Денис Махалов
Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть третья
– Бензин! Заправщик!! Заправщик горит!!! – проорал кто-то совсем рядом в окопе.
Антонина подняла голову над бруствером и увидела, что у бензовоза, стоявшего в двадцати метрах от их окопа, задымился двигатель – по всей видимости, одна из зажигательных пуль попала ему в мотор. Через пару секунд из-под капота вырвались языки пламени.
– Твою мать! – истошно проорал кто-то в окопе, – всё!! Там же пол-цистерны бензина! И бомбы рядом! Пи…..ц всем! Ща как ёб…..т!!!
Из тех, кто был рядом с нею в окопе, некоторые, закрыв руками голову, упали на самое дно окопа, остальные рванули бегом, нещадно топчась сапогами по тем, кто упал. Кто-то побежал, пригибаясь, вправо вдоль окопа, кто-то рванул влево – лишь бы подальше от готового вот-вот взорваться бензовоза, подальше от снаряжённых и заправленных самолётов, и машин с бомбами.
Антонина же, как прибитая, осталась на месте – ноги у неё отнялись от страха, в голове вихрем закружился хоровод мыслей:
«Бензин… бомбы… самолёты… всё взорвётся… люди… погибнут… надо что-то делать!»
Антонина ошеломлённо оглянулась вправо-влево. Губы её прыгали, глаза были широко распахнуты, рот приоткрыт… Оглушённая рёвом самолётов, грохотом взрывов и гарью от пожаров, она беспомощно оглядывалась вокруг, ища помощи и поддержки. Никого рядом не было…
И вдруг!
Какая-то неведомая сила выбросила Антонину из окопа – она перемахнула бруствер и стремглав со всех ног помчалась к бензовозу.
– Куда ты, чокнутая?! Назад, дура!!! – орали ей в след несколько сорванных голосов.
«Полминуты… у меня есть полминуты…надо успеть!» – билась в голове у неё одна-единственная мысль.
Она вскочила в кабину – двигатель горящего бензовоза неспешно бухтел на малых оборотах.
«Так… выжать сцепление… включить передачу… сцепление отпускаем… газ добавляем» спокойно про себя она повторяла заученные действия. ЗИС дёрнулся и поехал.
«Главное – отъехать подальше от самолётов, метров на сто… главное – подальше от самолётов… подальше в поле…» – повторяла она раз за разом, отгоняя бензовоз на середину лётного поля…
***
– Внимание! Андрюша, вот они, вот они! – с надрывом вскрикнула сзади Агния, и быстро-быстро протараторила: – у тебя всего 23 снаряда – 12 в левой пушке и 11 в правой… На две очереди. Ты не должен промахнуться. Бей только наверняка. Я подскажу, когда.
Андрей увидел, как одна из пар Ме-стодесятых спикировала на аэродром. Расстояние до них было чуть больше километра, стрелять бессмысленно – на такой дистанции ни за что не попадёшь. И ещё глаз уловил движение какой-то машины по полю аэродрома – она медленно (так казалось с высоты) ехала от стоянок с самолётами. Она была вся объята пламенем, за ней тянулся, стелясь по земле, и заворачиваясь клубами, чёрный дым от горящего бензина. «Неужто сама поехала? Или в ней кто-то есть?!». Додумать мысль не успелось: носы мессеров осветились короткими вспышками выстрелов, трассы с тусклыми огоньками потянулись к машине, через треть секунды взрыли землю вокруг… и… уткнулись в неё!
На месте машины вспухло ярко-оранжевое облако вспыхнувшего высокооктанового бензина, рвануло в стороны, разбрасывая какие-то тёмные обломки. Оба мессера, выходя из атаки и уворачиваясь от вспухающего облака горящего бензина, синхронно отвернули вправо градусов на тридцать. Как раз в ту сторону, откуда на них валились сверху разогнавшиеся в пикировании на полном газу четыре штурмовика третьего звена. Немцы быстро заметили новую угрозу, и почти сразу же начали маневр уклонения – тут же вошли в крутой левый вираж. Но было уже поздно – через две секунды Андрей сзади-справа, на пересекающихся курсах, почти вышел на дистанцию открытия огня – до мессеров, только что уничтоживших бензовоз на поле, было метров 400, не больше.
Большой палец левой руки щёлкнул тумблер радиосвязи на передачу, услышав щелчок в наушниках, Андрей, не оборачиваясь, выкрикнул в эфир:
– Я седьмой! Мишка, прикрой, атакую!
Оба мессера попытались неуклюже увернуться от атакующего их русского штурмовика, но у них это плохо получилось – после нырка к земле они полезли вверх, набирая рабочую высоту, и неизбежно потеряли скорость.
Дистанция до них уменьшалась: 300…250…200 метров. Уже можно открывать огонь…
150 метров… 120… Сокращение дистанции замедлилось – пилоты обоих двухмоторных мессеров, спасая свои тевтонские шкуры, втопили газ, пытаясь оторваться от атакующего их русского штурмовика.
100 метров!
– Вот-вот… ещё чуть-чуть! – мстительно цедит сквозь зубы Ангел за спиной.
Но дистанция уже не уменьшается – они сравняли скорость и продолжают её наращивать, улепётывая на запад! С обоих двухмоторников потянулись трассеры от задних огневых точек – оба немецких стрелка открыли ответный огонь по атакующему их штурмовику. С дистанции в сотню метров промазать трудно – пули калибра 7,92мм как дробь застучали по бронекорпусу и центроплану, выбили фонтан мелких щепок с консолей крыла, оставили две белые мутные отметины на лобовом бронестекле…
– Пора!!! Вали их Андрюша! – грохнуло голосом Ангела в голове, – У тебя две очереди! Бей их, гадов!!!
Короткими, точными движениями ручки управления Андрей загнал силуэт первого мессера в перекрестие прицела, выдохнул, и втопил гашетки.
Первыми же снарядами он разнёс остекление длинного, как трамвай, фонаря. Мессер тут же клюнул носом к земле.
– Есть один! – крикнул Ангел за спиной, – бей, бей второго! У тебя одна очередь! Быстрее!!!
Второй мессер пытается уйти крутым левым виражом, он встаёт «на крыло» – перпендикулярно земле. И тут же быстро перекладывается в правый вираж – немецкий пилот, видя, что дело пахнет керосином, как последний шанс пытается исполнить «ножницы».
«Врёшь, не уйдёшь!» – короткий доворот, слаженная работа педелями и ручкой – небольшое упреждение в полкорпуса. Прямо в мозг вспышкой бьёт острый электрический импульс от Ангела, короткая команда «Огонь!».
Пальцы топят обе гашетки – дымные струи, перемежаемые огоньками трассеров, упираются в худой силуэт мессера – пересекают наискось фюзеляж, правый мотор и правую консоль. По попаданиям Андрей сразу видит – «не жилец».
И точно! В следующие полсекунды надламывается простреленный двумя 23-мм снарядами лонжерон правой консоли, и самолёт кувыркаясь, устремляется к земле. В небе остаётся порхать, как лист фанеры, отстреленный фрагмент консоли, метра три длиной.
***
Эскадрилья в полном составе закончила посадку. Садились немного в стороне – почти на середине полосы догорал остов сгоревшего бензовоза. Рядом стояла пожарная машина, суетились люди.
Сели, зарулили на стоянки.
Андрей устало вылез из кабины, прошёл по центроплану до кабины стрелка, хлопнул по фонарю рукой, удивляясь, почему Агния до сих пор не открыла его сама и почему не торопится вылезать. Заглянул внутрь через плексиглас – она сгорбившись сидела на ремне, как воробей на жёрдочке – её сотрясали рыдания.
Андрей сам откинул фонарь вверх, взял её за плечи, заглянул в глаза – на неё было больно смотреть.
– Ну, всё, всё, вылазь… – он потянул её из кабины.
Она послушно подалась вперёд, всхлипывая и роняя слёзы на борт фюзеляжа.
– Да что с тобой?! Ну же! Посмотри на меня! – Андрей требовательно посмотрел ей в лицо. Агния не в силах вымолвить ни слова, только замотала головой и уже не сдерживаясь, заревела в полный голос. Он перетащил её через борт, как кулёк с мукой, поставил ногами на крыло. Но как только он ослабил свои руки на её плечах, она тут же безвольно села на крыло, и ревя в полный голос, закрыла лицо ладонями.
– Да что такое… – Андрей сокрушённо развёл руками, – да что случилось-то?!
Он беспомощно обернулся и увидел Шурку – она стояла недалеко от самолёта и смотрела на Андрея и Агнию. Её было не узнать: обычно после посадки она весёлым галопом бежала к самолёту, чтобы помочь вылезти из кабины, принять парашют, выслушать замечания по машине, теперь же она просто молча стояла рядом с самолётом. Руки её безвольно свисали вдоль тела, кисти рук тряслись крупной дрожью, губы прыгали, не в силах произнести ни единого слова, по чумазым щекам, оставляя светлые дорожки, безудержно, одна за другой, текли слёзы…
Андрей спрыгнул с центроплана, обернулся на продолжающую сидеть на нём Агнию, подошёл к Шурке, и чувствуя, как сердце гулко бахает в груди, взял её за плечи и требовательно произнёс:
– Говори.
Она несколько раз сглотнула, всхлипнула, и с трудом выдавливая из себя слова, еле-еле смогла вымолвить:
– А-а-а-н-то-ни-на.
Сердце ухнуло вниз и остановило свой бег… Вот она, та самая беда, о которой говорила Агния!
Он сглотнул и заставил себя задать ещё один вопрос:
– Как?
– Бен-бен- бе-н-зовоз. – по слогам, прерываясь на рыдания, выдавила из себя Александра.
Ноги в момент стали ватными, всё тело как будто занемело; ища опору, Андрей бессильно привалился к борту самолёта.
В голове вихрем закружился табун мыслей…
Всё мгновенно срослось: и беспокойство Агнии о какой-то грядущей беде, и её слова о том, что он сможет только отомстить, и отчаянно ползущий от стоянок по полю бензовоз, и вспышка всепожирающего пламени, и дикая погоня за парой стодесятых мессеров, поджёгших этот бензовоз, которых, кровь из носу, но нужно сбить…
Табун мыслей умчался из головы, оставив одну-единственную – свинцово-тяжёлую, неподъёмную: «Вот она беда… отомстил…»
Он стоял на негнущихся ногах, смотря на шершавый борт своего самолёта, не замечая ничего, что творилось вокруг.
А из приземлившегося, и так и оставшегося на полосе самолёта командира эскадрильи несколько человек вынимали раненого Илью Кутеева – получив ранение в руку, он не мог самостоятельно вылезти из кабины…
***
Через час рядом с могилой командира эскадрильи капитана Вячеслава Миронова появился ещё один, свежий холмик. Троекратный залп прогремел над лесом… Скорбно постояв, люди стали потихоньку расходиться. Андрей продолжал молча стоять с окаменевшим сердцем. Рядом стояли Агния и шмыгающая носом Александра. Агния мягко взяла Андрея за руку, подняла к нему своё лицо, внимательно посмотрела ему в глаза. Вздохнула, и тихо-тихо прочитала какие-то, неизвестные Андрею доселе стихи:
– Почему все не так? Вроде все как всегда:
То же небо – опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.
Почему все не так? Вроде все как всегда:
То же небо – опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
только он не вернулся из боя.
Она подняла на него свои большие глаза, враз ставшие мокрыми, и тихонько промолвила:
– Это Высоцкий. Дальше читать?
Андрей сглотнул ставшей вязкой слюну, и молча, размашисто кивнул головою.
Агния продолжила:
– То, что пусто теперь, – не про то разговор,
Вдруг заметил я – нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалась, словно из плена, весна,
по ошибке окликнул его я:
Друг, оставь покурить! А в ответ –
тишина: он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
наши павшие – как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
и деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
нам и время текло для обоих.
Все теперь одному. Только кажется мне,
это я не вернулся из боя.
Шурка не выдержала, и снова разревелась в полный голос. Махнула рукой и пошла-пошла куда-то в сторону, куда глаза глядят.
– Сегодня из досочек обелиск сделаю, – чужим, хриплым голосом выдавил из себя Андрей, – звёздочку из алюминия вырежу, красным покрашу. Как Славке вчера… И это… – он сглотнул, не в силах далее говорить, и отвернулся, не желая, чтобы Агния видела его слёзы.
Быстрым движением смахнул их рукой и продолжил:
– И это… – он шумно потянул в себя воздух, выдохнул, пытаясь совладать с собой, но голос дрожал, выдавая его состояние: – эти стихи на обелиске напишем… Вот, чёрт, да что же это такое!
Он в остервенении сорвал с головы шлемофон и стал вытирать катящиеся по щекам слёзы, стыдясь своей, как ему казалось, слабости. Агния, тонко чувствуя его состояние, подошла к нему вплотную, запрокинула свою голову вверх, заглянула ему в глаза:
– Да, Андрюшенька, поставим. И напишем. Не волнуйся, я с тобой…
И она, привстав на цыпочки, молча потянулась губами к его губам – желая сохранить его спокойствие, она не стала говорить Андрею, что поставят обелиск Антонине завтра уже не они, а совсем другие люди…
Глава 10. Встречная карусель.
– Ну что, старлей, поведёшь эскадрилью вместо старшего лейтенанта Кутеева? – командир полка в упор смотрел на Андрея.
– Надо будет, поведу. – спокойно ответил Андрей Чудилин, отвечая командиру прямым, уверенным взглядом.
– Вот и молодец, другого ответа я от тебя и не ожидал. Справишься?
– Постараюсь.
– Да я думаю, справится он, – подал голос заместитель командира по политической части, – парень он боевой, сегодня вообще на коне – двух лаптёжников завалил, да ещё и двух стодесятых. Где это видано, чтобы лётчик штурмовой авиации за один вылет четырёх фашистских стервятников в землю вогнал? Надо корреспондента из «Красной звезды» вызывать, пусть статью о нём напишет! Верно я говорю? Это же немыслимый случай!
– Так, товарищ замполит, про «Красную звезду» – потом, – отмахнулся ком. полка майор Беляев, – сейчас другие задачи.
Он выдохнул, и продолжил:
– От третьей эскадрильи рожки да ножки остались после налёта «стодесятых» – четыре самолёта, да и те требуют ремонта. С первой эскадрильей всё гораздо лучше – там во время налёта пострадала всего пара самолётов. В вашей, второй эскадрилье после того, как вы схватились над аэродромом со «стодесятыми», тоже едва-едва восьмёрка наберётся. Остальные – в ремонт.
А плацдарм прикрыть надо – пока погода позволяет. Немцы туда стягивают и стягивают свежие силы, нашим приходится туго. Из дивизии пришёл категоричный приказ – любой ценой обеспечить поддержку с воздуха. Третья эскадрилья сейчас пойдёт на взлёт. Ваша вторая – следом. Задача ясна?
– Так точно.
– Метео передаёт – сейчас там растянуло облачность, видимость на подходе к цели хорошая. Идёте на 1000…1200 метрах, как обычно. Вылет – через полчаса после первой эскадрильи. Они там держатся столько, сколько смогут сделать заходов. Они уходят – вы их сменяете. И тоже висите над целью как можно дольше. Вплоть до того, что делаете несколько холостых заходов, после того, как кончится боезапас.
– Зенитки?
– Сейчас уже могли успеть и подтащить. Но если будут, то, скорее всего, немного. Истребители – более вероятно. Исходя из этого, и истребительное прикрытие вам дадут посерьёзнее. С вами пойдут четыре пары Лавочкиных. Если что, они вам помогут при штурмовке. Задача ясна?
– Так точно!
– Ну давай, старлей, в добрый час! – командир полка хлопнул Андрея по спине.
***
Выйдя из землянки КП, Андрей, отойдя на десяток шагов, устало привалился спиной к дереву. Агния стояла рядом, чутко чувствуя изменения его настроя. Андрей стоял, откинув голову назад, и через прикрытые веки вприщур смотрел на тусклое зимнее солнце, упорно катящееся к закату. Вчера был тяжёлый день, а сегодня ещё тяжелее; и он ещё не закончился… Вчера – погиб комэск, Слава Миронов, сегодня – Антонина. Оба – у него на глазах, и он НИЧЕГО не смог сделать, чтобы спасти их. Вернее делал, что мог, но всё равно ничего не получилось. И два невысоких холмика выросли на краю лётного поля.
Утром был тяжёлый, трудный вылет. И – снова в бой. И на этот раз эскадрилью поведёт уже он лично. Холодный, липкий страх заворочался где-то внутри, ища выход наружу. Страх не за себя, а скорее беспокойство за общее дело: сможет ли он, справится ли?
– Слушай анекдот! – послышалось сбоку. Андрей скосил глаза – рядом стояла Агния, и тонко чувствуя настроение своего подопечного, решила его поддержать.
– Пришёл, значит, мужик на рынок, цветочек своей жене купить по случаю праздника, и всё никак не может вспомнить, как называется тот самый цветок, что у его жены самый любимый. Стоит, мужик, пялится на цветы, и неуверенно так бормочет себе под нос: «Могу ли я? Говнолия? А, вот, вспомнил! Магнолия!»
Глядя на хитро улыбающегося маленького Ангела невозможно было не рассмеяться. Агния шагнула к Андрею и хлопнула его по руке:
– Ты вот что, орёл, не превращайся в этого «могу ли я?» – она приблизила своё лицо и уже серьёзно продолжила: – вымети всё это из головы. Ты командир эскадрильи, и командовать ты должен так, чтобы ни у кого не было ни капельки сомнения в правильности твоих команд. Люди под твоим началом идут на смерть, и им совсем не надо слышать тухлое блеяние.
Глаза её блестели от возбуждения, слова, как тяжёлые стальные плиты, падали Андрею в душу:
– Ничего не бойся, иди впереди всех, покажи им, что ты готов отдать свою жизнь за них, и тогда они пойдут за тобой, и порвут всех фрицев. Сделай это! Готов?
Она легонько хлопнула своими ладошками его по груди и заглянула ему в глаза. Андрей улыбнулся, сглотнул, и уверенно кивнул:
– Готов. Всё, пошли, буду боевую задачу ставить.
Через минуту они подошли к группе пилотов их эскадрильи. Андрей расстегнул планшет, вынул карту:
– Так, парни, вылет через 30 минут. Сейчас взлетает первая, мы – через полчаса после них. Идём на 1000-1200 метров. Работаем по тому же самому плацдарму. Держимся в районе цели максимально возможное время. Делаем, как минимум, восемь заходов. Если будет возможность, делаем и несколько холостых заходов. Отход – вот по этому маршруту, – карандаш в его руке заскользил по карте.
Пилоты зашевелились, принялись доставать карты из своих планшетов, и стали наносить на них маршрут. Закончив с картами, и получив последние наставления, все разошлись по своим машинам – проследить за погрузкой боекомплекта.
***
Подходя спереди, со стороны носа, к своему самолёту, Андрей увидел Шурку, которая, взобравшись на левое крыло, усердно, через трафарет, рисовала красные звёздочки на левом борту. Не слыша шаги подошедших Андрея и Агнии из-за работающего неподалёку мотора, она, нахмурясь и плотно стиснув губы, уже заканчивала свою работу.
Андрей уже было намеревался её окликнуть, но Агния его опередила: Александра почувствовала в голове лёгкий толчок мысленного вызова, знак вопроса и мягкое, щекочущее приятное ощущение где-то на стыке затылка и шеи. Александра обернулась – и на её сердитом и скорбном лице, разлинованном уже высохшими светлыми полосками от бежавших слёз, появилась улыбка.
– А я вот тут решила… раз вы сбили… – она посмотрела на Андрея, перевела взгляд на Агнию, потом снова на Андрея. Смутилась, и поправила сама себя: – ой, не то сказала…
– Чего ты «не то» сказала? – не понял Андрей.
– Ну, я хотела сказать, что ТЫ сбил… этих четверых. Фашистов.
Андрей усмехнулся:
– Э-э, нет, Александра батьковна, всё ты правильно сказала. Не я, а МЫ сбили, вдвоём. Мы – экипаж, и все наши победы – общие. И разделять их не надо. А к ним и ты причастна. Кто нам самолёт к вылету готовит? Кто оружие проверяет?
Александра счастливо улыбнулась, всхлипнула, слезла с крыла, поставила банку с краской на землю, наскоро вытерла тряпкой перепачканные красной и белой краской руки, и подойдя к Андрею и Агнии, сгребла их своими руками в кучу. Притянула их, обняла обоих, ткнулась своей чумазой заплаканной мордахой в грудь Андрею, таким способом молча выражая обуревавшие её чувства.
Андрей легонько похлопал её по спине:
– Ну, будет, будет. Всё хорошо.
Она немного отстранилась от них, подняла лицо и готовая вот-вот снова расплакаться, произнесла, кусая губы:
– Одни вы у меня остались. Нету Антонины… – губы её предательски затряслись: – нету уже… сгинула… вот.
Она смахнула рукой выступившие уже было слёзы, и шмыгнув носом, взяла себя в руки, и доложила:
– Боекомплект загружен. ФАБ-100 – две штуки, и две кассеты зажигательных ампул АЖ-2. И восемь РС-82. Боекомплект к пушкам и пулемётам – полный, к УБТ – тоже.
Она хотела ещё что-то сказать, но что-то ей мешало – на лице её отражалась буря чувств, губы ходили ходуном, наконец, она сглотнула, совладала с собой, и добавила:
– Я тут вот, ещё… по собственной инициативе… белой краски попросила, и вот тут вот на борту вам написала… можно показать? Это там, – она махнула рукой, – отсюда, с носа, не видно.
Она виновато-вопросительно посмотрела на Андрея.
– Что написала-то? Где? – не понял он, но Шурка, схватив его за руку, уже тащила его вокруг самолёта, к хвостовой части, которая до сих пор скрывалась от их взора за широким крылом.
Таща за собой Андрея, Шурка нырнула под крыло – Андрей едва успел пригнуться, чтобы не треснуться головой о консоль крыла с нависающими под ней четырьмя ЭРЭСами. Агния поспешила за ними.
На левом борту, прямо под кабиной стрелка, красовалась белая крупная надпись:
«За Тоню Шумейко и Славу Миронова!»
– Не будете ругать, товарищ командир? – она вопросительно и с надеждой смотрела на старшего лейтенанта.
– Да нет… за что ругать-то? – Андрей задумчиво поскрёб переносицу, – молодец, что сообразила! Одобряю!
Он обернулся к Агнии за поддержкой. Она живо кивнула:
– Конечно! Молодец, что сообразила!
Шурка воспрянула, и воодушевившись, набрала в грудь воздуха и выпалила единым духом:
– А звёздочки я вам на борту нарисовала, чтобы… чтобы знали гады, скольких уже вы в землю загнали! Чтобы увидев звёздочки эти, они заранее в штаны навалили!
Раздухарившись, она, смахивая с глаз брызнувшие снова слезы, остервенело замахала в воздухе сжатым кулаком:
– Врежте им так, чтобы… чтобы… чтобы все их кишки, всю ихнюю поганую требуху наружу! Мокрое место от них там оставьте! Вбейте их в землю по самые ноздри! За нашу Тонечку, за Славу Миронова!!!
***
Взлетели девяткой – больше исправных самолётов было уже не набрать. Пока шли до цели, Андрей, хоть внешне это и никак не проявлялось, всё равно заметно волновался. Никакого страха не было, нет – он не боялся! Он тревожился только за одно – как бы не оплошать, не облажаться! Он впервые ведёт эскадрилью, и он должен вывести её на цель! Любой ценой. И ЕГО эскадрилья должна отработать по цели, на все 100 процентов. И все должны вернуться домой. Тоже любой ценой. Потому, что теперь он – комэск. И ему все верят. Верят там, на командном пункте полка, верят эти шестнадцать человек, что сейчас идут в строю правого пеленга рядом с ним, плечом к плечу, крылом к крылу.
«…нынче видимо, до ночи день тяжёлый мне маячит. Я не нож, но я заточен на военные задачи…»31– беспокойной нервной жилкой долбилась в голове какая-то рифмованная строчка.
Откуда ЭТО? Где я ЭТО слышал?!
Песня? Стихи? Так… так… «Агния» – догадался он, и сказал в голос:
– Агнюша, это от тебя мне в голову прилетело?
– Да, от меня. Это чтобы ты настроился, – и добавила: – не волнуйся. Цель ты найдёшь. И эскадрилья по цели отработает как надо.
Андрей облегчённо выдохнул:
– Ффу… ну, раз ты ЭТО говоришь, значит, так и будет.
Агния в ответ промолчала – она не сказала про то, что будет потом… Зачем забивать человеку голову тем, что он не сможет предотвратить?
А предстояло страшное…
И ещё она знала, что при любом раскладе им обоим сегодня не вернуться на аэродром. Но, даже учитывая то, что обратной дороги у них нет, возможных вариантов расклада было очень много, и как всё дальше сложится, зависело сейчас только от неё. Поэтому она сидела молча, и тщательно перебирала и обыгрывала в голове возможные сценарии развития ситуации, и способы из неё выпутаться. По всему выходило, что способов немного, и все они крайне трудны по исполнению…
***
Цель увидели все и сразу – на горизонте возникло большое, тёмное облако от пожарищ над плацдармом. По мере приближения облако расширялось, расползалось в стороны, и наконец, заняло полгоризонта. Видимость значительно ухудшилась – в воздухе висела взвесь из гари и копоти в виде тусклой дымки. Внизу полыхали костры с длинными, закрученными хвостами из жирного, коричнево-чёрного дыма, которые закручиваясь клубами и медленно рассеиваясь, поднимались в небо.
Наша пехота на земле, увидев подходившие к рубежу атаки наши самолёты, обозначила линию соприкосновения отстрелом в сторону немцев серии из нескольких красных сигнальных ракет. Буквально через несколько секунд и со стороны немцев стали хаотично взмывать в небо сигнальные ракеты – фашисты пытались сбить с толку командира эскадрильи русских штурмовиков. Но дело уже было сделано – увидев почти одновременный взлёт нескольких красных ракет, Андрей Чудилин быстро сориентировался, отметил для себя линию соприкосновения, и бросил в эфир чёткую команду:
– Внимание! Цель перед нами, слева тридцать. – и на всякий случай решил уточнить: – серию красных ракет все видели?
– Так точно… все… все… так точно… видели… – вразнобой и одновременно отозвались все пилоты эскадрильи.
Андрей снова нажал тумблер радиостанции на передачу:
– Работаем с левого круга. Дистанция 500 метров. Атакуем по ведущему. Делаем восемь заходов. – и выдержав двухсекундную паузу, выкрикнул с нажимом: – За Родину!
И свалил самолёт в левый вираж, разворачиваясь носом на цель. Все самолёты его эскадрильи, выдерживая необходимый временной интервал, тоже начали входить в левый разворот, и один за другим, выстраиваясь в длинную цепочку, устремлялись к цели.
Первую половину своей бомбовой нагрузки – две стокилограммовые фугаски Андрей свалил на замеченный им немецкий то ли блиндаж, то ли дзот. Заходя на цель, он чётко увидел приземистое, едва выступающее из земли строение с перекрытием в несколько накатов брёвен с расходящимися от него в разные стороны ходами сообщения. Андрей даже увидел несколько крошечных фигурок гитлеровцев, которые побежали по этим ходам сообщения, но было уже поздно – обе ФАБ-100 кучно легли в считанных метрах от точки прицеливания, в одно мгновение убив ударной волной и похоронив под завалами земли всех кто был внутри, и многих из тех, кто был снаружи.
Выйдя из атаки, и выполняя боевой разворот для выхода на контркурс от цели, Андрей увидел, что уже несколько самолётов его эскадрильи, выстроившись в цепочку, идут за ним, как привязанные – второй и третий уже атаковали цель, четвёртый – в данный момент атакует, пятый – пикирует на цель.
К моменту, когда последний, восьмой самолёт, вышел в атаку, Андрей уже успел набрать несколько сотен метров высоты и замкнуть круг. На всё про всё ушло чуть более минуты. На втором заходе Андрей вывалил вторую половину бомбовой нагрузки – две кассеты ампул АЖ-2 на позиции миномётной батареи.
Беззвучно полыхнул белый фосфор, сжигая в вихре очищающего огня десятки фашистов.
– Есть накрытие! Одни головёшки остались! – эмоционально комментирует Ангел за спиной, и прибавляет: – это им за тех детей, которых они сожгли тогда в сарае. Помнишь?
– Да вовек не забуду! – выполняя левый разворот, и выходя в третий раз на боевой курс, Андрей успевает отвечать на реплики Ангела за спиной.
Третий, четвёртый заходы. Намётанным глазом Андрей замечает несколько целей, ещё не накрытых. Выскочив вверх, после четвёртого захода, тянется к переключателю радиостанции и бросает в эфир:
– Парни! Справа, у большого, разбитого сарая, две миномётные батареи, и на севере, на холмике, пулемётная позиция. Уничтожить!
Из эфира доносится вразнобой, но почти одновременно:
– Есть, вижу… щас я его… есть уничтожить!
Подумав пять секунд, Андрей добавляет:
– Воздушным стрелкам вести огонь по земле на отходе.
Тут же он видит, как от выходящего из атаки очередного Ила тянется назад, к земле, тоненькая красная строчка трассеров – его приказ поняли и уже выполняют. То же самое происходит и при атаке последующих Илов – после мощного фронтального залпа из курсовых огневых точек на выходе из атаки от каждого самолёта тянется назад и вниз строчка из УБТ – борт.стрелки весомо добавляют ещё и своих гостинцев.
Пятый, шестой, седьмой заходы… На восьмом заходе замолкли обе пушки. Осталось ещё совсем немного для ШКАСОВ. На несколько очередей.
– Всё, боекомплект к пушкам – ёк! Выстрелил всё, до железки. – Андрей констатирует сей факт скорее для себя, чем для Ангела – тот и так всё слышит и всё знает.
Андрей бросает взгляд на часы – с момента первого захода прошло чуть более четырнадцати минут… Надо ещё хоть сколько-то продержаться над целью – чем дольше елозить по мозгам фашистам, даже просто утюжа их сверху холостыми заходами, тем больше шансов у нашей пехоты.
Андрей жмёт тумблер радиосвязи на передачу:
– Внимание всем! Делаем ещё два холостых захода!
А в мозгу теребится вязкая, настойчивая мысль: «чёрт… надо было оставить боекомплекта к пушкам хотя бы процентов десять на обратную дорогу. Ну хоть на пару очередей! И стрелки свой боекомплект тоже… чёрт, ну зачем я отдал приказ стрелять и им? Сколько там у них осталось-то? Мало ли что на обратном ходу может случиться… Увлёкся, балбес… И парням надо было сказать… чёрт, забыл!»
Рука запоздало щёлкает радиостанцию на передачу:
– Борт. стрелкам тоже прекратить огонь по земле!
Девятый, десятый заход…
Рука тянется к тумблеру радиосвязи, щелчок, и долгожданное:
– Всё парни, заканчиваем работу! Идём домой!
Андрей разрывает круг, и прижимаясь к земле, уходит в сторону от цели, выполняя «змейку». Один за другим, по очереди, все семь самолётов вываливаются из карусели над плацдармом, и пристраиваются к самолёту командира эскадрильи. Увидев, что последний самолёт подтянулся к общему строю, Андрей поддаёт газу и устремляется на восток.
Душа ликует, хочется петь, плясать, веселиться. Грудь распирает чувство гордости и удовлетворения. Я – командир эскадрильи (пусть и временно исполняющий обязанности), я – их вывел на цель, не облажался. Эскадрилья образцово отработала по цели, всех собрал, все живы, все идут домой… Отлично!
– Андрюша, хорош самохвальством заниматься! – требовательно прорывается в голову настойчиво-тревожный голосок Ангела из-за спины.
– А что такое? – спохватывается старший лейтенант.
– Беда Андрюша. Беда.
– Где, откуда?! – Андрей тревожно закрутил головой, оглядываясь по сторонам.
– Вон они, гады… явились, не запылились… справа, от солнца!
И тут же в наушниках – рёв командира истребителей прикрытия:
– Внимание, горбатые! Истребители противника! Справа от солнца!
И тут же два истребителя отваливают в сторону, и набирая высоту, устремляются навстречу противнику.
Сердце в груди мгновенно ускоряется, выходя на высокий темп работы, гонит кровь по телу, мозг начинает лихорадочно работать в боевом режиме:
«Чёрт, чёрт, расслабился, пентюх, идиот… надо что-то делать… сколько их?»
– Двенадцать, сейчас навалятся. – Ангел за спиной тут же даёт исчерпывающую подсказку.
Вторая пара Лавочкиных, поддав газу, набирает высоту, стараясь занять позицию выше прикрываемых Илов хотя бы метров на триста-четыреста… Точки, приближающиеся с юга, со стороны солнца, уже заметно увеличились, и их можно сосчитать. Чёрт, их много, очень много. Истребители прикрытия не справятся. Сейчас они их сомнут… Остаётся одно решение.
