Деметрио Росси
Капитали$т. Часть 1. 1987
– Ну как? – сказал Хлам, гордо глядя на меня.
– Очень хорошо! – честно сказал я.
Хлам усмехнулся горделиво.
– Это психо… психо… – какая-то не очень трезвая девушка пыталась дать определение услышанному, но у нее не очень получалось.
– … неврологический диспансер, – подсказал ей ехидно Фагот.
– Психоделично! – наконец-то справилась со сложным словом не очень трезвая девушка.
Еще мы познакомились с режиссером. Его звали Саша и лет ему было примерно двадцать пять. Он был, как полагается, небрит и еще (мне почему-то это очень запомнилось) на нем была футболка с олимпийским мишкой. Мишка радостно улыбался и махал рукой. Режиссер Саша тоже радостно улыбался, демонстрируя отсутствие нескольких передних зубов. Когда ему налили, улыбка его из радостной превратилась в счастливую.
– Саша, режиссер, – представился он. И добавил:
– Мы хорошим людям всегда рады!
Дальше я допустил непростительную ошибку и сказал:
– Очень приятно. А вы театральный режиссер? Или киношный?
Соседи по столику посмотрели на меня так, как будто я сделал непристойность. А погрустневший Саша сказал:
– А что, разве не может быть человек просто режиссером? Вот Ницше – он же был просто философом. Без удостоверения и справки с места работы. Почему нам нельзя?
– Кто ж его возьмет в театр? – сказал кто-то. – Злоупотребляет. Причем – вообще всегда. Текущему моменту не соответствует. Причем – вообще никогда. А в кино – тем более не возьмут… Злоупотребляет!
Режиссер Саша довольно кивнул головой, а я виновато развел руками – простите, если можете! Саша улыбнулся снисходительно – с каждым может случиться!
– Дворником я работаю, – сказал режиссер Саша. – В мир чистоту и порядок несу. С помощью метлы, если уж к искусству меня не подпускают эти церберы. – Он гневно встряхнул шевелюрой и удалился.
– Санек каждое лето в дурке пролечивается, – объяснил мне Фагот. И добавил:
– Шизофрения, как и было предсказано.
У меня от всех этих людей (и выпитого коньяка) слегка голова пошла кругом. А случай с Сашей стал для меня в каком-то смысле уроком. Наши неформалы (и вообще – творческие люди) – боги. Ставить под сомнение их божественность означает смертельное оскорбление. Святотатство и десакрализация.
Тем временем, Витя, переглянувшись с Петровичем, решил, что нужно ковать железо пока горячо.
– Вообще, у нас есть кой-какие вещи, которые могут заинтересовать, – сказал он заговорщицки. На белый свет были извлечены футболки. Неформалы разглядывали их, нюхали и, кажется, даже пробовали на зуб.
– А че? Нормальные, – вынес вердикт Хлам. – Ништяк прикид. Таких я и на барахолке не видел. Почем?
– Вообще тридцать, – сказал Витёк, – но как своим – на пятерку подвинемся, чего уж. Выходит, по четвертаку.
Удивительное дело, но все три образца мы продали, не вставая из-за стола! Казалось бы – неформалы, элемент маргинальный и малообеспеченный, а ты посмотри! У нас бы забрали и больше, если бы были в наличии – тут уже я укоризненно посмотрел на Витька. Витек пожал плечами – он и сам был удивлен. Договорились на завтра – прийти со всей партией.
На прощание Фагот хитро улыбнулся нам:
– А вы ушлые ребята!
Усталые, но довольные тем, что вопрос с проклятыми футболками, кажется, сдвинулся с места, слегка шатающиеся от выпитого, мы отправились домой. Петрович за подвод получил футболку и «червонец», таким образом, накладные расходы составили двадцать рублей плюс потребленный коньяк.
На следующий день мы подтянулись на «Подснежник» уже сами – принесли в двух объемных сумках футболки и прихватили еще бутылку водки. Витёк сказал, что каждый день коньяк брать нельзя – папик может спалить. И вообще, жирно им будет. Впрочем, водка тоже пошла «на ура», неформалы были ребятами неприхотливыми, готовыми принимать абсолютно любой алкоголь. Фагот рассказывал страшные истории о том, что ему приходилось пить во время своих путешествий по просторам СССР – мы дивились. Но сами в этот раз не пили ничего – бизнес есть бизнес.
Глава 14
В тот вечер мы распродали все футболки, которые были у нас в наличии – более сорока штук, получив около тысячи рублей выручки, из которых шестьсот – чистая прибыль. Что интересно, покупали не только металлисты, но и панки, и «эзотерики». «Эзотерики», кстати, наряду с «металлистами» представляли собой основу неформального движения в те годы – их было много, они делились на различные фракции и только входили в моду. За тот вечер я сумел познакомиться с несколькими уфологами и одним контактером с внеземным разумом. Контактер купил футболку с «Iron Maiden», чем изрядно удивил нас с Витей – это был мужичок средних лет, очень похожий на школьного учителя. Одет он был вполне по-учительски – потертый костюм, рубашка, галстук. Оставалось загадкой, на кой черт ему «металлистская» футболка?
А вот местная ясновидящая – тетка неопределенного возраста, мрачная и молчаливая – мне не понравилась. Она долго и пристально меня рассматривала, потом почесала лоб, потом опять рассматривала, а потом сказала: «Да ну на…!» И купила футболку с «Металликой» – сыну. А мне сказала, что я странный. И что она таких никогда не видела, у нее аж третий глаз заболел. И удалилась, почесывая переносицу. Мне это категорически не понравилось и даже немного напугало – может она на самом деле увидела мою историю? Выяснять я не стал.
Один из художников, которые тусовались тут же, спросил меня, как я отношусь к творчеству Глазунова. Я дипломатично ответил, что отношусь нейтрально. Художник гневно тряхнул немытой гривой и извлек откуда-то картину.
– Вот! – воскликнул он. – Смотри!
Я посмотрел. Картина была, весьма вероятно, хорошей и что-то там отражающей. Но я не разглядел, что именно. А разглядел я изображенный на картине пустырь. А на пустыре трое то ли бомжей, то ли просто пьяниц сидели и пили водку. И было видно, что этим людям очень хорошо, что им очень нравится происходящее, и что они может быть даже счастливы.
– Настоящее искусство? – то ли спросил, то ли просто сказал художник.
– Угу, – ответил я уклончиво.
– Нравится?
– Угу-у-у…
– Махнемся на футболку!
Я безнадежно развел руками. От этого андеграунда родители бы просто офигели.
– Настоящее искусство никому не нужно, – гордо констатировал художник, и добавил после небольшого раздумья: – В этой стране.
Картина исчезла.
– Всякую пошлятину смотрят часами, – сказал художник с болью в голосе, – Глазуновых всяких… а вот настоящее искусство…
Мне стало жаль волосатого художника, так что я чуть было не подарил ему футболку с «Iron Maiden». Но все же не подарил, Витёк стоял рядом и с подозрением на меня косился.
Торговля шла бойко – художники, поэты, металлисты и эзотерики – всем хотелось черных футболок с иностранными надписями.
Отметить сделку зашли в кафе «Мороженное».
– Откуда у неформалов бабки, я понять не могу? – удивлялся я.
– Крутятся, – равнодушно сказал Витёк. – Я двоих узнал, они в кабаке «Юбилейном» играют по вечерам. А может кто на похоронах играет. Еще музыкой барыжат, кассеты, записи, пласты. Цены там – закачаешься! «Я не сплю, я не ем, я коплю на «Бони М». Музыка, кстати, интересное направление, я бы сам хотел заняться, но не разорвешься же! Эзотерики лекции читают. Ясновидящие будущее предсказывают. Художники пейзажи малюют и продают на барахолке. Или портреты на заказ. Крутятся как могут. А вообще, пацаны, есть новость важная.
– Хорошая или плохая? – поинтересовался Валерка.
– С какой стороны посмотреть, – сказал Витёк загадочно. – Вроде бы и хорошая, но…
– Да говори уже, не томи! – выпалил я.
Витек выдержал драматическую паузу и только потом заговорил.
– Батя рассказывал, – сказал он важно, – Открылись первые кооперативы.
– Это чего такое? – заинтересованно спросил Валерка.
– Это революция! – патетически вскликнул Витёк. – Это все меняет, вообще все! Теперь официально можно заниматься производством, парни! Те же маечки шить. Или джинсы. Вы представляете, что сейчас начнется?
– Представляем, – скучно сказал я. – Множество заинтересованных людей ломанется в эту нишу, нашьют хренову тучу джинсов и футболок, забьют ими все барахолки и комиссионки, насытят имеющийся спрос и тогда нам, Витюша, придется гоняться за покупателями. А не покупателям за нами. А это совсем другая история…
– А ты откуда такой умный? – насторожился Витя. – Тоже с батей разговаривал?
– Нет, – сказал я. – Я ж тебе говорил, что скоро будем легально торговать. А ты не верил. Ну и вот.
– Ты не гони, – не хотел сдаваться Витёк, – торговать легально пока еще нельзя. Только производить. И сдавать в торговые сети, я так понимаю.
– Валерию Александровичу, – подсказал я.
– Ну да, ему, – сказал Витя задумчиво. – Но не только ему, он не один же…
– Ладно, что еще слышно за эти кооперативы? – спросил Валерик.
– Пока еще там все не так просто, – ответил Витя. – У них там налоги будут… серьезные. И вообще, чем-то можно заниматься только в свободное от работы время, где-то числиться все равно обязан. Только я так думаю – налоги и все остальное, это все хрень. Люди вообще нелегально работали сколько лет, свободой и жизнью рисковали! Чего они, не придумают, как от налогов отмазаться?
– А чем вообще можно заниматься? – Валерик явно заинтересовался новостью.
– Батя говорил – ремонт, общественное питание, изготовление шмоток и обуви, еще чего-то такое, я уже не помню… Ах, да! Им кредиты дают! От госбанка.
– Какой процент? – спросил я. – Кредиты – это интересно.
– Вроде бы три процента годовых, – сказал Витёк. – Батя говорит, что уже открывается первое кооперативное кафе. Все у них согласовано, помещение получили, кредит взяли, устав зарегистрировали…
– Три процента – это, считай, даром, – сказал я мечтательно. – Какой у нас средний процент прибыли?
– Под сто процентов, – сказал хорошо разбиравшийся в математике Витёк. – Ну а че? Это если в среднем. С джинсов меньше – семьдесят пять процентов максимум.
– Ладно, господа-бизнесмены, – сказал я, – в связи со вновь открывшимися обстоятельствами… чего делать-то будем?
Друзья молчали. Думали. Первым подал голос Валерик, который, похоже, не надумал ничего интересного:
– Делать? А что мы можем сделать, Лёх? Это ж серьезная история. Не пару кроссовок перепродать. А у нас выпускные экзамены на днях. А потом – вступительные.
– Валера, – сказал я очень спокойно, – уже сейчас ты зарабатываешь больше учителя физкультуры. На которого тебе пять лет учиться предстоит. Так?
– Ну так, – согласился Валерик. – И что же?
– И то, – сказал я. – Ты никаких выводов из этого не делаешь? По поводу того – в какую сторону двигаться?
Валерик рассмеялся нервно.
– Да ты что, Лёш! Ты на полном серьезе думаешь, что это все надолго? Может немного и дадут поиграться в бизнесменов, а потом прихлопнут. НЭП помнишь, по истории проходили?
После Валеркиной реплики у меня сразу как будто прояснилось в голове. Я понял, чего хочу. Кажется, я действительно освоился в этом времени. То, о чем говорил Валерик, я это все много раз слышал и в «прошлой жизни». Много-много раз. Слышал о том, что успех временен и неустойчив. Как и все хорошее. А вот прозябание и бедность – постоянны. Что большие деньги могут исчезнуть в любой момент. Что лучше не высовываться. Что большому кораблю – большая торпеда. Что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Вот это все. У Валеры прямо сейчас выходит с нами примерно сто рублей в неделю, без особых напрягов и суеты. Но Валера не видит в нашей деятельности будущего. Он на полном серьезе считает, что лучше учителем физкультуры в школу. И даже не лучше, но скорее правильнее, понятнее. И так большинство людей. Почти все. Единицы видят в происходящих событиях перспективу. Большинство предпочитает синицу в руках. И, как всегда, большинство ошибается. Не будет им ни синицы, ни журавля. Будут девяностые, о которых в моем времени принято вспоминать с содроганием. Синица сдохла прямо в руках, а журавль улетел. А вот те, кто попытался поймать журавля в небе – выиграли. Не все, конечно. И я собираюсь быть среди тех, кто выиграет. Тем более, что фора у меня имеется такая, какой ни у кого на планете нет.
Сам Валера уже в первые несколько недель нашей совместной деятельности заметно изменился. У него появились приличные джинсы и кроссовки, часы и это не говоря о карманных деньгах. Его «акции» в школе, и без того достаточно высокие, благодаря бронебойной харизме, стали еще выше. Да и с Юлькой Голубевой у них что-то там определенно вытанцовывалось.
– А я считаю так, – сказал Витёк, – кооперативы – тема интересная. Но как нам в эту тему встрять – вот в чем вопрос?! Денег у нас по большому счету нет.
– Да ладно, – ухмыльнулся Валерик.
– Детский сад наши доходы, – отрезал Витя. – На мороженное хватит, а серьезных дел не сделаешь.
– У нас другой ресурс есть, – сказал я.
Витёк насторожился.
– Это какой же?
– Административный, конечно.
– И как ты себе это представляешь? – нервно рассмеялся Витёк. – Вот приходим мы сейчас домой и объявляем – мама, папа, дорогие, мы с одноклассниками открываем кооператив, замолвите за нас словечко!
– Это ты зря, – сказал я Вите, – родители наши не идиоты. Консервативные – это да. Но не идиоты совсем. И понимают куда ветер дует.
– Не знаю, – ответил Витёк. – Если я дома о чем-то таком заикнусь, то меня сто пудов отправят к тетке. В деревню. В глушь. На перевоспитание. Батя у меня пуганый. Он сам деловой человек и знает, как это бывает и чем кончается…
– Ладно, – сказал я. – Будем думать.
На этой оптимистической ноте мы и разошлись, задумчивые и притихшие.
В этот вечер я думал. Очень много и напряженно. Кооперативы. Что я о них знаю? Производили всякий ширпотреб, открывали кафе, автосервисы, всякие мелкие цеха – легально. Прилично зарабатывали. Многие серьезные люди сделали первые большие деньги в кооперативах. Но были и минусы, конечно. Например, ребята с утюгами и паяльниками, которые хотели больших денег. И не только они. Еще конкуренты. Милиция. Насколько оправдано лезть в эту кашу прямо сейчас? С одной стороны – нужно лезть, чтобы оказаться в первых рядах, поближе к будущему разделу. С другой стороны – можно нажить много проблем.
Кто-то проклял меня, думал я. Проклял так, чтобы я переродился в эпоху великих перемен. Очевидно, что кооперативы убьют наш бизнес – мелкую спекуляцию – в ближайшее время. Сейчас наши цеховики дорвутся до легальности и завалят изголодавшееся по высокой моде население свежеповаренной джинсой. А заодно и всей остальной мелочевкой, на которой мы зарабатываем – от жвачки и до кассет. Итак, вписываться в кооперативную тему нужно. Но чем конкретно заниматься? Варить джинсы? Открывать шашлычную-чебуречную, как мечтает наш одноклассник Тарик? Или заняться реальным производством – открыть, например, маленький столярный цех? Если да, то где брать оборудование? Сырье? Ведь все в дефиците, пойти и просто купить – нереально. Как нанимать людей? Раньше, в своей прошлой жизни, я часто думал о том, как повезло первопроходцам отечественного бизнеса. Неограниченные возможности! И вот, теперь я в шкуре такого первопроходца. При этом, отягощенный пост-знанием. И что при этом делать – хрен его знает. Спал я той ночью тяжело и неспокойно.
Бизнес-схема появилась на следующий день, и была она, как большинство по-настоящему эффективных бизнес-схем, проста до примитивности. В школе Витя, как всегда, с видом таинственным и загадочным сообщил, что есть важный разговор. И что поговорим мы после уроков. Вопрос жизни и смерти. Терпеть не могу такие заходы. Пришлось ждать, сидеть как на иголках, слушать в пол-уха химичку и математичку, сгорая от нетерпения.
– Сколько у нас всего бабок? – спросил Витя с важностью, когда наша троица собралась. – Короче, к нашему вчерашнему разговору про кооперативы. Такая новость. Знакомые продают видик. «Фунай». И с ним пять кассет. За все просят три штуки. Никак нельзя упустить, пацаны. Там одни кассеты на штуку тянут – минимум. Вы же представляете, какие открываются перспективы?
Я определенно представлял. Видеосалон у нас в городе работал всего один, в общаге медицинского института, полулегальный, но всегда забитый до отказа – по моим прикидкам, за три вечерних сеанса ребята зарабатывали до ста рублей в день. Деньги, по нашим меркам, не такие чтобы фантастические, но более легкие, чем у нас. Из всей работы – собрать бабло со зрителей. Это так мне казалось тогда. Вообще, я думал о видеосалоне, но немного погодя, может быть к концу года или к началу следующего. Я помнил, что самый бум видео-салонов пришелся на восемьдесят восьмой – восемьдесят девятый годы и не хотел фальстарта. Но раз на ловца и зверь бежит, то глупо отказываться…
– Идея отличная, Витёк, – сказал я. – Видик быстро отобьется, тут и разговаривать не о чем.
– Быстро – не то слово! – изрек Витя. Глаза у него горели, в предчувствии будущих барышей. – Салон у нас только один – у медиков в общаге. Так к ним участковый сам ходит с женой – фильмы смотреть, представляешь? Никаких проблем, всегда аншлаг! Я был, на Брюса Ли ходили с Жорой. Так у них там район – окраина. А прикиньте, если открыться в центре! И телек нормальный поставить, «Акай» какой-нибудь. Можно по рублю за вход заряжать смело!
Да, перспективы открывались интересные.
– А твои знакомые нас не кинут? – поинтересовался Валера. – Чего они видик-то продают?
– Не кинут, отвечаю, – сказал Витя. – Я того пацана, который продает, с детства знаю. Он старше нас на два года, сейчас на инязе, в педагогическом. Его батя стройматериалами заведует, моего батю хорошо знает. Бабок нереально. Ему из Японии настоящий «JVC» подогнали, нафиг ему тот «Фунай». Но есть одна проблема.
– Какая? – напрягся я.
– Видик у меня дома держать нельзя. Никак. Родители не поймут – откуда бабки.
– У меня тоже нельзя, – сказал я. – Там еще и кассеты… Батю кондрашка хватит, если увидит. Остается Валерка.
Валерка пожал плечами.
– Да без проблем. У меня мать в электронике не разбирается. Ей что видик, что радиола…
На том и порешили. Денег у нас оказалось всего чуть больше двух тысяч. Витя сказал, что это не беда, что еще осталось в загашнике десяток часов «Монтана» и потенциальные клиенты – цыгане, которые по сороковнику заберут все десять. И тогда у нас получится как раз трешка. Я усомнился насчет того, можно ли полагаться в таком вопросе на цыган, но Витёк отмахнулся и заявил, что не первый раз уже, а волков бояться – в лес не ходить.
Не откладывая дело в долгий ящик, мы втроем отправились к цыганам. Цыгане жили в районе, называемом в народе «Шанхай» и представлявшем собой частный сектор, хаотично и бессмысленно застроенный примерно в послевоенное время. Здесь немудрено было потеряться. Тесные переулки, на которых втроем не разойдешься, заканчивались внезапными тупиками, оврагами, свалками мусора, пересекали самих себя, петляли какой-то немыслимой синусоидой и, казалось, были бесконечными, как окружность. Низенькие кособокие домики, неуютные и неухоженные, населяли простые советские рабочие, которым не досталось приличных квартир даже на городских окраинах, не говоря уже о центре. А самостоятельно построить они могли только вот такое, особенно в послевоенные годы. И, скорее всего, многим так и придется обитать в этой местности – «Шанхай» благополучно дожил до моего времени и даже слегка цивилизовался, провел воду и вставил пластиковые окна, здесь даже появится интернет и современные автомобили. Я был здесь «в прошлой жизни» пару раз – кривые улочки, тупики и овраги никуда не делись за эти годы. Несмотря на разгар рабочего дня, как тогда, так и теперь на улице было много пьяных.
– Завел ты нас в гиблое место, – шутливо сказал Валерка Витьку. – Я бы знал, так половину боксерской секции с собой бы взял. Здесь по балде получить – за нефиг делать.
– Нормально все будет! – Витёк был преисполнен делового оптимизма. – Еще день, шпана не повылезала.
– Нужно было где-нибудь поближе к цивилизации договориться, – проворчал я.
Витёк развел руками. Цыгане предпочитали решать такие вопросы на своей территории.
Глава 15
Я с интересом осматривал окрестности. Советский Союз образца восемьдесят седьмого года показывал мне свою изнанку. И эта изнанка была так себе. Она пахла мочой – некоторые не слишком дисциплинированные обитатели Шанхая выливали помойные ведра, не мудрствуя лукаво, прямо посреди улиц, на которых, как я уже говорил втроем сложно было разойтись. Водопровода здесь не водилось, народ носил воду ведрами с колонок. С газом, если судить по кучам угля, которые кое-где были свалены прямо перед домами, тоже обстояло не очень хорошо… Впрочем, даже если бы водопровод проводили всем желающим, проблему это навряд ли решило. Невозможно советскому человеку просто пойти в гипермаркет и выбрать ванну с унитазом, плитку, краны, трубы и прочее необходимое. Для решения такой задачи необходимо было обладать связями не меньшими, чем, например, у моего отца. Само собой, у местных простых работяг таких связей не было и быть не могло. Вот и ходили с ведрами на колонку, а по нужде – в «скворечник» во дворе, топили углем и считали подобное положение вещей нормальным и естественным – все так живут.
– Во, пришли. – Витёк кивнул на большой добротный дом из красного кирпича, который явно выделялся на фоне гораздо более скромного окружения. Цыганский дом.
Когда-то в шестидесятых городские цыгане поселились неподалеку от рыночной площади, рядом с оврагом, который, благодаря их соседству, получил название Цыганский. Цыгане были самые обычные. Они не хотели строить коммунизм вместе с остальным обществом – то ли не понимали, что это такое, то ли были слишком практичны, но хотели жить так же, как отцы-деды, по своим законам – гадать, чего-нибудь красть по мелочи, торговать на рынке цепями, леденцами и мышеловками собственного изготовления, точить ножи, продавать навоз и известку, хорошо выпить, погулять на свадьбе, поплясать и попеть вволю. Международное положение и перевыполнение пятилетних планов их вообще не интересовали. Единственное, что роднило обитателей цыганского поселка с советской властью, так это полное отсутствие уважения к частной собственности. Однако в этом пункте цыганское мировоззрение категорически не совпадало с некоторыми статьями уголовного кодекса. Криминогенная обстановка в районе портилась, социализироваться цыгане категорически не желали, и это привело к закономерному результату. Тогда же, в шестидесятые, цыганский анклав был уничтожен силами милиции. Некоторые его обитатели подались в другие, более гостеприимные места, а некоторые разбрелись по городу. К последним как раз относилась цыганская семья, в гости к которой мы шли.
Витёк гулко постучал в железные ворота. Во дворе с деланной злостью залаяла собака, где-то внутри загоготали гуси. Прямо какой-то Кустурица, подумал я.
– Кто там? – раздался женский голос с другой стороны ворот.
– К Мише по делу, – сказал Витя.
Дверь открылась. Перед нами стояла полная молодая цыганка в цветастом платке, черной юбке до земли и какой-то чудовищной ядовито-зеленой блузке. Она пытливо оглядела нас и, определив, что опасности мы не представляем, кивнула куда-то в глубь двора:
– Проходите, Миша сейчас выйдет.
Большой двор был вполне в стиле еще не снятых фильмов Кустурицы. Громадная собака, которая, завидев нас, приветливо замахала хвостом. Далеко не приветливые гуси. Дети, точное число которых невозможно было определить, играющие с разнообразным хламом, которым двор был буквально заполнен. Старая, если не сказать древняя цыганка, сидящая под тенью яблони в старом кресле и курящая сигарету в длинном мундштуке. Перед ней на журнальном столике – наполовину пустая бутылка «Столичной», тарелка с закуской – порезанные лук и сало, а также – облезлый белый кот, который стырил с тарелки кусок сала и с удовольствием его жевал. Цыганка ругала кота как минимум на двух языках – цыганском и русском, но никаких действий против него не предпринимала. Что касается кота, то он к ругани относился вполне философски – слушал, но продолжал жевать.
Меня терзали смутные сомнения – я сомневался, что в этом доме наберется сумма, на которую мы рассчитываем.
Мы только успели осмотреться, как из дома появился Миша – низенький коренастый парень лет двадцати пяти, в джинсах и футболке от нашей «фирмы».
– О, привет, пацаны, – зевая сказал Миша. – Чего расскажете?
– Здорово, Миша, – сказал Витёк. – Вообще, по делу к тебе.
– Ну, раз по делу, тогда пойдем в дом!
Цыганский дом изнутри мало чем отличался от двора. Многочисленные дети, играющие с хламом, наполовину пустая бутылка водки на столе, сетчатая кровать с грязным матрасом, несколько старых стульев, потертый красно-черный ковер на стене – так выглядел зал. Из кухни, отделенной от зала марлевой занавеской, доносился убийственный запах жареной рыбы.
Миша, со всем полагающимся гостеприимством, поинтересовался – не желаем ли мы выпить? Витя ответил, что нет, выпить мы не желаем. Миша поинтересовался, не хотим ли мы закусить (на столе из закуски был порезанный черный хлеб и трехлитровая банка с огурцами). Витя стоически отказался и от закуски тоже. Миша, раздав несколько легких подзатыльников резвящимся детям, освободил диван и широким жестом предложил нам присаживаться.
– Чего за дело? – спросил Миша.
– Помнишь, пару недель назад общались за часы? Ты говорил, что по сорок рублей можешь забрать оптом. Будешь брать?
– Что за часы? – в голосе Миши появился интерес. – «Монтана», что ли?
– Она, родимая! – лихо подтвердил Витёк.
Миша крепко задумался. Некоторое время он чесал затылок, смотрел в потолок и шевелил губами, чего-то прикидывая.
– На шестнадцать мелодий? Если на восемь, то и даром не нужно! На восемь – не возьму!
– На шестнадцать, ясный перец! – подтвердил Витя.
– Показывай! – скомандовал Миша.
Заветная «Монтана» была извлечена из школьной сумки и торжественно разложена на столе, на газете «Труд». Зал тем временем наполнился примерно десятком (точнее посчитать было сложно) Мишиных домочадцев в возрасте от пяти до восьмидесяти. Началось представление.
– Как-то тускло светят! – восклицал подвыпивший цыган средних лет, сверкая золотым зубом и источая немыслимый перегар. – Это у них батарейка садится, точно говорю! Батарейка!
– А запасные батарейки есть? – деловито спрашивал Миша. – А то в натуре – сядут и хрен найдешь потом.
– Батареек нету… – разводили руками мы.
– Ну вот, – расстроился Миша. – Как же их покупать без батареек? Давай, делай скидку на батарейки, хотя бы по трояку!
– Да не гони! – Витя был кремень. – Часы – муха не сидела! Только из Америки! Свежак!
– Давай мелодии слушать! Музыку! А ну тихо все! Будем музыку слушать!
Слушали музыку – внимательно и напряженно, даже с каким-то азартом. От прослушивания младшее поколение цыганской семьи пришло в феерический восторг и даже пустилось в пляс, старшее же изображало скепсис – опять им чего-то не нравилось.
– Вот эти и эти – тише играют! Еле слышно!
– Давай скидку делай! Они бракованные у тебя!
– Да нормально играют, все одинаково! – отбивались мы, но куда нам было тягаться с цыганами.
– А давай на жвачку меняться! Нам из Ужгорода жвачку подогнали фирменную. Хочешь восемь блоков жвачки? Как раз на четыреста восемьдесят выходит!
– Нет! – У нас просто голова кружилась от коммерческого напора аборигенов.
– Как нет? – удивлялся Миша. – Вы ее по рублю сдадите, за нефиг делать! Еще и пять сотен наварите почти, ты че?!
– Сам продавай! Их полгода продавать надо! – Витёк уже начинал злиться. – Нам наличные сегодня нужны!
– Слушай, – говорила дородная цыганка средних лет, – не хочешь жвачку – есть косметика, польская. Наборы, тени, помады! По нормальной цене вам посчитаем!
Витя кипел. Валерка трясся от беззвучного смеха.
– Давай выпьем! – потрясал початой поллитрой поддатый цыган с громадной бородой.
– Так, все! – терпение Вити определенно иссякло. – Миша, не трахай мне мозги, говори конкретно – берешь или нет?! Если нет, то другим сдадим, их по такой цене на барахолке заберут без базара.
– А скидка?!
– Да тебе уже сделали скидку! Сорок – роскошная цена!
– Ну хотя бы на четвертной подвинься с общей суммы!
– Из уважения! – строго сказала пожилая цыганка. – Мы вас уважаем – в дом пригласили, чарку налили.
Я хотел было возмутиться насчет чарки, но обнаружил, что на столе действительно стоят три наполненные водкой стопки.
– На чирик подвинемся, – проникся атмосферой Витя, но от водки категорически отказался. – Итого четыреста семьдесят.
– Ладно, договорились, – сказал Миша с отчаянием в голосе. И вдруг неожиданно добавил:
– И джинсы еще! В придачу! Вот такие же. – Он ткнул пальцем в собственные джинсы.
У несчастного Витька упала нижняя челюсть. Валерка, сволочь, ржал уже не стесняясь.
– Ты не охренел, Миша? Какая тебе придача? – поинтересовался пришедший в себя Витёк. – Джинсы отдельно, часы отдельно. Для тебя джинсы сделаем за стольник.
– Может на жвачку поменяем? – спросил Миша, давно уяснивший, что наглость – второе счастье.
– Или на помады! – оживилась цыганка.
– Сто рублей! – Витёк был непреклонен.
– Давай за полтинник и блок жвачки!
– Соглашайся, – степенно провозгласил пожилой цыган, который как-то незаметно в пылу торгов опустошил все три налитые стопки, якобы предназначавшиеся нам, – он честно предлагает, от сердца! Видит – вы ребята хорошие! Соглашайся!
– Ладно! – торжественно изрек Витя. – Получается, четыреста семьдесят и полтинник – это пятьсот двадцать. И плюс ваша жвачка еще. Давайте расчет!
– За джинсами сразу пойдем? – деловито уточнил Миша.
– Бабки на стол и идем, – подтвердил Витек.
Деньги собирали всем табором – это было отдельное представление. Сначала Миша принес книгу «Два капитана». По всей видимости, книга эта выполняла функцию деньгохранилища. Из книги была извлечена стопочка двадцатипятирублевок. Оказалось двести пятьдесят рублей. Затем молодая цыганка принесла детскую пеленку. Не очень чистую. Пеленка была торжественно развернута, и прямо перед нами на столе вырос небольшой холм из рублей и трешниц. Начали считать и считали долго – сбиваясь, споря, переругиваясь и пересчитывая. Витя краснел от сдерживаемой ярости. Валерик ржал в голос. Цыгане курили, считали, плевали на пальцы, выпивали и закусывали. Со двора прибежала добрая лохматая собака – наверное тоже хотела принять участие во всеобщей движухе, но ее прогнали, используя при этом книгу «Два капитана».
Денег в пеленке оказалось сто восемьдесят семь рублей. Пожилая цыганка принесла трехлитровую банку с мелочью. Снова начался пересчет – строили столбики из монет, старый цыган ругал Горбачева, дети вопили… Было весело. Наконец, все сошлось – сделка состоялась. Кое-как мы рассовали полученную кучу денег по карманам и школьным сумкам и двинулись вместе с Мишей за обещанными джинсами.