Гиида приказала собрать свой безобразный народ на площади. Гиида стояла на своём троне неподвижно и величественно перед галдящей толпой. Но вот царице угодливо поднесли меч. Гиида вознесла его над головой и обратилась к своим уродам:
– Этот меч выкован из руки того самого Человека-Руды! Это самый несокрушимый металл из всех известных нам! Грядёт война, в которой мы одержим победу! И отныне только мы будем жить под солнцем! Но для победы нам всем нужно смертоносное оружие! Те, кто будет раз за разом притаскивать ко мне тело Человека-Руды, – но только в одиночку одолев могучего Оре и обхитрив остальных гроттоскамцев, – будут считаться лучшими воинами и в награду получат меч, копьё или кинжал, скованный из отрубленной в честь поимщика железной плоти!
Уроды радостно затопали. Но в этот момент Гиида вдруг ясно почувствовала, как рукоять меча стремительно нагревалась и начинала жарить ей руку. Грозная царица нисколько не изменилась в лице и не выдала своему народу дьявольскую боль, что еле терпела. Царица держала разъедающий кожу меч высоко над головой всё то время, пока уродцы прыгали от радости. Когда все наконец утихли, Гиида опустила чудовищное оружие, но не выронила жалящий меч из рук. Она спокойно покинула трон и ушла в свою земляную опочивальню, велев страже не провожать её. Меч она унесла с собой вместе с тайной о его жутком характере.
Гиида стояла перед куском разбитого зеркала в своей опочивальне. Она поглядела на свою обожжённую руку – та долго и с трудом заживала. Гиида надела толстую кожаную перчатку на здоровую кисть и ухватилась ей за проклятый меч.
Гиида ловко встала в боевую стойку, остриём меча пригрозив своему отражению. Меч оставался холоден. Тогда царица начала осторожно и медленно размахивать им, пристально следя за рукоятью. В объятиях мёртвой свиной кожи меч оставался таким же мёртвым. Гиида ухмыльнулась, довольная собой, думая, что разгадала загадку хитрого меча. Она стала вертеть им всё ловчее и размашистей, не сдерживая злорадную улыбку своего триумфа. И тут меч внезапно вырвался у неё из рук и врезался остриём точно в зеркало, метко раскрошив самодовольное отражение царицы.
Гиида сама точно раскалилась от ярости и с криком ударила кожаным кулаком в уцелевший кусок зеркала.
– Живо приведите ко мне кузнеца Тигота! И притащите с ним любую из нильбертилльских девок! Вон! – прокричала царица, громко распахнув каменную дверь своей опочивальни.
Стража расторопно зазвенела битыми доспехами, удаляясь по приказу царицы. Вскоре двое стражников привели к ней кузнеца и приволокли испуганную чумазую девочку. Девчонка не шевелилась, лишь чуть дрожала от страха и долгого голода, будучи украденной в одной из нильбертилльских деревень и заточённой с другими ворованными детьми.
– Заприте за нами дверь!
Тяжёлая каменная дверь захлопнулась за приволочённой парочкой. Повисла гробовая тишина.
– Как он себя вёл? – Гиида указала пальцем на привязанный к щиту толстыми ремнями меч, не желая больше к нему прикасаться.
Лучший кузнец Гроттоскама Тигот испуганно посмотрел на царицу. Казалось, он тут же понял, о чём она ведёт речь. К тому же Тиготу нечем было прикрыть своё чумазое тело, сильнее обычного изъеденное гнилыми обожжёнными ранами.
– Очень неподатлив, госпожа. Такого своенравного металла я в жизни не встречал!
– Но всё-таки сковал!
– С трудом, моя госпожа. Я грешил на твёрдость и непослушность странного железа. И на своё неумение…
– Он пытался тебя ранить? Он сопротивлялся тебе?!
– Боюсь показаться сумасшедшим, моя госпожа. Но, кажется, именно это он и делал всё время моей работы над ним!
Царица с презрением опустила веки и поджала губы. Ей было стыдно. Гиида неистово гневалась внутри себя, что простак Оре её так облапошил.
– Возьми его! – сказала она Тиготу, не глядя на меч.
– Как прикажете, моя госпожа! – с дрожью в голосе послушался Тигот.
Кузнец подошёл к щиту и храбро расслабил все ремни. Достал меч и на мгновенье залюбовался им, озарённый блеском и чистотой собственной работы. Тигот перевёл восхищённый взгляд на гневающуюся царицу. Она не разделяла его радости.
– Убей её. – Царица указала ногой на сидящую в углу девчонку.
Тигот опешил.
– Убить девочку?
– Да! – Гиида повысила голос. – Зарежь эту чёртову дергунскую суку!
Сальные волосишки девочки, скрывавшие лицо и прижатые к нему колени, тряслись от страха и ужаса.
– Ты что, гадёныш, никогда не приканчивал детишек? – насмехался едкий голос царицы.
Тигота передёрнуло. Гиида смотрела на него бешеными чёрными глазами.
– А уплетаешь за обе щёчки на моих пирах жаркое из детских потрошков!
Тигот раздул от ярости ноздри. Он выдохнул и уверенно пошёл с мечом на продрогшую от страха девчонку. Тигот резко замахнулся, но тут меч выскользнул у него из рук да хорошенько полоснул самого Тигота по спине! Оставив глубокую рану, меч соскользнул с чумазой спины Тигота и вылетел в черное окно прочь из спальни царицы. Окно выходило на чёрный подземный тоннель со сточной грязной рекой. Меч с лязгом упал и стремительно уплыл по течению.
– Проклятье! – завизжала царица, сметая всё на своём пути.
Раненый точно хлыстом Тигот из последних сил держался на коленях перед Гиидой.
– Прикажете догнать его? Да я из него канделябр скую!!
– Нет! Пусть проваливает и перерубит пол-Нильбертилля к чёрту! Так я и знала! Этот меч живой! В нём часть живой души этого выродка Оре! И она будет творить что захочет, будучи даже вазой!
Царица ревела. Вскоре она угомонилась, понизила голос и грозно добавила:
– И никто не должен знать!
– А как нам быть с Оре? Что мы дадим в награду поймавшим его?
– Скуёшь обычные мечи! И пусть довольствуются своим плацебо! Никто ничего не заподозрит! А нильбертилльскую суку!.. – Гиида с отвращением бросила взгляд на девочку, точно виноватую во всём. – Я задушу лично!
– Позвольте мне, госпожа! – поспешно возразил ей Тигот. – Искупить мой промах! Я ведь меч упустил, а её так и не прикончил!
Гиида с сомнением посмотрела на кузнеца.
– Ну, забирай, – пролепетала она и ушла в раздумья, раздосадованная тем, что не выместила злость на девчонке.
– Открывайте! – Гиида бахнула, не глядя, кулаком по каменной двери и скрылась во тьме опочивальни.
Дверь распахнули, и раненый Тигот, не подавая тревожного вида, поспешно покинул опочивальню царицы, унеся с собой девочку.
Глухая и ясная ночь легла на деревушку Хоффш. Зловещая тишина, казалось, жадно пожирала даже робкие стрекотания сверчков. Тигот, страшащийся лунного света, выполз из-под земли с мешком на плече. Ночь была как назло ясной, и тысячи звёздных глаз с укором впивались в Тигота. Он не видел их уже много лет. Но звёзды, как и тогда, хором кричали: «Вот он! Вот он! Всё равно убийца!»
Тигот нёс мешок, пробираясь в высокой траве, пока не вышел на луг. Где-то вдали мелькало несколько лучинных огней, иногда срывавших одеяло тьмы с тела спящей деревни.
Тигот положил мешок на сырую траву и прошептал ему: «Вот и всё!» Одним движением развязал верёвки и испарился, скрывшись в траве. Лунный свет озарил в распахнутом мешке тело девочки. Девочка была жива.
Неподалёку на лугу послышались испуганные крики:
– А! Оно шевелится! Шевелится!
– Там, в траве!
– Я говорил вам – доиграемся и выманим дьявола!
Несколько юношей и девушек, баловавшихся колдовством ночью на лугу, побросали свой ведовской инвентарь и осторожно зашагали с лучинами к шевелящейся траве.
– Да это всего лишь девочка! – Рыжая девушка в сером платье первая осмелилась подойти к перепугавшему всех мешку. Девочка сидела в нём, прижав колени к груди, и боялась вылезти.
Рыжая девушка осторожно прикоснулась и приподняла запястье девочки.
– На ней тату не нашей деревни! Как тебя зовут и где твой дом?
Девочка бегло и звонко выпалила:
– Флея! Меня украли из Кирпия! – и часто задышала, всё ещё остерегаясь, не совершила ли ошибку, выдавая себя незнакомцам.
– Меня зовут Ирэя. Мы тебя спасём.
Спустя время Гиида вновь послала стражу за Тиготом. На этот раз царица нежилась в бассейне и велела привести кузнеца прямо сюда, в свою тайную баню – единственное место в пещерах Гроттоскама, куда пробивалась чистая вода.
– Ты убил дергунскую суку? – пролепетала размякшая Гиида, услышав шаги пришедшего. Она сидела к нему спиной в чистом каменном бассейне. Её обнажённое тело было непривычно белоснежным под голубым светом.
– Я здесь, моя госпожа. Я выполнил данное вам слово.
– Мне нужна её кровь. В качестве доказательства! Где следы её крови? Приведи меня к ним. Я их узнаю по запаху этой мерзкой твари.
– Но я придушил её, госпожа! Простите меня, я всего лишь хотел исполнить ваше собственное пожелание. Придушить её!
– Кто видел, как ты её душишь?
– Никто, моя госпожа. Девчонка могла проболтаться, и я спрятал её в чулане.
– Она всё ещё там?
– Нет, моя госпожа.
– Где же её поганый труп?
– Я скормил его волкам. Нам понадобятся соратники в войне, и я решил, что будет славно прикормить подоспевших на запах хищников.
– Ты решил?! Я не распоряжалась! – грозно повысила тон Гиида, продолжая игриво водить пальцами по прозрачной водяной глади.
– Простите, моя госпожа. – Тигот склонил голову так, чтобы это стало заметно по его изменившемуся голосу. – Я заслужил наказание.
– Наказание, – ухмыльнулась Гиида, вставая и выходя из бассейна. Кристально прозрачная вода стекала по её голубой коже при лунном свете, пробивавшемся сквозь дыры откуда-то сверху. – Ты прекрасно знаешь, что наказанием за кормёжку волчат дёшево отделаешься!
Её обнажённое, голубое в свете Луны тело походило на призрака.
– Как звали тех волков, что пришли за добычей?
– Не могу знать, моя госпожа. Я тайно оставил тело наверху, у входа в пещеру!
– Как же тогда, чёрт подери, они узнают, что это дар от царицы?! – вспылила Гиида, оголив клыки. Её белые зубы оказались вовсе не гнилыми.
– Но я оставил им записку, где…
– Хватит! Твоя ложь теряет изящество!
Гиида обошла Тигота кругом.
– Я не вижу твоих глаз! Я не понимаю, лжёшь ты или говоришь правду! Ты весь испачкан сажей. Умойся! Умой лицо в моём бассейне!
Гиида улыбнулась и поманила Тигота пальцем к своей каменной ванне.
Тигот боялся подвоха. Он знал только, что стража была далеко – они с Гиидой были одни в этой секретной беседе. Но Тигот утешил себя тем, что, подойдя ближе к бассейну, он хотя бы сумеет разглядеть, откуда пробивается свет и удастся ли ему бежать. Тигот послушно подошёл к бассейну, встал перед ним на колени, медленно нагибался и внимательно вглядывался в отражение потолка. Он не спеша опустил ладонь вниз, чтобы зачерпнуть воды.
В этот момент Гиида схватила Тигота за чёрные сальные патлы и окунула в воду с головой. Тигот в ужасе решил, что та его потопит. Но, лишь чуть-чуть подержав под водой, Гиида достала испуганную голову Тигота обратно на свет. С волос стекала чёрная сажа, а под ней проступила блестящая седина.
– Ты немного старше, чем хочешь казаться. – Гиида отошла в сторону от мокрого разоблачённого пса Тигота. – Чёрт меня дери! Да тебе столько лет, что ты мог позабыть всю свою жизнь! Позволь, добрая царица напомнит её тебе, покорный мой старичок! Ты и правда смог убить ребёнка! Много лет назад ты угробил своего сына, не отдав младенца королю, – последнее, что с тебя можно было взять. Казнить тебя, а тем более содержать в тюрьме было бы дороже, чем держать на воле, и даже опасно! Ведь ты мог о столько дерьма выболтать сокамерникам! Да и как казнить перед народом честного и нищего вдовца? Кто поверит, что он сам прибил своего сына, а не ворвавшаяся к нему разъярённая стража? В такое-то время, когда даже церкви осаждались недовольными. Нет! Исключено! Да к тому же на тебе всё ещё можно было недурно нажиться! У тебя в рукаве водилось столько полезных трюков! Вот тебя и заперли в уютных подвалах королевского замка, под самое королевское крылышко – плодить своих знаменитых зелёных фей для короля и его гостей! Благодаря твоему пойлу было одурачено и одурманено столько иностранных послов, заключено столько выгодных афер, отдано твоему королю столько чужих графств на съедение, что Нильбертилль расцвёл и раскинул свои жадные лапы над чужими землями! Бедные крестьяне вынуждены были бороться уже не с королём, а с нами, порабощёнными и жестокими чужеземцами. Браво! С нас – свежая дань, народу – занятая друг другом злость! Твоя заслуга? Конечно же, тебя щедро содержали и поселили в палаты для царской прислуги! Хорошо кормили и дорого платили. Ты тепло устроился – для убийцы собственного сына! И предателя собственного народа, некогда готового заступиться за твою жизнь перед королевской плахой! Это здорово грызло тебя все эти годы, разъедало внутренности – как черви хитирии наши земли. И ты не выдержал. Сорвался и бежал от хорошенькой жизни! К нам. В тюрьму и отшельничество. Отбывать свой заслуженный срок!
– Откуда ты знаешь?.. – пролепетал ошеломлённый Тигот.
– Переспала с одним гномом, пообещав ему тебя в качестве трофея за победу в грядущей войне. Они тебя помнят! И на черта это ты им сдался? Постой! Не отвечай. Я сама тебе потом всё расскажу! Обожаю раскопку чужого грязного белья! Но вернёмся к дергунской девке. Я заподозрила неладное, когда ты струсил заколоть её мечом, а после так отчаянно рвался расправиться с ней! Да ведь и я соврала тебе: никогда ты не ел детской плоти! Её не готовят для прислуги, идиот!
– Я бандит и убийца! Я убил своего сына! Изуродовал Нильбертилль! И самовольно пришёл к тебе – подчиняться тебе, тебе, Гиида – царица Гроттоскама! Ада при жизни! Разве этого тебе не достаточно? Разве это не доказывает, что я головорез и конченый ублюдок?! Я страстно служил тебе семь лет! Я старый кузнец, от меня и не было бы проку на поле битвы! Но я одел твоих солдат! И не убил лишь безобидную девчонку, потому что убил своего сына! Я прикончил своего мальчугана и поклялся перетравить хоть весь королевский двор, но больше никогда не тронуть ребёнка!
– Трус! Ты оставил в живых свидетельницу моего провала! Выковал и сам же упустил капризный меч! Уплывший вместе с моим позором и всем гроттоскамским дерьмом прямо к лону Дергуны, идиот! И туда же пристроил малолетнюю суку, что уже умеет говорить и проболтается, как пить дать!
Гиида так неистово орала, что Тигот понял, что они наверняка совершенно одни и стража слишком далеко, чтобы их услышать.
Когда-то, ещё при дворе, Тигот часто истязал и наказывал себя. Он был вдали от кузницы, но хорошо знал металл. Экспериментируя с кухонными ножами, Тигот невольно столь же хорошо узнал и свою кожу, её нрав и особенности. Придя к Гииде, он был уже не молод, но по-прежнему чертовски хитёр и предусмотрителен.
Носить оружие полагалось только царице Гроттоскама Гииде и её страже. Простой кузнец мог таскать с собой в лучшем случае короткую верёвку, но и её отобрали бы, приди он с ней к царице в баню. Поэтому в ночные часы, когда все спали, а ему разрешали работать, Тигот аккуратно подрезал обвисшую кожу на своём плече. Раны можно было спрятать или свалить на острия оружия, которое приходилось таскать охапкой прямо за пазухой. Да и кому из уродов интересны чужие какие-то там болячки? Здесь все мочились и рыдали кровью.
Тигот подрезал и подшивал кожу на плече, пока не сшил в нём самый настоящий карман. Туда он спрятал большой гвоздь, который стража не нашла при обыске перед царской баней. И видя, что царица обнажена и поглощена яростью, Тигот ловко вытащил его из узкого кармана в коже плеча, подскочил к Гииде, заревел для собственной храбрости и что было мочи пригвоздил левую ступню царицы прямо к каменному полу. Гиида взвыла, подорвалась с места, но не смогла оторвать ногу от камня и ещё пуще заорала от невыносимой боли. Тигот отчаянно запрыгал по каменистым стенам и удрал через окно в потолке, откуда пробивался лунный свет.
– Стойте! – вдруг остановился Оре. – Я чувствую… Я кое-что чувствую!
– Что, что стряслось?
– Рука… Она где-то рядом!
– Я тоже часто чувствовал, будто мои волосы больно путаются в ремнях рюкзака, после того как Дюмито одной проклятой ночью обрил меня наголо! Привыкнешь, друг! Жаль только, рука не отрастёт…
– Да говорю же вам! – Оре размотал повязку со своего обрубка. Запёкшийся было конец горел и мерцал, и из него сочилась янтарная кровь.
– Вот дела! – Юм нервно почесался.
Дюм наклонился к светящемуся обрубку, озарившему его лицо, а затем повернулся к Юму.
– А твоя лысая башка даже солнце не отражала! Надо было заодно и её болтливую половину отрезать!
Юм пнул Дюма по голени. Дюм пнул Юма в ответ. Юм толкнул Дюма в плечо. Дюм толкнул сильнее. Юм с криком бросился на Дюма – и оба повалились в пыль.
– Угомонитесь вы оба! – рявкнул Оре, сидевший молча и с закрытыми глазами. Братья, отряхиваясь, послушно встали.
– Она где-то близко. Но из-за вашей драчки я её не чую!
Юм и Дюм замерли на месте. Оре поводил носом. Зажмурил глаза. Сделал выпад, пронзая обрубком воздух. Потом резко ещё раз – в другую сторону. Потом лихо развернулся и вонзился обрубком в невидимого противника сзади. Неуверенно потоптался и обречённо рухнул на камень.
– Нет, не могу. Ничего больше не чувствую… – Оре повесил голову.
– Может, погуляем по округе? Будем идти туда, где твой локоть засветится ярче!
– Боюсь, он уже остывает, – обречённо произнёс Оре. – Я слишком устал. И теряю связь…
– Тогда ты отдыхай, а мы с Дюмом прочешем все кусты!
– Да вас только за чёртом посылать! Его-то вы мне и приведёте!
– Ну и что нам прикажешь делать? Сидеть и ждать? Дюм, ты у нас умный!
– Дождёмся темноты. Авось спрятанная рука тоже загорится и укажет нам путь. А тебе, Оре, хорошенько бы передохнуть и набраться света.
– На-а-ам все-е-е-е-ем нужно передохнуть, – зевая, лёг на свой рюкзак Юм.
Оре и Дюм тоже свалились без сил и тут же крепко уснули.
Спустя пару часов Дюм проснулся от крепких ударов в бочину.
– Эй! Да проснись же ты! – шептал Оре.
– А?
– Скажи-ка, ты правда обрил старину Юма по самые уши?
– А, что? Это? Да… По заслугам! Мало ему ещё было!
– Вот уж не сомневаюсь! – посмеиваясь, закрыл глаза Оре и захрапел.
– Эй, очнись! – На этот раз Юм разбудил Оре. Царила кромешная тьма.
– Ты что, рехнулся?! – Протирал глаза напуганный Оре. – Ночь на дворе!
– Потому и бужу, дубина! Тебя всего лихорадит!
Оре лежал весь взмокший. Обрубок в полной темноте, казалось, пылал пуще прежнего.
– Ого! – От шума очнулся Дюм. – Пора искать!
– Да мы каждый угол прочесали! Может, рука твоя в землю зарыта? – Дюм был потрёпанный и с синяками под глазами.
– Может, она уже мертва давно и её съели червяки! – сердито язвил уставший Юм. Оре от его слов точно кипятка глотнул. Юм заметил немое отчаяние, но не угомонился. – Да-да! Мы полночи её ищем и ищем повсюду как чумные, а ведь она уже пару недель как отрублена! Знаешь что? Мне жаль, что руку отрубили, и всё такое, но с меня хватит! Вместо талисмана ищем не пойми что! Конечности столько не живут! Наверняка из неё уже выросло дерево, под которым мы спим! Не удивлюсь, если рука давно превратилась в этот камень, на котором ты дрых! – Юм пнул по здоровому булыжнику, служившему Оре подушкой.
От лёгкого удара крепкий камень едва подпрыгнул, но друзья успели заметить, что из-под него выскочила искра.
Оре одной рукой приподнял здоровый камень, и из-под него хлынул ослепляющий глаза свет. Братья прищурились и тут же отвернулись, пряча лица за вытянутыми вперёд руками. Лишь Оре без труда смотрел на свет своими янтарными глазами, почти такими же яркими, точно подожженными от зримого пламени свечками.
– Что это? – обжигаясь и отворачиваясь, поглядывал на свет Дюм. – Потерявшаяся звезда?
– Нет! – Взгляд Оре был околдован. Он наклонился к светилу и аккуратно взял его в свою руку. Точно приручённое, сияние утихло, и ребята разглядели звезду.
– Это меч! – прохрипел ужаснувшийся Юм.
– Меч… – задумчиво повторил Оре, не отводя от него околдованного взгляда. Пламя меча покорно ослабло перед лицом Оре, так что теперь меч лишь слабо освещал фигуры путников.
– Ты почувствовал меч?
– Может, это и есть тот самый талисман?
– Нет! – отрезал Оре с улыбкой, точно зная, о чём говорит. – Это она!
– Кто? – хором спросили братья.
– Невеста моя, болваны! – Голос Оре дрожал от счастья. Он радостно подбросил меч, поймал и восторженно поглядел на братьев. – Это она! Моя рука!
– Меч?! – никак не могли прийти в себя братья.
– Кто-то выковал из неё меч! – Оре восторженно сунул его под нос Юму.
– Какой он… красивый! – застыл заворожённый Юм.
Дюм оттолкнул влюблённого брата и тоже поглядел на волшебное оружие.
– Что за странная гравировка на нём? Что это за символы?
– Плевать! – ликовал Оре. – Наверняка гроттоскамская тарабарщина! Дуну – и слетит к чертям!
Юм схватил за плечи Дюма.
– Мы нашли! Мы наши руку! – и принялся танцевать. – Мы нашли меч! Я нашёл камень! Я нашёл талисман! – и запрыгнул на спину к Оре.