от лукавого.
17 сентября
Казалось бы, вот оно укромное лежбище под кустами, вплотную к забору, – хоть сиди, хоть лежи, пряча в рукав бушлата огонек сигареты и ожидая появления в окне спальни ее силуэта…
Но этот злобный кавказец всю конспирацию портит!
Травануть что ли его чем-нибудь?
18 сентября
Утром мы с Василием, как люди, хотели с магазина начать. Благо дело, от Николенькиной получки двести рублей оставалось.
Но у Николеньки что-то в голове перевернулось. Виноваты, говорит, мы перед Богом и за деда, и за Антса, и сами по себе. В церковь надо идти.
Зашли.
Николенька свечки купил, в медный ящик на колонне бумажки пихнул. Около иконы Богоматери червонец оставил.
Помолились вместе, вышли.
Мы с Василием к магазину потянулись.
А Николенька виновато так в сторону норовит ускользнуть.
Василий ему:
– Ты че?
А он:
– У вас есть деньги?
Василий удивился:
– Откуда? Мы ж безработные.
– А я, – говорит Николенька, – всю наличность Богу пожертвовал.
– А на пиво? – поинтересовался я, еще лелея надежду.
– Нет, – отвечает. – Пусто.
И поясняет, этак голову потупив:
– Многогрешен я и потому, как евангельская вдова,[36] больше всех решил положить на Божьи нужды.
Василий:
– Во, как ему попы голову запудрили! До аванса у него больше недели, а он – все Богу!
Я, было, тоже хотел соответствующие моменту слова вставить, но вижу – лицо у Николеньки благостное-преблагостное.
– Ну, – говорю, – коль больше всех положил, то поставят тебе в церкви памятную доску и до скончания веков поминать будут.
19 сентября
У Василия свое, пролетарское, понимание жизни. Что бы с ним не произошло, обязательно найдет виновных.
Вчера за бражкой просвещал нас, кто виноват во всех его злоключениях:
– Знаете, почему жизнь у меня такая хреновая, почему алкоголиком стал?
– Говори, – дал ему добро Николенька.
– Людское пренебрежение всему виной!!! Отец мало порол. В школе розгами не лупили. Мать могла б пристроить в институт – да взятку кому надо вовремя не дала, скупердяйка. На заводе спивался у всех на виду – никто не приструнил для острастки и шефства надо мной не взял. Катился вниз без тормозов. Сейчас вот осознал пагубность своего существования, хочу остановиться, но не могу – черти начинают прыгать. Надо бы к доктору пойти – деньги подавай, не так, как раньше. А кто виноват? Демократы-либералы-гуманисты. Это они довели страну до белой горячки!!!
Николенька ко мне повернулся:
– Может бражку у него отобрать, да морду набить, а то в другой компании и нас станет обвинять, что равнодушно взирали, как он стакан ко рту подносит, усугубляя алкоголем шаткое здоровье?
Я в задумчивости оглядел с ног до головы Василия.
Василий испуганно:
– Не надо бить – поздно. Меня уже ничем не исправишь.
И торопливо осушил стакан.
19 сентября (вечер)
Бражка закончилась, холодильник пуст, денег нет.
Мебель Николенькину никто покупать не хочет.
Трясет как в лихорадке – трубы горят.
Сидим с Василием.
Он голову руками обхватил и качается из стороны в сторону.
Я вслух размышляю:
– Пойти, что ли, в церковь, поинтересоваться насчет памятной доски? Вон, мэр наш пожертвовал храму миллион из городской казны – увековечили имя на бронзовой доске, справа от главного входа. Опять же Яша Беленький на металлах разжился – полгорода без проводов оставил. Перевел от избытка круглую сумму на церковный счет – на той же доске, строчкой ниже мэра пропечатан. Николенька ведь по-евангельски, больше их всех в сокровищницу положил. Если макет доски с его именем готов, надо бы взглянуть, подкорректировать, коль что не так…
Василий очнулся, голову приподнял:
– Никаких досок! Пусть назад наши деньги возвращают! И с процентами!
20 сентября
Зашел в ломбард, заложил флейту.
Дали пятьсот рублей под один процент в сутки.
Посуетившись, можно было бы знакомым в консерватории тысяч за десять загнать.
Да разве захотели б они знаться со своим бывшим опустившимся на дно жизни сокурсником?
Пусть им икнется.
А ломбардщик, жаба, пусть подавится.
21 сентября
Кажется, мы начинаем находить с кавказцем общий язык.
Косточки с мясокомбината хорошо затыкают пасть даже самого злобного пса.
По крайней мере на то время, пока я жду появления за вуалью шелковых занавесок Бригитты и на те несколько минут, что уходят у нее на то, чтобы полистать возле окна томик Тютчева (ни автора, ни названия книги мне из укрытия не прочесть, но я почему-то уверен, что это Тютчев).
Потом она удаляется вглубь комнаты, выключает свет ночника и исчезает в небытии ночи…
22 сентября
Днем в плотницкой Николенька сравнивал Путина с Николаем Первым.
Василий не понял, чем плох был для России Николай, но за Путина вступился.
– Ты Путина не трогай – он наша единственная защита.
Вот по телевизору у Кольки весной смотрели.
Приходит к нему какой-то министр или губернатор – точно не помню.
Путин ему: «Докладывай!»
Тот – бэ-э, мэ-э, дескать, на 5 процентов пенсии повысим через год.
А Путин: «Что-о-о? На двадцать пять, и немедля!» – и хрясть ладонью об стол!
Тот побледнел и сразу: «Будь сделано!»
А вначале хитрил. Хотел утаить денежки от народа, чтоб самому жировать.
России без Путина никак нельзя – всю страну министры с губернаторами разворуют!
23 сентября
Пару недель назад Николенька сказал Василию, что Бог любит людей, и сила Его любви проявляется в бессилии: «Он никогда не сможет навязать насильно любовь к Себе, не сможет насильно сделать человека нравственно и духовно более совершенным. Потому как любовь не позволяет Ему отнимать у нас свободу».
Василий стал спорить с Николенькой. Тогда тот в подкрепление своих слов всучил Василию Библию:
– Читай!
Василий, несмотря на свое отвращение к процессу чтения, почти каждый день что-то отмечал для себя в Библии, выписывал и, наконец, решил со мной поделиться впечатлениями. Привлечь, так сказать, в союзники:
– Ишь, Библию дал. Почитай мол, поразмысли, как любит нас Господь.
Почитал, поразмыслил.
Ремнем любит.
Яблоко запретное съел? – Пинок под зад, и вон из рая!
Меня мало почитаете? – Утоплю, как котят!
Города древние, Содом с Гоморрой, не жалея младенцев и стариков, подчистую с землей сравнял.
А как жителей Иерусалима стращал? Такую, говорит, вам жизнь устрою, что будете смерть предпочитать.
И Христос туда же: только попробуйте, говорит, ослушаться. Сразу вам будет плач и скрежет зубов.
Господь, как и всякое начальство, любит тех, кто Его боится, кто ему фимиам воскуривает, славословит. В одной руке у него меч для непокорных, в другой – ремень для проштрафившихся.
Причем и то и другое ежесекундно в деле – такие вот библейские любовь да свобода.
Правильно?
Я рассмеялся, сказал, что не силен в теологии, а посему предлагаю выпить за умных людей, которых влечет истина не только на дне стакана.
Василий недоверчиво посмотрел на меня, но выпить не отказался.
24 сентября
Сегодня с утра Василий, наливая на завтрак стакан бражки, продолжил развивать мысли о ремне и послушании:
– Вот ты интеллигент вроде как, что-то там пишешь, размышляешь, а не нашелся, что мне вчера возразить, потому как нечего.
Но я тебе больше скажу – у Бога с евреями все равно осечка вышла.
Уж как Он их порол, как в строгости держал – они же Его и распяли! Причем на глазах Его самых преданных учеников.
В этом отношении лучше на Сталина равняться – на него никто не смел руки поднять.
Потому как и свои, и враги боялись нашего вождя больше, чем Саваофа в Иудее.
Крут был и страну крутой делал.
За это народ и песни ему слагал.
Взаимная любовь и энтузиазм.
Жили просто, без секретов – в каждом доме по портрету.
Чуть позже, освежив душу Цветочным:
– Почему народ против разных там олигархов?
Почему радуется, когда очередного губернатора за решетку сажают?
Николенька говорит, потому, что Путин их на воровстве поймал.
Дудки!
Воруют в России все – от мала до велика.
Народу безразлично, нарушал кто-то из буржуев законы или нет.
В народе как после революции пошло, так до сих пор классовая ненависть клокочет.
«У них денег – куры не клюют, а у нас – на водку не хватает!»[37]
При Сталине люди хоть и жили бедно, но все были равны!
У моей бабушки был маленький курятник, такой же курятник был у соседей.
Жили бедно, вкалывали от зари до зари.
Но были счастливы.
Потому как народу для счастья главное, чтобы никто рядом курятник выше твоего не ставил.
