Денис Махалов
Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть третья
Глава 11. Никогда не сдавайся!
– Ну же, очнись… очнись! Открой глаза! – как сквозь стену он слышит такой знакомый голос. Чувствует горячее дыхание на своей щеке. «Где я? Агния рядом? Я сплю? Уже утро! Проспал! Срочно вставать, потом на завтрак, потом на КП! Получать боевую задачу!»
Андрей дёргается, всё тело отдаётся болью, Андрей чувствует, что не может двинуть ни ногой, ни рукой.
Совсем рядом голос. Родной, хорошо знакомый голос:
– Тише, тише… не дёргайся! Успокойся!
Темнота… память услужливо подсовывает воспоминания о совсем недавних событиях: боевой вылет, оборонительный круг, атаки настырных фоккеров, горящая машина, дым и огонь в кабине… и всё!
«Я погиб. И Агния со мной. Где мы? В раю? В аду?»
Темно… больно…
«Точно – мы в аду».
– Агнюша, мы в аду? – сипло хрипит он, еле-еле ворочая языком в пересохшем рту.
– Почти. Тихо, не шуми. Мы – в плену. Мы связаны и лежим в каком-то чулане. С минуты на минуту за нами придут и потащат на допрос или… я не знаю, что ещё они там удумают…
– Убьют?
– Скорее всего, да.
Андрей помолчал. Мысли туго и тяжело ворочались в голове, как клубок толстых, обожравшихся червяков. Наконец, сформировался один вопрос:
– Так что, выходит – ВСЁ? И сказочке конец?
– Ещё не конец.
Андрей замолчал, мысли продолжали туго ворочаться в разламывающейся на части голове.
– Всегда Двести Вариантов. – услышал он рядом, над ухом голос Ангела.
– Что?
– Помнишь, я тебе рассказывала про Воздушно Десантные Войска, сокращённо ВДВ, которые будут образованы в 1946 году? Так вот, одна из версий расшифровок этих трёх букв звучит именно так – Всегда Двести Вариантов.
Андрей с трудом повернул к ней своё лицо и увидел её глаза: они горели огнём, как два самоцвета. В них искристо плескалась бесшабашная безуминка.
– Слушай сюда внимательно, – она ткнулась горячими губами в его ухо, – я не знаю, как там будут разворачиваться события, но мы обязательно выкрутимся. Обязательно, слышишь?! Основную работу сделаю я, но и тебе придётся немного поднапрячься. Главное – согласовать усилия. Атака должна быть синхронизирована с точностью до долей секунды. Поэтому – жди моего сигнала. Пока я его тебе не подала, ничего не делай. Будут бить, может, будут пытать. Зубы стисни, и терпи! Без моего сигнала ничего не начинай. Понял?
– Понял. А, это… – Андрей с трудом сглотнул, – Агнюш, мы же связаны. С этим-то как быть?
– Ничего, я что-нибудь придумаю. Развяжемся.
– И что, перебьём всех фашистов и вырвемся? – выдохнул Андрей, заряжаясь её энергией.
– Да!!
– А справимся? – Андрей всё же решил уточнить задачу, – их там много может быть…
– Там же, на аэродроме, когда мы мессер угнали, их тоже много было, но ведь смогли! Сможем и здесь!
– Там у нас оружие было.
– Моё оружие всегда при мне, – ответил загадкой Ангел, – жди сигнала.
– Как ты мне его подашь?
– Мысленно, Андрюша, прямо в голову!
Уверенность Агнии мгновенно передалась и Андрею. Он воспрял духом:
– Значит, покувыркаемся ещё немного?
– Обязательно! Держи хвост пистолетом! И прибавила: – я буду постоянно поддерживать с тобой связь.
Она чутко прислушалась к тишине, и, наконец, изрекла:
– Так… всё, сюда идут!
Снаружи раздались приближающиеся тяжёлые шаги, звук отпираемой двери.
Через минуту их обоих втащили в чистую, просторную и хорошо натопленную горницу. За столом, вытянув длинные ноги в идеально начищенных сапогах, сидел офицер люфтваффе.
Он что-то сказал по-немецки, и широким жестом повёл рукой, как будто приглашая на разговор. Четыре немецких автоматчика, притащившие связанных по рукам и ногам пленных советских лётчиков, разделили пленников: Андрея усадили на стул справа от стола, поближе к офицеру, Агнию же пихнули на лавку, к стене, метрах в трёх от Андрея. Все четыре немецких автоматчика остались в горнице. Одному из них офицер отдал какой-то приказ по-немецки. Автоматчик ухмыльнулся, взял валявшуюся на печке грязную тряпку, макнул её в ведро с водой, что стояло в углу, у печки. Затем подошёл к Агнии и несколько раз грубо и бесцеремонно повозил тряпкой ей по лицу, стирая с него следы сажи и крови.
Фашист с погонами капитана люфтваффе одобрительно кивнул:
– Гуд!
После этого широко улыбнулся и на чистейшем русском произнёс:
– Добро пожаловать!
Продолжая улыбаться и, видимо, наслаждаясь произведённым эффектом, продолжил:
– Да-да! Я прекрасно говорю на русском. Спросите почему? Мои родители жили в России. Вы знаете, что в Российской Империи жило много немцев?
Андрей угрюмо молчал, исподлобья наблюдая за фашистом.
– Да-а… многим пришлось уехать, – с сожалением протянул фашист напротив, – революция, большевики… но русский язык я не забыл. И вот видите, как оказалось, не зря!
Он замолчал, и выпятив губу, с весёлой насмешкой посмотрел на Андрея:
– Ну-ну, не надо ТАК смотреть на меня. Я вас не съем. Разрешите представиться – гауптман Петер Отте. По-русски – Пётр. А в детстве, до вашей революции, когда я с моей семьёй ещё жил в России, соседские мальчишки звали меня Петя, или Петька. Ха-ха-ха-ха! А вы, я так понимаю, – он заглянул в лежавшие на столе документы Андрея и Агнии, – а вы – Андрей Чудилин и… ваша фроляйн… ага… Агния Чудилина. Сестра? Жена? О! Русские уже уходят на фронт целыми семьями? Неужели у большевиков дела идут настолько плохо?
Он вынул красивый, шикарный портсигар, протянул его Андрею:
– Закуривайте, отличные сигареты, – но тут же спохватился: – ах да, у вас же связаны руки… Ничего страшного, это – простейшая мера предосторожности. Думаю, что после нашего с вами разговора ваши руки будут развязаны. И ноги тоже. А пока, если вы позволите, я сделаю так.
Он вынул из портсигара одну из сигарет и протянул её Андрею с намерением всунуть ему её в рот.
Андрей с отвращением отшатнулся назад и рта не раскрыл. Офицер поднял брови:
– Отказываетесь? От хорошей сигареты?
– Не курю, – хмуро буркнул Андрей, – а и курил бы, всё одно – не взял бы…
– Ну-ну… вы, я вижу, крепкий орешек! Наконец-то мы вас сбили.
Андрей вскинулся:
– Кто это вы? Ты, что ли, нас сбил. Лично?
– Ну, не я лично. Но пилоты из моей эскадры. И я так понимаю, вы оба – как раз те, кто нам нужен.
Андрей угрюмо рассматривал свои унты и продолжал молчать. Дело было туго – помимо офицера люфтваффе, в горнице находились ещё четверо солдат, и все они были с автоматами. Как Агния предполагала с ними справиться, было совершенно непонятно, а если учесть, что и руки, и ноги у обоих были связаны, то… Андрей терялся в догадках и… ждал сигнала.
В голове пока было тихо, никаких команд от неё, никаких подсказок. Офицер тем временем, что- то увлечённо рассказывал, пытаясь завладеть вниманием пленного пилота. Андрей опять настроился на то, что говорил немец, и услышал окончание фразы:
– …да-да, и вот тогда я понял, что вы – не просто пилот и просто стрелок. Вы – команда! Вам тогда дали за это медаль?
– За что? – не понял вопроса Андрей.
– Ну, как же? Ведь это именно вы, вдвоём, тогда угнали у нас с аэродрома новейшую модификацию «Густава» с низковысотной системой форсирования двигателя? Ведь вы? Не отпирайтесь!
В голове разом подуло вихрем внимания от Агнии: «Внимание! Ответь ему «да», заинтересуй его!»
Андрей ухмыльнулся уголком рта:
– Ну, мы. И не медаль дали, а орден. Каждому.
– О-о-о! Я так и зналь! – фашист с удовольствием затянулся сигаретой, – вы даже не представляете, какой здесь был…был… э… кавалер… абардар… бардак… нет… как это по-русски… забыл… а! Кавардак! Сколько голов сняли! Но я на вас не обижаюсь. Вы – герои. А немцы уважают героев. Если бы мне удалось угнать из-под носа у большевиков самолёт новейшей модификации, я бы страшно гордился этим. Вот вы, к примеру, знаете такой секретный русский истребитель – И-185? Да, он не пошёл в серию, и это просто прекрасный факт для люфтваффе… Вы, Чудилин, знаете такой самолёт? Или он настолько секретный, что…
– Да знаю я про него, знаю! – Андрей хмуро кивнул головой, – и что?
– Как что?! Если бы мне удалось угнать этот истребитель из-под носа у русских в тот момент, когда они испытывали его в боевых условиях на Калининском фронте, то я бы… я бы… это бы было величайшим подвигом всей моей жизни! Но увы… увы… мне приходится заниматься более приземлёнными делами.
Но задумчиво стряхнул пепел в пепельницу с парой окурков:
– Да-а-а… а я уже тогда понял… вот взять хотя бы её, – он ткнул сигаретой в сторону Агнии, – скольких эта милая фроляйн перестреляла там, когда вы аварийно… чёрт, опять забыл, как это по-русски говорилось, плях… плих… а! плюхнулись! Аварийно плюхнулись! Ведь тридцать с лишним трупов! И почти ни одного подранка! Да плюс к этому, как мне доложили, она, раненая и едва-едва пришедшая в сознание, при её пленении застрелила троих солдат вермахта. Это же экстра-класс, стрелок от Бога! Снайпер! Вы верите в Бога? Ах да, вы же большевик, а они в Бога не верят. А мы, немцы, верим.
«Давай, давай, раскручивай его, обостряй» – настойчиво шелестит в голове. Андрей вскинул голову:
– Это Бог вам, фашистам, приказывает сжигать заживо мирных жителей в сараях? Это Бог вам сказал, что надо детей к столбу колючей проволокой привязывать?! – Андрей, сверля фашиста ненавидящим взором, подался вперёд.
Фашист поморщился, как от зубной боли:
– Не надо такой конкретики, э-э…Андрей, вы, большевики, тоже… знаете ли… Война! Как это в пословице: лес рубить… э-э… лес рубят, щепки летят.
Улыбка сходит с его лица, оно становится жёстким: он о чём-то думает, потом снова натягивает вежливую улыбку на лицо:
– Вот вы кричите, бросаете мне в лицо обвинения, как будто это лично я делал все эти страшные вещи, что вы мне сейчас описываете. А я, между прочим, – тут он сделал многозначительную паузу, – здесь для того, чтобы сделать вам предложение.
– Какое ты, фашист, мне предложение можешь сделать? – криво усмехнулся Андрей.
Офицер подаётся вперёд, и вперившись взглядом Андрею в глаза, чётко, отделяя каждое слово, произносит:
– Я вам предлагаю снова стать пилотом.
Андрей дёрнул плечом:
– Я и так пилот.
– Не-е-ет! – офицер зловеще засмеялся, и помахал перед его носом пальцем, затянутым в перчатку из тонкой кожи, – ты сейчас уже не пилот. Ты – пленный. Даже больше скажу, ты – кусок мяса. И она тоже, кстати, – согнав улыбку с лица, он тыкает пальцем в сторону Агнии, – вы оба – два куска мяса. Стоит мне пальцем махнуть, и вас обоих выведут на улицу и расстреляют. И через полчаса вы оба – это просто два куска мяса, закопанные в землю.
Не мигая, фашист смотрел Андрею в глаза. Наконец, наглядевшись, он откинулся на спину стула и выпустив вверх струю дыма, продолжил:
– Но в случае, если ты и она согласитесь служить в люфтваффе, то… ваша жизнь почти не изменится: вы будете летать, сбивать, в затишье между боями отдыхать, веселиться.
«Обостряй, обостряй, зли его, гада!» – шелестит в голове.
– Веселиться, говоришь? – Андрей прищурясь, зло смотрит на врага, – в люфтваффе, говоришь? Это, значит, я, советский офицер, в своих товарищей, по-твоему, буду стрелять?
Немец удивлённо поднимает брови на лоб:
– О-о-о, нет! Разве я что-то говорил про твоих товарищей? Ты будешь стрелять в янки, в американцев!
Андрей удивлённо поднимает глаза на фашиста, но молчит.
– Да, да, в американцев! Неужели вы думаете, что я не понимаю? Понимаю! И командование люфтваффе тоже понимает! Загадочная русская душа… Свои, чужие. Те русские, что пошли служить пилотами в люфтваффе, они здесь не летают, они летают на Западе. Знаешь, сколько уже русских пилотов воюет на западном фронте? Не сосчитать! И очень многие прошли через мои руки! Да, я их вербую. И поверь мне, практически все соглашаются. Ну, кроме самых упёртых и самых недалёких. А что? Почему в них, в этих американцев, не стрелять? Сильно вы их любите? Они вам помогли? Второй фронт, может быть, открыли? Да не дождётесь! Они ждут, пока мы вас, большевиков, перебьём.
И видя, что пленный русский пилот уже, вроде бы, начинает к нему прислушиваться, капитан с воодушевлением продолжил:
– Что ты, старший лейтенант, знаешь про тактику «диких кабанов»?33 Слышал? А про двухмоторные ночные истребители с радарами? Знаешь, что такое радар? К примеру, новейший «Лихтенштейн»? Представь себе: летит ночью армада тяжёлых четырёхмоторных английских бомбардировщиков. Они думают, что их не видят в темноте. Но только не истребители с радаром «Лихтенштейн»! Они поднимаются навстречу этой армаде, перехватывают её на полпути у цели, и всё! Нет армады! Горящими факелами падают на землю огромные бомбардировщики, а кто-то подрывается на собственных бомбах прямо в небе! Огромные взрывы в ночном небе! Смертельный, фантастический фейерверк! И делаешь его ты! Ты! Ты – пилот люфтваффе! И ты мстишь проклятым янки и их прихвостням англичанам! Ведь это так здорово! Твой, э-э… твою фроляйн ты, если конечно захочешь, ты сможешь видеть каждый день. Даже нет! – немецкий офицер театрально взмахивает руками, сам увлечённый своим рассказом, – есть лучшее решение, и оно вам обоим должно понравиться! Ведь вы же один экипаж, не правда ли? Вы будете, как и прежде, летать вместе, одной командой! Думаю, что её не составит труда переучить на оператора радара. Хороший снайпер – это, несомненно, и отличный специалист по радиолокации! Ты знаешь, что в экипаж ночного истребителя обязательно входит оператор радара? Она справится, ведь так?
Он повернулся к Агнии, обращаясь к ней с вопросом:
– Фроляйн, вы справитесь?
«Выведи его из себя, пусть разозлиться, потеряет бдительность» – как сквозняк, шелестит в голове.
Андрей не успел раскрыть рта, как из-за его спины звонко раздалось:
– Да пошел ты, к херам собачьим, лось тифозный!
«Кто это сказал? Я? Неужели Агния?! Она и слов-то таких не знает…»
Но, да, ЭТО сказала она. Улыбка в очередной раз сошла с лица фашиста. Он снова повернулся к Андрею и вопросительно посмотрел на него:
– Что это было? Я не ослышался? Это сказала твоя прекрасная фроляйн? Напра-а-асно…
Холодная, уверенная, боевая злоба пронизала всё существо Андрея – он качнулся на стуле, и вперившись взглядом в фашиста (эх, погибать, так с музыкой!), сказал с презрением, как сплюнул через губу:
– Чё пялишься? Я ж тебе сразу сказал – пошёл ты на х…й, гнида вонючая! И она тебя туда же послала! Чё не ясно?
«Отлично, отлично, сейчас начнётся! Он уже вскипает, уже злится! Готовься, уже скоро…» – шелестит в голове предупреждающий голос Ангела.
Фашист откинулся назад, вытянул губы трубочкой и ненадолго задумался. Потом перевёл взгляд на стоявших, как истуканы, конвоиров с автоматами. Потом подался вперёд и хлопнул обеими ладонями по столу, видимо, приняв какое-то решение.
– Та-а-ак… хотел я по-хорошему, да видать, придётся по-плохому, – и добавил: – план Б.
После этого он кивнул одному из солдат, стоявших до сих пор у стены. Фашист с автоматом быстро отделился от стены и с размаху ударил Андрея кованным сапогом в бок, сбивая его со стула.
Полыхнуло, ожгло болью. Дощатый пол рванулся навстречу, и больно ударил Андрея в висок.
– По голове не бить и не калечить! Может быть, он ещё одумается, – офицер по-немецки отдал приказ подчинённым, но Андрей уже ничего не слышал сквозь град ударов, сыпавшихся на него.
Через минуту, качественно отделанного двумя солдатами, его грубо подняли за воротник с пола, и снова усадили на стул. Только теперь он сидел, скособочившись: его тело превратилось в сгусток ломающей и ревущей боли. Из носа и разбитых губ бежали густые, солёные струйки крови.
Офицер поморщился:
– М-да… а ведь я просил, чтобы они не били вас по лицу. Совершенно грубые солдафоны.
«Хами, хами ему, пусть окончательно выйдет из себя» – настойчиво шелестит в голове.
– Ну так что? Ты переменил свое мнение насчёт своей дальнейшей судьбы? – и уточнил с нажимом: – своё неправильное мнение?
Андрей поморщился, и с трудом через разбитые губы сплюнул на пол липкий кровавый сгусток:
– Да пошёл ты… гондон с говном. Я тебе всё сказал.
Потом подумал, и для верности добавил:
– Русские не сдаются. И Родину свою не продают.
«Отлично, сейчас они переключатся на меня, и тут ты не зевай, жди сигнал!»– тихо шелестит в голове напряжённый донельзя голос Агнии.
Офицер снисходительно хмыкнул, встал из-за стола, подошёл с Агнии, стиснул своими пальцами её щеки, поднял её лицо вверх. Повернул справа-налево, всматриваясь в черты её лица.
– Хороша. Ах, как хороша! Красивая… посмотри на неё! – он резко дёрнул рукой, выворачивая её лицо навстречу Андрею, – себя ты не жалеешь, чёрт с тобой, проклятый идиот, но её тебе не жалко?!
Опустив голову, Андрей угрюмо и напряжённо молчал. Ему казалось, что от бессильного бешенства внутри у него сейчас что-то вот-вот лопнет.
Фашист резко дёрнул её лицо обратно и снова уставился на Агнию своими белёсыми, рыбьими глазами, в которых плескалась смерть:
– Слышишь, он думает, что ему тебя не жалко.
Ответом ему был смачный плевок – целилась она ему прямо в рожу, но за недостатком сил и неопытностью в этом деле Агния смогла доплюнуть только до воротника.
Скосив глаза вниз, и убедившись в наличии её плевка на воротнике, он со злостью оттолкнул её от себя, и брезгливо вытерев плевок вынутым из кармана платком, стал мерять широкими шагами горницу. Наконец, приняв какое-то решение, он с размаху бухнулся на свой стул, и нервно отбарабанив пальцами по столу какой-то марш, кривя губы, и растягивая слова, произнёс:
– А вот мы сейчас и проверим, жалко ему тебя или нет.
И отдал по-немецки какой-то приказ. Двое солдат, только что избивавших Андрея, гаденько и плотоядно улыбаясь, пошли к Агнии.
«Всё, будь наготове! Сейчас начнётся. Но чтобы они со мной не делали, не дёргайся, – сплошным, быстрым потоком полился в голову ручеёк её наставлений, – я буду кричать, я буду визжать, мне будет очень больно. Но это необходимо для того, чтобы я ВКЛЮЧИЛАСЬ. Жди сигнала».
Оба фашиста закинули свои автоматы за спины, и подхватив Агнию подмышки, резко вздёрнули её вверх, и легко, как котёнка, потащили её к дальнему столу, ближе к входу в горницу. Двое их камерадов так и остались стоять у стены, держа автоматы в руках. Двое палачей бросили Агнию на табурет, стоявший у стола, развернули её спиной к столу и опрокинули назад, плечами и головой на стол. Первый фашист прижал к столешнице её голову и связанные руки, а второй вытащил из ножен штык-нож, одним движением разрезал верёвку, схватил её левую руку и прижав её запястьем к столу, и обернулся к офицеру, ожидая команды.
Офицер, глаза которого смотрели дулами пистолетов, выдержал театральную паузу, и обращаясь к Андрею, спросил:
– Смотри, какие у неё хорошенькие и красивые пальчики. Да что я тебе говорю? Ты же и сам знаешь! Так вот. Сейчас вот этот фельдфебель будет ей их отрезать. Медленно. После каждого отрезанного пальчика я тебя буду спрашивать, готов ты сотрудничать, или нет. Времени у нас полчаса. Так… давай посчитаем… десять пальцев… ага, вот: режем первый палец, делаем паузу. Три минуты. Это тебе подумать. Потом – второй. Ещё три минуты. Потом – третий. Ну, и так далее… Как тебе такая перспектива?
С трудом подавляя клокочущее в горле рычание, плюясь сгустками крови и кособочась на стуле, Андрей проскрипел зубами:
– Я тебе, падла, кадык отгрызу!!
– Загадочная русская душа… – фашист снял с руки часы и положил их на стол.
Потом подумал, и вынув из кобуры «Вальтер», положил его на стол под правую руку, и сказал как бы между прочим:
– Это так, на всякий случай, чтобы ты не учудил чего-нибудь этакого. Хм… Чу-ди-лин.
И махнув рукой фельдфебелю, смотревшего на него, и ждавшего приказа, добавил по-немецки:
– Langsam.34
Отрешённое холодное бешенство охватило Андрея с головы до пят, вздыбило волосы на всём теле.
«Сейчас… сейчас… твоя задача – вырубить офицера. Помни – Всегда Двести Вариантов! Приготовься к броску. Жди сигнала» – шепчет и щекочет голову её напряжённый до предела голос. Андрей набычился, и скосив глаза, исподлобья со звериной ненавистью смотрит на фашиста.
«Чёрт… двести вариантов… тут бы хоть один найти!» – как новогодняя шутиха волчком крутилась в голове единственная мысль. У человека, сидящего на стуле, со связанными руками и ногами, да ещё и только что жестоко избитого сапогами, шансы вырубить сидящего напротив него за столом в полутора метрах противника равны почти нулю. Ничего путного в голову никак не приходило…
«Стоп!! Фашист сидит за столом… до него метра полтора, а у меня за спиной – стена, до неё тоже около полутора метров, не более… а что если…»
Мгновение растянулось…
…руки палачей ещё плотнее прижали голову и руки Агнии к столу…
Всё внимание двух фашистов с автоматами у стены переключилось с избитого русского пилота на интересное и захватывающее зрелище – ведь не каждый день здесь отрезают пальчики красивой русской фроляйн. А ещё она так громко кричит и бьётся, тщетно пытаясь вырваться!
Агния, стремясь всецело приковать к себе поток внимания предвкушавших развлечение садистов, судорожно забилась в руках палачей, тоненько завыла, стала из всех сил брыкаться ногами. Один из палачей безжалостно придавил её коленом к табурету. Она завыла ещё громче…
Офицер уже не смотрел на пленного русского пилота: он подался вперёд, ноздри его раздулись, глаза были широко раскрыты – он тоже желал получить своё удовольствие от кровавого зрелища…
Андрей напрягся, стиснул зубы изо всех сил, мышцы его закаменели. Его выворачивало наизнанку от ненависти к этим скотским нелюдям, его сердце разрывалось от крика Агнии,
и… он ждал сигнала…
«Рвать! Рвать!! Падлы!!! Без ножа, зубами, на куски порву, с-с-суки!!!» – бешеная ненависть клокотала в нём адским пламенем, застилая взгляд кровавой пеленой.
Мгновение прошло…
Нож, медленно опускаясь, прорезал кожу,
мышцы и сухожилия, с хрустом сокрушил тонкую кость…
глухо стукнул металлом о дерево столешницы.
Маленький палец отделился, и, роняя капельки крови, откатился в сторону…
Стены, казалось, колыхнулись от её крика, сорвавшегося на оглушительный визг.
Сознание Агнии в ту же миллисекунду схлопнулось в бесконечно маленькую точку и тут же, в следующее мгновение она взорвалась изнутри – её внутреннее «Я» скачком расширилось, объяло горницу, дом, деревню, весь континент, шарик Земли, рвануло в стороны, к звёздам.
Она ВКЛЮЧИЛАСЬ!
