Деметрио Росси
Капитали$т. Часть 1. 1987
Мы были уже у калитки, когда старая цыганка, которая все также сидела в тени яблони и курила, что-то громко сказала. Миша ответил ей на цыганском. Цыганка разразилась гневной речью и погрозила Мише мундштуком.
Миша с некоторым удивлением пожал плечами и обратился ко мне:
– Слышь… как тебя… Лёха? Лёха! Бабушка Мадина говорит, чтобы ты к ней подошел.
– Зачем это? – насторожился я.
Миша пожал плечами.
– Она не видит ничего. Давно. Но… видит. Только по-своему. Понимаешь?
Было не очень понятно.
– Да подойди, что тебе, трудно? Уважь бабушку.
Я подошел, куда было деваться. От бабушки Мадины пахло табаком и еще чем-то… может быть старостью, я не знаю. Она некоторое время смотрела на меня. Изучала. Это жутковато, на самом деле, когда тебя изучают мертвые невидящие глаза.
– Откуда ты? – тихо спросила меня бабушка Мадина. И я поразился тому, насколько правильный вопрос она задала.
– Местный я. На Ленина живу, – так же тихо ответил я.
Бабушка Мадина покачала головой и улыбнулась хитро.
– Нет. Ты не местный. Я хоть и слепая, но вижу. Ты откуда-то из другого места. Не отсюда.
Я беспомощно оглянулся на Мишу. Миша только руками развел – мол, что я могу сделать?
– У тебя две линии жизни… – сказала цыганка удивленно и, кажется, испуганно. – Две линии. Зачем?
– Не знаю, – сказал я. Совершенно честно.
– Вижу, что не знаешь, – согласилась цыганка. – Все, иди. И не приходи сюда больше. Ты страшный.
– Всего доброго, – вежливо сказал я.
Я с облегчением покинул странный цыганский двор. Теперь он казался мне не в духе Кустурицы, но в духе Стивена Кинга.
– Ну что, нагадала тебе цыганка? – спросил Валерик, когда мы возвращались обратно. – Дорогу дальнюю, казенный дом?
Витя хихикнул.
– Зря смеетесь, – строго сказал Миша. – Бабушка Мадина гадала лучше всех. Про Вангу слышали?
– Чего-то слышали, – подтвердил я. Но уточнять, что слышал большей частью об интернетных «пророчествах» и придуманных копирайтерами кликбейтных заголовках, не стал.
– Она в Болгарии живет. Гадалка, очень знаменитая. К ней Брежнев ездил. И Гагарин. И артисты разные. Так вот, бабушка Мадина сильнее ее. К ней тоже приезжали со всего Союза раньше. Сейчас старая уже, не принимает. Но все умеет. Она что тебе сказала?
– Да я не понял толком, – уклонился я от прямого ответа.
Миша скептически усмехнулся. Похоже, не поверил мне.
– Мы комсомольцы, – сказал Валерик. – Нам гадать нельзя, нас могут по комсомольской линии наказать.
– Ну тогда ясно, – согласился Миша, который сарказма категорически не понимал. – А часы у вас хорошие, нормальные часы. Я для чего их покупаю? У нас все время свадьбы, дни рождения, крестины всякие. Бабки – что за подарок? На них не купишь ничего. А часы – вещь! Подарил и нормально. При том – недорого! Выгодная штука их дарить!
В конце концов Миша получил заветные джинсы (примеряли у Валерика дома – джинсы оказались на размер больше, но Миша великодушно заявил, что не беда, дома есть кому подшить), пожал нам руки, пожелал успеха в делах и был таков.
– Ох, ромалэ… – устало протянул Витёк. – Дают стране угля… Мелкого, но много. Всю душу вынули!
– Я на чемпионате области так не уставал, – сказал Валерик. – Ты, Витя, завязывай с цыганами дело иметь. Видел я по цветному такие нетрудовые доходы. Они такие нетрудовые, что почти трудовые. Странно еще, что не кинули…
– Как не кинули? – осенило меня внезапно. – А жвачка?! Жвачку-то мы не взяли! Забыли жвачку! Целый блок!
Витя стал пурпурного цвета. Он закрыл лицо руками (вот он, двойной фейспалм), а тело его сотрясали судороги.
– Интересно, он смеется или рыдает? – спросил Валерик.
– Рыдает, – предположил я. – Скорбит о несовершенстве мира и человечества.
В общем, мы ржали так, что мама Валерика пришла поинтересоваться – все ли у нас в порядке.
– Ты извини, Витя, – сквозь смех говорил Валерик, – но за жвачкой я туда не пойду. И вообще – ни за чем и никогда.
– Пусть подавятся своей жвачкой, – вытирая слезы отвечал Витёк. – Но какой народ, а? Какой народ?!! Хоть в малости, но на чем-то кинуть!
– Ничего себе малость – сто рублей, – сказал я. – Кучеряво живете, Виктор. Стольник для вас не деньги.
– Хрен с ним, – отмахивался Витя. – Главное – бабки собрали. Теперь можно за видиком смело идти. Еще сегодня успеем – тут недалеко. Только мелочь эту нужно пристроить куда-то, а то скажут – на паперти стоял… Несолидно с такой «капустой» к серьезным людям.
Мелочь мы пристроили в соседнем доме, в овощном магазине.
– Копилку, что ли, разбили? – поинтересовалась продавщица. – Мой вот тоже собирает. Пятнашки в бутылку от шампанского. На мотоцикл, говорит, коплю.
– Копилку, да, – сказал Валерик. – Полгода собирал. На подарок. Девушке.
– Это хорошо! – одобрила продавщица. – Не на пропой, а девушке – это правильно. Вы хорошие ребята, по вам видно. Не то что… ходят тут!
Получив от продавщицы купюры в обмен на чеканную монету, мы двинулись к Витиным серьезным друзьям. За видеомагнитофоном.
Глава 16
Нам открыл облаченный в халат увалень лет двадцати.
– О, Виктор! – обрадовался увалень. – Надумал покупать? Проходите, парни, чего в коридоре толпиться?
Увальня звали Артур. Он был единственным сыном очень обеспеченных родителей. Настоящий мажор, не то что мы.
Это была действительно богатая квартира. Даже роскошная, по советским меркам. Просторные комнаты, трехметровые потолки, мебель явно не фабричная, исполненная на заказ, антикварные финтифлюшки – статуэтки, подсвечники, пепельницы. Громадная роскошная люстра в зале – явно импортная. И коробки. Картонные коробки с иностранными надписями – «Шарп», «Панасоник», «Акай» – их не прятали и, тем более, не выбрасывали, но выставляли на всеобщее обозрение. Черт, у них даже был кондиционер!
– Вон ваш видак стоит, – Артур ткнул пальцем в одну из коробок. – И кассеты. Все как полагается. Будем включать, проверять?
– Включим, – сказал Витёк.
Драгоценный «Фунай» был извлечен из коробки, словно какой-нибудь клад. Также наш новый знакомый вытащил из бара бутылку настоящего «Мартини», налил нам по сто пятьдесят грамм в хрустальные бокалы и провозгласил тост за знакомство.
– А мне «JVC» привезли, – похвалился Артур. – Четыре головки, лонг-плей, пульт – все как полагается! Бабок отвалил, конечно, но того стоит – фирма!
– Сколько потянул? – не выдержал Витя. Спрашивать о цене считалось дурным тоном, захочет человек рассказать – сам расскажет.
– Семь! – гордо сказал Артур.
– Хрена себе… – выдохнули мы. Цена аппарата соизмерима с ценой кооперативной квартиры.
– Да ладно… – с плохо скрываемой гордостью сказал Артур, – вот мне еще должны камеру привести. «Панасоник». Вот это я понимаю… Но и ваш аппарат, – Артур погладил темный корпус «Фуная», – очень даже ничего. Рабочая лошадка!
Видик был торжественно подключен к громадному «Акаю», на экране которого появился Шварцнеггер в полной амуниции, готовый к любым боям с превосходящим противником.
– Щварц… – выдохнул Валерик. – Вот это я понимаю!
Мои друзья смотрели на экран с каким-то религиозным благоговением. А мне было немного грустно… Full-HD дисплеи, как же долго вас еще ждать… Качество, конечно, было ужасным – и картинки, и звука, и перевода, одному богу известно, какая по счету копия это была… Но все равно это было круто, даже в самом отстойном качестве и с кустарным переводом! В каком-то смысле это было намного круче нашего изобилия первой половины двадцать первого века. В этих фильмах – не очень замысловатых, рассчитанных на простого и непритязательного зрителя, была какая-то энергия, драйв… Чувствовался подъем, Голливуд в те годы был реально на подъеме, выстреливал шедеврами и смыслами, говорил и показывал новое, а для наших советских людей и вовсе невиданное.
– Что с кассетами? – деловито спросил я у Артура, пока мои друзья зачарованно наблюдали за похождениями коммандос.
– А вот. – Артур кивнул на журнальный столик. Там, прикрытые «Комсомольской правдой» лежали драгоценные кассеты.
«Звездные войны. Новая Надежда» – прочел я. Отлично. Из классики еще первая серия «Кошмара на улице Вязов», «Путь дракона», «Рокки 2» и «Карате-кид». Ну, неплохо. Однообразно, конечно, сплошной мордобой, но публике зайдет наверняка. Были и новинки – «Робокоп», «Муха», «Доспехи бога». Были даже «Зубастики», ну надо же, когда я их смотрел? Когда-то давно-давно, в детстве. Теперь будет повод пересмотреть.
– Нормально? – Артур явно был доволен произведенным впечатлением.
– Годится, – сказал я.
– «Робокопа» вообще в городе ни у кого нет, – похвалился Артур. – Самый свежак!
– Хороший фильм, – согласился я.
– Че, видел, что ли? – скептически посмотрел на меня Артур. – Да ну не гони!
– Не видел, только слышал, – объяснил я. – Вот теперь посмотрю.
– Ну это да, – согласился Артур. – Я вам еще телефон дам. Одного мужичка. Он кассетами в городе рулит. У него там вообще все есть. Скажете, что от меня, он вас введет в курс дела. Иваныч зовут. А вы что, видеозал мутить будете?
– Еще не решили, – сказал я уклончиво. Откровенничать с этим типом не хотелось.
– Сейчас самое время. Вон, в медицинской общаге работают пацаны – и нормально. Никто их не трогает, ни милиция, никто. Две штуки в месяц – как с куста. Видик уже отбили давно, на машину собирают. Смотрите, не прощелкайте тему. Еще полгода и все ломанутся видеозалы открывать, сейчас просто боятся еще многие. Не понимают, что все, бояться нечего.
А этот парень соображает, подумал я. Но вслух произносить не стал, только спросил:
– А сам-то чего не откроешь, если все так нарядно?
Артур усмехнулся.
– А мне не нужно. Да и не совсем там все прекрасно, есть свои проблемы. Ну а как ты хотел? Не хочешь проблем – иди на завод работай. И вообще, хорош байки травить. Вить, ты аппарат проверил?
– Да, все годится, – отозвался Витёк.
– Ну так давай рассчитываться, елы-палы!
Мы выгрузили наши капиталы. Артур наскоро пересчитал купюры и небрежно смахнул перехваченную резинкой пачку денег в ящик стола.
– Все, бывайте, пацаны! Приятно с вами иметь дело!
Аппарат мы понесли к Валерке, мать которого работала допоздна. Там видик был торжественно подключен к старенькому цветному «Горизонту» через антенный вход – соответствующим шнуром нас любезно снабдил Артур. На экране вновь появился героический Шварцнеггер, но картинка изображения была черно-белой.
– Да, Артурчик говорил чего-то… – задумчиво сказал Витёк. – Говорил, что фирмовая техника с советскими телеками не дружит. Нужно будет телек в ателье нести. Ладно, это беру на себя.
– У тебя телек лишний есть? – поинтересовался я.
– Не поверишь, есть! – сказал Витёк гордо. – «Электрон», не новый правда, но цветной. В гараже хранится, со всем товаром. Миша-цыган мне его впарил еще полгода назад, в обмен на кроссовки японские. Я подумал – вдруг пригодится? И вот, пригодился! Завтра же отвезем в ателье, пусть делают цвет!
– Мы кино будем смотреть или нет?! – возмутился Валера. – Хорош уже вам трепаться! Я бы и черно-белое посмотрел.
Витя тяжело вздохнул.
– Нет, Валер. Кино ты потом посмотришь. Сейчас мы будем сидеть и думать. Как нам на всем этом поднять бабла, да побольше. А кино не убежит, Валер.
– Составлять бизнес-план будем! – блеснул познаниями я.
– Во! Точно! Бизнес-план! Ты, Валера, лучше нам чаю завари.
– Грузинский есть… – с грустью сказал Валерик. Ему хотелось погрузиться в приключения Шварцнеггера, а тут Витя со своим бизнесом…
– Давай грузинский! – скомандовал Витек. И задумался.
Некоторое время сидели молча.
– А может в общагу строительного сунуться? – подал идею я. – Коменданту – пузырь сразу и небольшую сумму в месяц. Пусть выделит закуток какой-нибудь. Место приличное, народу полно. Делать пару сеансов вечером и нормально.
– Нахрен! – сказал Витя категорически. – Даже если прокатит и комендант поведется, так у той общаги вся окрестная шпана с микрорайона ошивается! Будут проблемы. Башку набьют и аппарат отнимут.
– Валерик поможет со своими боксерами, – возразил я, понимая, что Витя прав.
– Ага. Будем побоища устраивать. Да нас после первого же косяка оттуда турнут, еще и с милицией.
Я разозлился.
– Витя, – сказал я, – если ты такой умный, то почему не предлагаешь ничего? Критиковать я тоже могу, дело нехитрое.
Витя вновь замолчал надолго, чего-то тихонько напевая себе под нос. Валерик принес три чашки чая и саркастически поинтересовался, не хотим ли мы еще чего-нибудь.
– Твой батя ректора общетехнического хорошо знает? – спросил меня Витя после того, как наши чашки опустели наполовину.
– Проректора точно знает, – сказал я, – но ты не гони, Витёк. Я батю к этому вопросу привлекать не хочу. Да он и не поведется, скорее всего.
– Да-а… – сказал Витя задумчиво. – Вот оно как получается. Даже интересно. Нам нужно решить вопрос. Нужно помещение. Так?
– Так, – согласился я.
– И не только помещение. Нам нужно о себе заявить. Афишу – не афишу, типа того. Чтобы зритель мог прочитать – в такое-то время, такой-то фильм. Так?
– Так, – снова согласился я.
– И чтобы при этом спокойно работать, чтобы милиция и шпана к нам не лезла. Так?
– Витя, – сказал я тоном, выражающим бесконечное терпение, – ты если чего-то придумал, то поделись с нами. Не чужие люди, все же.
– Я чувствую, что решение есть, – сказал Витя. – И оно есть, его не может не быть. Вот только вопрос – сможем ли мы сами его найти? Без папы-мамы?
– Подожди, – сказал я. – Ты завязывай философствовать. То, что нам нужно – помещение, безопасность и возможность работать. Это все понятно. Делать-то чего?
– Административные вопросы, – сказал Витя задумчиво. – Это все решается на уровне исполкома. Одним звонком. Дело наше – оно же, по сути, пустяковое. Нужен выход на кого-то из исполкомовских.
Тут у меня в голове что-то щелкнуло.
– Стоп! – заорал я. – Есть! Есть выход!
Витек испытывающе посмотрел на меня и сказал:
– Рассказывай!
Торопясь и сбиваясь, я рассказал о своем соседе по больничной палате – Николае Петровиче, каком-то чине из облисполкома.
– И, говоришь, твой батя его не знает? – спросил Витёк, глаза которого загорелись.
– Знает, но шапочно. Они не общаются – сто процентов. Мы с Николаем Петровичем в одной палате… Отличный мужик! Вот только вопрос – как мне его найти? Я ж даже фамилии его не знаю, Николай Петрович и всё.
– Спросишь там, – сказал Витя. – Если он действительно в руководстве, то его по любому знать должны. Прямо на вахте спросишь – Николай Петрович в каком кабинете? Понял?
– Да понял, понял… А если его на месте не будет?
– Значит подождешь. Или узнаешь, когда должен быть.
– Теперь давай думать, что ему говорить, – сказал я. – Весь расклад, как есть? Хотим, Николай Петрович, поднять бабла и открыть видеозал…
– Да, все как есть. Нужно помещение и возможность работать.
– Да-а… – сказал я задумчиво. – Слышь, Виктор… Может ему долю предложить? Как ты считаешь? Или сразу сколько-то бабок занести?
Витя покачал головой.
– Бабок у нас сейчас нет, все выгребли. Осталась, может быть какая-то мелочь. А насчет доли… Не знаю. Смотри там по обстоятельствам. Лучше, конечно, без всяких долей. Но если увидишь, что не получается договориться – предлагай. Процентов десять. Один хрен – примерно его месячная зарплата. Вообще, не волнуйся, а то ты, я смотрю, на нервяке весь. Чего ты, Лёха? Нормально все будет! Порешаем! В табели о рангах твой батя выше этого Николая Петровича!
– У меня просто крыша едет от этого всего, – честно сказал я. – Завтра контрольная по химии. А потом такие переговоры…
– Переговоры не последние… – сказал Витя загадочно.
– Да ну нафиг! – Я не смог скрыть раздражения. – С кем еще?
– Со Щербатым, ясен пень, – ответил Витя. – Вот ему нужно будет реально долю предложить. И авансом выдать рублей двести. Его помощь по любому понадобится.
– Это да… – вздохнул я.
– А за химию не переживай, – сказал Витя ободряюще. – Я и твой и свой вариант решу, так что – не парься.
– А мне? – подал голос Валерик, который во время обсуждения молча хлебал чай.
– Чего тебе? – удивился Витя.
– Контрольную! Я ж в химии – ни в зуб ногой!
– А тебе пусть Юлька Голубева решает, – отрезал Витёк. – Все, пойдем, Лёха! А то родители хватятся.
А дома отчего-то накатила грусть и это дурацкое чувство – ощущение собственной своей неуместности в этом времени и этом месте. Ничего мне не хотелось. Хотелось обратно. В двадцать первый век, к смартфонам, яндекс-доставке и остальным плюшкам. Тридцать с лишним лет ждать… А впереди – безумная свистопляска, слом старого мира и совершенно непонятные перспективы. Я никак не мог отделаться от ощущения, что меня прет со страшной силой и скоростью громадная волна… прет, чтобы швырнуть куда-то. Ладно, решил я, отходя ко сну. Мы еще побарахтаемся.
В областной исполком я отправился сразу после школы. Отправился при полном параде – никаких джинсов и кроссовок – отутюженный костюм, свежая сорочка, галстук и комсомольский значок. А вместо сумки – черный пластиковый кейс. Так что, внешне я вполне мог сойти за какого-нибудь комсомольского чиновника средней руки.
Областной исполком слегка удивил меня полным отсутствием на входе милиции и рамок-металлоискателей. Оказывается, в смутные перестроечные времена чиновники совершенно не были озабочены вопросами собственной безопасности, им не чудился потенциальный террорист в каждом посетителе… вообще, кто бы мог подумать, что государственное учреждение может функционировать без бронированных дверей, решеток, вооруженной охраны и пропускного бюро. На вахте сидел почтенный дедушка, который мирно читал газету и совершенно не обращал внимания на снующих мимо граждан. Я уверенным шагом подошел к нему и поприветствовал со всем возможным тактом:
– Добрый день!
Почтенный дедушка оторвался от газеты не сразу, некоторое время он читал, слегка шевеля губами, но все же оторвался и вопросительно посмотрел на меня.
– Скажите пожалуйста, Николай Петрович в каком кабинете принимает?
Дедушка поправил очки и надолго задумался.
– Николай Петрович – это Соколов? – спросил у меня вахтер. И, не дождавшись моего ответа, сказал утвердительно: – Соколов. А если Соколов, то значит в двести четырнадцатом. Второй этаж, налево.
– Большое спасибо! – сказал я.
Дедушка поднял отложенную газету и навсегда забыл о моем существовании.
На втором этаже мне повезло. Зверь, что называется, бежал на ловца и с Николаем Петровичем я столкнулся в коридоре буквально нос к носу, когда он с папкой свекольного цвета выпорхнул из кабинета.
– Николай Петрович! – воскликнул я радостно.
Он посмотрел на меня с удивлением, попытался вспомнить, кто я такой, не вспомнил и спросил с некоторым неудовольствием:
– А вы из какого учреждения, молодой человек?
– Я не из какого учреждения, – объяснил я радостно. – Я Петров Алексей, помните? Мы с вами в одной палате, в больнице…
Николай Петрович улыбнулся и всплеснул руками.
– Ну как же! Алексей Владимирович! Каким ветром в наших краях? По комсомольской линии что-то?
– Нет, я не по комсомольской… Я к вам, по делу.
– Ко мне? – удивился Николай Петрович. – Ну, отлично. А знаешь что… Мне тут нужно на минутку… по делу. Ты заходи, Алексей, в мой кабинет. Посиди, пока я бегаю. А я постараюсь быстренько… Добро?
– Добро! – сказал я с огромным облегчением. У меня будто камень с души упал.
Кабинет Николая Петровича был казенным, неудобным и безликим. Ничего, что указывало бы на стремление к комфорту и роскоши. Даже наоборот – какая-то аскеза чувствовалась во всей обстановке. На рабочем столе нагромождение бумаг и телефон. Шкаф с кучей папок. Неудобные скрипучие стулья. О стремлении обитателя кабинета к комфорту свидетельствовал только видавший виды настольный вентилятор. Эпоха цыганского барокко еще не наступила. В казенных кабинетах сплошной минимализм.
Николай Петрович действительно не заставил себя долго ждать. Минут через двадцать он ураганом ворвался в кабинет, швырнул папку куда-то в сторону шкафа и бессильно упал на стул.
– Совсем замотался, – сказал он устало. – То одно, то другое… Но ты, Алексей, не обращай на меня внимания, рассказывай. Как здоровье?
– Все в порядке, – сказал я бодро. – Спасибо докторам.
– Это хорошо. Тогда рассказывай. Что там за дело у тебя?
И я начал рассказывать. Николай Петрович внимательно слушал, кивал и усмехался.
– Видеосалон, значит… – сказал он, когда я закончил. – Ну что же… у нас сейчас гласность. А значит – цензура идет к… А отцу говорил уже?
– Вы знаете, Николай Петрович… – начал я.
– Всё. Понял. Вопрос снимается. Действительно, зачем тревожить отца по пустякам? Только, видишь ли, Алексей. У меня тут, – Николай Петрович похлопал рукой по стопе бумаг, – краны. Подъемные. У меня тут экскаваторы. У меня тут плиты и кирпич – будь он трижды проклят! А у тебя – фильмы, да еще и заграничные. Это не мое ведомство, уж извини. Сам я помочь тебе ничем не смогу.
Николай Петрович нервно побарабанил пальцами по столу и посмотрел в окно:
– Жара сегодня. А обещали дождь. Все врут, даже синоптики.
Ну вот, подумал я. И что теперь говорить пацанам? Такой простой вопрос решить не смог… Я посмотрел на Николая Петровича. Он сидел и явно что-то прикидывал.