Дмитрий Александрович Давыдов
Ночь. Рассказы
Савва ничего не понимал. И не хотел понимать. Он сковыривал ногой землю и вдумывался в происходящее, но не выходило. В голове ни единой мысли, ничего. А рядом с ним шептались: «Почему он не идет?.. вот смешной… ему бы тоже награда досталась…» – но Савва не слушал.
«Привет, Савва! – послышался знакомый голос, но звучал он иначе, с нежностью, – давай сходим куда-нибудь?»
Он поднял голову – на него смотрели влекущие глаза Жанны. Локоны ее волос развевались на ветру и обдавали Савву мускусом. Он зажался и сглотнул слюну – кадык нервно приподнялся и утонул в заплывшей шее. Жанна улыбнулась и сказала: «Не съем я тебя!» Неожиданно для себя Савва рассмеялся.
Они договорились встретиться сегодня вечером в кафе, неподалеку отсюда. Опьяненный Савва думал, как скоротать время, чем заняться? Единственное, что пришло на ум, поехать домой. Вновь заискрилась эта блаженная радость, вновь захотелось жить! Жить счастливо вместе с Жанной.
Он встал на остановке. С площади, где стояла трибуна, убегал стройный человек, которого преследовали тучные ребята. Последние не пытались догнать стройного и вряд ли смогли бы. Вместо этого они выкрикивали вслед: «Тощий! Глядите, тощий пришел! Тощий!» Стройный человек пытался скрыться, но куда бы ни сунулся, окружающие тут же подхватывали оскорбления. Человек добежал до остановки, повалился на землю и укрылся измазанным плащом.
Загнанный он боязливо поднял голову. Савва разглядел его и отпрял. На незнакомце та самая фетровая шляпа. Те самые глаза, но теперь на мертвецки бледном лице. Глаза, в которых недавно лучилось сострадание. Теперь в них только скорбь. Савва нащупал купюру в кармане и без промедления протянул мужчине в фетровой шляпе. «Вам нужнее», – сказал он и, не дожидаясь автобуса, побрел домой.
В подъезде он украдкой взглянул на лестницу и отчего-то погрустнел. Он осмотрелся и шагнул на первую ступень. Казалось, это было так давно. Что с тех пор, как он зарекся ходить пешком и взбираться по лестнице прямиком на свой этаж, прошла уйма времени. Но это было пару дней назад. Он еще раз осмотрелся и поднялся на вторую ступеньку – голова закружилась, он обеими руками схватился за поручень. Как же он соскучился по этому! Как же вернуть все обратно! И пускай над ним насмехались, зато он своими силами боролся за лучшую долю в жизни. А сейчас… сейчас все стало праздно и приторно. Сейчас все есть, и одновременно ничего и нет. Может, она скрасит унылость нынешних будней? Жанна.
В квартире никого нет, только молчаливое бездушие. Савва подозревал, что мать подрабатывает мойщицей в общественных туалетах, но до конца старался не верить в это. К тому же теперь это ненужно. Где же она? На кухне стояла молочная каша в тарелке, посыпанная тертым шоколадом. Он поколебался, но сел и стал уплетать остывшую клейковину. Он отрыгнул, разозлился на мать и нарочно не убрал тарелку со стола.
В комнате он открыл ящик стола, как желудок сжался: шара нет на месте. Он порывисто запихал массивную руку вглубь ящика и судорожно ощупывал содержимое. Наткнулся на похожее, вытащил и с облегчением выдохнул. Это он, золотой шар. Озабоченно Савва вертел и выискивал царапины, но шар остался идеально гладким.
Тоскливо сидеть дома в одиночестве, наедине с собой и с этими противоречивыми мыслями. Пускай он придет раньше, но не будет давиться затхлым воздухом старой квартиры. И не наткнется на мать, которая вернётся и наврет о своих делах. Он зашел в ванную и всмотрелся в лицо. Оно показалось таким милым и симпатичным. Жанна не откажет ему. «Нет, такому парню как мне, да и таким как я не отказывают», – говорил он в отражение.
Он прохаживался по пустым улицам и вертел в кармане золотой подарок. Мимо проезжали автобусы, из окон которых Савва замечал негодующие взгляды. Но ему все равно. Он шел на свидание с прелестной девушкой, и ничто не омрачит его настрой. Неподалеку возвышался щит с изображением тучной и одноликой пары. Савва глянул на них и возгордился. Он – эталон. Настало время беззаботной жизни и развлечений. А тем, кому повезло меньше, черед услуживать. Черед стройных и худощавых прогибаться под такими как он.
На площади безлюдно. Только украшенная трибуна посреди навеивала мрак. Что-то изменилось тут, но непонятно что.
В условленном кафе тоже пусто, только старик за прилавком. Савва сел за столик, полистал меню и глянул на часы, висящие на стене. Оставалось немного. Он заказал сливочное мороженое с клубничным сиропом, которое намеревался быстро съесть до прихода Жанны. Подобный десерт – роскошь для него. Любая сладость воспринималась чем-то вроде праздника. А сейчас и сама жизнь стала праздником. Принесли стеклянную креманку с белоснежной горой. Савва наворачивал на ложку тягучее мороженое, опускал в рот и смаковал.
С назначенного времени прошел уже час. Савва успокаивал себя: все девушки опаздывают на свидание, вроде бы. Но ее нет подозрительно долго. Он высидел еще немного и почувствовал себя обманутым. Не хотелось мириться с мыслью, что его надули. И он фантазировал, что она попала в какую-нибудь передрягу. В конце концов, она сама захотела встретиться!
Савва попросил счет, но старик заискивающе сказал, что ничего не нужно.
«Такие как вы здесь желанные гости», – добавил он.
Где Жанна?
Савва понуро волочился куда глаза глядят, ноги сами куда-то вели. Так он дошел до трибуны, рядом с которой повис иноземный диск. Он служил некой переправой до воронки. Савва с трудом поднял голову, наморщив складки на шее у затылка, – воронка с поглощающей тьмой так и висела на небе. Он поднялся на трибуну и разглядывал диск. Подошел ближе и услышал электромагнитное гудение. Он прикоснулся рукой к диску и тут же отдернул: острый холод обжег кончики пальцев. После нескольких глубоких вдохов и выдохов, точно собирался нырнуть, он шагнул на диск и взобрался на него. Диск остался неподвижен.
Разочарованный он хотел уже спуститься и дальше бродить по городу, как заметил полусферическую выемку. Он всмотрелся в отверстие, достал золотой шар и аккуратно вставил в паз – диск пришел в движение. Страх переполнял Савву: диск возносил его все ближе к темному отверстию воронки. Он приблизился, проскочил внутрь и оказался в громадном помещении. Фиолетовая жижа обволакивала тело, словно он погрузился в вязкую воду и вышел из нее с липкой пленкой на коже. Вокруг металлическая рябь и холод. Изо рта выплескивался густой пар. Он ступил на железный пол – ботинки покрылись инеем. Не слыша своих шагов, он блуждал по купольному залу, стены которого вздымались ввысь.
Савва прошел через арку в комнату с невысокими потолками, где пахло мертвечиной. Вдоль стен выстроены ряды железных кушеток, на которых навзничь лежали голые умерщвленные люди, такие же как он. Среди всех он узнал ее, Жанну. Из ее опорожненного живота, складки кожи которого свисали, шла трубка в прозрачную тару. Она до краев наполнена густой телесной жидкостью. Савва поморщился и отвернулся. Позади стояли стеллажи, битком набитые такими же тарами.
«Нас растят на убой», – сказал Савва вслух.
Кичка балерины
1
Теперь смотрю на нее другими глазами.
Я вспоминаю день, когда между нами вспыхнуло влечение. Я вошел в старое кафе и увидел ее. Она там работала, но в этот раз была не на смене. Я замешкался. Заказал кофе и сел за бар, а она стояла в двух шагах и болтала с официанткой. Они громко шутили и истерически смеялись. Я не отрывал от нее взгляда, лишь когда она ко мне поворачивалась. Ее глаза обжигали.
Я искал поводы для знакомства. А теперь раскаиваюсь. В тот день я купил алую розу и пришел за ней. Так умиляло ее смущение. Мне казалось, она сама невинность. Дурак.
– Так что было дальше с мальчиком по имени Артем? – сказала она.
– Армия, шарага, работа – ничего интересного. – А что было с девочкой по имени Даша?
Темной ночью мы шли по заснеженной улице. По белым сугробам вдоль затоптанной дорожки. Падали редкие хлопья снега. Она несла в руке цветок. Ярко-красный бутон розы напоминал ее манящие губы.
– А я не поступила, пришлось работать. Мне здесь нравится: коллектив хороший. Для меня это главное, – сказала она.
– Так, сколько тебе лет?
– А ты сам как думаешь?
Она лукавила. Но тогда я не заметил.
Я раздумывал. Стоит ли начинать? Возможно, я меркантилен в этом плане. И когда на третий день мы поцеловались, то почувствовал себя в ловушке.
Через месяц в холодный день зимы мы искали уединения. Сосед по комнате уехал за город и оставил нам квартиру. По пути мы не разговаривали, но наши мысли кричали желанием согреть друг друга. Когда мы вбежали в парадную и поднимались на лифте – мы шутили и смеялись. Но в квартире охватило смущение. И тогда я ей поверил.
– Трудно себя вести, когда знаешь, что еще увидишься, – сказала Даша, – куда проще что-то делать с мыслью, что никогда больше не встретитесь.
Обнаженная она лежала и волнительно посматривала черными глазами. Ее дыхание прерывалось, а голос подрагивал.
– Хочу, чтобы ты знал правду…
Слова оказались обнаженнее тела. Я ничего не сознавал. Нежность к девушке затмила размышления. Поэтому смысл правды я упустил. В ту минуту. Но спустя день я сидел опустошенный и мучительно перебирал в голове оправдания. Прошлое человека неважно. Я не сужу по прошлому.
И тогда я посмотрел на нее другими глазами.
Даша заметила во мне перемены и стала тревожной. Она видела, как меня тяготит ее правда. Когда повисала тишина в разговоре, становилось гулко, будто что-то всплыло. Что-то невоспитанное и срамное. Я отводил глаза. А она старалась заглянуть в них. Стоило поймать мой взгляд, так я забывался. Все перетекало обратно в русло.
В то время постоянной работы не было. Либо я сидел дома, либо разгребал строительный мусор в новостройках. А вечером отправлялся к ней. В общем, весь день проходил в ожидании, что я встречу девушку с работы.
Темнело рано. Долго выбираться из дремучей окраины. По пути я миновал парк. Он как звено в цепочке воспоминаний. Я часто ходил по его брусчатым дорожкам с разных мест и с разными намерениями. Однажды я засмотрелся на обледенелую ветку дерева и поймал себя на мысли, что счастлив. В другой раз повстречал незнакомок, которые шли навстречу и заигрывали. Но я прошел мимо. Кажется, это было так давно, что усомнишься в правдивости. Было ли это на самом деле?
В кафе Даша временами встречала меня холодным взглядом и работала дальше. А временами бросалась на шею, словно только меня и ждала.
– Привет! – сказала она, – кофе будешь?
Сегодня что-то среднее.
– Буду, только если приготовишь ты.
Я приходил и ждал закрытия. Раньше я захаживал сюда, чтобы насладиться крепким кофе, перекинуться парой слов с официантками и понаблюдать за гостями. Теперь я здесь за другим. И это смущало. Но несильно. Обычно обслуга со мной разговаривала, интересовалась мной, теперь никто не подходил. Теперь подойти – означало бы вмешаться в личное. В мои отношения с Дашей.
Принесли кофе. Я медленно насыпал ложку сахара в кружку. Гранулы растворялись в терпкой гуще. Я размешивал и вглядывался, как рисуются картинки на пене. Иногда я видел гривастую морду льва, иногда улицы промышленного города. Лишь в кружке кофе.
Только я оставался один, то уходил в раздумье. Голова нагромождалась образами. Но встряхну голову – взгляд коснется ее лица. Немного раскосые карие глаза смотрели из-под тонких линз очков в черной оправе. Грубый нос придавал особый шарм. Длинные русые волосы завернуты в кичку балерины. Перед уходом Даша распускала ее, и это завораживало. Ее руки медленно разворачивали пончик, голова наклонялась, а глаза задумчиво рассматривали пустоту. Волосы постепенно распускались, а уголки губ грустили.
Взгляд касался ее лица, и снова скрежетало в душе.
Кафе закрывалось. Я смотрел вслед уходящим работникам. Подошла Даша с рюкзаком. Иногда я помогал ей надевать куртку, а иногда нет. Миновал ритуал с распусканием волос. Мы попрощались с остатками сотрудников и вышли на улицу.
Даша глубоко вдохнула морозный воздух и растянула красные губы в бледноватой улыбке. Наши руки сжались в замочек. Ноги повели к ее дому.
– Все хорошо? – сказала она.
– Да, – я кивнул.
– По тебе не скажешь. Ты как-то изменился. Тебя что-то тревожит.
Даша не спрашивала, но утверждала. Она легко различала содержание слов от формы. Я говорил: все хорошо, – но имел в виду, что не настроен на долгий разговор. Она понимала. Становилось страшно, что ничего не скрыть от нее. Хоть я и не собирался. Но страшно, что нет самой возможности утаить переживания. Она все читала с лица.
Мы шли мимо девятиэтажных коробок по широкой тротуарной дорожке. Я рассказывал истории из прошлого, а она тихо прислушивалась. Иногда казалось, что ее увлекает не сам рассказ, а только звучание голоса. Мы виделись каждый вечер, и каждый раз она слушала мой голос. Голос стал настолько привычен, что идти и не слушать мой баритон неуютно.
Я смотрел на усеянное звездами вязкое небо и вздыхал. А Даша ловила мои вздохи и недоумевала.
– Почему ты со мной? – говорила она.
– А почему мне не быть с тобой?
– Ответь на мой вопрос, хитрюша.
– Мне с тобой хорошо. Нравится быть с тобой. Я бы не приезжал, будь иначе, – я пустился в рассуждения. – Меня влечет к тебе. Я смотрю на тебя и не могу оторваться. Как мне не быть с такой девушкой?
Я улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
Вот только если бы не одно НО. Все так, только единственное НО. Из-за него я мучаюсь. Оно гложет и выворачивает наизнанку. Я всеми силами отгоняю мысль: кто Даша на самом деле. Не выходит. Это всплывает слишком часто, чтобы не считать это важным. Еще как важно. Почему я не могу отпустить прошлое? Оно не касается меня, не принадлежит мне. Я слишком боюсь. Страх наполняет, что это станет известно. А среди знакомых появятся и те, кто замешен в этом прошлом.
Я считал себя другим. Может, потому что не сталкивался с подобным. Человек складывается из настоящего. Прошлое остается в прошлом. Тогда почему я презираю ее? От этого я начал презирать и себя.
Мы дошли до парадной дома. Постояли и поговорили о пустяках. Я крепко поцеловал ее в губы и пожелал спокойной ночи. Дорога домой проходила в отрешении.
В электричке я писал ей сообщение, которое обычно оставалось без ответа. «Я встретил девушку, которая осталась в моем сердце. Эта девушка – ты!» – писал я. Перед тем как отправить, я задумчиво заглядывал в окно и рассматривал темень. Отправлено.
На соседнем ряду сидела молодая пара. Между ними стояла коляска. Ребенка не видно, но девушка нежно покачивала коляску. Я сидел в наушниках, слушал прелюдию к четвертой сюите Баха и поэтому не слышал их разговора, а он весьма оживленный. Со стороны парня. Он морщил выбритое лицо и что-то злобно высказывал девушке. Сначала я подумал, что он рассказывает о ком-то неприятном. Но внезапно он набросился на девушку и стал душить ее. Девушка резко оттолкнула его. Все произошло настолько быстро, что я ничего не успел сделать. Я только снял наушники и проматывал в голове действия на случай, если выпад повторится. Но парень стих. Он сидел со скрещенными руками и прятал лицо в воротнике куртки, только изредка выглядывал и осыпал бранью девушку. Она оставалась невозмутима. Видимо, для нее это не ново. Гнев внутри нарастал. Я хотел размозжить этому парню голову. Я вбиваю в его лицо всю злобу на тех, о которых ничего не знаю. Лишь то, что они есть. Я знал, что их шестнадцать.
Шестнадцать, а я семнадцатый…
– Так, сколько тебе лет?
– А ты сам как думаешь?
– Ты закончила школу, не поступила, а теперь работаешь в кафе. Лет двадцать? – сказал я.
– Мне семнадцать, – ответила Даша.
Повисла тишина. Я не придал значения ее возрасту. Ведет она себя намного старше. И в этом нет ничего такого. Она молодая и такая взрослая. Мне повстречался любопытный человек. Черт возьми.
– Хочу, чтобы ты знал правду…
Я смотрел на ее обнаженное тело и ждал.
– У меня было шестнадцать партнеров…
Ее глаза увлажнились. Даша со страхом ждала ответа. А я ничего не понял. Тогда не осознал ее слов. Понимание пришло позже, наедине с собой. Я обнял ее – она успокоилась. А я незаметно затревожился. Шестнадцать партнеров. А я семнадцатый… Сказала именно так: партнеров. Сказал бы я, кто они, а кто ты! И кто же теперь я?
Вечером того дня я понял всю горечь открытой мне правды. Еще долго я сидел перед пустым столом, освещенным желтым светом настольной лампы, и думал: как мне поступить. Ведь я не привязываюсь к прошлому, я не сужу людей по прошлому. Раньше меня это не касалось. Теперь я засомневался в убеждениях. Я буду прав, если останусь невозмутимым. Но что-то нестерпимо давит. Даша ничего осудительного не совершила. В то же время она не тот человек, с которым надо быть. Я разрывался от противоречий. Я понял только то, что моя девушка – шлюха.
2
Почему он меня не бросает? Не понимаю.
На работе тоскливо – мы решили составить список людей, с которыми переспали. Лиза еще та подстилка. Ее послужной список будет куда обширнее. Все-таки когда я вспоминала все приключения, в душу закралось сомнение. Я надеялась, оно улетучится, когда мы озвучим списки. Увы, что-то пошло не так.
Я еще припоминала все игры с мальчиками, и когда они поддавались на мою прихоть, а Лиза уже закончила. Она хорошо знала своих, у нее нет однодневных, разовых. Лиза показала пронумерованный список имен в столбик. Последнее число девять. У меня больше. Даже немножко приятно. Это как своего рода превосходство. В ее списке имена только мужские. Чертовка, она не вписала женские. Она явно спала и с девушками.
– Только не рассказывай об этом Артему, – сказала Лиза, заглянув в мой листок.
– Не хочу начинать отношения с вранья, – сказала я. – Пускай узнает, а дальше будь что будет.
Лиза закатила глаза. Весь вечер она гадала с официантками, через сколько мы с Артемом расстанемся.
Тот день, когда я все открыла, казался последним в наших отношениях. Но Артем выслушал и обнял меня. Только я заговорила – горечь подступила к горлу, ладони вспотели, а на глаза наворачивались слезы. Мы лежали голые в квартире его приятеля, который впустил нас только, чтобы мы… Артем приподнялся и сказал что-то невразумительное на мое признание. Он обхватил большими и грубыми руками мою шею, согрел теплом своего тела. Следом все расплылось, как водянистая акварель на бумаге.
Артем все заумно рассуждал. Он будто уговаривал себя, что все нормально и даже хорошо. Он говорил: прошлое человека неважно – но разве так бывает? Я замечала в его разговорах колебание. Он поменялся. И все же, как обычно, провожал меня до дома.
– Ты точно хочешь это знать? – сказала я.
Мы сидели на лавочке в торговом павильоне неподалеку от кафе. В последнее время он был достаточно радостный. Похоже, все у него в голове устаканилось. Ну почему он задал этот вопрос? Все же было хорошо.
– Расскажи уж, – сказал он.
– Да, у меня был анальный секс, – сказала я. Мои щеки начали гореть.
– И как? – он немного отстранился. – Наверно, не очень приятно? Для девушки.
– Почему же, многим девушкам нравится, – сказала это оттого, что не знала, как еще ответить.
Артем задумался.
Боже, теперь он снова подумает обо мне что-то ужасное!
– А ты хотела бы секс втроем? – спросил он с озорным блеском в глазах.
– А у меня был секс втроем! – восторженно сказала я.
Вот я дура.
Он немного опешил. Я пустилась в неловкие объяснения:
– Это было последнее до того… ну… до тебя… и потом я поняла, что дальше так не может продолжаться.
Мы дошли до моего дома. Он всеми силами делал вид, что не огорчен. Холодно поцеловал меня, попрощался и побрел домой. Эх, Артем, зачем?
Старая и запыленная квартира на окраине – единственное прибежище, где мы уединялись. Двушка, где вечно стоял нафталиновый запах ковров и изношенной одежды. Когда она пустовала, Артем приводил меня туда на ночь. Мне нравилось засыпать в его объятиях. Слушать, как он желает спокойной ночи и говорит приятные слова. Когда я так засыпала, не чувствовала одиночества. Выпадали редкие выходные, и нам обоим никуда с утра не надо. Я высыпалась, он бывал в хорошем настроении. Особенно, если у него возникало желание прикасаться ко мне.
Никогда не могла приготовить еду. Хорошо, что он умеет делать это сам. Я вообще не приспособлена к быту. И как-то же надо готовить ему потом, когда будем жить вместе. Если будем. Вот ведь гадость, надо учиться для него готовить. А может, пускай он сам, а я исключительно для любви. Меня бы это устроило. Так и скажу, мол, давай-ка ты зарабатывай, и обедать мы будем только в ресторанах, или же готовь себе сам! Выгонит меня к чертям.
Мы столько месяцев провели вместе, но между нами что-то пролегло. Он давно не смотрит на меня презрительным взглядом. А я давно спокойна за его нестабильность. Раньше я все списывала на то, что мы только начали. Теперь мы столько времени провели вместе и столько раз были в постели, что это смущает. Он хитрец: говорит все так, как я хочу услышать. Но глаза видят больше.
– Артем, – сказала я, когда мы лежали в постели.
– Что такое? – он растянул улыбку.
Я выдержала паузу. Как бы лучше сказать?
Он ощупывает меня, гладит мне ноги и сжимает грудь. Кажется, что он так хочет взять меня. Но только я поднимаю глаза, то читаю в лице отрешение. Будто он думает о постмодернизме в живописи, а руки машинально поглаживают.
– Мне иногда кажется, что тебе хочется просто секса, а не меня, – сказала я.
Он замялся.
Я попала в точку, но лучше бы промахнулась.
