Зимой ночи длинные-длинные, как ресницы у манекенщиц.
Снег – влажный, мягкий, как поцелуи.
Фонарики в медленном танце покачиваются…
И не только фонарики…
Подойдешь к какому-нибудь столбу, обнимешь и качаешься, качаешься, с ног до головы зацелованный снегом…
Или манекенщицами…
Зима – очень интимное время года!
Уважаемые господа депутаты!
Несмотря на обширную просветительскую работу, проводимую средствами массовой информации в части пропаганды и распространения оккультных знаний, до сих пор среди населения встречаются невежественные люди, так и не овладевшие элементарными приемами гаданий и предсказаний.
Прискорбно, но, судя по содержанию целого ряда принятых вами законодательных актов, таковые наличествуют и среди вас.
Сейчас, в канун Сочельника, когда все просвещенные люди будут плевать через плечо, забрасывать башмачки, смотреть в чашку с кофейной гущей и делать массу других полезных манипуляций, этот факт вызывает особую тревогу.
Мы все понимаем, что из-за обилия работы и недостатка времени, большинство решений принимается вами на авось – без привлечения экспертов, без длительных обсуждений. Но существует масса альтернативных методов прогнозирования – пользуйтесь ими!
Короче, я предлагаю:
1. Выделить из госбюджета средства на закупку башмачков, зеркал, дохлых кошек и прочих гадальных принадлежностей. Раздать все это депутатам с приложением подробных инструкций по использованию.
2. На следующем после Сочельника заседании Рийгикогу провести массовый опрос депутатов по результатам гадательной деятельности, чтобы составить четкую картину: какие, находящиеся у вас на рассмотрении законодательные акты пойдут нам на пользу, а от каких, как ныне водится, будет больше вреда.
В дальнейшем, если снова не будет времени для размышлений, принимать к рассмотрению на заседаниях Рийгикогу только те законопроекты, по которым проведено предварительное гадание.
3. Список депутатов, не использовавших ночь перед Рождеством для гадания, опубликовать во всех газетах, чтобы мы знали, кто из наших избранников выдает на-гора законопроекты, не имея представления о последствиях их внедрения.
Тьфу! Тьфу! Тьфу! Чур меня. Блажен всякий, кто прочтет и перепишет это послание десять раз.
Жду ответа, как соловей лета.
Василий.
Каждому здравомыслящему человеку ясно, что если все время заворачивать налево, то вернешься в ту точку, от которой начал движение. Попросту говоря – домой.
Но всегда рядом с вами вдруг оказывается такой умник, который силой или слезами пытается убедить вас не ходить налево.
Поэтому до дома не всегда удается дойти вовремя.
Лобачевский[56] первым заметил, что на горизонте рельсы сходятся. Два рельса превращаются в один, а поездам никакого вреда!
Он схватился за голову:
– Какие громадные резервы экономии! – и тут же создал свою теорию.
Лобачевский – гениальный теоретик!
А где вы, гении практики?
АСТРАЛ – тралмастер, т. е. специалист по тралам на рыболовных судах.
БРУСНИКА – Богиня Победы, увлекающаяся спортивной гимнастикой.
ВЫСКОЧКА – самое высокое место на болоте.
ГОРИЗОНТ – место для сжигания зонтов.
ДУРМАН – мужчина с придурью.
ЕДИНОДУШИЕ – большая общая баня с одним душем.
ЖИВОПИСЕЦ – человек, который быстро пугается.
ЗАЩЕЛКА – вид через щелку.
ИЗВЕСТЬ – то, во что обращается факт после его интерпретации в СМИ.
КУРСОР – куриный помет.
ЛУНАТИК – последствия пребывания лунохода на Луне.
МАСШТАБ – орган управления массами.
НАПОЛЕОН – одуванчик.
ОКОРОК – Глаз Судьбы.
ПОДПИСКА – «Памперс».
РАДИКАЛ – радиоактивные отходы.
СОСНА – манера голосования, характерная для большинства депутатов Думы.
ТРУТЕНЬ – тень трудящегося.
УДЕЛ – созерцание процесса работы.
ФАНТОМ – обожатель многотомных триллеров.
ХОРДА и ХОРЕК – выражения, характеризующие, соответственно, наличие или отсутствие хора на сцене.
ЦЕНТУРИЯ – Центр уринотерапии имени Г. Малахова.
ЦЕНТУРИОН – пациент вышеназванного центра.
ЧУЖАК – чукча из Парижа.
ШАРМАНКА – Анка не без шарма.
ЩИТОК – суп с капустой и заряженными аккумуляторами.
ЭКСТРАКТ – путь к коммунизму.
ЮНИОР (устар.) – юный пахарь.
ЯБЕДА – сам себе враг.
Бульвар, изрезанный рекламой,
качался в смоге фонарей,
как вол,
ведомый на закланье,
в угоду дикости людей.
И так же разукрашен ярко,
и страх в расширенных глазах
пред алтарем,
где пышет жарко
костер на черных зеркалах.
Народ галдит и жаждет крови.
Шаман трясется над толпой.
Бульвар ревет…
Вол шею клонит
и метит вверх…
Клаксонов вой…
Смешавши пламя, смог и время
в крови закланного быка,
шаман Бульвару метит в темя,
бренча бессвязные слова.
Рев дикарей все ближе, громче…
Реклама пляшет на столбах…
Бульвар в безумном танце корчит
на потемневших зеркалах…
Над побережьем снова снег,
и ветер
швыряет хлопья вверх.
Они летят
со скованной морозами планеты
к другим, еще не помнящим твой взгляд.
Не помнящим, как на щеке дрожала
слеза,
как обещала ждать,
как по причалу мокрому бежала,
пытаясь силой время удержать.
Не помнящим искусанные губы,
раскрытые, как будто в полусне.
Мы расставались, но над нами трубы
Осанну пели Солнцу и Весне.
Я поднимаю воротник бушлата.
Мне холодно.
Прошло так много лет.
Я знаю – ты ни в чем не виновата.
Земля остыла – вот и весь секрет.
Холод кругом.
Собачий холод.
Холод на улице, дома…
Везде.
Спит непротопленный, мерзнущий город.
Зябнут трамваи в предутреннем сне.
Хочется Светлого.
Хочется Лета.
Хочется Солнца,
Улыбок,
Тепла!
Землю раздетую
скрыла бесцветная,
непроходимая, склизкая мгла.
Люди сжимаются в черные точечки,
каждый тепло норовит удержать.
Молча встречаются.
Молча прощаются.
Холодно верить, и холодно ждать.
Зябко ссутулился клен у обочины,
голые ветки тихонько дрожат.
Окна твои крест-накрест заколочены,
холодно смотрят в раздевшийся сад.
Пенно-розовою вьюгой
плыли степью табуны.
Кони ластились к подругам,
были горды и сильны.
Днем ветра в их гривах пели.
Ночью пряталась Луна
от дождей.
Они летели
вровень с птицами…
Не смели
их неволить племена.
Вольно все и в дружбе жили:
кони, птицы, человек…
Было так…
Закон забыли,
люди плетками забили
тот наивный добрый век.
Пыль встает над степью кругом.
Кровью воинов пьяны,
зло хрипя,
давя друг друга,
кони в страхе скалят зубы,
громко воющие трубы
гонят в сечу табуны.
«Просто, я работаю волшебником»
Слова из песни
«Народ и партия – едины»
Лозунг доперестроечных времен
В простых бетонных N-этажках
живут простые колдуны,
кальсоны носят на подтяжках
и фирмы «Балтика» штаны.
С утра, наевшись чая с хлебом,
садятся в простенький трамвай.
Потом летят под серым небом
к себе на службу (нет, не в рай).
На службе служат, варят, лужат,
угля и стали выдают…
Потом —
трамвай, остывший ужин
и обетонненый уют.
Так день за днем
проходят годы.
И за такое колдовство
гордится партия народом
и славит с ним свое родство!
Сопьюсь я, рано или поздно,
склонится верба надо мной,
а мир пугающе не познан,
а шар все крутится земной.
Грохочут будни пятилеток,
горит мартеновская печь.
Мой школьный друг, мой однолеток,
на старый мир вздымает меч.
Парторги планами набиты,
от обязательств пухнут рты.
Ильич из золота отлитый
им щурит глазки с высоты.
Лишь я, отсталый, как колхозы,
не возопил: «Вперед, друзья!»
Быть может, жизнь напрасно прожил…
Быть может, просто спился зря…
Звездочка на ниточке
качалась в облаках.
Я вставал на цыпочки
и тянулся…
Ах,
не достать мне звездочку,
ниточка крепка.
Выпью-ка я водочки,
закажу пивка.
Острокрылой птичкою
в небо поднимусь,
перережу ниточку
и дождем прольюсь.
Звездочку на ниточке
у твоих ворот
положу на ситечко,
чтобы сохла.
Вот…
Ветер жестью стучал,
на весь двор скрежетал,
оторвавши кусок от карниза,
листья клена считал
и как дьяк причитал,
подбираясь к красавице снизу.
Вмиг подол ей задрал,
заскулил, задрожал
и отпрянул, боясь, видно, взбучки,
два листочка сорвал,
пять минут поиграл
и отдал их красавице в ручки.
Но она их стряхнула
с улыбкой в траву —
для игры плата слишком большая.
Шляпку ниже пригнула,
и он взмыл в синеву,
стартовав с ее тульего края.
Казалось, гимны несли нас в выси,
казалось, страсти кипели в нас
и рассекали по биссектрисам
углы сомнений в ложбинках глаз…
И наполнялись бокалы солнцем…
И пели трубы,
и губы жгли…
И в нашем доме о двух оконцах
я строил залы на полземли…
Сплетал из снов и видений крылья,
чтоб вознести вас на пьедестал…
Все обернулось тоской и пылью:
Вы – равнодушны, а я – устал.
Устали трубы.
Устали губы.
Погас в бокале брильянт вина.
Над пепелищем летают клубы
фантасмагорий былого сна.
Смешно и глупо в воздушных залах
под пьедесталы ломать паркет.
Вы родились уже усталой,
Вам чужды крылья и мой сонет.
Вновь в окно холодный ветер
ветками стучит
Голый месяц рог свой свесил,
лужи серебрит.
Стынет в печке зола.
Позабудь о делах,
сядь ко мне поближе, рядом,
милая моя.
Не печалься, что на свете
мало теплых дней,
что большими стали дети,
а виски светлей.
Разве это беда?
Разве старят года?
Ну а то, что люди мелют –
это ерунда.
С каждым годом ты прекрасней,
ласковей, добрей.
Лучший день – не день вчерашний.
Твердо в это верь.
Если смелы мечты,
если мысли чисты,
то весь мир огромный – волны
нежной красоты.
Пусть в окно холодный ветер
ветками стучит.
Ни одна беда на свете
нас не разлучит.
Стынет в печке зола.
Позабудь о делах,
сядь ко мне поближе, рядом,
милая моя.
От отчаянья
выпил чаю я
и пошел, головой качая,
на причал,
в королевство чаек.
Там они надо тобой кружили,
хохотали и ворожили
Ты назвала их хохот пеньем,
угостила нас всех печеньем,
и я стал твоей новой тенью.
А потом были дни и ночи
между делом и между прочим.
И о чем-то мы говорили
и чужой керосин палили
И стояла над миром осень
Это было в апреле, в Сочи…
Жизнь – она, мой друг Горацио,
Из сплошных ассоциаций
И намеков состоит.
Скажем – честь. Она велит
Браться сходу за мушкет:
– Бах-х! Бах-х! Бах-х! – И спора нет!
Честность – дочь горячей чести,
Но уже без генов мести.
Слово «чествовать» – хвалить,
Славословить, бюсты лить…
Ну, а бюсты…
Бюсты пусты.
Бронза сверху или медь,
Их удел – удел капусты:
Осень ждать и зеленеть…