Д. В. Ковальски
Парасомния
Баро надежно укутал ребенка и пошел домой. На следующий день район посетил местный сержант с парой полицейских. Но они не смогли провести логической связи между казнью молодой девушки на улице и массовым отравлением. За неимением версий дело закрылось, а спустя время пошли слухи о связи нового жильца со странными смертями.
4
Нора Уиллисон впервые за долгое время посвятила день самой себе. Она выбросила из головы все проблемы города, и печальные события, минувших дней. Первым пунктом в списке ее выходного дня было доспать все те часы, которых лишила ее привалившая работа. Проснувшись к обеду, она позволила себе еще тридцать минут блаженной тишины, а после отправилась завтракать. Нора получила еще одно маленькое удовольствие от того, что готовить требовалось только себе и время у плиты сократилось до пятнадцати минут. Завтрак вышел скромным: омлет из двух яиц, салат из капусты и чашечка кофе.
Нора могла остаться на выходной день в особняке, но от него настолько веяло безысходностью, что она предпочла дом, в котором жила с матерью. Судьба собственной дочери никогда особо не заботила женщину, потому, когда сосед, к сведению обувной мастер, предложил покинуть город, она согласилась без всяких раздумий. Выбрав только нужные вещи, она покинула город налегке три вечера тому назад. Ее семейных уз хватило лишь на короткую записку для дочери.
Дом особыми удобствами не располагал. Две комнаты и одна небольшая кухня. Где Нора пила горячий кофе, получая несказанное удовольствие, без угрызений совести –она заслужила этот день. Ее мысли хаотично носились в голове, как песчинки, поднятые порывом ветра. Она думала обо всем сразу и ни о чем. В какой-то момент в ее голове всплыл образ Августа, и на лице проступил румянец. Она вспомнила момент знакомства и то, как Август выглядел тогда. Молодой брюнет, не выше других, с красивым, пусть и слегка бледным лицом, на котором совсем неуместны, опять же на ее взгляд, были тоненькие усики. Ее фантазия стремительно развивала их отношения, отчего щеки горели сильнее.
После позднего завтрака она прилегла, и незаметно для себя уснула.
В особняк она вернулась к семи часам, и минуты в нем оказалось достаточно, чтобы груз пережитых дней вновь проник в ее душу. Нора застала всех жильцов в гостиной в компании тех полицейских, что были здесь недавно, и двух мертвецов, накрытых белой простыней. Снова эта грязь, подумала Нора и выдохнула, как вдруг ее сознание разразила молния – она не видела Августа. Она перевела взгляд с трупов на серое озабоченное лицо мистера Брукса, и страх наполнил ее сердце. В комнате все молчали, никто не был готов к началу разговора, каждый был занят своим делом.
– Что с Августом?! – неожиданно для себя выкрикнула Нора, а затем закрыла рот двумя руками, понимая, как глупо это вышло. Норман продолжил молчать, мисс Уолш накладывала бинт на шею Гарпа. Ей было не до разговоров. Джонатан казался подавленным и отрешенным. Единственным, кто удостоил ее вниманием и наградил ответом, был инспектор:
– Доктора похитили, – Чарльз обратил свой взгляд на то, куда смотрела Нора, на мертвецов, и догадался о ее мыслях, – это одни из похитителей.
Новость о похищении вовсе не успокоила Нору, хотя и вселила маленькую надежду. Чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей, она решила приступить к своим обязанностям.
– С вашего позволения, я пойду готовить ужин.
– Было бы здорово, тем более мы пропустили ленч, – с улыбкой поддержал ее Чарльз
– О каком ужине вы говорите?! Нам нужно поймать этих мерзавцев, от Августа зависит жизнь моей дочери! – раздраженно сказал Норман.
– Мы переживаем о судьбе мистера Моргана не меньше вашего, – ответил Чарльз.
– Мистер Брукс, не волнуйтесь, – вмешалась мисс Уолш, – Август оставил свои лекарства и доступно все мне объяснил, тем более Оливия идет на поправку.
– Верно, да и голод нам только будет мешать, – подхватил Чарльз, – после ужина мы составим четкий план, и уж поверьте, завтра мы вернем Августа.
– Пусть будет по-вашему, – слова мисс Уолш успокоили Нормана, он взял бутылку бренди и сел на кресло.
– Милочка, теперь все в ваших руках, – Чарльз обратился к Норе. Она ответила ему легким кивком и удалилась.
В комнату вернулась тишина. Только Гарп тихо говорил, давая советы Мисс Уолш. Под его руководством ей удалось найти ослабленную артерию и наложить несколько швов, а после так туго перевязать, что лицо Гарпа обрело багровый оттенок. Маргарет Уолш сильно переживала, ведь ей еще никогда не приходилось накладывать швы, тем более на артерию, из которой в любой момент могла брызнуть кровь. Гарп как мог ее успокаивал, ссылаясь на то, что опасности нет, если нет кровотечения. Но он врал, хотя она этого не понимала. Когда она закончила, то предложила осмотреть рану инспектора, но тот отказался:
– Там не глубже обычной царапины, – ответил он. – Вы лучше пойдите и смените сержанта, здесь от него толку будет больше.
По возвращении в особняк мисс Уолш отвела Оливию в свою комнату. Чтобы не оставлять девочку одну, сержант предложил свою компанию, тем более что, с его слов, у него была сестра одного возраста с Оливией и ладить им удавалось. Оставшись наедине, Оливер завел беседу об интересах и увлечениях девочки. Та охотно отвечала, видимо, сказалась изоляция, подумал Оливер, правда, голос девочки все еще дрожал, и ей приходилось делать небольшие паузы, чтобы перевести дыхание. После очередного ответа наступила тишина, была очередь девочки задавать свои вопросы.
– А вы любите цветы? – после недолго молчания спросила Оливия.
– Думаю, да, – ответил Оливер и задумался, а любил ли он цветы, и если любил, то какие.
– А мне нравятся нарциссы, их любил мой дедушка, – не дожидаясь ответа, произнесла Оливия
– Нарциссы… – задумчиво повторил Оливер, рисуя эти цветы в своей памяти. Вышло это довольно хорошо, так что ему даже удалось на миг уловить их запах.
– Они яркие и вкусно пахнут, – продолжала Оливия, – я даже сейчас их чувствую, а вы?
Оливер втянул воздух носом и ощутил приторную сладость, словно в комнате были цветы.
– Дедушка часто дарил мне букет свежесобранных цветов и ставил их у окна… как сейчас… – девочка указала на окно.
Пропустив мимо ушей последнюю фразу, Оливер повернул голову в ту сторону, куда указывала Оливия, и увидел, что у окна стоит белая ваза с охапкой цветов. Он не заметил их, когда вошел в комнату. Наверное, они собрали цветы во время прогулки, пришел к мысли сержант. И в качестве подтверждения своей теории задал вопрос:
– Тебе собрал их папа?
– Нет, дедушка, я же вам говорю, вы меня не слушаете? – Оливия сидела на краю кровати и пристально смотрела на него.
Воздух вмиг стал душным и вязким. Казалось, что сержант не просто вдыхает его, а тот, словно тягучий сладкий джем, втекает в его легкие. В горле запершило. Стараясь в этот раз четко услышать то, что говорит девочка, сержант переспросил. Вышло сипло, словно горло стянула удавка.
– Твой дедушка? Он не мог быть здесь.
Девочка рассмеялась, как смеется ребенок над одной из глупых шуток сверстников.
– Он и сейчас здесь.
– Кто он? – отказываясь принимать ее слова, Оливер повторил вопрос и услышал свой хриплый голос.
– Дедушка, – Оливия направила палец вверх. – Он принес цветы!
Оливер неискренне улыбнулся, стараясь успокоить девочку. При этом посмотреть вверх он не решался.
– Это всего лишь сон, ты задремала и тебе приснилось.
– Тогда кто у нас на потолке? – спокойно спросила девочка. Ее голос не изменился, но для Оливера он вдруг прозвучал неестественно, с металлическим отзвуком.
Сержант продолжал смотреть на девочку, убеждая себя, что смотреть на потолок необходимости нет. Он слышал о том, что девочка иногда фантазирует, но все же ощущал внутреннее беспокойство.
– Нет там никого, – Оливер пару раз махнул своей рукой над головой, боясь, что чего-нибудь коснется. Но рука лишь рассекала воздух без препятствий. Это вселило уверенности. – Видишь?
– Поднимите голову.
– Хорошо, – голос все еще хрипел. Оливер нервно вскинул голову.
На потолке оказалось зеркало, покрытое пылью и паутиной, отчего отражение было не разобрать. Но все же Оливеру удалось разглядеть отражение комнаты, кровати и девочки, сидящей на ней. Себя он различал плохо, отражение сильно искажало действительность. На лице виднелись пятна грязи, волосы торчали на макушке, да и одежда выглядела неопрятно. Все еще не до конца понимая происходящее, Оливер встал и пристально посмотрел на себя. Отражение в точности повторило его действия.
От увиденного по спине пробежал холод, а остатки завтрака подступили к горлу. Это не мое отражение, подумал Оливер. Перед ним стоял вверх ногами мертвый старик. Пятна грязи на лице оказались сгнившими дырами на серой коже, волосы не торчали на макушке, а были единственными на облезлом черепе. Остатки рта исказила страшная гримаса, открывая редкую на зубы челюсть. Сквозь выцветший камзол проглядывали серые кости с остатками плоти, в которой копошились личинки.
Оливер поднял руку и прикоснулся к зеркалу, мертвец в отражение сделал так же. Несмотря на духоту в комнате, зеркало оставалось холодным.
– Это мой дедушка, – радостно крикнула Оливия и рассмеялась.
На зеркало упал опарыш со стороны отражения, разрушая восприятие реальности у сержанта. Ужас, копившийся все это время в потаенных местах души, вырвался наружу и поглотил его с головой. Он постарался отдернуть руку, но пальцы намертво прилипли к зеркалу. Безуспешно дергая правой рукой, Оливер заметил, что мертвец перестал за ним повторять и с любопытством наблюдал за ним. Оторвать руку от стекла удалось лишь тогда, когда свою руку убрал мертвец. От усилия, с которым он старался отодрать руку, Оливер рухнул на пол. Не отводя взгляд от мертвеца в отражении, он медленно пятился в сторону выхода.
Мертвец вел сержанта взглядом, хотя его глазницы пустовали, предлагая уютные места для размножения личинок. Как только Оливер уперся спиной в запертую дверь, останки старика зашевелились. Сперва он согнул ноги в коленях, затем прижал руки или то, что от них осталось, к груди. Неожиданно для сержанта он из последних сил в дряблых обрывках мышц прыгнул. Повернувшись всем телом в воздухе, он приземлился на зеркало и растянулся на нем.
Теперь Оливер не видел зеркало, не было и отражения комнаты, их разделяло лишь мутное стекло, по которому мертвец полз в его сторону, оставляя позади себя частицы тела. Оказавшись над сержантом, мертвый старик замер, а потом ударил кулаком по стеклу. Звук удара звонким эхом отразился в сознании Оливера, и паника парализовала его. Всё вокруг расплылось и переставало существовать, его окружала лишь тьма. Спасение ждало его за дверью, но тело сейчас ему не принадлежало, его взгляд был прикован к останкам человека, которого он сперва принял за свое отражение, и сейчас очень жалел об этом, причем с каждым ударом все сильнее. На стекле появились трещины, словно молнии, разрезающие его на части. Оливер зажмурил глаза и закричал, когда услышал звук разбивщегося стекла.
Мисс Уолш подлетела к кричащему сержанту и опрокинула на него кувшин холодной воды. Оливер открыл глаза и оглянулся по сторонам. Он был в комнате Оливии, которая сейчас с ужасом на него смотрела.
– Ты паразит такой, совсем тронулся?! – крикнула на него мисс Уолш. – Девочка и так, спит с трудом, а ты своим криком ее пугаешь!
– Простите, – виновато ответил Оливер, – я не заметил, как уснул…
– Девочка моя, ты в порядке? – Мисс Уолш обратилась к Оливии.
– Да, мы беседовали, и я увидела, что сержанта Хилла клонит в сон, и замолчала. А потом он упал со стула и начал кричать.
– Сейчас все хорошо, просто сержанту приснился кошмар, что неудивительно в работе полицейских, но сейчас он уйдет, и мы будем спать, – мисс Уолш зло посмотрела на сержанта, тот все понял и покинул комнату, еще раз извинившись.
Маргарет в точности следовала оставленным инструкциям доктора, чей голос звучал в ее голове. Мисс Уолш наполнила стакан настойкой ровно до отметки, которую Август оставил ножом, доза настойки – исходя из веса ребенка, и дала Оливии выпить ее. Молодец, Маргарет. Следующие десять минут она говорила о странах, в которые можно отправиться по морю, и когда в своих рассказах Маргарет дошла до таинственной Японии, Оливия уснула. Отлично справились, мисс Уолш.
Крики сержанта, пусть тихо, но все же дошли до гостиной. Гарп подскочил первым, за ним последовал Норман, но инспектор постарался обоих успокоить и вернуть на места.
– Господа, этот короткий крик принадлежит моему спутнику и, поверьте не стоит ваших тревог. Подобное я слышал утром, тогда ему приснился кошмар, и думается мне, что, укладывая вашу дочь, мистер Брукс, этот болван позволил себе задремать.
– Что если на него напали? – прервал его Норман.
– Тогда бы сержант Хилл не кричал, а стрелял.
– Мне будет спокойней, если я выясню причину, – ответил Гарп и тяжело встал. Покачиваясь, он направился к выходу.
Норман сощурил взгляд на инспектора.
– Сдается мне, мистер Льюис, вас не заботит судьба моей семьи, – произнес он вяло.
– Она меня волнует ровно настолько, насколько должна, – Чарльз встретился с ним взглядом, – поверьте, среди нас есть безразличный человек, но это не я.
Оба замолчали.
Гарп встретил сержанта у лестницы, ведущей на второй этаж, и они вместе вернулись в гостиную, где Оливер подтвердил версию инспектора. После того как все собрались в комнате, Чарльз встал и занял место у окна, чтобы всем было прекрасно видно. Хлопнув дважды в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание, он начал:
– Итак, что мы имеем: явная попытка ограбления, нападавшие – местная банда «Тени Севера».
– Нападавших было… – инспектор поднял кисть и приготовился загибать пальцы.
– Трое скрылись на лодке вместе с доктором, – включился в процесс сержант.
– Двое лежат здесь, – небрежно сказал Норман и рукой с бутылкой указал на тела, накрытые тканью.
– Значит, пятеро, – Чарльз смотрел на получившийся кулак.
– Был еще один, тот, что меня ранил, – вмешался Гарп, держа по привычке руку на шее в области пореза, – ранил ножом, таким же или подобным был убит один из нападавших.
– Тогда их было шестеро, – задумался инспектор, – но что стало причиной их ссоры?
– Делить им было нечего, они ничего не взяли, – сказал Норман.
– Веротяно, один из них был в банде, только чтобы подорвать дверь тайника? – предположил сержант.
– Звучит логично, а раз он не справился, то его решили убить, так как изначально не собирались брать в долю. Он унес ноги и, думаю, мы его больше не увидим, – добавил Чарльз и обратился к Норману: – Скажите, насколько ценны вещи, которые хранятся в тайнике?
– Там нет ничего ценного. Эта дверь не открывалась со смерти отца Саманты. Откуда они узнали про тайник, которым наша семья не пользуется? – спросил Норман и посмотрел на дворецкого, который к тому моменту вжался в кресло в углу комнату.
– Хороший вопрос, мистер Гейл, ваш черед говорить, – инспектор сделал шаг в сторону дворецкого.
– Я ничего им не говорил, – Джонатан едва сдерживал слезы, – мой сын… он хотел взять совсем немного, только чтобы ему хватило денег уплыть в Америку, так он сказал… Он так плохо выглядел, я не мог ему отказать, но теперь стыд сжигает меня изнутри.
– Касательно того, что он ваш сын, – Чарльз пристально уставился на дворецкого, считывая каждое его действие и пока дворецкий не врал. – С чего вы взяли, что один из нападавших ваш сын?
– Он появился неделю назад, накануне моего отъезда за доктором, и принес письма, которые я писал… своей даме… – Джонатан издал тихий всхлип. – Эти письма тайна, как и наш роман. Мы встречались редко, и каждая ночь была для меня наградой…
– Ваши романтические похождения нас не интересуют, – прервал его инспектор. – Вам этого хватило, чтобы поверить в то, что он ваш сын?
– Да, но и его глаза, они напомнили мне ее…
– Достаточно, я думаю, что вас обвели вокруг пальца, – подытожил инспектор.
– А письма они могли найти в одном из домов, которые ограбили до этого, – продолжил его версию сержант. – Я согласен с инспектором Льюисом, все выглядит, как обман.
– О чем вы с ним говорили, когда встречались?
– Я пытался его убедить покинуть город, я даже отдал ему свои сбережения, но он был непреклонен.
– Он говорил о тайнике?
– Нет, спросил лишь, где кабинет мистера Брукса.
– И что вы ему ответили?
Джонатан виновато посмотрел на Нормана и неуверенно ответил:
– То, что найдет он там лишь пустые бутылки.
Сержант усмехнулся, глядя, как Норман под эти слова открывает очередную бутылку.
– Когда вы договорились встретиться следующий раз? – спросил Чарльз.
– Завтра утром, на нашем месте, в старом квартале, я могу показать.
– Вы завтра отправитесь с ним на встречу, Гарп составит вам компанию, – Чарльз посмотрел на Гарпа. – Как вы себя чувствуете?
– Достаточно хорошо для утренней прогулки.
– Может, мне пойти? – предложил сержант Оливер Хилл.
– Нам стоит проверить пару мест, где предположительно могут быть преступники. Гарп, у меня к вам будет просьба.
– Слушаю.
– Возьмите его живым.
Нора появилась в комнате в тот момент, когда Гарп кивнул, и пригласила всех на ужин.
5
Чердак особняка походил больше на жилой этаж, нежели на подсобное помещение. Старая мебель, небрежно покрытая серой от пыли тканью, создавала иллюзию застывших призраков, мирно спящих в темноте. Все пространство было разделено на несколько комнат, большая часть которых была завалена старыми вещами, позже ставшими довольно дорогими и ушедшими с молотка за приличную цену. Сейчас ценности они не представляли как для владельцев дома, так и для нежданного гостя.
Сначала Ману планировал остаться на первом этаже и послушать беседу полицейских, но Голос четко дал понять, что делать этого не стоит. Стоило попасть в этом дом, как Голос стал наглее вторгаться в его разум. В прошлом Ману мог не слышать его неделями, каждый раз содрогаясь от его появления. За последние сутки он звучал в его голове достаточно часто, чтобы магический эффект, заставляющий трепетать, ослаб, даже вызвал раздражение. В такие моменты Ману ощущал себя марионеткой без собственной воли, чего прежде с ним не случалось. Но мысли ослушаться Голос не возникало. Он поступил так единожды и чуть было не поплатился жизнью.
Было у Голоса и еще одно удивительное свойство: он залечивал раны. Любой порез или пулевое ранение затягивались в течение нескольких часов. Процесс этот проходил довольно болезненно – рана начинала гореть изнутри и затягиваться, оставляя легкий дымок. Со временем Ману свыкся с сопровождающей лечение болью и перестал ее замечать.
Выждав немало времени, прежде чем полицейские закончат обход дома в поисках преступников, Ману поднялся на чердак, стараясь использовать тайные проходы и коридоры между стен. Он полагал, что все же придется выйти в холл и подняться по лестнице, ведущей на второй этаж, но в очередном туннеле он заметил небольшие выступы в стене, по которым легко взобрался выше.
Оказавшись на месте, он устроился на старом кресле некогда изумрудного цвета c золотистой бахромой в дальнем углу чердака, ближе к окну, ведущему на крышу. Оттуда открывался хороший обзор на дверь, ведущую на чердак, так что в случае неожиданных гостей был шанс уйти через крышу. Ману сложил ноги на кофейный столик, откинул голову, закрыв глаза, и погрузился в мысли.
Вначале он подумал о том, что все пошло не по плану по вине бестолковых напарников и из-за плохой подготовки к делу. Но чем больше он анализировал ситуацию, тем сильнее менялась его точка зрения. Возможно, Голос знал, что все произойдет именно так, этого он и хотел – сфокусировать внимание закона на выживших преступниках и позволить действовать из тени. Если бы он не оказался в тот момент в коридоре, то о его существовании никто бы и не знал. Но сейчас они знают и понимают, что он не в ладах с бандой. Вопрос только в том, что они предпримут и будут ли его искать.
Вдалеке сверкнула молния. Ману отвлекся от своих мыслей и посмотрел в окно. «Ночью будет дождь», – тихо произнес он, опустил веки и вернулся к мыслям. Звук дождя отлично скрывал посторонние шумы, у него появился шанс обыскать дом, не привлекая внимания. Прежде чем подорвать дверь в тайник, Ману внимательно изучил ее механизм. Взломать не получится, да и навыков таких у него нет. Оставалось найти ключ, которым отпиралась дверь, и Ману надеялся, что Голос поможет.
Город постепенно накрывало тенью, до полуночи было несколько часов, которые Ману посвятил отдыху. Сны никогда ему не снились. Он спал, но сознание продолжало работать, и стоило малейшему шороху донестись до слуха, как Ману открывал глаза, совершенно бодрый. Быть всегда готовым – таков был принцип его жизни, и, что примечательно, он работал. Редкому человеку удавалось застать его врасплох, таких случаев он точно не помнит, а если и было, то не больше одного или двух.
Сквозь закрытые глаза он продолжал видеть силуэты чердака. Еще он видел тень, медленно идущую от дальней стены в его сторону. Она смахивала на человека низкого роста, аккуратно, шаг за шагом, сокращающего расстояние. Все происходило беззвучно, потому Ману списал появление таинственного гостя на собственное воображение и не придал ему значения. Такое уже бывало, особенно в дни сильных эмоциональных потрясений. Спустя неделю после взрыва шахты он на мгновение увидел Лиама Пэтси, работягу с той же бригады, стоящего с окровавленным лицом вдоль дороги. Но видел его он недолго, стоило моргнуть, как тот исчез. Поэтому даже когда тень оказалась рядом, Ману продолжил её игнорировать, тем более, будь он сейчас в опасности, Голос предупредил бы его.
Силуэт принадлежал ребенку, черты лица которого было не разобрать, но Ману интуитивно понимал, что за гость перед ним. Некто протянул руку и коснулся плеча. Ману почувствовал холодок, переходящий в легкую вибрацию, похожую на вибрации Голоса. Ману открыл глаза, призрак исчез. Для надежности он огляделся по сторонам: ничего не изменилось, за исключением керосиновой лампы, появившейся на том месте, где была тень. Он точно помнил, что никакой лампы не видел, когда поднялся на чердак.
С предельной осторожностью, боясь, что от касания она исчезнет, он взял ее за ручку и поднес к своему лицу. На вид перед ним была обычная лампа, вот только она слабо вибрировала и покалывала руку. Стоит ли мне ее зажечь, мысленно спросил он. Голос молчал. Потратив еще немного времени на изучение лампы, Ману пришел к рискованной идее зажечь лампу. И хотя даже слабый свет, мелькнувший в окне, мог выдать его положение, у него была уверенность в том, что ничего дурного не случится.
Лампа горела слабо, создавая тусклый круг света вокруг себя. Подняв ее повыше, Ману омсотрел чердак, представший в свете совершенно иным. У одной из стен он удивленно остановился. В темноте она была пустой, но стоило направить на нее свет из лампы, как на ней появлялась картина с кораблем. Ее точно не было в темноте, как и лампы, но все же сейчас он на нее смотрел. Она притягивала к себе, гипнотизируя плавностью линий краски, художник проявил истинный талант при ее написании, создавалась иллюзия, будто корабль плывет. Волны, разбиваемые килем корабля, разлетались в разные стороны, и Ману слышал их шум. Он также слышал, как ветер бил в парус, как кричал боцман и как ладно отвечала ему команда. Звуки доносились до него один за другим, распадаясь на уловимые детали, – треск мачты и скрип веревок, топот босых ног по палубе, звон стали, тиканье часов, смех – они окружали его и давали жизнь картине.
Ману ее не просто видел, он был погружен в нее полностью, стоял на палубе, ощущал морские капли на лице и соль на губах. Он узнал корабль. Осознание пришло неожиданно. Он был здесь раньше. Он узнал человека, приказавшего закатать его в бочку с трупом. Правда, он выглядел иначе, больным и слабым, не способным сделать то, что сделал. Несмотря на свой вид, в руках он уверенно держал саблю, ловко отрабатывая приемы с юношей. После очередного неумелого выпада юнги он с неожиданной скоростью просунул лезвие в гарду и выбил саблю из рук, поймав ее свободной рукой.
– Твой отец не учил тебя владению мечом? – с досадой спросил он.
– Было лишь несколько уроков, – ответил парень, – он считал, что мне стоит посвятить себя знаниям…
– Мой брат всегда отдавал приоритет уму, а не силе, но… – он подкинул саблю, сделав два оборота в воздухе, она вернулась в его руку, – он фехтовал гораздо лучше меня.
– Мне стоит написать отцу, он, должно быть, переживает, – сменил тему юнга.
– Не переживай, я сообщил брату, что ты со мной, он, конечно, не обрадовался, но согласился, что путешествие пойдет тебе на пользу.
– Спасибо.
– Не стоит, поверь, ты меня выручаешь гораздо больше, но… к концу нашего пути ты должен стать сильнее, раскрыть весь свой потенциал.
– К концу пути? По прибытии домой?
– Нет, твоя сила нужна в Индии, она поможет исцелить меня и вернуть моему телу здоровье, взамен я награжу тебя сундуком камней, поверь, такую добычу оценят все.
– Что мне нужно будет сделать?
– Узнаешь, когда придет время, а пока стань сильнее, это приказ капитана!
– Есть, сэр!
Недолгое пребывание на корабле вызвало головокружение. Лица капитана и юнги, корабль, океан, небо – все растекалось, смешивая между собой краски в единый грязно-серый цвет. Вслед за изображением исчезли и звуки. Ману очутился в темноте. Лампа в его руке слабо горела, света не хватало, чтобы хоть что-то разглядеть. Шаг за шагом он шёл, пока впереди не загорелся огонек, который тут же потух. Ману остановился и, повинуясь интуицию, потушил лампу.
В тот же момент перед ним загорелись десятки огней, освещая присутствующих. Он оказался среди толпы пиратов, окружавших старого индуса, который сидел на согнутых ногах, сложив ладони у лба, и что-то тихо шептал. Лицо его было покрыто белой краской, а на лбу виднелась красная полоса. «Брахман?» – удивился Ману, но тут же перевел своей взгляд, когда увидел капитана корабля, сидящего в похожей позе напротив старика.
– Ты думаешь, в этот раз получится? – тихо спросил один из пиратов.
– Я не думаю, что увижу местную магию, старик просто дурит капитана, – ответил второй.
– Ты помнишь, что было с прошлыми шаманами? Не думаю, что в его слова не верят.
– Отставить разговоры, – вмешался боцман.
На полу перед брахманом в кольце света лежал камень с формой под кинжал, к которому с разных сторон вели два желоба. С одной стороны стоял тот самый мальчик. Его держали двое пиратов, вытянув правую руку и приставив к ней нож.
– Расступись! – раздался крик, и пираты разошлись, давая дорогу раскаленному металлу.
Котел с ним поднесли ко второму желобу. Прежде чем приступить к действию, капитан обратился к брахману:
– Все получится, старик?
– Если вы сделали все верно, мистер Кимбол, и вы в это верите, то не вижу причин, препятствующих этому.
Фергус Кимбол посмотрел на раскаленный металл, затем в глаза юноши.
– Не бойся, Ричард, просто верь мне, – и, сделав короткую паузу, выкрикнул: – Давай!
Котел наклонили, пустив по стоку огненный ручей, второй сток наполнился кровью мальчика. Две маленькие реки, огненная и кровавая, встречались в камне, смешиваясь и приобретая форму стилета.
– Достаточно, – произнес старик и поднял руку.
Мальчику перетянули порез в тот момент, когда он был готов потерять сознание.
– Дайте ему вина, – крикнул Фергус и наклонился к каменной форме. В ней пылал кинжал.
Кинжал казался знакомым Ману, хотя был еще не обработан. Что-то похожее он выхватил, когда защищался от капитана и его команды, прежде чем его вырубили.
– Возьмите его в руку, мистер Кимбол, – сказал старик, а когда увидел сомнение в глазах капитана, то добавил: – Он не горячий.
С секундным замешательством капитан взял лезвие в руку. Он ничего не чувствовал, но видел, что кожа от раскаленного металла начала гореть и плавиться. Мелкие частички кожи воспламенялись и сгорали, превращаясь в черную копоть.
– Вам нужно закончить, – продолжил старик. – Яма использовал свою булаву, чтобы освобождать души, а ваш клинок будет их запечатывать.
В центр круга приволокли связанного мужчину, на вид ладного и сильного, явно из королевских матросов, подумал Ману. Он был без сознания. Капитан прикоснулся острием кинжала к его груди, заставляя тлеть одежду в этом месте.
– Нет, – остановил его брахман, – это не сработает, кровь моряка затупит сталь и лишит всей силы.
– Тогда кто?
– Кровь юноши, что закаляла сталь!
– Мальчик? – растерянно спросил Фергус. – Больше никто?
– Только он, иначе для чего он здесь.
Пираты, державшие Ричарда, подвели его к Фергусу. Мальчик был в полуобморочном состоянии и не понимал, что происходит. Его губы вяло шевелились. До Фергуса доносились обрывки фраз: ребенок бормотал об отце и матери, о своей юной сестренке, но складного предложения выдать не мог. Собрав всю свою волю, Ричард посмотрел сквозь полуопущенные веки на испуганные глаза Фергуса и тихо спросил:
– Я справился? Мы можем отправиться домой?
– Да, – ответил Фергус и всадил клинок ему в сердце, превращая кожу вокруг раны в обугленные угольки.
В ту же секунду от удара из тела мальчика вырвалась душа, она зависла в воздухе лишь на мгновение, а затем стала темнеть, покрываться чернью и копотью, словно ее изваляли в золе от костра.
В ту же секунду от удара из тела мальчика вырвалась душа, она зависла в воздухе лишь на мгновение, а затем стала темнеть, покрываться чернью и копотью, словно ее изваляли в золе от костра.
Из места удара тянулись огненные нити, полностью сковывая ее. Брахман наклонил голову и что-то тихо шептал в сложенные перед лицом ладони. Душа кричала и стонала, распадаясь на десятки голосов. Ману слышал плач ребенка и плач старика, плач юноши и мужчины, плач всей жизни Ричарда, той, что он успел пожить, и той, что никогда уже не наступит. Связанная душа, вспыхнув последний раз, превратилась в черную тягучую жидкость, которая впиталась в кинжал, не оставив и следа. Кинжал потух, Фергус раскрыл ладонь, от ожога не осталось и следа.
Никто из окружения пиратов ничего этого не видел, для них все закончилось в тот момент, когда их капитан заколол мальчика, а через минуту его рука оказалась целой и невредимой. Душу Ричарда Кимбола, сына Оллина и старшего брата Саманты, с которой ей уже никогда не сыграть в прятки, видели лишь три человека: брахман, Фергус, убивший половину своей команды в обмен на силу, и Ману. Который заметил на себе горящий взгляд Фергуса Кимбола и его улыбку, а позади него десятки темных обгоревших душ с пылающими глазами – бхутов, заключенных в его теле.
Только видел он их уже не вживую, а на картине, той самой, на которой мгновением раньше был корабль. Ману вернулся на чердак, неожиданное путешествие отпечаталось яркой картинкой в его голове. Теперь призрачная цель его пути обретала очертания. Он еще немного постоял с лампой в руке, смотря на картину, но больше ничего не произошло. Как только он задул огонек, картина исчезла в темноте, оставив лишь старую декорированную красным деревом стену.
