Деметрио Росси
Капитали$т. Часть 1. 1987
– Говорил, – она улыбается и целует меня на прощание.
Я ухожу.
Голова после этого разговора была пустая и легкая. Прошел, называется, сеанс терапии. Выговорился. Все же, надеюсь, что она восприняла мои излияния не слишком серьезно.
А выпускной мы отгуляли очень даже хорошо – с застольем, торжественными фото и встречей рассвета. Все было прилично – никто даже не ужрался в хлам, пропустили по паре бокалов «Советского шампанского» и на этом все. После встречи рассвета каждый вкратце рассказал о планах на будущее, и все это было наполнено оптимизмом и жизнерадостностью, немыслимыми для моего времени, но вполне нормальными для восемьдесят седьмого. Все же, несмотря на мажорское свое положение, одноклассники мои были людьми, в общем, хорошими, у них горели глаза, и они очень торопились в новую взрослую жизнь, которую видели исключительно в радужных красках.
Несколько выделялся на их фоне Витя Пахомов, мой друг и компаньон, у которого была не голова, а вычислительная машина и который на будущее смотрел без розовых очков, ориентируясь исключительно на материальные цели.
Прочие же ребята были преисполнены оптимизма. Даже я немного заразился их состоянием, будущее перестало быть для меня чем-то ужасным, но представлялось своего рода квестом, который нужно пройти, выполнив положенные задания.
Так, вместе со всеми своими одноклассниками, я входил в новую взрослую жизнь.
Глава 21
В один прекрасный день к нам в видеозал перед сеансом заявился знакомый нам неформал Петрович с каким-то волосатым и бородатым парнем лет восемнадцати.
– Здорово, пацаны! – радостно приветствовал он нас. – Ну ни фига себе, у вас тут хозяйство! Про ваш видеозал уже весь город знает. Че, как, нормально дела идут, футболками больше не барыжите?
– С футболками завязали, – сказал я. – Сейчас мы несем культуру в массы. Демонстрируем кинозрителю лучшие образцы… Ну вы поняли?
Неформалы заржали.
– «Эммануэль», небось, народу заряжаете?
– Нет, Петрович, – строго сказал я. – Никаких Эммануэлей. У нас все прилично.
Петрович почесал пышную шевелюру.
– Мы к вам вообще по этому делу.
– По какому? – не понял я.
– Ну вот, как ты говоришь – нести культуру в народ.
– Вот это, – Петрович кивнул на своего бородатого спутника, – Андрюха. Лес кличут.
Мы церемонно раскланялись.
– И мы че пришли… У Андрюхи – шикарнейшая коллекция записей. Лучшая в городе. Полтыщи кассет, можешь себе представить?
– Так… – сказал я выжидательно, почувствовав, что дело пахнет внезапной выгодой.
– У него половина записей —хэви металл. Так там вообще все, что можно найти. Но есть и куча попсы импортной – «Модерн толкинг», «Европа», Мадонна, «Пет Шоп Бойс» – все на свете. Наша звукозапись в Доме быта – нервно курит бамбук! Плюс, все новинки Андрюхе брательник двоюродный из самой Москвы загоняет, как только там появляется.
– И чего вы хотите? – спросил я, в принципе, понимая, чего они хотят.
– Хотим свою звукозапись замутить, – сказал Петрович и глаза его загорелись. – А чего? Приятное с полезным. Сейчас бабки все делают. Дело-то сто пудов выгодное!
– А че в Дом быта не пошли в звукозапись, не предложили свои услуги? – поинтересовался я.
– Ходили, – мрачно сказал Андрюха Лес. – Там такой урод сидит. Сходу нас послал, говорит, что не нуждается и у него нормально все. Конченый какой-то.
– У вас же видеозал только по вечерам работает, – сказал Петрович. – А днем можно вполне музыкой заниматься. У Андрюхи все кассеты – первые копии, народ пойдет толпой, только табличку повесить – «Звукозапись».
– Разумно, – сказал я задумчиво. – А сами чего не хотите заняться?
– А как? – развел руками Петрович. – Это надо по-любому в какую-то контору влезать. А с нами никто и разговаривать не захочет…
– Волосатые, бородатые… – протянул я задумчиво.
– Ага, – сказал Андрей весело. – Один у нас вообще поинтересовался, не наркоманы ли мы?
– А вы че сказали? – улыбнулся я.
– Мы больше по синьке! – заявил Петрович.
– Ладно, – сказал я, – теперь давайте серьезно. – Бизнес-план у вас есть какой-то? Как работать предполагаете?
– Плана у нас нет, – сказал Петрович с деланной грустью. – Ни бизнес, ни обычного. Мы ж таки не наркоманы! А работать, дружище, мы предполагаем ударно! По трояку за сторону «МК-шки», а если импортная кассета – то пятера. У вас тут вокруг ДК три школы – все комсомольцы прибегут «Айрон Мэйден» записывать. Вообще – вот. – Петрович достал из потертого портфеля тетрадь. – Смотри сам!
Я полистал тетрадь. Там каллиграфическим почерком были записаны названия групп и альбомов и фамилии исполнителей. Некоторые группы, которые я знал по одной-двум песням были представлены полными собраниями дисков.
– Круто? – с гордостью спросил Петрович.
– Впечатляет, – согласился я. – Теперь давай по аппаратуре… Чего у вас есть?
– А по аппаратуре не густо, – сказал печально Петрович. – У Андрюхи вот «Маяк-215», новый, пишущий. И больше нет ни хрена. Надо бы еще пару аппаратов, для верности, чтобы весь возможный спрос удовлетворить.
Так, подумал я. Придется для общего дела пожертвовать свой личный двухкассетный «Шарп». И у Витька целый музыкальный центр немецкий имеется, тоже внесет свою лепту.
– Заказы принимать-выдавать и писать вы будете?
– Мы, – подтвердил Петрович. – Нам сейчас делать нечего. Я сутки через двое курьером. Андрюха на овощебазе числится, грузчиком, по блату пристроился, целый день свободен.
– А прибыль как будем ломать? – задал я главный вопрос.
– По справедливости! – заверили меня неформалы. – Пополам. Даже если десять кассет в день писать – минимум шестьдесят рублей, нам и вам по тридцатке. А я сто пудов уверен. Что будет больше десятка выходить.
– Все понял, – сказал я. – Давайте я с пацанами поговорю, если они не возражают, то замутим звукозапись. Лично мне эта тема нравится. Аппаратуру дополнительную найдем, не проблема. Думаю, будем работать.
Мы пожали руки и расстались, вполне довольные друг другом.
Партнеры выразили полное согласие участвовать в предложенном проекте.
– Нормально! – радовался Витя. – Из ничего, на пустом месте тридцатка в день – минимум! Вот это я понимаю!
– Нужно еще чтобы тема взлетела, – сказал я осторожно.
Но Витя весь пылал оптимизмом.
– Взлетит, ясный перец! Я в эту звукозапись в Доме быта столько бабла перетягал! Пару сотен, если за все время посчитать – не меньше! А теперь конкурировать будем.
– Еще нужно Васильича в курс поставить, – сказал я. Получить хотя бы формальное согласие руководства ДК было необходимо.
Васильич удовлетворился двумя дополнительными поллитрами и твердым обещанием, что все будет тихо и спокойно.
– Где кино, там и музыка, – объяснил ему я. – Расширяем просветительную работу…
– Среди трудящихся масс, – ехидно подсказал Валерик.
– Ну… расширяйте, – согласился мучимый бесконечным похмельем Васильич. – Только, если что – мое дело сторона. Сами понимаете.
Мы заверили владыку ДК, что понимаем все.
А мне в голову пришла еще одна бизнес-комбинация. Как и все прочие товары, магнитофонные кассеты в славном восемьдесят седьмом году в свободной продаже отсутствовали – были в дефиците. На барахолке у наших коллег обычная шестидесятиминутная кассета «МК-60» или «МК-шка», как мы ее нежно называли, продавалась рублей за семь-восемь, при стоимости в госторговле – четыре рубля. Импортные кассеты – «Sony», «TDK» или «BASF» стоили сильно дороже – рублей двадцать-двадцать пять. Очевидно, что при работе звукозаписи спрос на чистые кассеты неминуемо возникнет, а значит – нужно его удовлетворить.
И вот в этом мне должна была помочь маменька.
– Мам, – спросил я вечером того же дня, – ты с Валерием Александровичем еще общаешься? Который главный по торговле.
– Да, конечно, – удивленно посмотрела на меня маменька. – А что ты хотел, почему спрашиваешь?
– Да мы с друзьями хотели кассет магнитофонных прикупить, – развел руками я. – А в «Радиотоварах» пусто, хоть шаром покати. Говорят, что нет и неизвестно когда будут.
Маменька улыбнулась.
– Хорошо. Будут вам кассеты. Я сейчас позвоню…
Она сняла трубку, набрала номер и понеслось:
– Валерий Александрович? Да-да… Спасибо! Ой, ну что вы… Я хотела вот по какому вопросу… Тут сын с товарищами хочет кассет прикупить. Для магнитофона, да. А в магазине говорят – нету. Что? В любое время? Ой, спасибо вам большое… Не знаю, как и… Ну что вы…
Светская беседа продолжалась еще минут десять, но главное было выполнено – завтра я должен был подойти в радиотовары и назвать старшему продавцу свою фамилию.
Я так и поступил. На следующий день, взяв весь имеющийся запас денег, я отправился в «Радиотовары». Ассоримент этого магазина был максимально убог – несколько радиоприемников и какие-то, судя по всему, неликвидные, радиодетали в витринах, более не было ничего. Мордатый мужик за прилавком посмотрел на меня со скукой, но тут же оживился, когда я назвал фамилию и сказал волшебное: «Вам должны были позвонить».
– Звонили, звонили, – закивал мужик. – От товарища Герца, как же, предупредили. Пойдемте, молодой человек.
Мы прошли в святая святых любого магазина конца восьмидесятых – в подсобку. Там царил интимный полумрак и пахло почему-то копченой колбасой.
– Вот сюда, молодой человек, – вел меня по лабиринту из коробок и ящиков продавец. – Вас кассеты интересуют? Имеются «МК-60», недавно только приехали, прямо с завода. Вам сколько? Штучек пять-десять?
– Я бы взял сотню, – твердо сказал я.
Продавец икнул и ошарашенно уставился на меня:
– Сотню? Это получается – сто штук кассет? Сто кассет?
– Да, – подтвердил я, – думаю, сотни хватит. А что, какие-нибудь проблемы?
– Да нет… – продавец посмотрел на меня с плохо скрываемой ненавистью. Кажется, этой своей покупкой я наношу ему порядочный ущерб. Вместо того, чтобы с наценкой уйти налево, сто кассет по госцене придется продавать мне. Ну а как ты хотел, дружище? Мы вот работаем в гораздо более сложных условиях, и то не жалуемся.
– Нет проблем, – сказал продавец. – Тем более, что от товарища Герца звонили. Вы же Петров?
– Петров, – подтвердил я. На несчастного властелина радиотоваров жалко было смотреть. Ничего, дядя, ты свое наверстаешь. И ведь как интересно – преступник и спекулянт все равно получаюсь я, а этот дяденька ведь и ничего криминального не делает! Ну продает оптом товар прямо со склада третьим лицам, подумаешь! Ну получает небольшое вознаграждение за это (но, увы!.. не сегодня). И ведь наверняка план перевыполняет, такими-то темпами продаж, наверняка у начальства на хорошем счету, грамоты получает, пользуется авторитетом в коллективе…
Несчастный продавец, на лице которого отразилась вся мировая скорбь, потащил картонный ящик в торговый зал. Долго и медленно пересчитывал он злосчастные кассеты, похоже, внутренне оплакивая каждую из них. Пересчитав, он грустно сказал мне:
– Четыреста рублей, молодой человек.
И покачал головой укоризненно, как будто я совершил нехороший, подлежащий осуждению проступок.
Я лихо отсчитал четыре сотни и забрал ящик.
– Приятно было иметь с вами дело, – сказал я на прощание. – Еще как-нибудь к вам зайду!
Продавец возмущенно вскинулся, но тут же потух:
– Заходите, молодой человек… – сказал он меланхолично.
Да, сегодня явно был не день этого дядьки. Я же, довольный проделанной комбинацией, поймал такси и отправился в видеосалон.
Через несколько дней мы запустили студию звукозаписи. Петрович оказался прав – все окрестные комсомольцы моментально приперлись записывать «Айрон Мейден», так что три магнитофона работали без передышки, а деньги буквально потекли – в день выходило рублей сто, что было даже больше нашей прибыли от видеосалона в самый удачный день. Конечно, из этих ста рублей половину забирали Петрович с Андреем, но они-то и делали почти всю работу – общались с клиентами, записывали музыку, получали деньги. Мы предоставляли помещение, два магнитофона и «крышу» в виде клуба любителей кино, в члены которого мы оперативно записали наших новых компаньонов. Наши друзья-неформалы были очень рады заработкам и открывающимся перспективам.
С приходом более-менее серьезных денег в нашем коллективе возникла некоторая напряженность. Источником ее стал, конечно же, Витя, который в один прекрасный день излил мне душу на тему того, что пользы от Валерика намного меньше, чем он получает денег.
– Витя, – сказал я товарищу, – ты же сам его привел. Так что, какие проблемы?
– Привел, да, – вздохнул Витёк, – но тогда же совершенно другая ситуация была. И бизнес другой.
– Если бы не его друзья-боксеры, то не известно, как бы с «краснознаменскими» все вышло, – попытался я урезонить Витька. – Федя мог сам ту тему и не вывезти.
– Да, фигня, – отмахнулся Витёк. – Ничего бы они не сделали…
Я посоветовал Вите не жадничать, а думать лучше о развитии, и он тут же переключился, сказал, что как только наберем достаточно бабок будем открывать второй видеозал, и вот тогда уже пойдут нормальные деньги и можно будет развернуться по-настоящему.
Но, как известно, человек предполагает, а бог располагает…Буквально через два дня после этого разговора Витю сильно избили, прямо возле видеосалона, когда он шел домой после последнего сеанса. Били долго и злобно – вырубили прямым в подбородок, а потом – лежачего молотили ногами.
– «Краснознаменские», – сказал мне Витя, когда я на следующий день навестил его дома.
По большому счету, он легко отделался – ушибы и синяки, но без сотрясений и переломов.
– Ну, черти, бандой на одного. – Витёк с трудом шевелил разбитыми губами. – Нужно этот вопрос окончательно решать, Лёха! А то всех нас по одному перегасят!
От Вити я отправился прямиком к Феде Комару, которого нашел в обычном месте – в подвале.
– Во как, – удивился Федя, выслушав мою сбивчиво рассказанную историю. – Я смотрю, они не понимают ни хрена. Сегодня к восьми вечера подтягивайся в парк возле «Универсама», мы тоже подойдем. Будем разбираться.
– Может боксеров позвать, тех, что в прошлый раз были? – спросил я.
– А биатлонистов у тебя нет? – пошутил Федя. И тут же серьезно добавил: – Сами разберемся. Вот бери вашего третьего и подходите.
Парк возле универсама считался традиционной точкой сбора «краснознаменских», появляться там вечером подростку или даже взрослому мужчине, живущему в другом районе, было небезопасно.
Мы встретились у входа в парк. С Федей было еще четверо – из которых двое вполне взрослые мужики. Мрачные физиономии и татуированные руки выдавали в них профессиональных уголовников. Один Федя был, как всегда, на позитиве.
«Краснознаменские» были на месте. Много, человек двадцать, в основном пацаны лет пятнадцать-шестнадцать, но были и ребята явно постарше. Простые советские подростки и молодежь. Они расположились на нескольких сдвинутых вместе лавочках и было у них весело – гитара, смех, клубы сигаретного дыма и несколько водочных бутылок, уже пустых.
Наша делегация приблизилась к обитателям парка.
– Здорово, пацаны! – поздоровался Федя.
– Оба-на! Комар пришел! Ты чего пришел, Комар? – спросил один из парней, явно нетрезвый.
– Да качать он пришел, Рыжий. За барыг, – ответил здоровяк, которого я узнал – он приходил к нам в видеосалон.
– Да ладно! – делано изумился Рыжий. – Че, в натуре, Комар? За барыг мазу потянули?
– Не качать, а спрашивать. И не за барыг, а за беспредел, – сказал Федя спокойно. – Ты, Рыжий, вообще берега попутал. Мы же разговаривали с вашим Рыбой и все ему пояснили. Даже мировую выставили.
– А че пояснили? – сказал появившийся откуда-то из тени деревьев Рыба с небольшой группкой пацанов. – Напомни, Комар, о чем разговор был.
– Давай, расскажи, Комар, – присоединился Рыжий.
Комар с усмешкой посмотрел на Рыбу:
– А чего, не помнишь? Разговор был о том, чтобы пацанов из видеосалона не трогать. А вы вчера избили ни за что вот их друга, – Федя кивнул на нас. – За это ответить нужно, Рыба. Кто делал, говорите.
– А-а-а… – протянул Рыба. – Так то мы насчет видеосалона добазарились, что пусть крутят кино, мы не спорим. Насчет видеосалона был уговор. Так они еще звукозапись открыли. А за звукозапись, Комар, уговора не было, ты не гони.
– В натуре, – поддержал приятеля Рыжий, – Рыба правильно базарит – открыли звукозапись, бабки зарабатывают на пацанах, еще и двух чертей каких-то волосатых посадили. Ты им скажи – у нас по району так не ходят, еще раз увидим, вообще убьем.
– Еще раз, – сказал Федя с нажимом, – кто делал? Лучше сами сейчас говорите. Калечить не будем, отвечаю.
Над парком повисло угрюмое молчание. Было уже минут двадцать девятого, вокруг почти никого, одинокие прохожие, из тех, кто решился пройти через парк, спешат домой, стараясь не глядеть в сторону нашей компании. Их явно больше. К тому же – малолетки, не соблюдающие неписаные уличные законы, будут бить и после первой крови, и лежачих. Я почувствовал прилив адреналина.
– Смотри, чтобы тебя не искалечили! – выкрикнул кто-то из агрессивных малолеток.
Федя понимающе кивнул. Кажется, он все для себя решил.
Глава 22
– Ну тогда, Рыжий, ты за своих ответишь, – сказал Федя. – Ты же старший. Порядок наш знаешь, так что…
Федя сунул руку в карман спортивных штанов, и тут же, как по команде, краснознаменская банда бросилась на нас. И тут что-то произошло с моим сознанием, время как бы замедлилось, а чувства обострились, так что я стал видеть происходящее в мельчайших подробностях.
Я вижу, как Валерик пробивает «двоечку» парню в спортивном костюме, и тот валится – нокаут. А рядом Федя бьет длинного парня под дых – очень резко, молниеносно, парень сгибается и хватается за живот. А вот одного из Фединых друзей повалили и пинают ногами, а второй отбивается взявшейся невесть откуда палкой от наседающих на него пацанов, а третьему чем-то попали по лбу, он утирает стекающую на глаза кровь и отмахивается громадными татуированными кулачищами. А вот Валерик попал кому-то в подбородок, кажется Рыбе, но в тусклом свете фонарей и общем мельтешении – не разобрать кому. Но удар красивый. Как в кино. А вот кто-то бьет меня… меня… я дрался в последний раз классе в седьмом и уже совсем не помню, вот так, на улице. Какой-то парень бьет меня ногой, целясь в живот, но я успеваю увернуться – удар приходится вскользь по бедру. Больно. Их больше, но это преимущество является и недостатком – в драке они мешают друг другу. Мы сбиваемся в кучу и пробуем отбиваться. Мне несколько раз чувствительно прилетает, я тоже кого-то бью, все это длится, может быть, секунд тридцать, но кажется, что прошло полчаса, не меньше… А потом сознание сжимается в какую-то светлую точку, и я просто в ярости машу руками, куда-то, кажется, попадая, но больше и чаще попадают по мне… Мимоходом я удивляюсь, что все еще на ногах… Рядом Валерик – бьется со здоровенным толстым парнем, который пропускает удар за ударом, но почему-то не падает… А потом я чувствую что-то горячее и влажное на левом предплечье. Не больно, отмечаю я с удивлением. А рядом валится на землю Федя Комар.
– Валим! – раздается откуда-то слева, и наши оппоненты поспешно бегут в разные стороны, унося поверженных в бою товарищей. Что же, формально поле боя остается за нами, а значит – мы победили.
Я осмотрел руку – рукав «олимпийки» разрезан и кровь весело бежит.
– Живой? – тяжело дыша спрашивает меня Валерик. – Ну ни хрена себе…
– Живой, – отвечаю я. Друзья пытаются поднять Федю Комара – тот стонет и матерится.
– У него кровь… – говорит один из татуированных мужиков.
Действительно, у Феди кровь, он зажимает рукой рану в животе, но кровь все равно бежит сквозь пальцы.
– «Скорую» нужно! – кричит Валерик. – Где здесь телефон, кто-нибудь знает?
Мы растерянно смотрим друг на друга, никто не знает, где здесь телефон.
В этот кульминационный момент появился наряд ДНД – несколько мужиков с красными повязками. Где вы были три минуты тому назад, спрашивается? Дружинники рассматривали нас с изумлением, словно потеряли дар речи.
– Ни хрена себе! – Первым пришел в себя мужик лет сорока. – Вы тут дрались, что ли?
– Да ты смотри, тут кровь у одного! И у другого!
– Да вы че, охренели, мужики? Не видите – человек кровью истекает? Врача срочно надо!
– Беги, Петро, звони в «скорую»! – скомандовал один из дружинников. И Петро, самый молодой на вид, убежал. – Да не трогайте его, не трогайте, пусть лежит! А тебя как, сильно? – взволнованно обратился он ко мне.
– Не знаю, – сказал я честно. У меня кружилась голова и порезанная рука уже начинала довольно порядочно болеть.
– Вы че, друг с другом, что ли дрались? Ну ни фига себе, два ножевых! – изумлялся дружинник.
– С хулиганами, – объяснил Валерик, который, кажется, пострадал меньше всех. – Просто шли через парк, а тут хулиганы…
– Просто шли через парк, а тут хулиганы! – говорю я громко, чтобы все слышали.
– Хулиганы, – подтверждает один из татуированных Фединых кентов. – Напали на пацанов, а мы мимо идем, полезли отбивать!
Федя шепотом матерится. Наверное, в адрес сбежавших хулиганов.
«Скорая» приехала довольно быстро, минут через семь. И еще через пару минут приехала милиция.
Нас с Федей, который к тому времени уже начал терять сознание, увезли в больницу. Повезло, безразлично думал я по дороге. Могло быть сильно хуже.
Мне действительно повезло. Дежурный врач осмотрел мою рану – она оказалась не большой и не глубокой, затем мне вкололи что-то обезболивающее, наложили несколько швов.
А потом появились маменька и папенька. И были они вне себя.
– Да в порядке все, – успокаивал их дежурный врач. – Необходимости в госпитализации нет. На перевязку походит, все подживет и снимем швы. Ему поспать нужно, в себя прийти. Показан покой и отсутствие волнений!
– Ножевое ранение! – маменька была бледна и напугана. – Они же могли… могли…
Врач принес кружку воды, накапал туда чего-то остро пахнущего и вручил маменьке.
– Из милиции с вами завтра свяжутся, надо полагать, – сказал доктор. – Ножевое ранение, они обязаны снять показания.
– Я сам с ними свяжусь, – ледяным тоном сказал папенька.
По дороге домой – мы ехали на такси – родители молчали. Дома меня, как полагается, накормили, напоили чаем и уложили спать, не задавая лишних вопросов.
– Болит? – сочувственно спросила маменька, указав на руку.
– Нормально, – махнул здоровой рукой я.
– Нет, Володя, ну как же так… маменька с недоумением смотрела на отца. – Ребята просто шли по парку вечером, и тут такое… Один там вообще в тяжелом состоянии, мне врач сказал… как же так, они просто шли вечером?..
Так, подумал я, значит Федя Комар в тяжелом состоянии. Оно и понятно – ножевое в живот, не шутки. Что же, надеюсь, что этот неунывающий парень выкарабкается. И еще подумалось мне, что видеосалонные дела могут всплыть при тщательном разбирательстве. Впрочем, с этим я поделать ничего не мог, оставалось махнуть рукой и положиться на судьбу.
– Вообще по улицам ходить нельзя, – продолжала маменька, – хуже, чем после войны!
– Разберемся, – прервал ее испуганную скороговорку папенька. Он явно был под впечатлением от произошедшего.
А я завалился спать и спал крепко, до утра, хоть рука и норовила разболеться как следует.
Наутро папенька действительно начал разбираться.
– Получается так, что просто шли через парк и никого не трогали? – спрашивает он меня.
– Просто шли и никого не трогали, – подтверждаю я. – Мы и еще несколько мужиков взрослых. А этих там было человек двадцать, как бы мы их тронули с Валеркой вдвоем?
– И они на вас напали? – Папенька испытывающе смотрит на меня.
– Напали, – подтверждаю я, – они пьяные были, наверное. Прямо там пили, милиция должна была пустые бутылки найти.
– А эти взрослые, значит, полезли вас защищать?
– Выходит так, – говорю я. – Если бы не они, то я и не знаю, что было бы. Забили бы просто. А одному там крепко досталось… Ножом в живот.
– Ясно, – говорит папенька. – Хорошо, Алексей. Тогда будем звонить.
Он берет трубку и медленно набирает номер.
– Николай? Да, здравствуй. Уже слышал? Доложили? И что думаешь? – Некоторое время папенька молчит, а лицо его краснеет, что явный признак приближающейся вспышки. – А я тебе скажу, Николай, что у тебя бардак! Бардак! В темное время суток по городу не пройти. Шпана с ножами, что это за Чикаго такое?! Кто там у тебя за общественную безопасность отвечает? Давай-ка его сегодня к нам, к двенадцати ноль-ноль! С отчетом о проделанной работе – профилактика преступности в молодежной среде! Бардак! – переходит на повышенный тон папенька. – Чтобы приняли меры и отчитались, три дня срока! Чтобы все виновные были наказаны! Что? Дружинники твои пришли, только когда все закончилось! Вообще мышей ловить перестали! Все! Разбирайтесь!
Папенька шумно выдохнул.
– Вот так… – сказал он, глядя в стол. – А ты, Алексей, ступай на перевязку. Давай, поправляйся. С милиционерами тебе объясняться не придется.
И я пошел на перевязку, предварительно позвонив Витьку и Валерке. Обоих дома не оказалось.
После больницу я поспешил в видеосалон.
Оба моих товарища были уже там – потрепанные и побитые, но не сломленные.
– Давай рассказывай! – таким приветствием встретил меня Витя.
– А чего особо рассказывать? – пожал плечами я. – Батя сегодня давал разгон милицейскому начальству. Что с преступностью хреново борются. А я чего? Шел через парк с товарищем, – я кивнул на Валерика, – налетела шпана, побила, порезала. Мы защищались, но их было больше! – пафосно закончил я.
– Я то же самое говорил, – кивнул Валерик. – Но вообще, ребята, я вам так скажу… лично мне такой ценой бабки не нужны. Что с этим Федей? Я как вспомню, сколько из него кровищи натекло… так трясет до сих пор.
– Вроде живой, – сказал я. – Известно, что в тяжелом состоянии, а больше ничего не известно. Надо бы как-то узнать…
– Если начнут разбираться, то залетим все, – мрачно сказал Витя. – Могут всплыть видеосалонные дела. Может закрыться на несколько дней, как считаете?
Ну, если Витя готов пожертвовать потенциальной прибылью, подумал я, то дело действительно серьезное.
– Витя, – сказал я, – логика вещей подсказывает, что менты будут работать так, чтобы меня не касаться. А значит, и видеосалона тоже. А если закроемся – наоборот, внимание привлечем. Работаем – значит ничего за собой не чувствуем. Логично?
– Логично, – говорит Витёк. Он выглядит притихшим и растерянным, а я ловлю себя на мысли, что мне это нравится.
– Тогда будем работать, – продолжает Витек. – Тогда нужно за кассетой ехать, я ж не знал – ехать или нет. Иваныч говорит, что новый фильм пришел, «Хищник» со Шварцем…
– «Хищник» это хорошо, – говорю я одобрительно. – А перед ним какую-нибудь комедию зарядить – «Полицейскую академию». Только не карате и не бокс…
– Набоксировался? – интересуется Валерик.
Мы ржем – долго и громко, перекрывая играющую музыку – пока мы занимаемся стратегическим планированием Петрович и Андрюха во всю переписывают кассеты. В наши дела не лезут вообще, отмечаю я про себя. Ни единого лишнего вопроса, хорошие, все же, ребята… а может быть просто – «меньше знаешь, крепче спишь…».
Одним словом, мы приходим в себя.
Через пару дней к нам в видеосалон заглянул перед сеансом сам Саша Щербатый.
– Привет, пацаны! – весело поздоровался он. – Ну что, залечили боевые раны?
Пацаны – Витя и Валерик, – сдержанно поздоровались. Они лично не были знакомы с Сашей и не могли понять, как с ним себя вести.
– Пойдем, покурим, – сказал мне Саша.
Мы вышли на улицу.
– Заживает рука? – спросил он меня после непродолжительного молчания.
– Все в порядке. Мы вот за Федю беспокоимся. Как он там, вы не знаете?
Саша развел руками.
– Жить будет, говорят доктора. Вовремя привезли. Еще бы несколько минут и… Ну ладно, чего там. В нашей жизни это бывает, – Саша пристально посмотрел на меня. – Менты всю «основу» «краснознаменских» приняли, – сказал он. – В СИЗО отдыхают. Ломают их там жестко, шьют все подряд, все нераскрытое, что есть.
Я молчал. Не мог понять, куда он клонит.
– И правильно делают, – со злостью в голосе добавил Саша, – Хоть «малолеток» принято беречь, но эти уже совсем берега попутали. Мало того, что старших не слушали, так еще и на людей руку подняли. За это наказывать нужно.
– Я правильно понимаю, что проблемы больше нет? – спросил я.
– Правильно, – подтвердил Саша. – «Краснознаменские» – всё. А ты не знаешь, – он вновь пристально посмотрел на меня, – отчего менты за них так резво взялись?
– Я покачал головой.
– Нет. Не знаю.
– Ну и ладно, – улыбнулся Саша. – Вообще, как сказано в мудрой книге – «знания рождают скорбь». Чем больше человек знает, тем он грустнее. Я вот тоже не знаю, отчего менты вдруг работать начали, и знать не хочу.
– Нужно будет к Феде сходить в больницу, – сказал я.
Саша многозначительно поднял указательный палец.
– Не нужно пока к нему ходить, беспокоить лишний раз. Пусть поправится человек. Да и сам ты поправляйся. Успеете еще пообщаться! Понял?
– Понял, – сказал я. Хотя, понял на самом деле не очень много.
– Ну тогда давай, пойду я, – сказал Саша. – Работайте спокойно, заходите при случае.
Мы попрощались, и Сашин «Форд Скорпио» укатил.
– Ну, чего там было, до чего договорились? – накинулся на меня с расспросами Витёк.
– Говорит, что всю «основу» «краснознаменских» закрыли, – сказал я задумчиво. – И еще говорит, что проблема решена.
– Ну ништяк! – обрадовался Витя. – Тогда работаем спокойно! Так?
– Так… – сказал я. – Слышь, Вить… мне коробку конфет достать нужно. И бутылку шампанского. А то по магазинам я задолбусь их искать.
– После сеанса ко мне зайдем – я тебе выдам. У матери полный шкаф этого добра, – сказал Витёк. – А тебе зачем?
– Надо, Вить… – сказал я. – Есть такое слово – надо.
– Надо так надо… – пожал плечами Витёк.
На следующий день я отправился в больницу. Не только на перевязку, но и навестить Федю Комара. Я не знал его фамилию, это был минус. Но за пачку «Мальборо» первый попавшийся медбрат куда-то сбегал, и через десять минут я знал полный расклад. Фамилия у Феди оказалась очень простая – Комаров. Лежит он на третьем этаже. В хирургическом. Посетителей ему не разрешают.
– Но если очень хочется, то можно, – сказал медбрат, многозначительно на меня посмотрев.
– Все, понял, – сказал я. К пачке «Мальборо» добавились еще пять рублей, и медбрат увлек меня за собой куда-то по больничным лабиринтам.
– Стой здесь! – сказал он мне, указав почему-то на подоконник, а сам скрылся за какой-то дверью.
У подоконника я простоял недолго, буквально через минуту медбрат вынырнул, подхватил меня под руку и потащил уже в другой кабинет. Там сидела очень тучная женщина в белом халате.
– Вот! – сказал медбрат тучной женщине, указывая на меня.
– Вот, – сказал я, поставив перед письменным столом пакет с конфетами и шампанским.
– К Комарову? – скучно спросила тучная женщина. – Минут десять хватит?