Carinetta
Созвездие Сердец
Ночь, ярко освещённая прикованной звездой
Далеко от реки, в глубине леса таилось золотое поле. На нём росло всего четыре дерева. Оре, точно четвертуемый, был привязан к ним за руки и за ноги. Земля под Оре была расчищена и уже превратилась в кострище.
Оре обильно потел, но капли пота в ужасе испарялись и улетали с его горящего тела. В зубах Оре зажимал толстую палку, которая уже почти целиком обуглилась, и Олуи поднёс ему новую.
– Хороший пёсик, Оре! Держи свою косточку!
От ярости Оре вспыхивал – и в эти мгновения Юм и Дюм по очереди избивали его молотом что было сил.
Горящие комья земли скатывалась с Оре валунами. Волосы на его лице и голове давно выгорели, глаза от яркого белого каления почти перестали видеть.
– Потерпи, моя козочка! Скоро мы тебя отпустим!
Оре ревел и испускал струи пламени из раскалённых трещин на своём теле: сначала от злости на издевательства со стороны Олуи – и тут же от боли – боли от ударов молота и собственного обжигающего огня.
Под чёрным небом на безжизненном поле пылала и вспыхивала прикованная цепями Звезда, передразнивая даже небесных сестёр ослепительным и мощным сиянием двух белых глаз.
Светиться во тьме было очень опасно, но только ночью можно было хорошо разглядеть каждую складку на теле Оре.
Всю ночь братья трудились, не жалея ни себя, ни Оре, – молотили как ошалелые и точно знали своё дело: каждую мышцу Оре они высекали как скульпторы, даже лицо и глаза Оре братья отточили ювелирно. От прежних оболтусов Юма и Дюма не осталось и следа – они будто испарились вместе с потом Оре.
Снова путь
Русло реки уводило на север. Стояла мягкая осень с ласковым охристым воздухом.
– Осенью дорога на север ведёт в будущее! – декларировал Олуи. – Весной эта же дорога ведёт в прошлое или заставляет остановиться во времени, если идти достаточно медленно!
Оре шёл в чёрном плаще, который теперь был ему слегка великоват. Из-под него проглядывала не чёрная, а серебристая, сверкающая на солнце кожа. Оре больше не прятался. Осанка из угрюмой превратилась в гордую, взгляд из горящего свирепо и угрожающе – в искрящийся хитро и испытующе.
Друзья неспешно шагали вдоль реки. Но стремительно и без оглядки врывались во владения осени.
Кое-где среди лесных зелёных стен уже вспыхивали огоньки красных клёнов, точно повидавших такое, отчего раньше других деревьев поседели алой осенней сединой.
Долина Ржавых Доспехов
Из земли всюду торчали серые острые камни, точно груда сваленного битого железа: вот один, похожий на треснувший щит, а рядом валяется вмятый шлем. И на всех железных камнях росли рыжие мхи – трескались и пузырились, здорово похожие на ржавчину.
Вся земля, открывшаяся путникам, напомнила остывшее и заброшенное поле битвы.
Утёсы были похожи на острые обрывы гор металлолома: пласты были похожи на плотно спрессованные доспехи, наваленные вперемешку. Река вдоль этих утёсов была густо-красной и исколотой мелкими острыми камнями. Река протекала между камнями, изгибаясь в узоре. Из-за подводных красных водорослей да к тому же под сенью алого заката река казалась кровоточащей, точно израненной этой россыпью из железных камней. Вдали, ближе к горизонту, каменистый узор иллюзорно складывался в кольчугу, сквозь которую сочилась кровь раненого тела земли.
Путники стояли на опушке леса и очарованно глядели на Долину Ржавых Доспехов, не решаясь ступить на неё и шагу.
Вдруг прямо под ними из земли выкарабкался тип крохотного роста. Почва и коренья осыпались с него, обнажив зелёные грязные лохмотья. Прозрачно-зелёные глаза светились на загорелом вымазанном лице.
Рыжая борода его густо поросла зелёным мхом.
– Валите отсюда. Упаси вас дьявол провалиться в Жёлтую Яму!
– Какую ещё я-а-а-а-а-а!.. – Оре сделал шаг вперёд и утонул в листьях, захватив за ногу Олуи, зацепившего Юма, утащившего в пропасть и Дюма.
– Вот в эту, – раскуривая трубку, спокойно ответил рыжий тип глухой листве, поглотившей крики.
Жёлтая Яма
Все четверо рухнули на глиняный пол, подняв жёлтую пыль. В подземелье с высокими жёлтыми потолками всюду пылали факелы и густо освещали ярко-янтарные стены и кучу прибитых к ним листьев опавших октябрьских клёнов.
Сквозь листву к лежавшим навзничь путникам пробиралась армия коротких маленьких ножек. Незваных гостей в Жёлтой Яме встречала толпа безоружных, кривозубых и голодных гномов.
Оре быстро поднялся и хорошо рассмотрел местный люд. Гномы были жуткими и противными. Зубы их торчали во все стороны, длинные, острые, точно забор из надломленных палок. Зубы росли в несколько рядов – прорезали щёки и губы; некоторые зубки росли вверх и забивались в ноздри.
Носы гномов были такими же острыми и длинными, торчавшими на полголовы вперёд – все они уставились на Оре, точно указывающие на вора пальцы.
Крючковатые пальцы жёлтых карликов были неестественно длинными – почти во весь рост – и свисали до самого пола, а ногти на них – коричневыми и сухими, как деревянная кора. Кожа на ручонках и головах тоже была жёлтой, сухой и сплошь покрыта тончайшими складками морщин. Глазки были узкие и хитрые, бледно-серого цвета, пронизывающие насквозь аппетитные внутренности гостей. А ресницы были чёрными, толстыми и изломанными и напоминали засохших пиявок.
Это были знаменитые во всём королевстве жёлтые гномики, питавшиеся живой плотью своих жертв. По легенде они заживо обгладывали фаланги пальцев задремавших в лесу бродяг, будучи большими охотниками полакомиться хрустящими суставами. Гномы с большим аппетитом разжёвывали и жилы, и кожу – они как можно дольше сохраняли жертвам жизнь, ибо даже потроха – печёнки и почки – гномы любили съедать, не отрывая их от питающих вен – со свежей, пульсирующей прямо в рот кровью.
Друзья слыхали много легенд об этих чудовищах, но живьём их никто не видел, а если и видел, то уже вряд ли рассказал бы кому-то. И вот теперь путники видят жёлтых гномиков воочию и не верят в свою судьбу.
Гномы визжали, радуясь добыче. Их раскрывающиеся пасти издавали лязгающие резкие крики, а языки поднимались высоко вверх, дрожали и извивались, как змеи.
Гномики выстроились в кольца вокруг угодивших в пещеру гостей, сложили ручонки друг другу на плечи и стали раскачиваться в хороводах, напевая визгливые песни:
Тру-у-у-у-ля-ля! Добыча прыг под тополя!
Тру-у-у-у-ля-ля! У шляп обглоданы поля!
Тру-у-у-у-ля-ля! Натянем сеть – и вуаля!
Тру-у-у-у-ля-ля! Чтоб косточки погрызла тля!
Глядя на несметное количество гномов вокруг и ещё большее количество их зубов и длинных когтей, Оре понял, почему те совершенно безоружны. И всё же Оре распахнул свой плащ и вскинул готовый к битве меч.
Гномы хоть и отпрянули, но ничуть не испугались, а начали хохотать и покатываться со смеху.
Но вдруг самые дальние хороводы впереди Оре стали разрывать свои кольца, и вскоре все гномы перед Оре расступились.
В образовавшемся проёме Оре увидел янтарный трон, на котором сидел старый гном с сильно обвисшими лепестками век, лежавшими на острых щеках и жёлтой бороде. Глаза его были настолько узкими, что казалось, будто глазницы пусты. Он заставил расступиться толпу между ним и Оре своей длинной клюкой – длиннее самой высокой сосны. Король Жёлтой Ямы опёрся на неё как на шест и перепрыгнул через толпу от трона прямо носом к острию меча Оре.
Король медленно обнюхал меч и лишь пробормотал скрипучим голоском:
– Такую ювелирную работу мог проделать только Г… – На этом слове старый гном развернулся и побрёл обратно, так что Оре не расслышал имени.
Оре вопросительно махнул мечом вдогонку, но король медленно уползал в раздумьях. Длинные пальцы свои он использовал как трости – король семенил ими вдоль мантии как многоножка. Вдруг старый гном развернулся к Оре, сложил пальцы подушечками вместе, будто епископ, и начал очень серьёзную речь:
– Я Визгунг, король Жёлтой Ямы. Тебе нужно усвоить вот что, сынок. Твой отец нелегально выращивал и разводил зелёных фей. Королю Нильбертилля он задолжал проценты от сделок, вот за ним и пришли.
– Кому понадобилось столько зелёных фей?
– Священникам! Они пили так, что черти перекрещивались, говорю тебе! К тому же у нильбертилльской церкви в те годы были дурные времена: войны, несмотря на молитвы, голод, несмотря на молитвы. Монахи вконец потеряли стыд и отбивали путан у пиратов. Перепивали их на спор и грабили пиратские судна. Зелёные феи были призваны уложить мальчишек по кроваткам сразу же после вечери и ненавязчиво, ласково напоминать им о Христе. На самом деле дурманящие феи всего-навсего перенесли публичные дома в монашеские сны. Феи баюкали их и гладили по пьяным головам. Но нам – благородным жёлтым гномам – зелёные феи заменили чай и молоко перед сном! О! Я помню их хулиганское щекотание в горле! Как я скучаю по вареву твоего папаши, сынок! А ты – тот самый железный утопленник? Мальчонка, угробленный ублюдком Готти! – На этом имени король Визгунг выплюнул добрую порцию коричневой жижи, проворчав: – Поганая печёнка этого скряги! – Визгунг вытащил вверх свой длинный острый язык, обогнул им два ряда зубов, прорезавших верхнюю губу, достал языком торчавший в самом верху зуб и слизал с него застрявший ошмёток печени.
– Ха-ха-ха! Ступай, малыш, домой! – продолжил он. – Передай привет своему поганому папаше от старого Визгунга!
– Ты назвал его Готти… – уточнил Оре. – Но ведь моего отца звали Тигот. Мне спящий автор подсказывает, что его точно звали Тигот!
– Понимаешь ли, малыш… У нас зубы растут так, что на слоге «Ти» мы всегда плюёмся. Нехорошо плеваться человеку в лицо с первого же слога его имени! Поэтому-то мы и прозвали его наоборот – Готти! Го-о-о-отти! – рассмеялся Визгунг. – Папочка-сутенёр зелёных феюшек!
Визгунг весело и строго вскинул пальцы вверх – и гномы тут же сомкнули обратно разбитые им кольца и заводили свои хороводы:
Тру-у-у-у-ля-ля! Друзья отпущены в поля!
Тру-у-у-у-ля-ля! Не защищаясь, не моля!
Тру-у-у-у-ля-ля! По щедрой воле короля!
Умельца пить, по феям из ружья паля!
Оре и онемевшие Юм, Дюм и Олуи стали медленно подниматься в воздухе. Они летели к жёлтому потолку, покачиваясь, как листья, падающие вверх. Они уже с трудом различали мутные, шатающиеся из стороны в сторону хороводы. Друзья улетали и слышали песню гномов всё дальше и глуше, пока не выпорхнули из Ямы прочь.
Лес поддатых зомби
Все четверо вылетели из земли и приземлились на опушке рядом с берегом красной реки, но уже далеко впереди, на другом конце Долины Ржавых Доспехов. Здесь ещё стоял день, но настолько серый и пасмурный, что невозможно было догадаться, в какой стороне осталось солнце.
Здешнюю землю жадно облепили ядовито-розовые мхи. Мхи медленно испаряли густой, пахнувший мертвечиной туман, который и окрашивал небо в непроглядный серый сумрак. Кровавая река, протекая здесь, была неподвижна, как покойник.
Ядовито-розовые мхи, свинцовое небо, блестящая и тёмная, как венозная кровь, река – всё здесь замерло неподвижно. Только зловонный туман медленно струился, искривляя серую воздушную толщу.
Друзья услышали шум из глубины леса.
– Пригнись! – шепнул Оре и утопил три соседские головы в кустах. Сквозь них путники увидели вдалеке, среди деревьев, сонно шагавшую толпу. Трупный запах начал усиливаться. Когда толпа проходила вплотную к кустам, где прятались и задыхались от вони товарищи, стало понятно, что это за люд плетётся безучастно.
Медленно покачиваясь и глядя в пустоту, по лесу шла толпа бухих зомби – зомби-обезьян. От них-то и шёл трупный запах. Сами зомби давным-давно надышались и пропитались ядом, испаряемым мхами, так что одурели и начали гнить заживо. Все четверо прятавшихся быстро смекнули, что оставаться здесь небезопасно.
Когда толпа зомби-приматов скрылась в лесу, Оре выпрыгнул из кустов, схватил за шкирку первого попавшегося из братьев и что было мочи рванул прочь от этого проклятого места.
Но едва Оре добежал до берега красной реки с Дюмом на плечах, как в панике остановился, обернулся кругом и понял: мхам нет конца. Весь лес, и берег, и даже земля на том берегу – всё от горизонта до горизонта было ярко-розовым и слезоточивым.
– От смерти не удерёшь, – раздалось сзади.
Оре резко обернулся на незнакомый голос. Оре вновь оказался у опушки рядом с кустами, в которых сидели Юм, Дюм и Олуи.
Незнакомец в пыльных лохмотьях, весь покрытый слоем ржавчины, стоял поодаль, в сумраке леса. Худое серое тело его не двигалось. Глаза светились в полумраке. Было совершенно неясно, жив он или уже превратился в ходячего мертвеца.
– Ржавый Ворч, – пробормотал Олуи имя незнакомца и закатил глаза.
Юм, Дюм и Олуи окоченели. Они успели надышаться яда и впасть в оцепенение.
– Выручай, – серьёзно ответил жутковатому Ворчу Оре, – больше некому!
– Яд поражает только тех, кто уже мёртв в живом теле. Если ум твой жив, тебе нечего бояться.
– А с ними что?! – разозлился Оре, указывая на окоченевших друзей.
– Ну, – всё так же неподвижно сверкал глазами Ворч, – если они того стоят, оклемаются. Если у них кочерыжки вместо сердец, то не всё ли равно?
– Ты, умник дохлый! – Ещё пуще разозлился Оре, сверкая глазами в ответ. – Сам-то давно дышал?!
– Умник?! – сердито усмехнулся Ржавый Ворч и впервые зашевелился, вскинув в сторону неестественно длинную руку и указательным пальцем тыча вслед ушедшим обезьянам. – Думаешь, эти дохлые обезьяны далеко ушли от вас, людей?! Приглядись! Это вы и есть! Думаешь, раз выучился нажимать на кнопки, стал цивилизованным? Почитай древних философов! И ты поймёшь, как не поумнело человечество!
Ворч развернул руку и без труда дотянулся до Оре, оставаясь на прежнем месте. В его раскрытой ладони Оре увидел странный кристалл: половина его была ярко-синей с цветными хрусталиками в узоре и напоминала индийский ковёр; вторая половина была серой и мохнатой.
– Это индий и мышьяк! – отозвался вдалеке голос Ворча. – А ты и не знал, на какие кнопки жмёшь?! Думаешь, выучился кроить, шить, собирать узоры из бинарных команд? Соткал целый ковёр, стуча по своим кнопкам! Умный стал! Но для чего? Чтобы всё так же удавиться из-за банана! Ну? – Взглянул Ржавый на Оре, ни слова не понявшего. – Что же делает написанная тобой умная-преумная программа? Продаёт бананы обезьянам!
Ворч, внезапно окружённый плетущимися зомби, схватил первого попавшегося в толпе и начал трясти за грудки.
– Да он же двух слов связать не может! – Ворч вонзил свой яростный взгляд в косые глаза трупа и безнадёжно выбросил тело обратно в ползущую толпу.
– А я верю в чудеса! – вдруг встрепенулся Юм. – В Оре, например! – и ткнул того кулаком.
– А я атеист, – тихо отозвался Дюм. – В смысле я верю, что мозг сам себе может рисовать чудеса и небылицу. Да так лихо, что автор и не догадывается, что всё это – всего-навсего сон!
(Ну-ну…)
– Я серьёзно! Вот часто ты видишь во сне какую-нибудь чепуху и, главное, понимаешь, что это чепуха? Мозг может обмануть своего хозяина и нарисовать какую угодно чушь! И вы ещё верите в честность дежавю!
– А разве то, что внутри тебя, не реальность? Погляди-ка на свои приборы, Олуи! Они тоже когда-то были лишь мыслями! Галлюцинациями!
– Да, братцы. Как вы скучны!
– Вера давала вкус жизни! – Сверкающие глаза Ржавого Ворча медленно подплывали вместе с тусклым телом к путникам. Чем ближе чужак подплывал к ним, тем серее и прозрачнее он становился. Чужак сел рядом с братьями. Он был похож на сгусток мутной воды, сквозь которую просвечивал розовый мох и его туманное испарение. Ворч оживленно влился в беседу:
– Разве верят только в богов? Если бы учёные не верили в свои теории ещё до всяких доказательств – слепо и со всей страстью, вопреки здравому смыслу того времени, – открыли бы они всё то, во что верят теперь ваши атеисты? Вот уж кто воистину слепой верующий – так это кичащийся своим атеизмом атеист! Сколько из них по-настоящему поняли, во что именно они верят?! Кто из них проверял, как работают законы физики? Кто пересчитал формулы? Кто рассмотрел изученное в микроскопы? Чёрта с два! Они даже мысленно не провели эксперимент! Тоже мне атеисты! Уверовавшие в написанное! Вы слепо верите всему, под чем висит табличка «Научно!»! Да, именно такие, как вы, испокон веков тормозили и душили науку!
– Это ещё почему? – возмутился Олуи.
– Да потому что вы не верите ни во что, что наукой ещё не признано! Не верите в поиск истины за пределами собственной башки! Зато верите всему, что нацепило иконку «Научно!» – так ведь проще считаться умным! Вот ты, Олуи, считаешь себя умным, потому что разбираешься в технике. А напиши-ка тебе закон Гука словами, причём розовыми, – ты же его высмеешь и назовёшь глупым и неверным! «Я умнее, потому что не понимаю!» – говоришь ты. Художник – кретин, потому что «Что ещё за чёрт, не вижу я никакие такие оттенки, которые он различает!» Музыкант – полоумный, потому что «Я лично не слышу, какую разницу он нашёл между си и си бемоль!» Или вот ещё. «Я всего лишь делаю вид, что вижу что-то, чего не видят остальные, поэтому я умнее всех!» Или так: «Этот музыкант бездарен лишь потому, что музыка его сыграна примитивно! Это всё оттого, что у меня низкий эмоциональный интеллект, не сумевший уловить мелодию, раздирающую дух в клочья!» Как же меня одолели умники вокруг!! Но знаешь, Оре, среди великих учёных, революционеров искусства, науки – среди умнейших физиков – было так много эмоционально умных людей. Ведь чтобы сделать открытие, нужно всем сердцем верить, жить, со всей страстью любить свою науку. Это под силу только умно чувствующим людям. Если бы человек не был способен слепо верить в неизведанное, невзирая на здравый смысл своего времени, да что бы открыла наука?! Ну и как часто здравый смысл оставался таковым надолго? Мозг так устроен – иногда мы должны верить во что-то. Бескорыстно и без доказательств. Просто потому, что оно стоит того, чтобы быть. И кем бы был учёный без страсти? О-хо-хо! Не верят они в богов! Потому что, видите ли, не видят их своими глазами! О, да ладно! Можно подумать, вы протонам в глаза лично смотрели! Да вы хоть знаете, кто такие протоны, чтобы смело называть их по имени и с умным видом? Верят они в то, что видят! Вы сейчас видите сон! В котором бродят гномы, лешие и зелёное вино, и даже не догадываетесь, что это сон! Ваш мозг способен обмануть вас самым наглым образом! Обсчитать, оболванить, инсценировать дежавю! Тролли будут больно пинать вас по пустым головёшкам, а вы и не смекнёте, что это СОН. Ты, Дюм, считаешь себя умным, потому что не веришь в богов. А ты, Юм, считаешь себя хорошим, потому что веришь в богов. Но ведь сколько гениальной архитектуры было создано для седалищ богов по-настоящему умными и хорошими людьми! Не наука ли построила храмы вашим богам? Сколько инженерной мысли родилось благодаря безумной, как юношеская любовь, вере в высшие силы! Желание – отличное топливо! Одни твердят, что боги есть, и верят в это без раздумий. Другие твердят, что богов нет, зато есть протон, и тоже верят в это без всяких раздумий! Так чем же одни лучше других?! Одни старательно не верят в науку – другие старательно не верят в богов. И все вместе верят в то, чего сами не понимают! Одни верят священным книгам, но не понимают написанное. Другие не верят священным книгам, потому что тоже не понимают написанное! Зато верят учебникам, хотя не понимают написанное и в них. Знаете, за что я недолюбливаю почти всех верующих? За то, что они верят из рук вон плохо! Вот ты, Дюм! Читаешь книжки. Знаешь немало! А толку-то? Ты же предсказуем, как кусок бревна, подброшенный вверх! Я знаю, насколько глубоко (а скорее мелко!) ты можешь прочувствовать все книжки, которые читаешь. Я хорошо вижу твои глухие рамки, внутри которых ты чопорно кормишь свою эрудицию. Вот ты и становишься скучным! Потому что, сколько бы ты ни прочёл, я заранее знаю, сколько из этого ты понял! И даже как к этому отнёсся! Что бы ты ни прочёл, оно не вытащит тебя из твоих тесных рамок, а само останется в них же! Юм – балда балдой, зато никогда не знаешь, что он ляпнет в следующий миг! Его ум динамичен: он не просто меняет свои взгляды с годами – он их воспитывает, делает из них крепкую ступеньку и встаёт на кирпичик повыше. Жаль, он малость туповат, но всё равно именно такие, как Юм, худо-бедно могут творить сызнова. Выдумывать что-то несуществующее. А ты просто знаешь и умеешь всё больше и больше… Не вылезая из своих дубовых рамок!
– Ты будто не совсем он нас говоришь. – Прищурился Дюм.
– Не о вас… – задумался Ворч. – Не о вас… – Упёрся взглядом в пустоту, сложил руки на груди и зажмурился. Задрожал, сжал губы и с недюжинным усилием превратился в серого деревянного идола.
Ребята похлопали по плечам сырого и прогнившего идола. Все вместе они оказались на небольшой поляне в глубине незнакомого хвойного леса. Путники вошли в стоявшую рядом избу, из которой валил кофейный пар.
