Д. В. Ковальски
Парасомния
7
Пити стоял у небольшой плиты и варил похлебку, планируя поужинать и накормить свою подружку, когда Август очнулся.
Пробуждение было иным, не таким болезненным, как в прочие разы. Главное, что перед глазами не было пелены. Он впервые увидел комнату. Пусть света было мало, но все-таки он понимал, что находилось вокруг. Стало понятно, что лежал он не на кровати, а на нескольких тюках сена, покрытых шкурами животных с отвратительным запахом и серой простыней, которая когда-то, возможно, была белой. Цветов в руках не было. Как и не было таинственного гостя.
Интерьер был убог. Заколоченное досками окно с накинутой тканью, покосившийся стол с мертвой старухой за ним. Старый кухонный шкаф с маленькой почерневшей от сажи плитой и, собственно, сама кровать из сена. В комнате было две двери. Одна вела, как подумал Август, на свободу, вторая – в комнату, откуда слышался женский плач. В его реальность он верил, пусть он и был в каждом сне.
Спина и руки прострелила сильная боль, как только Август попытался встать. Это заметил Пити и отбросил чугунок, из которого на всю комнату распространялся явный аромат тухлятины. Он шел навстречу Августу, игнорируя его просьбы о помощи. Пити помогал ему, пусть по-своему, но все же искренне веря в это, и отпускать не хотел. Потому он взял очередной флакон и наполнил шприц. От многочисленных уколов игла погнулась, превратившись в подобие рыболовного крючка. Несмотря на мольбы своего пациента, он сделал укол в ногу, разодрав кожу чередой неловких попыток, после чего, не дожидаясь реакции Августа, вернулся к готовке.
Получив очередной укол, Август закрыл глаза. Но, как и в прошлый раз, лекарство не обожгло его вены, а лишь надулось пузырьком под кожей. Место укола разболелось, но никаких осложнений не последовало. Август лежал с закрытыми глазами в ожидании подходящего момента. Он не знал, как отреагирует его тело на попытку бегства. Но попытаться однозначно стоило.
Закончив готовку, Пити разлил содержимое кастрюли по двум мискам, одну из которых он взял в руки и скрылся за дверью. Другого шанса могло и не быть. Август напряг все свои мышцы и попытался встать. Вышло не очень. Ноги и руки дрожали, сейчас он походил на новорожденного олененка, который только учился ходить. Что-то лопнуло в бедре, возможно, шарик с жидкостью под кожей, но за этим последовала сильная боль.
Встав на обе ноги, Август все еще придерживался за кровать. Резкая физическая активность вызвала головную боль и вернула тошноту. Усилились и запахи с цветами. Теперь старая землянка пестрила и пахла так, как во время уколов. Август сделал шаг, тело шатало из стороны в сторону, но все еще сохраняло равновесие.
Еще пару шагов, уже лучше, ноги вспомнили свое назначение, однако мозг посылал сигналы, что вот-вот отключится, для него это приключение было не по зубам. До двери оставалось совсем немного, Август старался считать про себя, чтобы оставаться в сознании. Пришлось вонзить отросшие за эти дни ногти в ладони, чтобы боль напомнила ему, что он живой.
У двери он схватился за брусок, которым Пити перекрыл дверь от нежелательных гостей. Петли, на которых он висел, заскрипели, но удержали ослабевшего беглеца. Оставался последний рывок – вытащить брус и бежать в любую сторону, что оставалось сил. А оставалось их немного.
Август постарался его поднять, но остановился, когда услышал за спиной голос:
– Что же ты, дружочек, ты еще не здоров, приляг, я сделаю еще укольчик.
Август развернулся и облокотился спиной на дверь. Он посмотрел на свиноподобного мужика перед собой, изо рта которого вылетал противный, совсем не подходящий ему голос избалованного ребенка. Августа охватило чувство безнадежности, и он, выдохнув ругательства, запрокинул голову, прислонив ее затылком к двери.
В ту же секунду внутри него произошел взрыв. Взрыв горестных эмоций, взрыв отчаяния. Он не понимал, почему именно он, за что? Когда он так согрешил, что расплачивается до сих пор? Он хотел лишь помочь. Сильная обида вперемешку с остатками его собственного лекарства создали взрывную смесь, которая на выходе обратилась в адскую ярость и необузданную злость. Тело сотрясала лихорадка, приводя мышцы в боевую готовность. Август посмотрел на Пити. Теперь перед ним был не тучный переросток, а воплощение всего того, что с ним случилось за последние дни. Август закричал и бросился на него.
Не ожидая такого поворота, Пити отступил, приговаривая:
– Ты чего, дружочек? Ты что? Мы же друзья? Мамичка, спаси меня!
Слово «друзья» оказалось маслом, располяющим страшный пожар внутри Августа. Он набросился на Пити с кулаками. Удары летели по всему телу, толстяк не успевал закрываться от них, однако большого урона не получал. Как только Пити понял, что толстый слой жира, накопленный годами, не пропускает слабенькие удары хиленьких ручек, он пошел в наступление. Сперва он ударил Августа ладошкой, отчего тот отлетел. Затем Пити схватил его за шею двумя руками и принялся душить. Он наделся, что у него будет еще несколько минут после того, как душа покинет тельце, чтобы увидеть, как бьется сердце.
Август не чувствовал страха, он даже не понимал, что задыхается и совсем близок к смерти. В его ярости было достаточно кислорода, чтобы не сбавлять натиск. Молотя одной рукой, второй он искал что-нибудь тяжелое или острое. Под руку попал нож, которым Пити нарезал требуху для своей похлебки и который был предназначен для вскрытия Августа. Это был единственный нож в доме, и именно он оказался под рукой, когда был так нужен.
Первый удар всем лезвием вплоть до рукояти вошел в брюхо, за ним последовал еще один туда же. От неожиданности Пити выпустил Августа и сделал шаг назад, смотря на свой живот. Прослойка жира подвела, из дырок в пузе бежала кровь, заливая пол. Этого оказалось достаточно для того, чтобы через пару минут Пити упал на колени, одарив своего убийцу недоумевающим взглядом, и умер от потери крови, но недостаточно для того, чтобы Август почувствовал, что справедливость восторжествовала. Он налетел и принялся яростно наносить удары во все места, куда дотягивалась рука с ножом. На бедре появилось несколько сильных ран, еще одна с сильным кровотечением раскрылась на шее. Один раз нож угодил прямиком в неразвитый глаз, оставив на этом месте зияющую дыру. Август продолжал наносить удары, даже когда Пити свалился и помер. Ему казалось, что этого недостаточно, все еще недостаточно, он недостаточно мучился, не так, как он. Он должен был молить о пощаде, кричать и стонать, а не просто сдохнуть. Спустя несколько минут Август выдохся. Ярость покинула его тело, оставив лишь пустоту.
За пустотой последовал дикий голод, Август не мог вспомнить, когда в последний раз что-то ел. Пока еще оставались силы держаться на ногах, он подошел к миске с похлебкой и стал есть из нее руками. Еще несколько дней назад от подобной еды его бы вырвало, однако сейчас в этой миске было спасение.
Закончив с едой, Август подошел к телу Пити. Он собирался сказать что-то остроумное, но остатки сил покинули его тело, и Август упал без сознания.
8
Острая боль в желудке разбудила Августа. Хотя сном это было назвать сложно. Когда ноги подкосились, тело упало на левую руку, придавив ее под собой. Она лишилась чувств, став рукой совершенно другого человека. Внутренне Август был готов к тому, что руку уже не спасти. Однако сперва ее словно пронзило иглами, а затем охватил жар. Август пошевелил пальцами, и они вяло ответили.
Рядом в луже собственной крови лежал Пити. Единственный глаз смотрел на Августа. Лицо исказила улыбка.
– Ты понимаешь, что ты натворил? – сказал Пити.
Август испуганно посмотрел на него. Тот лежал в той же позе, в которой скончался от многочисленных ранений.
– Да, дружочек, ты убил меня… – продолжил Пити – как убил мою матушку!
Август не видел, чтобы губы шевелились, однако четко слышал его голос. Все еще сомневаясь, жив он или мертв, Август решил отползти от него подальше. Руки чувствовали себя лучше.
«Снова сон», – подумал Август.
– Нет, дружочек, ты не спишь, ты взаправду меня убил!
– Как ты мог так поступить? – раздался голос старухи из-за стола. Август посмотрел на нее. В ее смерти он не сомневался, но понять, как она говорила, он не мог.
– Мамичка! – закричал Пити.
Если это не сон, подумал Август, то должно быть что-то, что могло убедить в этом. За дверью была девушка или женщина, чей плач он слышал, в ее силах было уверить в реальности либо, наоборот, развеять ее. Как? Он пока не понимал.
Под плач старухи и обвинения ее сыночка, Август встал на ноги. Удалось ему не сразу, как не удалось избежать и падений. Очередная попытка чуть не закончилась пикированием на тушку Пити. Но нежелание прикоснуться к говорящему трупу заставило удержать равновесие. Левая нога при шаге хромала, вероятно, ее поразила гангрена. Точный диагноз он мог установить позже, сняв брюки и детально изучив места уколов. Но сейчас было не до этого. Связь с реальностью подверглась мощной атаке со стороны двух говорящих трупов. Чтобы Августу окончательно не съехать с катушек, а он полагал, что давно тронулся умом, требовалась чья-либо поддержка.
За дверью оказалась маленькая пустая комната, больше похожая на кладовку, с люком, ведущим вниз. Спуститься следовало по ненадежной лестнице, но чем таким была ветхая лестница по сравнению с тем, что осталось за дверью. Ничем пугающим. Август аккуратно, игнорируя боль в конечностях, особенно в левой ноге, спустился в погреб. Он попал в темное прохладное место. Не решаясь сделать шаг, вдруг он наступит на человека, запертого здесь, Август неуверенно спросил:
– Мисс, я слышал ваш плач, вы здесь?
За вопросом последовала тишина, тогда Август повторил свой вопрос громче.
– Кто вы? – тихо ответила девушка. В том, что это была девушка, Август не сомневался.
– Мое имя Август Морган, я доктор из Лондона, – ответил Август. Он подумал, что, знай она, что он доктор, то доверится ему гораздо быстрее.
– Из Лондона? – спросила девушка. – Как вы оказались в столь ужасном месте?
– Эта долгая история, позвольте мне помочь вам, а после я обязательно расскажу.
– Меня связали.
Когда глаза привыкли к темноте, Август заметил небольшую фигуру в углу. Ее руки были заведены за спину. Подойдя к ней, он действовал аккуратно. Однако узлы толстой веревки никак не хотели поддаться его одеревеневшим пальцам. Хирургом ему уже никогда не стать. От этой мысли Август слабо улыбнулся. Чувство юмора не до конца покинуло его, это обнадеживало.
– Я вынужден вас оставить ненадолго, мне нужен нож, чтобы разрезать веревки.
Путь наверх оказался проще, чем вниз. Зайдя в комнату, Август вновь услышал голоса Пити и его матушки, которые никак не хотели умолкнуть. Старушка сетовала на то, что ее сыночка так бессовестно убили, и проклинала того, кто осмелился поднять на него руку. Ее сыночек обвинял Августа во всех своих бедах и дразнил его, хрипло смеясь над неумелыми попытками спасти девушку.
– Ты решил взяться за нож, глупыш, – сказал Пити, когда Август поднял нож, которым недавно убил человека, нож, на котором засохла его кровь и частицы его плоти.
На удивление Август не чувствовал вины за свой поступок, выпади ему снова шанс убить Пити, он сделал бы это, не раздумывая. Несколько дней в этом городе притупили его совесть, загнав ее в самый дальний угол души.
– У тебя все равно ничего не выйдет, – услышал Август перед тем, как скрыться в дырке в полу.
Потребовалось немного времени, чтобы глаза снова привыкли к темноте.
– Я так рада, что вы вернулись.
– Подождите пару секунд, я вас освобожу, – ответил Август и перерезал веревки.
– Простите меня, он морил меня голодом, – сказала девушка и тихонько заплакала, – я не могу пошевелить ни руками, ни ногами, я буду обузой.
– Ничего, я подниму вас наверх, там мы постараемся что-нибудь придумать, только будьте готовы увидеть ужасную картину.
– Поверьте, я видела достаточно ужасных вещей.
Когда Август коснулся ее тела, чтобы поднять, оказалось, что она была обнажена и совсем промерзла, лежа на земляном полу. Самым сложным оказалось взобраться с ней наверх. Девушке не хватало сил самой держаться за Августа, ее конечности вяло висели в его объятиях. Несмотря на то, что исхудавшая девушка была легкой, все же потребовалось немало усилий: его тело, которое провело несколько дней в спячке, с трудом выполняло требования воспаленного мозга.
«Ставил ли он ей уколы?» – возникла мысль в голове.
Стоило внимательно изучить ее тело, но уже после того, как он чем-нибудь ее накормит. Сейчас ей нужно было дать теплой еды, чтобы хоть немного запустить в ее окоченевшие мышцы тепла и сил, даже если это будет фирменная похлебка Пити.
Трупы встретили его молчанием, но внутри Август чувствовал, что они за ним наблюдают и ждут удобного момента, чтобы приняться за свое. Чтобы девушка ничего не увидела, Август прижал ее к своей груди – боже, она весила ничуть не больше ребенка. Он донес её до самодельной кровати, на которой недавно лежал сам под слабым светом свечной лампы.
Несколько тряпок с заколоченного окна отправились на лицо Пити, чтобы прикрыть его уродливую морду. Еще парочку Август накинул на лицо старухи. После того как он закрыл лица, на душе стало спокойней, теперь они не могли наблюдать за ним. Но тревога никуда не делать, ему казалось, что под старыми тряпками мертвецы улыбаются, замышляя недоброе.
Тело девушки покрылось синяками и ссадинами. Кровавые подтеки остались в местах, где была туго завязана веревка. От паха вниз по бедрам и вверх на живот растянулись лиловые, густые синяки, похожие на громовой небосвод. Без объяснений было понятно, через что пришлось пройти девушке. После осмотра Август накрыл её старым пледом, который небрежным комом лежал в ногах.
– Как ваше имя? – спросил Август.
– София, – тихо ответила девушка, грустно смотря в одну точку.
– Так звали мою бабушку, так сказала моя мама, сам я не успел с ней познакомиться, – сказал Август и осекся, тема для разговора была выбрана неверно.
Приближался ураган. Ветер бил по хрупким стенам землянки и гудел, как старый тромбон. Август слышал, как ветер старается развалить их ненадежное укрытие. Чувствуя себя поросенком из одной из сказок, он надеялся на то, что стены выдержат любое ненастье.
– Я постараюсь найти немного еды…
– Не надо, – перебила его София, – позвольте мне немного отдохнуть, Вы обещали рассказать, как оказались в этом городе.
– Хорошо, но как только я закончу, дайте мне слово, что позволите вас накормить.
– Обещаю…
Август замолчал на минуту, чтобы решить, с чего начать свой рассказ.
– В Литл Оушене живет маленькая девочка, которую одолела неизвестная до сих пор болезнь, у нее такие серьезные проблемы со сном, что они приводят к печальному исходу, – начал свою историю Август.
Он рассказал Софии все, что помнил: как прибыл в город, как познакомился с жильцами особняка, как впервые увидел Оливию и что испытал в первую ночь. София не смотрела на него, однако поддерживала беседу вопросами.
– Что случилось с отцом девочки?
– Этого я знать не могу, к сожалению, мы разминулись, когда я решил познакомиться поближе с вашим городком.
– И как вам наш городок?
Август пожал плечами и продолжил рассказ, постепенно восстанавливая свою память. В его сознании всплывали события, о которых, как он он думал, позабыл навсегда. Самым удивительным было то, что удалось вспомнить каждый свой сон, каким ужасным бы он не был. Софи, услышав несколько ночных кошмаров Августа, на мгновение притихла, а потом произнесла:
– Вы удивительный и смелый человек, мистер Морган!
– Поверьте, вы меня плохо знаете.
София рассмеялась. Рассказ вышел хаотичным, то и дело Август вспоминал новые истории, предшествующие тому, что он рассказывал в данный момент, но все же абсолютно простым и понятным.
– Эта девочка особенная, я надеюсь, у нее все будет хорошо.
– Вы правы, София, она особенная и очень сильная, раз смогла побороть свою хворь.
– Без вас у нее бы не вышло, обещайте, что не бросите ее.
– Обещаю, – сказал Август и отвел взгляд.
Финал истории вышел скомканным. Август сбивался на собственные мысли об Оливии и делал паузы в тех местах, где нужды в них не было. А когда София окликала его, то он не помнил, на каком месте остановился. Неожиданно пришло понимание того, что судьба девочки беспокоит его куда больше, чем он думал. Однако случай распорядился иначе, лишив его всех возможностей, теперь он был в положении, в котором не был уверен в безопасности даже за собственную жизнь.
– Я тоже считаю, что всему виной цветы, – произнесла София, когда Август закончил свою историю и вновь погрузился в мысли.
– Мне понятно, что аромат цветов несет в себе яд, но я не понимаю, как такое возможно.
– Верю, что у вас все получится.
– Моих сил здесь недостаточно, София, я уже сделал все, что мог.
– Мистер Морган, порой, чтобы развеять тьму, достаточного маленького огонька свечи.
Фраза девушки заставила появиться в мыслях образу матери Августа. Она часто повторяла что-то подобное, особенно если по своей привычки Август бросал дело, едва начав. «Твой результат – это то, что ты делаешь, мой милый, сделаешь мало – получишь мало, сделаешь много – получишь много. Так устроена жизнь, Ави…». Голос в голове был четким, словно звучал в этой комнате. Август думал о матери и о том, насколько уверенной она была. На ее плечах было, с ее слов, три оболтуса, Август с братом и их отец, от которого хлопот было не меньше. Но именно мама была стержнем семьи, и этим она всегда восхищала своих мальчишек.
– Мистер Морган…
– Я решил, София, я покину этот город и возьму вас с собой…
Пити тихо рассмеялся.
Август хотел было обернуться в его сторону, но остановился, боясь напугать своим сумасшествием Софию.
– Не обращайте на него внимания, мистер Морган.
«Не обращайте на него внимания». Фраза влетела в его мозг и взорвалась на сотни версий, главная из которых сильно расстроила Августа. Это был сон, иных объяснений он не находил.
– Нет, это не сон, простите, я должна была вам сказать…
Пити смеялся во весь голос. Тряпка, брошенная на лицо, никак не заглушала его поросячий смех.
Август посмотрел на Софию еще раз. Холодное тело, пустой взгляд, недвижимость, синяки, нет, не синяки, а трупные пятна, которые он принял за гематомы.
– Простите мистер Морган, я… – София запнулась, – вероятно, мертва.
Август, услышав подтверждение своей версии, отскочил от тела. Сердце забилось в груди, голова пошла кругом. Все это время он говорил с мертвой девушкой, совсем не замечая этого. Но, что самое страшное, он не спал, но каким-то образом говорил с мертвецами.
– Простите, – тихо сказала София.
Она сказала еще что-то, но Пити заржал с такой силой, что заглушил ее голос. К нему подключилась его мать, которая принялась истерично рыдать, сетуя на гибель сыночка.
– Мистер Морган, – голос Софии пробился сквозь другие голоса, – прошу вас, не бросайте меня здесь, вы все еще можете меня спасти!
– Как я могу это сделать? Вы же мертвы…
– Сожгите это место… Я верю в то, что огонь очистит его.
– Заткнись, Бутси, – заорал Пити, – иначе нам придется тебя наказать!
– Сожгите это место, мистер Морган, вы хороший человек, вы можете спасти меня.
– Нет! – завизжал Пити, еще больше став похожим на поросенка.
Подобие кровати, на которой лежало тело Софии, отлично подходило, чтобы расжечь огонь. Прямо над ней висела лампа со свечой. От Августа требовалось только опрокинуть ее. Все еще сомневаясь в реальности происходящего, Август подошел к свече и занес ладонь над маленьким огоньком. Если он спал, в чем он был уверен, боль от ожога могла заставить его проснуться, на это он надеялся. Но он не проснулся, а лишь обжег ладонь. Еще он заметил, что его тело настолько утомлено, что слабая боль легко теряется на общем фоне всех недомоганий. Это доказывало, что он все еще жив. Хотя жить ему осталось недолго, если он ничего не предпримет.
Девушка не смотрела на Августа, но он чувствовал ее печальный взгляд. Она верила в него больше, чем он заслуживал, больше, чем он верил в себя сам. Однако прошлый молодой и амбициозный Август, точнее, его остатки старались вернуть власть над телом, чтобы спастись. Именно эти остатки подсказывали ему, что стоит выполнить посмертную просьбу девушки и сжечь свиноподобного Пити со всей его берлогой.
Август послушался, то ли девушку, то ли свой внутренний голос, и опрокинул свечу. В тот же момент мертвецы замолчали, как и следовало поступить им с самого начала. Отсыревшее сено плохо горело, но хорошо дымило, из- за чего через несколько минут в помещении стало невозможно дышать.
Перед тем как уйти, Август пнул на прощание толстый труп и простился с девушкой. Хоть больше она не говорила, он все же услышал ее благодарность в своей голове. Еще он услышал: «Вы хороший человек», правда, слабо в это верил, особенно после безжалостного убийства.
Как только дверь распахнулась, порыв ветра залетел в комнату, подняв брошенные на лица тряпки, и принялся метаться по комнате, разбрасывая и переворачивая ее содержимое. Последним пунктом было отсыревшее сено, которое от обилия поступившего кислорода наконец разгорелось, моментально поглотив тело юной Софии.
Огонь очистит. Август надеялся. Возможно, так стоило поступить со всем городом, но не ему. Его ждет иной путь, сперва прочь из этого города, а потом до ближайшей лечебницы Дарема, пока оставалось еще время.
