Дион Страда
Семнадцатая жена
Глава 13 Экспресс в зазеркалье
Шпоновые панели цвета морёного дуба, кожаная обивка двух диванов, плафоны в духе канделябров королевы Анны, округлый стол, стаканы в подстаканниках с Московским Кремлём и слоганом «Fell your Russian4». Восточный экспресс «Евразия», и почему всё в России начинается с этого слова, Москва – Пекин выехал за пределы московской агломерации. Значительно быстрее можно добраться ракетопланом, но после последнего теракта на маршруте Берлин – Вашингтон, всех пассажиров проверяют, начиная с покупки билета. Да и из-за переноса сессии саммита по ториевой энергетике в Пекине, все билеты распроданы на две недели вперёд. Но Мина всё равно не любила стратосферные перелёты, так что вздохнула с облегчением, узнав о поездке экспрессом. Стефан также вздохнул с облегчением, потому что ненавидел уговаривать девушку.
Самый простой способ, на взгляд вора, запереться в купе, выспаться и не привлекать нелюдимостью лишнего внимания, это изобразить безумную страсть по отношению к своей спутнице, они же молодожёны. И хотя ивовый брус из запасников Папы Карло ответил бы на взгляды вора большей взаимностью, чем Мина, проводницу он убедил. Молодая и симпатичная девушка, явно ждавшая одинокого и красивого пассажира, несколько раз незаметно похихикала, рассказала о прекрасной звукоизоляции купе и предложила за дополнительную плату доставку еды из вагона-ресторана. Когда вальяжно подмигнув, проводница удалилась, Стефан запер купейную дверь и закрыл шторы на окне. У сообщников было три дня, чтобы выспаться и отдохнуть. От Пекина до Гонконга им предстояло добираться уже более скрытым маршрутом. Из соображений безопасности, условились спать по очереди, первой отдыхать Стефан уступил Мине. Девушка с удовольствием избавилась от рыжего парика, не Калиса Фокс конечно, но вору она так нравилась больше, и, повернувшись на разложенном диване лицом к стене, сразу провалилась в сон. В распоряжении вора оказалось шесть часов на раздумья.
Подумать было о чём. Новостная лента продолжала исходить на панику и предрекания гибели человечества, так что даже интервью тёмной дивы из её швейцарского замка по поводу предстоящего грандиозного концерта в Стамбуле, осталось относительно незамеченным. Даже Первый Общественный поместил на первую полосу вирус, а уже потом Юлию Девил. Певица посочувствовала жертвам трагедии, секунд тридцать, а потом тридцать минут отвечала на вопросы о грандиозном мероприятии, впечатлениях об арене Тюрк Телеком, новой коллекции дома моды Девил и подарке от Дмитрия – огромном экраноплане Маласса. У оружейного барона хобби дарить тёмной диве сверхсовременные средства передвижения со странными названиями.
Сомнений не оставалось – певица живее всех живых, и уж точно живее Кристины Ву, честно упоминавшейся в списках погибших. Но у Стефана не оставалось сомнений и по поводу убитой им девушки. И не только из-за её поведения – Мина, не смотря на все свои странности, а точнее благодаря им, без труда распознала бы фальшивку. Клон? Нет. Они тупые и ведут себя как дети. Даже если допустить, что клона долго обучали, он всё равно не смог бы быть Юлией Девил. Она слишком своеобразна, никто не может стать ею специально. В этом певица почти ровна Калисе. Но какие ещё остаются варианты? Двойник, сестра близнец? Мистификация? Первый Общественный без труда мог сделать поддельное интервью, используя старые записи, но зачем? Может, настоящей Юлии никогда и не существовало? Зачем певица, официально не участвовавшая в мероприятиях в Санкт-Петербурге, согласно светской хронике празднующая свой день рождения на берегу озера Цуг в Швейцарии, вообще лично с ними встретилась в забытом подсобном помещении за сценой? И, её видели утром злополучного дня на яхте. Она не могла так быстро добраться до северной столицы России. Значит, Юлии Девил всё-таки две. Зачем? Устраивает подставные концерты в нескольких местах сразу? Одна живёт и радуется жизни, а вторая работает как проклятая? Или всё подставлено и настоящая тёмная дива действительно убита, а её труп ждёт своего часа, чтобы быть кому-то подброшенным? Слишком сложно. Откуда корпорациям было знать, что у Стефана есть пистолет, и он его использует. Жаль не оказалось времени внимательно рассмотреть труп, возможно, он содержал ответы на некоторые вопросы.
Стефан откинулся на спинку дивана. От всех предположений и догадок он почувствовал себя окончательно обессилевшим. Вор посмотрел на часы – прошёл всего лишь час. Стефан решил занять голову чем-нибудь более благодатным и менее изматывающим. В дверь вежливо постучали. Соблюдая легенду, он подождал, придал одежде растрёпанный вид, словно её только что пытались быстро и неправильно одеть и после второго стука, немного приоткрыл её. Проводница, проявив чудеса расторопности, принесла их ужин. Стефан поблагодарил, поставил поднос с чем-то накрытым большой крышкой на стол, расплатился и вновь закрыл и запер дверь, до того как девушка успела как следует выгнуться, чтобы разглядеть Мину. Ни к чему отвечать на лишние вопросы о рыжем парике на вешалке.
Ужин пах удручающе. И от поднятия крышки подноса стало только хуже. Поданная курица до такой степени соответствовала современным модным стандартам экологически-чистого питания, что даже умерла своей смертью. А рис к ней являл собой не что иное, как корм, который бедной птице не додали при жизни. Почему при столь недемократическом оформлении поезда, в его вагоне-ресторане подают пищу, попадающую под конвенцию ООН о нераспространении химического и биологического оружия? Или проводница из вредности решила угостить самым лучшим? Ужин не оставил равнодушной даже Мину, она заворочалась и повернулась лицом к Стефану и курице. Вор перевёл взгляд с курицы на девушку. Куда перевела взгляд курица, сказать было сложно, приблизительно так же сложно, как определить, с какой стороны она могла бы куда-то смотреть при жизни.
– Я сегодня на диете, – заспанным голосом ответила Мина на вопросительный взгляд Стефана.
– Я, скорее всего, тоже.
На обмене односложными репликами их разговор обычно и заканчивался, но после недолгой паузы, девушка задала неожиданный для вора вопрос:
– А кто твои родители?
После того, как Мина узнала, кто на самом деле Стефан, она не задавала ему личных вопросов. Считала, что он всё равно ей соврёт. Запах курицы на неё повлиял?
– Никто. Наркоманы. Я их почти не помню, я сбежал из дома, когда мне было десять лет. Почти сразу после того, как они покончили жизнь самоубийством, – Стефан всегда игнорировал своё прошлое.
Оно просто было таким, каким было, он в нём ничего не изменит. А поэтому не видел причин скрывать его в тех случаях, когда требовался честный ответ. Однако на девушку известие о маленьком беспризорнике из неблагополучной семьи произвело впечатление. Она села на диване и положила руки на стол.
– Ты жил на улице? Хотя, чему удивляться, при твоих способностях. Я в хорошем смысле. То есть, не то что это хорошо, а что ты не виноват, – девушка безуспешно пыталась сгладить неоднозначность своих фраз, но вору было всё равно. Он привык к подобным оборотам, – У меня родители любили друг друга, но я их никогда не понимала. И часто убегала из дома и путешествовала по окрестностям. Но всегда возвращалась.
– Я привычный. Наверно, уже с семи лет ночевал неделями в нашем парке и приусадебном лесу. За ними тогда ещё следили садовники. Потом их всех уволили – нечем было платить зарплату, – новость о собственном лесе заставила Мину ещё раз измениться в лице.
Она с недоумением смотрела на Стефана. Он шумно вздохнул и улыбнулся.
– Мой дед, Алан Дей, владел крупной нефтедобывающей компанией. И много ещё чем. Денег хватало. Но, как рассказывала мне мать, в те редкие часы, когда была рядом и в здравом уме, он всегда оставался мечтателем, хотел чего-то невероятного. В последние годы, он начал грезить о некой белой даме и затеял огромную стройку целого города, где-то на побережье Средиземного моря. А потом, когда город почти достроили, он по непонятной причине покончил жизнь самоубийством. В предсмертной записке неровным почерком было что-то в духе «Белая госпожа меня отвергла». Поскольку как я уже сказал, денег хватало, он содержал не только свою семью, но и всех близких и дальних родственников. В результате вырастив поколение скучающих от пресыщения иждивенцев. Которые за неполное поколение промотали все деньги, что остались от состояния деда после постройки города. А я даже никогда не пытался узнать, где он мог находиться – Стефан внимательно смотрел на Мину.
После упоминания города, он выглядела как-то странно, и вор был даже не уверен, слушает ли она дальше и стоит ли продолжать. Но закончил рассказ:
– Я его прямой потомок и наследник. Но ребёнком я видел только толпы алчных родственников, пытавшихся манипулировать мной, купить моё доверие и переписать на себя остатки имущества. Поэтому я и сбежал. Тогда, это казалось лучшим вариантом – просто убежать от всего, что не нравится. И спустя годы, я не считаю, что это было так уж не правильно.
Мина продолжала молча сидеть и смотреть в одну точку. Вор отважился попробовать курицу, не рассчитывая на ответную реакцию со стороны девушки, когда она, наконец, наступила:
– Я выросла и провела юность в городе, который построил твой дед. И тебе прекрасно известно его название – это Лаплас. Как думаешь, кем могла быть «белая госпожа»?
– Мисс Свонсон? – неестественно утробный голос раздался от приоткрывшейся двери.
– Проходите,– менеджер Юлии Девил сидела в необъятном конференц-зале здания Первого Общественного в Санкт-Петербурге, коротая время до отправки экроноплана в Лондон за просмотром новостной ленты.
О смерти Юлии Девил нигде не было ни слова, как и о падении конвертоплана Дмитрия. Вполне логично – Первый Общественный ничего не сказал, значит больше никто и не скажет. Мэри была с самого начала против эксперимента с ментально-управляемым клоном. Но Калиса, знатный любитель экстремальных экспериментов, смогла уговорить Юлию. Мисс Фокс была убеждена в бесценности любого нового знания и проводила опыты без оглядки на этику и гуманность, в том числе и себе. Теоретически, опыт открывал огромные новые возможности. Например, можно давать несколько концертов одновременно в разных точках мира.
Человека, как организм, клонировать не сложно, большой вопрос, что делать с этой болванкой дальше. Именно болванкой, потому что получаемый homosapiens не имеет ни знаний, ни воспоминаний, ни навыков. Отсутствует и историческая память, то бессознательное, что обогащается и передаётся из поколения в поколение. С одной стороны, это позволяет внушить подобной болванке всё что угодно. С другой, невозможно предусмотреть все возможности и частности, за несколько месяцев передать опыт десятилетий жизни самого человека и тысяч лет существования человечества. Очень легко создать нестандартную ситуацию, в которой произойдёт сбой «настроек» и послушный исполнитель превратиться в неконтролируемый сгусток нервов. Неплох вариант загружать в клона память реального человека, но только как это сделать.
Считывать и копаться в чужих воспоминаниях в Ред Фокс умеют мастерски, неплохо получается и у корпорации Иден, но джина всегда было куда сложнее вернуть в бутылку, чем выпустить. Даже не смотря на то, что новоклонированная особь может ни секунды не пребывать в сознании, её мозг начинает обрабатывать информацию об окружающем мире, едва человек становится человеком в биологическом смысле. И эта информация автоматически формирует личностные черты, которых естественно не было у реального прототипа. Клон приобретает свой собственный, уникальный, свойственный только ему опыт и воспоминания. И попытка наложить на одни исключительные данные другие в лучшем случае приведёт к раздвоению личности. Таким образом, как сказал один русский генерал «Покуда бабы на Руси рожать не разучились…» или зачем клонировать, когда за скромные денежные суммы и с меньшими хлопотами можно использовать натуральных людей. Но с мисс Девил случай исключительный.
Благодаря технологиям, опробованным в комплексе Седьмая жена, тёмная дива может с помощью ретрансляторов контролировать свой собственный клон. Дистанционный гипноз самой себя. Жаль на других людей не действует, они ощущают лишь ужасную головную боль и чужеродные мысли в голове. Этакий «голос Сатаны» и единственное, что можно сделать, это развлечения ради свести с ума. В качестве побочного эффекта – сама Юлия в момент «связи» ничего не может делать, а у клона, если он находится далеко, наблюдается некоторая заторможенность реакции. Она и стала виной форс мажора, благодаря которому двое подопытных вновь скрылись. Радует лишь то, что теперь обойдётся без предателей и поиски никто саботировать не будет.
Рядом с Чаком скрипнуло полукресло. Она отвлеклась от мыслей и увидела, что вошедший крупногабаритный мужчина, атлетическое телосложение которого нелепо подчёркивал костюм модного кроя, уже несколько минут испытывает грузоподъёмность мебели. Дмитрий, пичкавший работников Химеры стимуляторами Ред Фокс, как гусей на фуа-гра, мог бы придумать им более подходящую форму, чем костюмы от дома Девил. Хотя дело конечно не в костюме. Менеджер тёмной дивы с неодобрением относилась к «генетике нового человека», считая, что людям рано баловаться со столь опасными вещами. Этот с позволения сказать всё ещё человек, двухметрового роста и с мускулатурой, способной не только пробивать стены, но и служить первоклассным бронежилетом, смотрел на неё как на неполноценную. Но кто он такой, как не глупый ребёнок, объевшийся конфет?
Пусть официально конкретно этот субъект и принадлежал ко второму поколению комплексной модификации, стимуляторы и хомо-скульптура способны лишь экстенсивно развивать человека, при этом негативно влияя на самосознание. Все улучшения не могли прибавить человеку ума, если его изначально не было в голове, успешно усугубляя все латентные проблемы личности. В числе побочных эффектов присутствует и интеллектуальная деградация, когда мозг просто не в состоянии справится со всеми предоставленными ему ресурсами и пытается перезагрузиться. Существовал уже отработанный механизм «утилизации» для людей, ставших жертвами некорректного действия стимуляторов.
– Рассказывайте, но оперативно, – менеджер тёмной дивы вспомнила, зачем ей был нужен этот человек.
– Прокуратору пора покидать ненавистный ему город? – мужчина улыбнулся, что в сочетании с его глубинным голосом делало его похожим на глубоководную тварь из какого-нибудь американского романа.
– В Вас встроили юмор?
– Мисс Свонсон, стимуляторы изменяют тело, но не подавляют личность.
– Не замечала.
– Новое поколение…
– С этого и следовала начать. Вы просто улучшенная версия. И поколение пока что всё ещё второе, не обольщайтесь.
– Вы меня вызвали на кейс-тест?
– Хм. Нет. Говорите.
– Ю-4 упакована и направляется на погрузку, – мужчина смотрел на Мэри, в то время как она старалась отвлечь внимание от собеседника, интерпретировать его как радио или говорящий тостер, – С таможней вопрос решён.
– Прекрасно. Не хочется отвечать на вопросы о трупе Юлии в ручной клади. Что с убитой охраной? – Чак с большим неудовольствием занималась этим делом, подтверждением чему была весьма грубая шутка в адрес своей начальницы и одновременно лучшей подруги.
Она могла переносить близкое общение со всеми комплексно модифицированными только за маской жёсткого цинизма.
– Мы от них избавились.
– Избавились? Надеюсь, это предусматривает более полный комплекс мер, чем выкинуть в местную речку? В ней труп мелком обвести можно.
– Расчленили и растворили. Если Вас интересует данная процедура поэтапно, то…
– Спасибо, достаточно.
Мужчина встал, в знак прощания кивнул и вышел из помещения. Чак вздохнула с облегчением. Девушка осознавала, что «второе поколение» не смотря на исключительно количественный апгрейд, без качественного легко обходилось. Её неприязнь, кроме философской и этической стороны имела ещё и прозаическое ребро – что будет с теми людьми, которые не приемлют грубое вмешательство в свой организм.
***
Слабые волны ласкали золотой песок пляжа, их всплески ласкали слух. Небо цвета переспелого персика, покрытое яркими мазками мёда, казалось таким же пушистым. Лучи заходящего солнца проходили сквозь прозрачный невесомый полог и играли на золотом шёлке, в который перетекал песок, обволакивая тело. Совсем рядом зазвучала музыка, словно ветер играл в струнах арфы, перебирал ангельские трубы. К солёному запаху моря, сладкому запаху неба и пряному запаху приближающейся ночи примкнула кислинка свежих фруктов. Яблоко скатилось с золотого блюда, в которое перетекал песок, и манило, манило её, словно первую женщину этого мира. Где-то далеко и высоко пролетела огромная причудливая птица.
Она перевернулась, утонув в подушках, накрывшись волной золотого шёлка. Прошла пара мгновений, и она вынырнула, взяла яблоко, но выпустила его. Песок перетекал в небо. Солнце исчезло, сменившись золотой луной, медленно плывшей по небу в сияющей ладье. Густой мёд стекал в океан, окрашивая его в цвет песка. Она легла на бок и потянулась к ладье, маня её. И та ей вняла, спустившись на золотой песок и потухнув, разлетевшись цветочной пыльцой. Сладкий туман заструился по земле, защекотав ноздри. Тонкими кольцами опутывал несуществующие предметы, ластился и играл сам собой. Завлекал в неизвестное ничто, строил замки полные знакомого, хотя чувствовавшегося лишь один раз в жизни, опиумного дурмана.
Дымка рассеялась, оставив негу плена. Пыльца луны засияла, окрасив всё в серебро, сверкавшее ещё ярче, чем томное золото. Оно сияло без стеснения, являя свою красоту и озаряя красоту мира. По небу заплясали звёзды, закружились в вихре седыми шмелями, они водили хоровод вокруг огромного, сиявшего как тысячи солнц серебряного Юпитера. Млечный путь стекал в океан, замешивая серебряный мёд исполинским ковшом Большой Медведицы. Музыка изменилась, ветер колыхнул звонкие бубенцы, стукнул по барабанам, унёс арфу и утопил её в меду. Клавиши рояля двигались сами собой, наполняя воздух печальным концертом прошлого. На секунду всё закрыло огромное чёрное крыло, но она не испугалась. Свет серебра никуда не исчез, и взгляд упал на причудливые подушки, продолжавшие волнами и барханами громоздиться на серебряном шёлке. Она легла на живот и взяла одну из них в руки. В самой причудливой и аллегорической форме тонкая вышивка изображала самое скабрезное, что возможно себе вообразить. На её спину легла тяжёлая лапа.
Лапа сорвала серебряный шёлк, другая лапа примяла подушку. Мина почувствовала горячее дыхание над своим ухом, оно едким паром осело на волосах. Девушка ощутила обжигающий холод прикосновения огромного и сильного тела. Каменного, но изгибающегося, податливого и горячего. Оно не давило, оно защищало её. Мина закрыла глаза и перевернулась. Девушка ощутила в своих руках большие львиные лапы, она сжала их. Зверь выпустил когти, она почувствовала их в своих ладонях, но боли не было. Кровь тонкими струйками текла в шёлк песка. Его голова поравнялась с её головой, она чувствовала прикосновения его губ. Его укусы, оставлявшие ровные следы зубов на шее. При каждом вдохе она ощущала, как её грудь поднимается и касается его. Всё её тело пылало, оно плавило камень. Длинный хвост с пушистой кисточкой поднимался всё выше, лаская изгибы её тела, очерчивая формы, щекотя низ живота. Поджарое звериное тело, гимн ровным и изящным, сильным линиям, задушило её своим размером.
Мина распахнула глаза и вскочила на ноги на скользком серебристом шёлке, одновременно закутавшись в него. Она стояла посреди пустоты, но он звал её ввысь. Из всего, что было рядом, из рояля, золотых блюд, барабанов, липкой от мёда арфы, складывалась небесная лестница, и она стала карабкаться по ней ввысь. Нескончаемый шёлк её одеяния развевался на налетевшем ветру, создававшем какофонию звуков музыкальных инструментов, усиливавшуюся, когда она хваталась за них, взбираясь к вершине. Ткань цеплялась и липла к серебряному мёду, и она скинула её, представ пред ним, закрыв глаза. Она ждала.
Он медленно подошёл к ней, алые когти, смоченные её кровью, стучали в пустоте. Мина дрожала. Он встал на задние лапы, обхватил её своими крыльями, прижав к себе передними лапами, оставив кровавые следы на спине. Девушку щекотали сотни мягких перьев, они неровно двигались от каждого тяжёлого вздоха, от любого другого движения. Мягкое и тёплое тело льнуло к ней, оно не было каменным, оно было живое, чувствовавшее и отзывающееся на её чувства. Она ощутила их.
***
Стефан резко проснулся и сел на скользком, неудобном диване. Он не стал его раскладывать для сна, только накрылся одеялом, и теперь жалел об этом. Шея громко хрустнула суставами при наклоне, затёкшая рука гудела. Оглядевшись по сторонам, вор попытался установить причину своего пробуждения, как будто неудобной позы недостаточно. Окно по-прежнему было плотно зашторено, на вешалке шкурой убитого енота висел рыжий парик Мины. Дверь в купе была открыта нараспашку, и холодный ночной ветер гулял полноправным хозяином. Самой девушки не наблюдалось, диван хранил ком скомканной одежды и одного из одеял. Стефан замер, прислушиваясь к темноте. Не хватало ещё выяснить, что эта полоумная начала страдать лунатизмом. Шла последняя ночь их путешествия, поезд приближался к Улан-Батору.
Над головой Стефана нечто лязгнуло о металл несколько раз. Даже не лязгнуло, а словно кто-то специально тёр или царапал крышу вагона камнем. Дело не в лунатизме, вор не хотел себе признаваться, но чувствовал нечто нехорошее. Он вскочил с дивана и в чём был, в штанах и футболке, в один прыжок, оказался в коридоре. В оба направления он был пуст и тёмен, причудливые тени плясали на панелях, отполированных так, что отражали блики луны. Ни души, ни звука. Ближайшее окно вагона, распахнутое настежь, трепетало языками занавесок. Стефан высунулся в него. В тёмной ночи ничего не было видно, лишь приближались мерцающие огни крупного города, чувствовалось, что поезд замедляет ход. Значит всё-таки Улан-Батор. По металлу вновь заскрежетал камень. Вор, не отдавая себе полного отчёта в действиях, вылез в окно и, цепляясь руками и босыми ногами за рельефные выступы вагона, обдирая кожу, вскарабкался на его крышу. Если верить путеводителю по городам маршрута Восточного экспресса «Евразия», столица Монголии – самая холодная столица в мире. Стефан в полной мере ощутил это на себе, в полу приседе, только после сна, обдуваемый несущимися потоками ледяного воздуха, на крыше плавно тормозившего поезда.
Из темноты вынырнула довольная мраморная морда со жгущими красно-оранжевыми янтарными глазами. От неожиданности вор отступил назад, споткнулся о выступ и упал на спину, растянувшись на холодном металле. Сверху его прижала сильная львиная лапа. Стефан попытался вывернуться, но его правую руку прижала другая лапа, ноги тоже быстро оказались зафиксированы. Левой рукой вор схватился за давившую на грудь каменную конечность, но ничего не мог сделать, ладонь скользила по идеально отшлифованному мрамору. Истукан давил на него всем своим весом, словно собираясь сломать грудную клетку.
– Где она?! – просипел сквозь зубы вор, не оставляя попыток освободиться.
– Рядышком – ехидный голос сфинкса прозвучал отчётливо и громко, не смотря на свистевший ветер.
Стефан выгнулся дугой, так что выпущенный когти твари впились в кожу, и увидел девушку, лежавшую без сознания на противоположном конце вагона, укутанную в одеяло.
– Здравствуй. Ты должен помнить, что меня зовут Эхнатон. Мы с тобой давние знакомые, – мраморная тварь продолжала улыбаться. Её длинная мраморная борода, символ власти фараонов Древнего Египта, почти касалась груди Стефана, когда тварь наклонилась к его лицу – Ей снился хороший сон, в котором была приблизительно такая же поза. Но не подумай, что тебя я тоже осчастливлю. Хотя, если ты станешь настаивать…
– Что ты с ней сделал?!
– Я тебе уже сказал. Показал ей сон, – театрально обиженным тоном ответил Эхнатон на гневный возглас вора, – Но это была идея Кая, он сказал, ей понравится. Очень не хватало девушке. Этого.
Стефан сверлил ухмыляющееся, мраморное лицо в высокой короне, идеальные пропорции которого пугали куда больше, чем, если бы были свиным рылом чёрта из дантевского ада.
– Я понимаю, она не в твоём вкусе, но мог бы её радовать. Хотя, она всё равно всё время была мыслями в Викторе…
– Может, ответишь хоть мне, зачем вы его убили?
– Мы не имеем к этому никакого отношения, он нам был нужен живым, – настроение и тон Эхнатона резко переменились.
Больше он не собирался шутить и заигрывать со Стефаном.
– Хочешь сказать, что корпорации и вы друг друга не знаете? – вор выдавил кривую усмешку, но зашёлся в кашле от нового нажима на грудную клетку.
Он буквально слышал, как хрустят его рёбра.
– Если хочешь знать, они нас обманули. Рубикон пройден. Начинается война, – ядовитый голос прошипел в ухо Стефану.
За спиной сфинкса раздалось несколько сдавленных вздохов, стук о металл в попытках встать или перекатиться. Эхнатон расправил огромные крылья, взлетел на метр вверх, рванув когтями по телу Стефана, и сразу же приземлился, накрыв своим телом Мину, начавшую приходить в себя. Стоило ему оказаться над ней, девушка снова моментально поникла, обмякнув бесчувственной куклой. Стефан поднялся на ноги, растирая кровь под рваной одеждой, если он выживет, на память ему останутся очень колоритные шрамы. Из-за порывов ветра, ему опять пришлось полу присесть. Да и что он мог сделать против огромной каменной туши, которой наверняка не способно нанести вред ни одно оружие.
– Что за война?
– Всех со всеми, глупый человек. Ты лазил по офисам и квартирам сотрудников корпорации Иден и мнил себя единственным всезнайкой? Думал, что никто не догадывается о деятельности корпораций? Все кто должен знать – всё знали! И одним это было выгодно, а другие ничего не могли поделать. Вы, люди, умеете, как никакая другая раса, из известных мне, извлекать прибыль и двигать вперёд прогресс продавая и изничтожая себе подобных. Я с братом и сестрой стоял на одной чаше весов, но пришло время сменить гири, – Эхнатон был невероятно раздражён.
Вор не мог себе представить, что каменное существо может так злиться, плеваться ядом в каждом слове. И если он собирается похитить Мину, почему до сих пор не убил его. И что значит про известные ему расы.
– Других разумных существ. Или я похож на зубную фею или мутанта твоего платонического идеала Калисы?
У Стефана сжались кулаки, Эхнатон заметил этот непроизвольный жест и на мгновение сменил оскал на тысячелетнюю ухмылку. Эти мраморные создания знают всё, играют с людьми как хотят.
– Ты меня не слушал? Вы сами играете своими собственными жизнями. За спинами Дмитрия, Юлечки и Калисы стояли, прежде всего, реальные люди, а уже потом мы. А ты тешил себя мечтами о том, как предоставишь исключительную информацию слепым до селе правительствам? А потом получишь амнистию и свой ненаглядный остров. Жили долго и счастливо и умерли в один день. В нашей сказке, все умрут без «долго» и «счастливо».
Сфинкс встряхнул крыльями, расправил их, заслонив Стефану пол неба, с силой оттолкнулся от крыши вагона и, подхватив бесчувственную Мину, взмыл ввысь. Резкими и полными взмахами белоснежных орлиных крыльев, мраморная тварь толчками поднимала себя всё выше и выше, удаляясь от почти остановившегося поезда. Они прибыли в Улан-Батор. Следующая остановка – Пекин.
– Ты вновь здесь сидишь? – единственный во вселенной голос, которому радовался Себастьян, прозвучал в его голове.
Он поднял голову и расправил сутулые плечи, но в помещении никого не было. Только ряд белых кресел, отражавшихся в идеально зеркальном полу и Ficus Dionaea Ivanka Florush за толстым стеклом.
– Меня здесь нет, не ищи. Но я всегда с тобой. Или ты забыл? – голос вновь зазвучал в голове секретаря Калисы Фокс и одновременно во всей комнате.
Он смеялся, издевался, укорял и покорял.
– Не забыл. Но ты так давно ко мне не приходила, – хотя в помещении никого не было, Себастьян встал и сделал несколько шагов на встречу к стеклу теплицы.
Высокий и худой, сутулящийся, с длинными руками, облачённый как в скафандр во фрак, стоячий воротник рубашки которого подставлял воздуху лишь половину лица, секретарь Калисы Фокс являл собой сущее проклятие для всех сотрудников штаб-квартиры корпорации. Его называли первым экспериментом мисс Фокс по выведению жизни из пробирки. Неудачным экспериментом. За спиной смеялись, а перед лицом старались не появляться. Он словно чума вычищал от всех живых любое помещение, в котором появлялся.
Голос вновь засмеялся, жутко и мерзко, словно хрустальные бокалы били о лист железа, но для Себастьяна, то были самые прекрасные звуки. Он не переставал удивляться всеобъемлющей красоте Асфодель. Её знаниям, её умениям, её коварству.
– Расскажи мне что-нибудь интересное – голос требовал.
– Все только и носятся с Дмитрием. Подняли по тревоге все госпитали южной Европы, центр медицины в Анкаре и снарядили конвертоплан срочной помощи. Но он выжил и сейчас уже наверно в Тегеране.
– Я знаю. У Кая ничего не вышло, – фраза прозвучала радостно и злорадно, она знала, что её брат потерпит неудачу.
– Знала. Всё было слишком просто и одновременно неуместно сложно. Контроль разума слабых существ.
– Я видел сводки, конвертоплан Дмитрия упал рядом со старым хутором, в котором до сих пор жили инвалиды гражданской войны. Кай вселился в кого-то из них? – Себастьян поморщился.
Для него чувство ощущения себя внутри некоего другого, чужого тела представлялось невероятно омерзительным. Словно снять все чистые одежды и облачиться в затасканное рубище бездомного. Нет, хуже. Остаться голым и подставить себя грязному миру. Секретарь передёрнул плечами, второе проявление эмоций, после кривой улыбки, на которое он был способен.
Наступило время кормления Ficus Dionaea, в теплицу запустили стаю маленьких, цветастых и пёстрых птичек. Глупые создания щебетали, стекло не пропускало звуков, но Себастьян знал, что они щебетали. Они всегда щебечут. Птички носились из стороны в сторону, кружили под потолком теплицы. Спустя несколько минут, внимание птах привлекли алые пятна в густой листве флорической химеры – листья с острыми шипами по краям. Одна за другой они стали садиться на них. Сначала ничего не происходило, но затем резко, за доли секунды, все листья одновременно захлопнулись. Птицы бились внутри плотно сжатых листьев, но шанса на жизнь у них больше не было. Те, которые в момент захлопывания ловушек пытались взлететь, теперь умирали от удушья или торчали цветистыми тряпичными куклами со сломанными шеями. Не обратившие внимания на алые пятна пернатые или долго размышлявшие о чём-то своём птичьем, теперь щебетали ещё громче и ещё быстрее носились, хлопая маленькими крылышками, по теплице. Но это их не спасало. Одну за другой, едва им стоило сбавить темп, их хватали алые пасти растения. На гибких стеблях яркие зёвы, словно чёртики из заводных табакерок, выпрыгивали из густой листвы и хватали птиц. Спустя четыре минуты в теплице никого не осталось. Кроме довольного растения, начавшего переваривать ещё барахтавшихся в ловушках созданий.