Денис Махалов
Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть третья
Так…Так… Всё!
Есть рассчитанная траектория трассы!!!
Прогнозируемое время подлёта первого снаряда… 950 миллисекунд
Импульс в спинной мозг Андрея…
Сокращение мышц…
Рывок ручки управления… левую педаль до упора…
Перегрузка в пике 6,5 жэ…
Время прохождения пика – 850 миллисекунд… ничего, парень здоровый – выдержит…
Уход с траектории трассы…
Мимо!!! Отдача управления Андрею…
Андрюша, выводи скорее обратно…
Отлично, вывел…
Уточнение наводки…
Цель в перекрестии…
Перезаряжают… Андрюша, стреляй! Чего ты ждёшь?!…
Дистанция до цели – 680 метров…. 670… 660… 650… Андрюша, ты мажешь!…
***
Трасса, как огненный хлыст, составленный из двух десятков стремительных красных чёрточек, проскакивает мимо, судорога отпускает руки, и Андрей рывком возвращает самолёт на траекторию – самолёт мотает, его нос водит туда-сюда, колебания затухают медленно, слишком медленно.
В голове гремит:
– Андрюша, стреляй, чего ты ждёшь?!
И Андрей топит пальцем гашетки пушек и пулемётов. Красные и зелёные трассы уходят вперёд, Андрей видит фонтанчики и разрывы, которые вспухают вокруг капонира зенитки. Мимо!
– Андрюша, ты мажешь! – опять грохот в голове. На краткое мгновение Андрей отпускает гашетки, и пытается успокоить колебания несущегося к земле самолёта.
– Ты что, сдурел?! Стреляй!!! Даже если мимо!!! Сбивай им прицел!!! – голос Ангела грохочет внутри, эхом отражается от стенок головы.
***
Казалось, земля вскипела вокруг позиции его Flak 38, этот русский – точно самоубийца и психопат! С душераздирающим рёвом русский штурмовик, поливая перед собой из всех четырёх стволов, падал из крутого пике прямо на их капонир. То, что Курт Грюнберг не пожелал бы увидеть и в самом страшном своём сне, сейчас происходило на самом деле – стало действительно очень, очень страшно. Но стиснув зубы и собрав всю свою волю в кулак, он проорал что есть мочи заряжающему:
– Карл!!! Чего ты ждёшь?! Заряжай!!!
Как клацнул в окне приёмника свежий магазин, он уже не слышал – русский штурмовик, управляемый съехавшим с катушек лётчиком-самоубийцей, оглушительно ревя, летел прямо ему в голову. Почему-то вспомнился тот сумасшедший русский на «Рате», который тогда, в марте 42-го, сбил и его, и Клауса Вельке. Он тогда тоже, как загнанная в угол крыса, несколько раз выходил на них в отчаянную лобовую атаку и ни разу не отвернул… Они все тут такие… Нет!! Это именно он!!! Тот самый чокнутый русский на «Рате», который сбил тогда их обоих – его самого и его ведомого, фельдфебеля Вельке!!! А теперь этот фанатик-психопат пересел на «бетонный бомбардировщик», и сейчас врежется прямо в их капонир!
«Вот она, та самая «Чёрная смерть»! – мелькнула в голове последняя мысль.
Правая нога судорожно нажала до упора педаль спуска. Его зенитка, судорожно затряслась, выплёвывая навстречу сумасшедшему «Ивану» очередную порцию 20-мм снарядов.
***
Сжав зубы, с окаменевшими мышцами Андрей падал на зенитку. 500 метров, 450, 400… замолчавшая на пару секунд зенитка снова потонула во вспышках выстрелов – через полсекунды чёрточки трассеров, как сетью, опутали весь самолёт,
ударили по консолям, выбивая их них фанерную щепу и срывая кусками обшивку,
с грохотом вгрызлись в центроплан, с бешеной яростью срывая дюраль обшивки, выдирая нервюры и корёжа силовой набор,
оглушительно забарабанили, рикошетя, по бронекорпусу, вышибая из него ослепительные искры.
В ноздри ворвался горячий, обжигающий воздух с вонью жжёного металла. В глазах запрыгали яркие световые зайчики, как при электросварке…
– Аааааааааааа! – Андрей орал, оскалившись, и не разжимая зубов, и не слышал себя. Он летел и орал, орал и стрелял, стрелял, стрелял!!! Беспощадно и яростно молотил эту ненавистную, плюющуюся ему в лицо смертью, и стремително растущую в перекрестии прицела зенитку!!! Молотил из всех стволов, как врага кулаками в уличной драке!
***
Отстреляв весь 20-снарядный магазин, орудие замолчало. Русский штурмовик, весь в фонтане из выбитых снарядами щепок и порхающих в воздухе обломков, валился прямо на их капонир.
Весь расчёт обуял смертельный ужас – все, как зайцы рванули по щелям. Но было уже поздно – свихнувшийся русский летел, не прекращая поливать их позицию из всех стволов в своём смертельном пике, и когда дистанция до него уменьшилась до трёхста метров, наконец-то попал, куда надо: длинная, бесконечная очередь из 23-мм снарядов разнесла зенитную установку и перепахала весь капонир вместе с расчётом, так и не успевшим добежать до щелей. В небо взметнулись обломки станины зенитки, обильно сдобренные острой щепой от расколотых ящиков, окровавленные ошмётки человеческих тел, перемешанные с грязью, камнями и песком, куча каких-то тряпок, и прочих тёмных и горящих фрагментов. Всего того, что пару секунд назад было позицией зенитного орудия с расчётом из четырёх человек.
***
– Андрюша, вывод!!! Вывод!!! – Ниагарским водопадом грохочет в его голове голос.
Окаменевшие до состояния гранита мышцы рвут ручку управления на себя, сбоку, под крылом, мелькает такая близкая земля, сорванная глотка хрипло сквозь судорожно стиснутые зубы продолжает исторгать что-то нечленораздельное:
– А-а-а-сссу-у-у-ука-а-а!!!
Под крылом мелькают вагоны, вагоны, вагоны…
– Бомбы! Сброс! – мечутся в чугунной, звенящей головушке какие-то знакомые слова.
«А-а! Это ж Агния! Да, бомбы… сброс…»
Рука дёргает рычаг ручного сброса бомбовой нагрузки. В глазах толпами скачут и прыгают световые зайчики, в горло как будто напихали тлеющей стекловаты – от саднящего горло угара ни вдохнуть, ни пёрнуть!
Где-то что-то стреляет, летят трассеры, что-то взрывается… что-то дымит… «Ёлки! Это ж мой мотор!»
– Собирай звено! Ты забыл про них. Собирай быстрее!
Андрей оглядывается зачумлённым взором, видит несколько штурмовиков, идущих перед ним, и прижимающихся к верхушкам деревьев. Быстрый взгляд по сторонам – самолёты его звена хоть и разлетелись в стороны, но продолжают сохранять какое-то подобие строя – и, главное! Все трое здесь, и все летят, все целые!
– Парни… – охрипшим, сорванным, чужим голосом Андрей обращается к пилотам своего звена, – кончай работу, уходим. Подтягивайтесь ко мне.
– Есть… есть… принято… – почти одновременно отзываются они, и Андрей видит, как все трое, продолжая совершать противозенитный манёвр по курсу и высоте, медленно, но всё же подтягиваются к нему. Собрав звено, Андрей доворачивает на маячащие перед носом несколько неполных звеньев уходящих на бреющем штурмовиков. Колонна звеньев как змея немного изгибается из стороны в сторону, давая возможность только что вышедшим из атаки самолётам догнать общий строй и пристроиться в хвост колонны. Два десятка Ла-пятых, с началом атаки оттянувшиеся вверх, вновь снижаются к идущему на бреющем строю штурмовиков. Часть из них занимает свои места по бокам колонны, часть остаётся на высоте, прикрывая их сверху. А сзади всё небо заволокло огромное тёмное облако из жирного дыма, поднимающегося от разгромленного железнодорожного узла. Во след последним самолётам, только что вышедшими из зоны зенитного огня всё ещё бессильно тянутся последние трассы 37-мм зениток, и вспухают облачка разрывов 88-мм зенитных орудий. Через несколько секунд затыкаются 37-миллиметровки, в небе остаются только вспухающие то тут, то там кляксы разрывов крупного калибра. Но вот и он замолкает – колонна стремительно удаляется от места боя.
Несколько самолётов тащат за собой тёмные дымные хвосты. Один самолёт вдруг вспыхивает, и вываливается из строя. Десятки пар глаз напряжённо всматриваются в объятый пламенем и падающий на лес самолёт, и ждут чуда. И вот! От самолёта отваливается один тёмный комочек, некоторое время стремительно падает вниз, и… над ним раскрывается белоснежный купол парашюта! Через несколько долгих, томительных секунд самолёт беззвучно врубается в высокие, вековые ели, сбивает с них белое облако снега и разбрасывая в стороны отломившиеся при ударе плоскости, круша ветки, валится вниз, на землю. Над верхушками ёлок расползается тёмное, гадкое облако дыма. Парашют медленно спускается на лес… Пара истребителей отваливает от общего строя и начинают ходить кругами над тем местом, где на ветвях елей повис купол парашюта. Они делают несколько проходов на бреющем, пытаясь разглядеть, что там с выпрыгнувшим пилотом (или стрелком?) – повис ли он на стропах, или упал до земли? Жив ли он вообще?
Все, кто наблюдал за падением горящего самолёта, хмуро и сосредоточено смотрят перед собой – чудо свершилось только наполовину – спасся только один член экипажа. Второй остался в самолёте. Вечная память!
Линия фронта обозначила себя несколькими пулемётными очередями, выпущенными по первым звеньям, летящим в голове колонны. От середины колонны отделяется пара самолётов, ныряет в короткое, неглубокое пике и сходу подавляет несколько пулемётных точек. Вокруг них вскипают белые облака из фонтанов взбитого 23-мм снарядами снега, и они мгновенно затыкаются.
Ещё один самолёт с остановившимся мотором вываливается из строя и идёт на вынужденную. Садится на поле, с убранными шасси. Снова пара истребителей из непосредственного прикрытия отделяется от общего строя и начинает виражить вокруг севшего на вынужденную подбитого Ил-2. Из кабины выбираются оба – пилот и стрелок, и машут руками, мол, всё нормально, живы! Пара Ла-пятых, помахав крыльями, бросается догонять брошенный строй.
– Андрюш, ты как?
– А? – Андрей вскидывается, – а… нормально. Спасибо, Агнюшенька. Ты как?
– Норма. Чуть штаны не намочила. – хмуро ответил ему маленький Ангел.
– Испугалась?
– За тебя, дурака.
– А… ну да… я тоже. Весь мокрый, как мышь. – Андрей поводил плечами. Казалось, что всё, что было на нём надето, пропиталось потом, хоть выжимай.
Потом спохватился:
– А с чего я дурак-то?
– Да с того! Чуть в капонир с той зениткой не зарылся. Еле-еле вышел! Думать своей башкой надо!
– А чё я не думал-то?
– А и то! Какого хрена гашетки во время атаки отпустил? Надо было долбить этих гадов без перерыва!
– Так это… наводка сбилась, поправлял. Чего зря боекомплект-то впустую расстреливать?
– Да какого хрена?! Один заход! Чего экономить-то?! По любому три четверти боекомплекта к пушкам и пулемётам обратно везём. Боекомплект впустую он расстреливать не хотел, видите ли! Скажи спасибо, что ОНИ тебя не расстреляли!
– Не расстреляли же…
Агния посопела носом, но дальше отчитывать Андрея посчитала лишним. И так получил – будь здоров. Долететь бы…
Из-под капота выбивалась струя дыма – что-то там если не горело, то тлело точно. Андрей тревожно шарил глазами по приборам, особое внимание уделяя температуре масла, она явно росла – стрелка уже давно ушла в красную зону.
Самолёт плохо слушался рулей, его ежесекундно мотало то туда, то сюда – приходилось постоянно парировать рысканья самолёта ручкой управления и педалями. На крылья было страшно смотреть – видимая часть металлического центроплана была вся в пробоинах, на лобике были сплошные задиры из разорванного дюраля, кое-где в пробоинах был виден набор крыла.
Деревянные консоли имели страшный вид – в нескольких местах была сорвана фанерная обшивка, что порождало срывы потока и постоянные рысканья самолёта – он так и норовил завалиться то на правое, то на левое крыло – что держало Андрея в постоянном напряжении, заставляя его то и дело выхватывать самолёт из его нервных нырков.
– Дотянем? – тревожно спросила Агния.
– Должны. Мотор бы только не встал… масло кипит.
– Угу. Ты это… не вздумай щитки выпускать – гробанёмся18.
– Учи учёного. – буркнул в ответ Андрей.
Вдали показался родной аэродром…
Глава 5. Два ордена.
На посадку заходили парами. Андрей, дымя мотором, который уже начал чихать, и не выпуская щитков, на повышенной скорости плюхнулся на полосу. Мотора хватило только на то, чтобы срулить с полосы, и всё! Он встал.
– Вот чёрт! Вовремя! Ещё бы чуть-чуть, и… – Андрей снял с головы шлемофон и вытер струящийся по лицу пот.
Агния вылезла первой, помогла сдвинуть подвижную часть фонаря:
– Ну, вылезай, Аника-воин! Ох, Андрюшенька… – охнула она, глядя на голову Андрея.
– Чё? – он поднял на неё осоловелые глаза.
– Да у тебя ж виски седые…
– Ох, ёлки-палки, горе-то какое, как же жить-то дальше буду, а? – через силу улыбнулся ей старший лейтенант. И нахлобучив на голову шлемофон, стал выкарабкиваться из кабины.
Подбежала Шурка, приняла парашют, затараторила:
– Товарищ командир! Вы только гляньте на самолёт! На нём же живого места нету! Да как же вы на нём долетели-то?
– Да как, как… чувствую падаю! Глядь, а Агнюша из кабины-то выпорхнула, да на метле! Верхом! И меня, как планер, на буксир – хвать! Вот так и тащила до самого дома… – вытирая пот со лба, отшутился было Андрей.
Агния, сделав сердитое лицо, забарабанила кулачками по его груди:
– Дурррак ты!
Андрей, дурачась, сграбастал её в охапку, приподнял и закружил. Она поджала ноги, и взвизгнув, запрокинула голову, и громко, заливисто захохотала.
Стресс требовал выхода…
– Это ж как же можно в атаку идти, когда вот так по самолёту стреляют-то? – недоумевала Шурка, осматривая самолёт, – да на нём же места живого не осталось!
Агния оттолкнула, наконец, Андрея, с хохотом вырвалась из его рук, и пытаясь отдышаться, крикнула Шурке:
– А я тебе сейчас покажу!
– Что покажешь? – Шурка подняла брови.
– А то, как он в атаку шёл.
При этих словах Агния выставила вперёд руки, как будто зажав ими ручку управления, и дурачась, выпучила глаза, выпятила вперёд губы, и выдала пантомиму:
– Ды-ды-ды-ды-ды-ды-дых!!! Аааааааа-самкаааа-собакииии! – запрокинув голову, заорала-завыла она дурным голосом.
– Чего-о-о-?! – Шурка от смеха аж сложилась пополам, надрываясь от хохота, и вытирая обильно выступившие слёзы, всхлипывая от смеха, попыталась уточнить: – что ещё за самка собаки?
– Да он стрелял, и матерился, как сапожник, во время стрельбы! – смеясь, и кося краешком глаза на Андрея, пояснила Агния.
Шурка понимающе кивала, вытирала слёзы, мотала головой и приговаривала:
– Ну насмешила! Самка собаки! Это ж надо! Выдумщица! Он же другое кричал, я точно знаю!
Успокоившись и отсмеявшись, наконец, выдохнула и попросила:
– А расскажите, как дело-то было, страшно, наверное?
– Ещё как страшно, – хмыкнула Агния.
– Ну, расскажите, а? – начала канючить Шурка, жалобно смотря то на Андрея, то на Агнию.
– А оно тебе надо? – Агния серьёзно смотрела ей в глаза, – не испугаешься?
– Да я ничего не боюсь! – расхрабрилась Александра, – я, между прочим, уже четыре раза под бомбёжкой была! Вот где страх, так страх!
Она жалобно посмотрела на Агнию:
– Ну Агнюш, ну расскажи! Я не испугаюсь!
Агния помолчала пару секунд, потом подошла к Шурке и положила ладонь ей на лоб:
– Ну что ж… смотри. Сама хотела.
Вся окружавшая Александру действительность вдруг куда-то пропала, она оказалась в кабине несущегося к земле самолёта. В уши ворвался рёв мотора, грохот пушек. В лобовом стекле стремительно приближалась земля, а в самом перекрестии прицела росла маленькая зенитка, стоящая в капонире, и вокруг зенитки суетились крохотные фигурки фашистов. Зенитка яростно плевалась вспышками выстрелов. Огненные росчерки трассирующих снарядов неслись прямо в лоб. Вот они с оглушительным звоном, высекая ослепительные искры, отрикошетили от бронированного носа, загрохотали по дюралевому центроплану, с треском вгрызлись в деревянные консоли крыла! В ноздри ворвалась вонь жжёного металла, глаза на секунду перестали видеть, уши окончательно оглохли, и лишь только тело продолжало ощущать дикую дрожь всего самолёта.
– А-а-а-сссу-у-у-ука-а-а!!! – услышала она, как сквозь вату, и…. всё пропало!
Очнулась она, поддерживаемая Андреем. Агния стояла напротив неё и смотрела, не мигая, ей в глаза.
– Ну как, посмотрела?
– А… а… – Александра с трудом ворочала языком и моргая, ошалело осматривалась по сторонам, – а… а… а что эт-т-то бы-было? – заикаясь, спросила она, жалобно посмотрев на Агнию.
Агния серьёзно посмотрела на Шурку, махнула рукой, и ругая себя, с досадой отвернулась:
– Да ТО самое… ты ж всё хотела посмотреть. Да зря я это сделала.
Как только Шурка с ладонью Агнии на лбу дёрнулась, и закатив глаза, стала заваливаться на бок, Андрей подскочил к ней, и подхватил её, не давая упасть. Обморок Шурки длился всего пару секунд, но и это здорово испугало Андрея:
– Агнюш, ты чего творишь-то?!
– Да дура я, не надо было этого делать! – она с досадой махнула рукой, – расскажи, да покажи! Показала…
– Да что ты ей показала-то?
– Что, что? Видеокартинку с твоих глаз, вот чего! Плюс всё остальное – всё, что ты видел, слышал, и чувствовал в тот момент! Да вот только не надо было этого делать! Дура я, дура!
– Ёкалэмэнэ! Ты и ЭТО можешь?
– Ну а чего тут… Ничего сложного. Ты же помнишь, кто я.
– Фффу-у-у-ух! – Андрей шумно выдохнул, и наклонился к Александре: – Шур, ты как?
Шурка потрогала свою голову, тоже шумно выдохнула, потрогала свои виски, подняла на него глаза, и с чувством произнесла:
– Ничего страшнее я не видала… И как ты там со страху не умер?! Если бы я там по-настоящему с вами в самолёте была, я бы точно со страху померла! – и криво улыбнулась.
Андрей облегчённо выдохнул, посмотрел на Агнию, и хмыкнул:
– Хы… умер… Я же мужчина, поэтому со страху умереть не могу! – и подумав, расправил плечи и гордо, с чувством добавил: – я со страху могу только обосраться!
Дружный девичий хохот разрядил напряжённую обстановку.
– Ладно, всё! – Андрей устало махнул рукой, – посмеялись, и хватит! Пойдём, надо комэску доложиться.
Самолёт комэска стоял с почти оторванным килем и изрешечённым, как дуршлаг, стабилизатором.
– Ну что, спасибо тебе, Андрюха! – комэск, сняв шлемофон, вытер со лба обильно катящиеся градины пота.
– За что? – не понял подошедший Андрей.
– За что? За поддержку огнём и маневром. За то, что закопал-таки этого гада вместе с его зениткой.
– А-а… это… Так тут не мне, тут Агнюше надо спасибо говорить, – он обернулся на стоявшую тут же девушку, – это ж она меня надоумила – бей, говорит, по этой зенитке, она самая зловредная. Ну, а я что? Я и вмазал.
– А-а, так вот кому надо спасибо говорить! – рассмеялся Слава Миронов, – ишь, глазастая какая! Всё заприметила!
Капитан легонько хлопнул её по плечу:
– Молодец! Этот зенитчик-засранец двоих успел сбить, из тех, что перед нами шли. И мне, вон! – капитан кивнул на свой самолёт, – от хвоста вот такой огрызок оставил. Один! Представляете! Снайпер херов! Остальные-то так… заградительный огонь, а этот… прицельно бил. Откуда только взялся?! Если бы не вы… – он махнул рукой, – ещё неизвестно, скольких бы он ещё успел… Слов нет, ловко ты его долбанул!
– Ловко-то ловко, – хмыкнул Андрей, дёрнув уголком рта, – да только машина вся в хлам! Хочешь, покажу?
– Так и отсюда видно. Как ты на этом долетел-то?
– Да так и долетел, всю дорогу горохом срал, боялся, что всё на хрен поотваливается.
Капитан Миронов кивнул на порванную штанину комбеза:
– А это у тебя чего? Осколком зацепило что ли? Ты не ранен?
– А-а-а, это… – Андрей поднял, согнув, свою ногу, и посмотрел на рваную дыру, – не-е, не осколком… вылезал когда из кабины, в центроплане дыра была чуть ли не в метр… не заметил, ногой ступил, да и провалился в неё, порвал вот…
И добавил с досадой:
– Зашивать теперь! И, чует моё сердце, самолёт спишут – там чинить уже нечего. Опять на земле сидеть…
– Да вешай нос, дадут тебе самолёт, я похлопочу. Так, всё, я пошёл на КП. Встретимся в столовой.
И капитан Миронов походкой смертельно уставшего человека пошёл в сторону командного пункта.
***
После обеда Андрей в сопровождении Агнии пошёл к самолёту.
– Ну, что Шур, сразу на списание, или ещё что-то можно сделать? – с надеждой спросил он Александру, которая с горестным видом, вздыхая, ходила вокруг самолёта.
– И-и-и, товарищ командир! – со вздохом махнула та рукой, – Кондрат Филимонович уже посмотрел, говорит, что, скорее всего, будем восстанавливать. Нету, говорит, критических повреждений конструкции. Составь, говорит, подробный список повреждений, а там посмотрим. Поможете, товарищ командир?
– Конечно, поможем.
И в течении двух часов они втроём лазили вокруг самолёта, скурпулёзно отмечая все места, нуждавшиеся в ремонте. Оторвал их от этого занятия Колька Никишин. Он подошёл деловым шагом, щелчком пальцев отбросил папироску.
– Курить около самолёта запрещено! – накинулась на него Шурка.
– А я не затягиваюсь. Чего сидите-то? Пошли! – он призывно махнул рукой.
– Куда? – не понял Андрей.
– Куда-куда, на кудыкину гору! Из штаба авиакорпуса начальство приехало. Сейчас общее построение будет.
Андрей разогнулся, и, вытирая испачканные руки ветошью, поднял брови:
– С чего это вдруг?
– Во даёт! Начальство просто так не приезжает. Или по шапке дать, или наградить! По шапке нам вроде как и не за что давать, а вот насчёт наградить… пошли, пошли, вон уже стол понесли, знамя полка вынесли, замполит идёт, строятся уже! Да давай ты быстрее!
– Ёлки-палки! – Андрей поспешно отряхнулся, сзади за рукав его дёрнула Агния:
– Стой, дай морду вытру тебе! – и она принялась что-то оттирать с его лица.
***
Дальнейшее Андрей помнил только фрагментарно: знамя полка, стол, покрытый красной материей, и поставленный прямо на утоптанный снег, на столе маленькие коробочки с наградами. Генерал в папахе, стоящий рядом с командиром полка. Замполита, толкающего зажигательную речь, начальника штаба, зачитывающего приказ о награждении, шеренгу лётного состава полка, выстроившуюся напротив стола и командного состава полка.19
Очнулся он только от толчка Агнии в бок. Она потянулась губами к его уху и негромко произнесла:
– Готовься, сейчас ты.
– …Старший лейтенант Чудилин! Выйти из строя! – как сквозь вату услышал Андрей.
Ноги сами собой вынесли его вперёд на два шага вперёд.
– … За образцовое выполнение боевого задания Орденом Отечественной войны первой степени награждается…
Ноги сами несли его к столу, покрытому красной материей. Левая рука сама приняла коробочку с орденом, правая крепко пожала протянутую руку генерала.
– Поздравляю, товарищ старший лейтенант!
– Служу трудовому народу!
Начальник штаба вновь опустил глаза к бумаге с приказом о награждении.
– Сержант Чудилина! Выйти из строя!
– … За образцовое выполнение боевого задания в составе экипажа Орденом Отечественной войны первой степени награждается… Чудилина Агния Николаевна, борт-стрелок второй эскадрильи…
Агния, чеканя шаг, подошла к командиру полка и приняла коробочку с орденом, вскинула правую руку к шлемофону.
– Поздравляю, товарищ сержант!
– Служу трудовому народу! – ответила она звонко и отчётливо, так что услышали её даже в самой дальней шеренге, где стояли техники, мотористы и прочие группы обслуживания.
Сияющая от распирающих её эмоций, как новенький полтинник, Агния, чеканя шаг, вернулась в строй, и встала рядом с Андреем, сжимая в руках коробочку с орденом. Не удержалась, встала на цыпочки, и быстро чмокнула Андрея в щеку.
***
Полчаса спустя Андрей, поймав комэска, отвёл его немного в сторону, и спросил:
– Слав, это что, неужто за ту самую зенитку? Там же ничего особенного не было!
Слава Миронов хмыкнул:
– Нет, не за зенитку. А по совокупности. Пока ты там у своего аэроплана возился, тут пару часов назад генерал с авиакорпуса на Эмке приехал, с адъютантом, и говорит: вы тут сами знаете, кто у вас наиболее отличившиеся, сами списки и составьте. Ну, пока комполка с замполитом его там чаем поили, комэски с начштаба сели, и быстренько списки набросали. Да чего там долго думать-то? Все и так знают, кто и как воюет. Так что – по совокупности.
– Так а чего там по совокупности… вроде ничего же особенного…
– Слушай, Андрюха, вот честное слово, ты – как пацан нашкодивший! «Ничего не было, ничего особенного не делал!». Агнюша вон, и то… вон, смотри, как улыбается! Всё понимает девка!
И видя, что Андрей по-прежнему молчит, стал загибать пальцы:
– По совокупности это: во-первых – мессер у немцев из-под носа угнали? Угнали! Это раз! Во-вторых – на танке воевали? Воевали! Это два! Ну, и, потом… сколько у тебя боевых вылетов на штурмовку? Тридцать пять?
– Тридцать семь. – подсказала сидевшая рядом Агния.
– Вот! Тридцать семь! А за двадцать пять успешно-боевых вылетов уже положено этот орден давать! Ну, я тебя и вписал. А что, считаешь, не заслужил? Да и не одного тебя награждали! Наградили многих. Ладно, всё, давай, я пошёл, а вы сверлите дырки, и вешайте! Заслужили!
И он скорым шагом удалился.
Андрей повернул голову и встретился глазами с взглядом Агнии.
– Ну, чего ты? – ласково спросила она его.
– Да если по-честному, то оба эти ордена тебе на грудь вешать надо. Это не я, это ты заслужила. Оба.
– Нет, Андрюша, не скромничай. Это твоя честная награда. А я… – она вдруг засмеялась, – а я… а я, похоже, буду первым ангелом, которого наградили Орденом во время отбытия наказания! Это ж надо! – она опять расхохоталась, – ангелам ордена не положены! Я ж тут совсем не этим должна заниматься! Ох, дадут мне там по шапке! Ох, чувствую, и дадут!
Она покачала головой и потянулась к груди Андрея:
– Ладно, герой, давай-ка дырочку тебе сделаю! – и она, ловко расстегнув три пуговки на его гимнастёрке, неуловимо быстрым движением, не имея ничего острого в руке, как будто даже голым пальцем (Андрей так и не заметил, как она это сделала) проткнула маленькую дырочку для ордена.
