Джонатан Свифт
Путешествия Гулливера
Успех сопутствовал мне и в столице. К всеобщему удовольствию, в день мы давали до десяти представлений. Теперь я уже довольно сносно говорил на великанском языке, и наши с Глюмдальклич беседы становились все более сложными. Кроме того, я освоил азбуку и демонстрировал перед восхищенной публикой умение читать несложные тексты. Всеми этими успехами я был обязан моей нянюшке, которая занималась со мной в пути. Азбуке и чтению Глюмдальклич выучила меня по краткому катехизису для девочек – и теперь я был весьма сведущ в основах религии королевства Бробдингнег.
Глава 3
Чем больший доход получал мой хозяин, тем ненасытнее он становился. Ежедневные изнурительные выступления на протяжении нескольких недель заметно подорвали мое здоровье.
Я стремительно терял аппетит, желудок бунтовал, и вскоре я стал похож на ходячий скелет. Заметив это, фермер пришел к заключению, что конец мой близок, и решил выжать из меня все, прежде чем я испущу последний вздох. Однако из его планов уморить меня ничего не вышло.
К моему хозяину был прислан слардрал, или королевский адъютант по особым поручениям, с повелением немедленно доставить меня во дворец для развлечения королевы и придворных дам. Некоторые из этих дам уже видели меня и с восторгом поведали ее величеству о моей красоте, хороших манерах и сообразительности. Фермер тут же исполнил приказ.
После короткого представления королева захотела познакомиться со мной поближе. Я собрал все свои угасающие силы, пал на колени и галантно попросил позволения поцеловать подол платья ее величества. Королева милостиво протянула мне мизинец, который я, обхватив обеими руками, почтительно поднес к губам, и велела встать и расположиться поудобнее для беседы. Я сел на краю стола, а она приблизила ко мне свою красивую венценосную голову. Ее величество интересовало многое: откуда я родом, где путешествовал, есть ли у меня семья и как я очутился в стране великанов. Я старался отвечать короткими точными фразами.
Неожиданно королева спросила: как я отношусь к тому, чтобы остаться во дворце. Я поднялся и, поклонившись, сдержанно ответил, что я пленник и раб своего хозяина, но если бы я был свободен, то с радостью посвятил бы свою жизнь ее величеству. Королева тотчас спросила фермера, согласен ли он уступить меня за хорошую цену. Мой хозяин невероятно обрадовался случаю избавиться от меня, так как опасался, что я не протяну и месяца. Он запросил тысячу золотых монет, которые ему тут же отсчитали, а когда сделка совершилась, я обратился к ее величеству с просьбой.
«Теперь я ваш покорный слуга, – проговорил я, – и буду служить вам верой и правдой. Однако осмелюсь просить ваше королевское величество о милости. Моя нянюшка Глюмдальклич все это время заботилась обо мне, учила меня грамоте, была добра и внимательна. Нельзя ли оставить девочку при мне? Она прекрасно изучила мои привычки и стала для меня незаменимой. Примите и ее на службу, чтобы Глюмдальклич по-прежнему ухаживала за мной и оставалась моей наставницей!»
Королева тут же охотно согласилась. Фермер был неописуемо доволен, что его младшая дочь остается при дворе, а бедная девочка от радости даже расплакалась. Она простилась с отцом, и мой бывший повелитель удалился, пожелав мне успехов на новом поприще. В ответ я лишь молча приподнял шляпу.
Королева заметила мою холодность и, когда фермер скрылся за дверью, поинтересовалась ее причиной. Я решил ничего не скрывать.
«Этому вашему подданному, – сказал я, – я обязан лишь тем, что меня, волею случая занесенного на вашу землю, не раздавили, как букашку, в поле. Я отблагодарил своего бывшего хозяина сторицей – он выручил за меня столько, что стал состоятельным человеком. Но если бы не его добрая маленькая дочь, я давно пал бы духом и погиб. Меня принуждали с утра до вечера забавлять зевак, возили с места на место по всему королевству без отдыха и сна. Здоровье мое подорвано, и не будь фермер уверен в том, что я скоро умру, он не продал бы меня ни за какие деньги. Однако надеюсь, что мой бывший хозяин ошибся. Теперь я нахожусь под покровительством великой и милостивой королевы, мне нечего бояться, и я очень скоро поправлюсь. От одного присутствия вашего королевского величества я чувствую себя гораздо бодрее…»
Моя речь вышла нескладной и говорил я запинаясь, однако меня внимательно выслушали. Последней фразе меня научила Глюмдальклич, пока мы с нею шли во дворец.
Королева была удивлена тем, что такое крошечное существо, как я, настолько здраво рассуждает. Она взяла меня и понесла в кабинет короля. Его величество, важный и суровый господин, мельком взглянул на супругу и холодно поинтересовался, с каких это пор ее величество питает пристрастие к сплекнокам. Очевидно, король принял меня за этого зверька, так как я лежал ничком на обтянутой шелковой перчаткой руке его супруги. Будучи женщиной тонкого ума и веселого нрава, королева воскликнула: «Дорогой мой, я приготовила вам сюрприз!» Она осторожно поставила меня на стол возле письменного прибора и шепнула, чтобы я поведал королю о своих приключениях. Я отвесил глубокий поклон и в двух словах описал все, что со мной случилось. Глюмдальклич, ожидавшая у дверей кабинета и не спускавшая с меня глаз, получила разрешение приблизиться и дополнить мой рассказ подробностями моего пребывания в доме ее отца.
Король, один из самых ученых мужей в своем государстве, получивший отменное философское и математическое образование, поначалу усомнился в том, что я живой человек. Еще не слыша моего голоса, он принял меня за механическую заводную фигурку, созданную каким-то гениальным изобретателем. Однако моя логика, моя связная и почти правильная речь его поразили. И тем не менее в историю моего появления на побережье он не поверил. Король заподозрил, что все это придумано фермером с целью повыгоднее сбыть меня с рук. Девочку он назвал глупой фантазеркой, и Глюмдальклич обиженно замолчала. Королева помалкивала и лукаво поглядывала на его величество, засыпавшего меня вопросами. Я отвечал как умел: сдержанно и разумно. Единственным моим недостатком было скверное произношение, неловкие обороты речи да простонародные словечки, которых я набрался в доме моего бывшего хозяина. Но все это были мелочи по сравнению с моими прежними испытаниями.
Наконец король распорядился позвать нескольких профессоров, постоянно находившихся у него под рукой во дворце. Эти ученые господа, придирчиво исследовав мою внешность, пришли к противоречивым выводам. Они согласились только в одном: я не создан по естественным законам природы, потому что не умею быстро бегать на четвереньках, лазить по деревьям или рыть лапами норы в земле. После тщательного исследования моих зубов выяснилось, что я – животное плотоядное. Но поскольку все известные им четвероногие превосходят меня силой, а полевая мышь и некоторые другие млекопитающие отличаются бóльшим проворством, уважаемые джентльмены так и не смогли понять, как же я добываю себе пищу. Вероятно, я ем улиток и различных насекомых, предположил один из них. Этого не может быть, воскликнул другой и добавил, что, на его взгляд, я представляю из себя личинку или детеныша. «Но какого животного?» – вскричали все профессора разом.
И эта гипотеза была отвергнута.
Совершенно очевидно, что все части моего тела вполне развиты, а возраст мой далеко не детский, на что ясно указывает борода, признаки которой видны в лупу. Но и в карлики я не гожусь – для этого я слишком мал; дворцовый карлик, любимец ее величества, самый маленький человек во всем королевстве, имел тридцать футов росту. После долгих препирательств светочи науки пришли к единодушному заключению: я есть не что иное, как рельплюм сколькатс, что в буквальном переводе означает «игра природы».
Только теперь мне позволили сказать несколько слов. Обращаясь преимущественно к королю, я пояснил, что прибыл из страны, населенной миллионами существ, ничем не отличающихся от меня ростом и сложением. Там здания, деревья и животные имеют гораздо меньшие размеры, чем в его королевстве, и пропорциональны между собой. Поэтому на родине я был способен прокормить себя, защитить и жить частной жизнью, подобно любому подданному его величества. Досточтимые господа ученые ошибаются на мой счет. Презрительно усмехаясь, один из джентльменов проворчал, что этих сказок я наверняка набрался на ферме. Король задумался, затем попросил профессоров удалиться и велел доставить во дворец моего бывшего хозяина.
Фермер все еще находился в столице и был немедленно разыскан и доставлен. С ним побеседовали наедине, затем в присутствии дочери, подтвердившей все сказанное отцом, и отпустили. Король как человек умный пришел к выводу, что мои слова соответствуют истине. Он поручил королеве заботу обо мне и позволил Глюмдальклич остаться во дворце, чтобы ухаживать за мной. От его взгляда не ускользнула наша дружба.
Нам отвели чудесную просторную комнату; к девочке приставили воспитательницу для обучения этикету, горничную и двух служанок; мной же должна была заниматься только Глюмдальклич.
Королева распорядилась, чтобы дворцовый столяр смастерил ящик, который мог бы служить мне спальней. В три недели он сделал, согласно моим указаниям, деревянную комнату с дверью, окнами с раздвижными рамами, парочкой стульев, столом и шкафами для одежды. Потолок открывался и закрывался, что давало возможность Глюмдальклич ежедневно проветривать и убирать мое жилище, а также менять постельное белье на моей кровати.
Вся мебель, изготовленная из материала, напоминавшего слоновую кость, выглядела как подлинное произведение искусства. Стены спальни, потолок и пол были обиты войлоком, чтобы ослабить тряску во время поездок и предотвратить несчастные случаи при переноске. Я попросил сделать на двери задвижку, чтобы уберечься от визитов крыс и мышей. Это была непростая задача, но дворцовым мастерам все-таки удалось изготовить крошечный замочек, ключ от которого я всегда носил с собой, опасаясь, что Глюмдальклич потеряет его. Мне сшили костюм из самой тонкой шелковой ткани, какую только можно было найти; она оказалась толще английского одеяла и доставляла мне массу неудобств, пока я не привык. Скроен мой наряд был по местной моде; он напоминал китайскую и отчасти персидскую одежду, и я имел в нем весьма важный вид.
Королева так полюбила мое общество, что редко обедала без меня. На стол, за которым она сидела, ставили мой столик и стул, а Глюмдальклич располагалась рядом и ухаживала за мной. Мой столовый прибор был сделан из серебра; по сравнению с посудой ее величества он казался кукольным сервизом – вроде того, который я купил когда-то в подарок своей маленькой дочери. Моя нянюшка носила его в особом ящичке, а за обедом ставила на стол.
Помимо ее величества за столом присутствовали лишь принцессы; старшей было шестнадцать лет, а младшей – тринадцать. Королеве нравилось собственноручно класть мне на блюдо кусок говядины, который я резал ножом. Наблюдать за моими движениями, за моими крошечными порциями и тем, как я ем, доставляло ей истинное удовольствие. Сама же она подносила ко рту кусок такой величины, что он насытил бы десяток дюжих англичан.
Надо признаться, первое время я испытывал смешанное чувство, глядя, как королева поглощает еду, – за один прием она, к примеру, съедала с костями крылышко жаворонка, по величине равное десяти нашим индейкам, и откусывала кусочек булки размером в два наших хлеба. Блюда она запивала вином из золотого кубка вместимостью с бочку. Ее столовые ножи были в несколько раз больше нашей косы, а о ложках и вилках я даже не говорю. Однажды Глюмдальклич ради любопытства заглянула вместе со мной в столовую, где лежала приготовленная для чистки дюжина вилок и ножей, – более жуткого зрелища мне не доводилось видеть.
Однако вскоре я привык к несоразмерности окружавших меня предметов.
Каждую среду – этот день считался в королевстве выходным – венценосная семья обедала в покоях короля в полном составе. Во время этих обедов мой стул ставили по правую руку от короля, и он с удовольствием беседовал со мной, расспрашивая о европейских нравах, религии, просвещении, законах и государственном устройстве. Я, как мог, отвечал на все вопросы. Будучи рассудительным правителем, он высказывал тонкие и глубокие замечания по поводу услышанного.
Но однажды мы с ним слегка повздорили. Я как раз увлеченно рассказывал о моей обожаемой Англии, когда его величество жестом остановил меня и насмешливо спросил: кто я – виг или тори? Я смутился, а он заметил, обращаясь к сидящим за столом: «Как же сильна человеческая гордыня, если даже у таких крохотных насекомых существуют титулы, ордена и партии, а свои грязные гнезда и норки они называют городами и деревнями. Эти существа щеголяют нарядами и экипажами, воюют друг с другом, спорят, хитрят и воруют…» Кровь бросилась мне в лицо, я задохнулся от гнева и крикнул его величеству, что недостойно королю иметь предрассудки простолюдина. На это король лукаво прищурился и ласково потрепал меня по плечу. На этом наш диспут закончился, а у меня зародилось сомнение – стоило ли мне обижаться?
И в самом деле, за несколько месяцев жизни в этой стране я привык ко всему громадному и перестал испытывать страх перед ним. Иногда мне казалось, что я просто нахожусь в обществе нарядной знати – английских лордов и леди, слышу знакомую высокомерную и пустую болтовню. И у меня не раз возникало желание посмеяться над придворными – так же, как они насмешничали за моей спиной. В то же время я не мог удержаться от улыбки над самим собой, когда королева подносила меня на руке к зеркалу, где мы с нею были видны во весь рост. Я был словно пестрый африканский таракан, стоящий на задних лапках на ее ладони.
Больше всего мне доставалось от дворцового карлика. Когда мне случалось с кем-то беседовать, а он пробегал мимо, злобный коротышка никогда не упускал случая отпустить остроту по поводу моего роста и наружности. В отместку я называл карлика братишкой и интересовался, давно ли он перестал расти.
Как-то раз за обедом он так рассердился на меня за какую-то колкость, что, недолго думая, вскарабкался на стол, схватил меня и бросил в кувшин со сливками. Я бы немедленно утонул, если бы не умел плавать: моей нянюшки рядом не оказалось, а королева так растерялась, что лишь громко вскрикнула от испуга. Глюмдальклич мигом прибежала и выловила меня, однако я уже успел наглотаться сливок. Меня переодели и уложили в постель, но все обошлось испорченным костюмом, который пришлось выбросить. С тех пор карлик навсегда потерял благосклонность королевы, а спустя неделю она его кому-то подарила; к моему великому удовольствию, больше я этого злобного уродца не встречал.
В самом начале моей жизни во дворце он грубо подшутил надо мной. Когда во время одного из обедов подали мозговую кость и королева опустошила ее, карлик тут же вскочил на табурет, схватил меня за талию и сунул внутрь образовавшейся жирной полости. Хорошо, что кость успела остыть. Мне показалось унизительным звать на помощь, и мои ноги торчали из отверстия минуту-другую, пока нянюшка не вытащила меня оттуда. До меня донесся смешок ее величества, но едва королева увидела, как я расстроен, она немедленно разгневалась. И если бы не мое заступничество, карлик был бы удален еще раньше.
Королева, надо сказать, частенько посмеивалась над моими страхами, спрашивая, все ли мои соотечественники такие же трусы, как я. Одним из поводов для насмешек послужило следующее. Летом здесь полно мух; эти проклятые насекомые величиной с нашего жаворонка не давали мне ни минуты покоя. Они то садились на мою тарелку во время обеда и потирали грязные лохматые конечности, то атаковали мое лицо, оставляя на нем липкую гадость. От них исходил омерзительный запах. Никто из великанов мух, казалось, не замечал, а для меня они превращались в истинное мучение. Единственным спасением служил нож, которым я размахивал, отбиваясь от этих тварей и вызывая всеобщий смех.
Припоминаю один из случаев, когда Глюмдальклич утром в ясную погоду поставила мой ящик на подоконник открытого окна, чтобы я мог подышать свежим воздухом. Мне не хотелось, чтобы мой ящик подвешивали так, как в Англии вешают на окнах клетки с птицами. Я открыл окошко и уселся за стол, собираясь позавтракать куском сдобного пирога. Моя нянюшка удалилась, чтобы сварить свежий кофе. Неожиданно в окно влетело несколько ос, привлеченных запахом сладкой начинки. Комната наполнилась жужжанием, словно враз загнусавили две дюжины волынок. Осы завладели моим завтраком и растерзали его на мелкие куски, а потом закружились над моей бедной головой, повергнув меня в ужас, – я воочию видел смертоносные жала. И все-таки у меня хватило храбрости напасть на них, орудуя ножом. Четырех я убил, остальных с трудом прогнал, размахивая шляпой, и сразу же захлопнул окно.
Осы были величиной с куропатку. Я вытащил их жала, которые достигали полутора дюймов в длину и были острыми, как швейная игла. Все четыре экземпляра я сохранил и позже показывал в Европе вместе с другими редкими трофеями. По возвращении в Англию три из них я отдал в музей природы Грешем-колледжа, а одно оставил на память.
Глава 4
Довольно часто мне приходилось сопровождать королеву в ее поездках. Обычно она отправлялась в окрестности Лорбрульгруда. Иногда королева сопровождала его величество, но от столицы далеко не удалялась и поджидала возвращения короля.
Страна великанов простирается на шесть тысяч миль в глубину полуострова, на северо-востоке отделенного от материка горным хребтом высотой в тридцать миль. Эти горы совершенно непроходимы, так как многие их вершины – действующие вулканы. Никто не мог мне сказать, обитаема ли земля по ту сторону горного хребта. С трех остальных сторон королевство окружал океан, однако в стране не было ни одного удобного морского порта, потому что побережье и многочисленные бухты сплошь усеяны остроконечными скалами, между которыми бушуют свирепые волны прибоя. Поэтому прибрежная полоса доступна лишь для самых маленьких суденышек.
Между тем реки королевства судоходны и изобилуют превосходной рыбой. Великаны редко занимаются ловлей морской рыбы – она для них слишком мелкая. Иногда штормом к берегу прибивает китов; простой народ с удовольствием употребляет их в пищу. Киты бывают внушительных размеров; изредка их доставляют в корзинах в столицу. Как-то я видел на королевском столе китовое мясо, приготовленное под диковинным соусом, однако их величествам это блюдо пришлось не по вкусу.
Королевство густо населено, в нем насчитывается пятьдесят один город, огромное количество деревень и около ста крепостей. Лорбрульгруд раскинулся по обеим берегам живописной реки. В городе более восьмидесяти тысяч домов, в нем проживают шестьсот тысяч жителей. Столица тянется на три глюнглюнга (что составляет более пятидесяти четырех английских миль), а в ширину занимает два с половиной глюнглюнга. Я установил это по карте, вычерченной по велению короля. Когда ее развернули для меня на земле, то она заняла сто квадратных футов; сняв башмаки, я шагами измерил диаметр и окружность столицы, после чего установил ее истинные размеры согласно масштабу.
Королевский дворец представляет собой огромную группу построек, занимающих семь миль в окружности. Нам с Глюмдальклич была выделена карета с кучером, и мы время от времени катались по городу или наведывались за покупками в лавки. Обычно в этих поездках я находился в своем ящике, однако иногда добрая спутница доставала меня оттуда и брала на руки, чтобы я мог рассмотреть здания и прохожих. Мне казалось, что наша карета ничуть не меньше Вестминстер-Холла, хотя и не такая высокая. Как-то раз девочка приказала кучеру остановиться возле одной из лавок. Пользуясь случаем, карету обступили нищие. Я врач, и для меня это было ужасающее зрелище. Перед моими глазами предстали рак, смертельно поразивший грудь одной женщины, гноящиеся раны на лице другой, вздутый зоб на шее старика, костыли калек… Отвратительнее всего были вши, которыми кишела одежда несчастных. Впервые я наблюдал этих паразитов многократно увеличенными, и хоть они вызвали у меня тошноту, я был бы не прочь анатомировать одного из них. Однако мои хирургические инструменты остались на корабле.
Королева заказала еще один ящик, специально для путешествий, так как главный, в котором меня носили, был слишком велик для ее кареты. Второй ящик изготовил тот же мастер по моим указаниям. Мой дорожный кабинет имел форму правильного куба. Посередине трех его сторон имелись зарешеченные окна, к четвертой же были прикреплены две кованые скобы, сквозь которые продевался кожаный ремень, – им всадник-носильщик пристегивал меня к своему поясу. Сверху была прочная крышка.
Обычно меня носил верный и опытный слуга, на которого можно было положиться. Поездки случались довольно часто, кроме того, меня выносили для прогулок в королевском саду или для визитов к придворным дамам, министрам и гостям ее величества.
Если во время путешествия меня утомляло пребывание в карете, то слуга, ехавший верхом, пристегивал мой ящик к поясу и ставил на подушку перед собой. Так я мог из окон осматривать окрестности. В ящике у меня имелась походная постель – гамак, подвешенный к потолку, два стула и стол, привинченные к полу. Дорожная тряска не причиняла особенного беспокойства человеку, привыкшему к морской качке.
Каждый раз, когда у меня возникало желание прогуляться по городу, я забирался в свой дорожный сундучок, Глюмдальклич садилась в открытые носилки и ставила его себе на колени. Четверо носильщиков и два камер-лакея сопровождали нас. Горожане, наслышанные обо мне, тут же высыпали на улицы. Иногда моя нянюшка приказывала носильщикам остановиться, отодвигала занавеску, сажала меня на руку и показывала толпе.
Мне давно хотелось посетить главный городской храм и особенно – примыкавшую к нему башню, которая считалась самой высокой в королевстве. И вот однажды Глюмдальклич поднялась со мной туда, однако, сознаюсь, я был разочарован. От основания до вершины башни было не больше трех тысяч футов. Принимая же во внимание разницу в росте европейца и здешнего жителя, такая высота не показалась мне поразительной. Я не собираюсь умалять достоинства и таланты людей, которым многим обязан, и рад подтвердить, что относительно небольшая высота башни вполне компенсируется ее прочностью и исключительной красотой. Стены ее, толщиной почти в сто футов, сложены из тесаного камня; каждый из камней в объеме равен сорока кубическим футам. Стены в нишах украшены высеченными из мрамора статуями богов и королей. Я нашел в куче мусора отбитый мраморный мизинец неизвестного мне божества и измерил его. Длина находки составила четыре фута и один дюйм. Я подарил мизинец Глюмдальклич, которая, как всякий ребенок ее возраста, любила забавляться безделушками.
Здание королевской кухни восхитило меня как снаружи, так и изнутри. Главная печь была чуть меньше купола собора Святого Павла, который я специально измерил после возвращения в Англию. Я не подсчитывал размеры вертелов, чудовищных горшков и котлов, жаровень, кастрюль, ножей и прочей кухонной утвари, чтобы меня, как любого путешественника, не обвинили в преувеличении.
Его величество редко держал в своих конюшнях более шестисот лошадей, каждая была ростом от пятидесяти четырех до шестидесяти футов. Во время торжественных выездов короля сопровождала гвардия числом около пятисот всадников. Это, конечно, впечатляющее и блистательное зрелище. Однако так мне казалось только до тех пор, пока я не увидел всю королевскую армию, выстроенную в боевом порядке.
